Глава 3. Гэрои Украины

 
       Над  Карпатами  плыли звуки трембиты*,  опускаясь  на покрытые легкой дымкой буковые леса и зеленые, с горными речками  полонины*.   
       - Тцу-ю-ю- у!  -   уносились в чистый прозрачный воздух, а потом возвращались эхом.
       На одной из них,  на  дальнем склоне   белела отара овец,  внизу стояла  бревенчатая пастушья колыба*с двухскатной, из гонта,  крышей. Рядом с постройкой, на  домотканом ковре с узором, сидели  трое, пили     самогон и закусывали соленой брынзой.
       Первый  был  толстяк лет  сорока,  во френче УПА* с погонами сотника,    на втором,  усатом, чернел  полицейский мундир с желтыми отворотами, а у самого молодого,  с косым шрамом  через лоб, на петлицах  мундира  белели вздыбленный лев и   руны.
       В нескольких метрах от них  горел костер, над которым парил  котел (в таких пастухи  варят сыр), там, по горло в воде, сидел связанный человек.
       Был он в рваной гимнастерке и с раной на голове. Сутки назад  лейтенанта  НКВД* захватили при конвоировании  в  Хуст  арестованного бандпособника. Двух ехавших с ним  бойцов убили, виллис* сожгли, а офицера взяли с собой для   экзекуции.
       - Ну шо, москаль, припекает? -  спросил, опорожнив очередную чарку сотник.
       -  Сволочь,- прохрипело из воды.
       Эсэсовец довольно загоготал и последовал его примеру, а полицай нахмурился.
       - Человека варить нельзя, -  мрачно сказал он.
       - Человека нельзя, а москаля можно, -  парировал сотник.
       - Именно,-  поддержал  его эсэсовец и обернулся к колыбе, - Васыль!
       Из дверей возник  старый овчар в гуцульской свитке,  поклонился - слухаю. 
       - Подкинь дров, -  кивнул тот в сторону костра.
       Овчар  скрылся за постройкой, вернулся с охапкой сучьев и, отворачивая лицо от котла, выполнил приказ.
       Через несколько минут вода в нем забурлила (сидящие внимательно наблюдали), а потом в небо полетел крик.  Длился он бесконечно долго, на самой высокой ноте пресекся.
       - Быстро сдох,- разочаровано вздохнул сотник.
       - Наверное грешил много  - ощерился провиднык. - Васыль!
       Стоявший в нескольких шагах от котла гуцул вздрогнул.
       - Когда уедем, зароешь эту погань в землю.
       Затем  все трое  стали  обсуждать предстоящую ночную акцию* по ликвидации группы самообороны, созданной из бывших фронтовиков в одном из ближних сел.
       Ко времени описываемых событий организация украинских националистов и ее боевая организация УПА*, представляла собой грозную  силу.
       Созданная  четверть века назад в Праге бывшими офицерами Австро-венгерской армии,  она  имела четкую систему связи и административную структуру.
       Затем в тридцатых годах, основателям помогали  итальянская тайная полиция, немецкая служба безопасности СД и военная разведка АБВЕР, готовившая кадры в своих школах под Берлином и в Варшаве.   Эту структуру они  доработали и отшлифовали.
       В 1943 году   совместный масштабный проект,  запустили на полные обороты. Советской армии пришлось затем уничтожать УПА численностью  более ста тысяч человек.
      Чтобы иметь возможность содержать такую армию, оуновцы поступали следующим образом: брали за административную единицу село, в котором  имелось не менее двухсот дворов. Если не набиралось столько,   объединялось несколько, до нужного количества.
       Далее националисты действовали по тройственной системе, то-есть, три села объединялись в станицу,  три  станицы в подрайон, три подрайона в район, три  района в надрайон, три  надрайона в виддил.
       Надрайон и виддил являлись  областными структурами, а вся территория Украины  делилась  на  четыре части (луча).
       Во главе их  стоял Центральный провод ОУН во главе с Провидныком.
Основным являлся луч  «Захид», включающий в себя Галичину* с Закарпатьем, другие  считались второстепенными и поддержкой местного населения не пользовались.
       Структура имела уровни и звенья.
       Низовым  являлось село - основа всей системы.     На его базе  существовали различные мастерские по всем видам ремонта, цеха переработки сырья и пошива одежды.   Вся хозяйственная часть напоминала  колхозы с совхозами.
       После начала войны, бандеровцы не стали ликвидировать эти организации, а использовали как очень удобные для себя структуры. У них была жесткая плановая система.
       Заранее давалось задание, кто и что должен вырастить, посадить, заготовить, а осенью сдать. Всей  службой заготовки в селе руководил господарчий, который был главным заготовителем - хозяйственником.
       После заготовки все сдавалось под расписку станичному села. Тот  был  в роли  председателя колхоза,  ведающим всеми ресурсами.
       Как правило, вся  продукция хранилось в лесу, в схронах, на высоком, сухом,   хорошо замаскированном месте.
       Все тщательно учитывалось, велись записи по приходу и расходу материальных ценностей и станичный точно знал - какими запасами, а также  на какое число людей, он располагает.
       При  надобности он ехал в лес, доставляя  оттуда нужное количество припасов, и распределял среди тех домов, у которых были на постое боевики.
       Обычно на селе стоял рой,  соответствующий по число взводу, поэтому размещение боевиков в селе не ложилось нагрузкой на семьи.
       Снабжением одеждой и продовольствием занимался станичный.
       Особенностью  являлось то, что все подразделения делились на две части -   мужскую и женскую, у которых имелись свои господарчий со станичным.
       Женщины занимались ремонтом и пошивом одежды, стиркой белья, перевязочного материала, уходом за ранеными.
       Среди населения села, в обязательном порядке велась работа по разъяснению идей украинского национализма, которой занимались политработники ОУН.   Помогали им в этом все священники греко-католической церкви, проповедуя послушание защитникам, несущим  свободу и благополучие.
       В каждом селе имелся пункт связи,  находящийся в добротной  оселе,   владельцы которой именовались «пунктовыми». На нем неслось круглосуточное дежурство, так как любое время дня и ночи мог  появиться связной с шифрованным донесением.
       Связными в большинстве случаев  являлись молодые девушки, легенда перемещения которых по маршруту  тщательно отрабатывалась.    
       Широко использовалась система условных знаков для внешних наблюдателей, находящихся вдоль дороги от села к селу в пределах видимости друг друга. В этой роли выступали  мальчишки.  Они же использовались для наблюдения за передвижением и местами дислокации советских  войск.
       Следующий уровень -  станица, объединение трех сел. Ее руководство находилось в одном из них. Состояло из станичного, ведавшего размещением, постоем и снабжением всем необходимым, сотни УПА, а также господарчего, обеспечивающего заготовки припасов в этих селах.
       В каждой станице имелась боевка  службы безопасности  из десятка человек, тщательно законспирированных - по виду, местных жителей. Они отличались предельной   жестокостью, убивая при малейшем подозрении на сотрудничество с советской властью. 
       Имелся в них и   следователь,   получавший сведения от   информаторов в селах, обрабатывавший их и при надобности передававший в  СБ станицы или выше.
       Содержатели пункта связи  имели выход  на вышестоящих «кэривныкив» и использовали в работе до  двадцати связных.
       При этом активно велась идеологическая работа  работа с населением. Для каждого возраста и пола имелся свой наставник, снабжающий подопечных  агитационными материалами.
       На уровне подрайона и района, в УПА сдержались кош и курень, соответствующие по численности стрелковому полку.  Первый  отличался от второго наличием артиллерии, а также механизированной  техники.
       Районное с подрайонным руководство находилось в крупных селах, там же располагались  штаб и командование куреня.  При  необходимости они могли уйти в лес,   где имелись построенные  при участии немецких инженеров бетонированные бункеры, хорошо замаскированные, с водо и электроснабжением. 
       На этих уровнях в ОУН-УПА существовала и  своя прокуратура со следственным аппаратом, состоящая из выпускников юридических факультетов Львовского, Варшавского и Краковского университетов, украинцев по национальности, работавших в тесной связке с районными боевками службы  «бэзпэкы».
       Для проведения следствия имелись тайные тюрьмы, где содержались и подвергались пыткам задержанные.
       В состав районной боевки  входили десять-пятнадцать хорошо обученных и вооруженных людей, по своей сути палачей, выполнявших карательные операции по распоряжению своего коменданта. Тот, в свою очередь, получал сведения  для проведения акций, от  следователей с прокурорами.
       Получали  их и от своих людей, состоящих на мелких административных должностях в сельских и районных советах, на постах бригадиров, а также  председателей колхозов.
       В городских военкоматах и НКВД, это были обычно технические работники: уборщицы, истопники, секретари-машинистки, повара в  столовых для оперсостава.   
       Призывом в УПА руководили коменданты мобилизационных отделов.
       Если в ней происходили ощутимые потери, по   каналам связи  станичным передавались требования на мобилизацию нужного количества людей,   уклонение от призыва каралось расстрелом.
       Особое внимание уделялось  сотне «видважных юнакив» и такой же  сотне «видважных дивчат» при отделе особого назначения. Это была настоящая кузница кадров ОУН-УПА.
       Вся молодежь делилась на три возрастных группы: 10-12 лет, 13-15 лет и 16-18. У каждой имелись свои задачи, действия, а также специализация.
       Самых младших использовали  в качестве наблюдателей, разведчики и связных, остальных,  как диверсантов.   
       Хорошо оборудованные районные госпитали на сотню  тяжелораненых, бандеровцы держали в труднодоступной лесной местности.
       Надрайонное руководство, в целях конспирации,  находились обычно в лесу, в своих бункерах,  где имелось все для автономной жизнедеятельности:   электрическое освещение,  водопровод и канализацией,  а также радиосвязь с  западными кураторами
       Помимо прочего существовали школы младших командиров и политических воспитателей. 
       Центральный провод ОУН-УПА,  находился в лесах Глевальского района Ровенской области, в хорошо оборудованном бетонном укрытии со всеми удобствами, возведенном  под наблюдением инженеров Вермахта.
       В городах влияние  националистов было гораздо меньше, чем на селе. Там   имелась только служба внешнего наблюдения и связные.  К тому же городское население, более грамотное и лучше разбиравшееся в политической обстановке,   сотрудничать с бандеровцами   не желало.

       …Когда над вершинами Карпат заиграла красками вечерняя заря, а на окрестности опустились тени,  полонина была пустая. Отара на  дальнем склоне  исчезла  за отрогом, на месте  костра дотлевали угли.
       Тройка,  казнившая лейтенанта, на заседланных  вороных конях, спускалась в долину.
       Примерно через час они въехали на окраину села,  где из кустов  лещины вышли  два   человека в  мазепинках * и с винтовками.
       - Слава  гэроям,- негромко сказал один.
       - Гэроям слава, - ответили с седел.
       Затем всадники спешились и, оставив лошадей дозору, прошли задами к стоявшему в центре костелу, ступили внутрь. Меж рядами лавок направились к алтарю, перекрестившись на распятого Христа, а потом исчезли за неприметной дверью.
       Внутри, с горящей свечой комнате, сидели двое: греко-католический священник в рясе  и  молодой    парубок  с ППШ,  за поясом которого торчали  две немецкие гранаты.
       Снова прозвучало «слава», вошедшие уселись напротив.
       - Докладай, Лесь, - прохрипел парубку сотник.
       Тот, наклонившись, сообщил, что дома  ястребков* окружены, хлопцы готовы к акции.
       - Хорошо, - кивнул чубатой головой сотник. - Начинайте.
       Лесь, а с ним  эсэсовец  и полицай, встав, вышли.
       Через короткое время в разных местах села  прогремели взрывы, затрещали   выстрелы,  потом все стихло.
       - Кончили предателей - ухмыльнулся сотник.
       Священник, по - волчьи блеснув глазами,  перекрестился.
       Затем в храме  послышались шаги, дверь  отворилась.
       - Ну как, Лесь? - поинтересовался начальник.
       -  Покидали в окна гранаты, а затем добили.
       -  Всех?
       - Нет. В  последней хате захватили одного и его семью. 
       - Пойдем (встал с лавки).
       Дом, о котором говорили, стоял  на окраине села, в глубине  сада. Рамы выбиты взрывом, дверь сорвана с петель.
       У беленой, с пулевыми отметинами стены,   в ночной сорочке дрожала молодая женщина с  младенцем на руках,  рядом   лежал окровавленный  мужчина. Вокруг стояли несколько бандеровцев, во главе  с эсэсовцэм. 
       - Живой? - кивнул на лежащего сотник.
       - Ну да,- ответил тот, - начинать?
       -  Можешь.
       Носитель рун (он же начальник СБ) показал двоим, стоявшим ближе,  на поднятый  колодезный журавель усадьбы.
       Бандиты  ухватили  раненого подмышки, проволокли по двору и вскоре  ястребок  раскачивался  в ночном небе.
       - Щенка, - приказал эсбист здоровенному детине.
       Тот шагнул к рыдающей женщине, вырвал   младенца, и, ухватив за ножки, размозжил   голову  о  косяк двери.
       - Ну а эту, -  взглянул сотник на  потерявшую сознание  мать, - отдай хлопцам, пускай развлекутся.
       Затем они с эсбистом и Лесем, пошагали по ночной улице к костелу.  Хаты с погашенными оконцами  слепо глядели  вслед.  По небу плыла желтая луна, а потом скрылась в облаках, затянувших небо…   

       Ближе к  рассвету, в  соседней, Ивано - Франковской области, на поросшем  грабами  склоне, майор в защитной фуражке наблюдал в бинокль  раскинувшееся внизу село.
       Рядом   лежал с  полевой рацией  ефрейтор, слева и справа, виднелись пилотки бойцов с оружием  наизготовку.
       Опустив бинокль, майор взглянул на наручные часы,  встав, сделал отмашку, и по склону, охватывая  низину кольцом, вниз  двинулись  солдаты. На середине, где-то на окраине хлопнул выстрел - цепь ускорилась.
       Рота вошла в село, началась зачистка.
       Следуя от двора к двору, бойцы тщательно осматривали хаты  и надворные постройки,  ворошили щупами,  островерхие стога сена  на подворьях. Хозяева стояли у дверей хат и кто  хмуро, кто испугано, за всем  наблюдали.
       - Что ищет пан офицер? - подошел к  майору, сдернув с головы шляпу, пожилой мужик    в овечьей безрукавке.
       -  А ты вроде не знаешь, - прищурился тот.  -  У вас на селе боевка.      
       -  Вот вам крест нету (перекрестился  селянин).
       -  Ну-ну,- хмыкнул командир и приказал руководившему бойцами лейтенанту, - Голышев, продолжайте!
       Тщательно прочесали все село,  боевиков  нигде не было.
       Между тем информация  была достоверной и  получена из надежного источника.
       Кроме того  в кустах у дороги, спускавшейся в село, бойцы ликвидировали  секрет*, но,   к сожалению,   один   бандит, успел  поднять тревогу.
       А чуть позже к  майору подошел Голышев.
       -  Мне сейчас в одной хате  дивчина шепнула, - они в колодце, что в проулке.
       -  Вон оно как - вскинул бровь майор. - Захвати пару бойцов, посмотрим.
       Прошли  в неприметный проулок меж двух хат,  остановились у дубового сруба  с воротом, все внимательно осмотрели.
       На донце висевшего на цепи ведра,  обнаружили едва приметный след подошвы.
       Офицеры заглянули вниз, прислушались - только  далекий стук капель.
       - А ну-ка, Лукин, дай мне противотанковую гранату, - протянул майор  назад руку.
       Сержант, сняв с ремня, передал.
       Командир,  выдернув чеку и, придерживая откидную  планку, опустил  ее в колодец   (группа  отошла чуть в сторону).
       Внизу   ухнуло, вверх полетели  куски мокрого дерева с илом, а потом донесся невнятный крик.
       - Нужно спуститься и проверить,- сказал майор, когда все стихло.
       - Разрешите мне,-  достал из кармана фонарик лейтенант.
       Тот молча кивнул.
       Быстро доставили веревку, обвязав ею Голышева, начали спускать.
       - Стоп! - глухо сказал  в метре от воды.
       Там  он обнаружил  пролом  в срубе,  осмотрел и  влез  внутрь.
       Луч фонаря высветил обшитый тесом, воняющий тротилом бункер, на полу которого  были разбросаны окровавленные тела. 
       Выбрался наружу,  крикнул, - тяните, и исчез  вверху.
       Спустя час, на траве  перед колодцем, лежали  пять  мертвых боевиков, а рядом сидели еще три контуженных, со связанными руками. Здесь же  находилось и их оружие:   два ручных пулемет, три  ППШ, карабины и ящик патронов.
       - Лукин (обернулся майор к сержанту),   - приведи мне того, что   божился.   
Через минуту селянин стоял перед офицерами.
       - Ну, что  скажешь? - кивнул майор на убитых. 
       Тот угрюмо молчал.
       - В таком разе поедешь с нами,  как бандпособник. Голышев, убитых  оставляем,  они их кормили, пусть и хоронят, пленных с оружием в машины.
       На середины улицы,  уже стояли  три студебеккера  с тентами, началась погрузка.

       Снова Закарпатье. День. Висящее в зените солнце чуть затеняют молочные облака, по земле плывут тени, где-то  в лесах отсчитывает года кукушка.
       Обратным путем на  ту же полонину, верхом следуют сотник с начальником СБ и полицаем, за ними, в пешем порядке Лесь со своим роем. Всего человек тридцать.
       Летом они базируются  в пастушьей колыбе, там имеется все необходимое, а зимой отсиживаются  в  окрестных селах.
       - Хорошо мы сегодня отработали, Драч – обращается к едущему рядом эсбисту, сотник.
       - Отменно, - понукает тот буланого коня. - С  ястребкамы  в  Ольшанах покончено.
       - Сегодня будем отдыхать, - продолжил главарь, - а завтра продолжим. Кстати, Шпак (оборачивается к полицаю) - ты грэипс* куринному отослал?
       - Ну да, - кивает тот, - з  Маричкою.
       - Лихая дивчина, - ухмыляется  Драч. -  Сегодня третьего  краснюка пришила. Доколола виламы.
       В  середине подъема все трое смотрят на верхушку  скалы слева, откуда по камням скачет поток.  На ней белеет меловой камень.
       - Чисто, - говорит эсбист, движение продолжается.
       Наконец пришли - впереди  сереет бревнами  колыба, далеко в стороне щиплет траву отара, рядом  с ней  пастух, наигрывающий на сопилке.
       В воздухе весело и задорно разносятся звуки дойны*.
       Когда до жилья остается метров пятьдесят, его дверь распахивается,   навстречу грохочет пулемет, а с флангов    присоединяются автоматы.
       Бандеровцы  падают, отстреливаясь,  разбегаются по сторонам, но спасения нигде нет, кругом открытое пространство.
       Тишина.  Перед колыбой и дальше, разбросанные на  земле тела, по тропинке вниз, заполошно убегают лошади.
       Из жилья, выходит  с дымящимся «ручником»  лейтенант, за ним, капитан и несколько автоматчиков; с флангов появляются   еще два отделения бойцов с малиновыми погонами.
       Они оцепляют  поле боя, капитан  с лейтенантом проходят внутрь и осматривают убитых. Те в самых разных позах: одни на спине, другие на боку или скрюченные, на побелевших  лицах отчаяние и ужас.
       У  раскинувшего руки сотника, оба останавливаются.
       - Поднимайся, мразь, - говорит капитан. - Быстро!
       Тот встает  на ноги,  поднимает  руки.
       - Швец, - оборачивается назад лейтенант. - Уведи его.
       Один из бойцов  подходит, толкает прикладом в спину, - пшел!
       Лежащие рядом  эсбист с полицаем, прошиты пулеметной очередью, из ран течет кровь, их минуют.
       Кроме притворившегося мертвым главаря, обнаруживают четверых раненых. Тех тоже уводят.
       Затем капитан  с лейтенантом возвращаются к колыбе, приказав собрать оружие и документы.
       Там присаживаются    на тесаное бревно у входа, закуривают.
       Капитан - старший оперуполномоченный областного  управления НКВД, лейтенант командует приданными ему бойцами.
       - Может шлепнем, того  борова, что в погонах, капитан? - затягивается    папиросой лейтенант. - Чую, матерый зверюга.
       - Угадал (пускает носом дым оперативник). Мы за ним шестой месяц гоняемся. А знаешь, какой имеет псевдоним?
       - Нет.
       - Журавель.
       - Почему так?
       - Любит вешать людей на рычагах колодцев. А насчет шлепнуть, никак нельзя. Много знает.
       - Думаешь расскажет?
       - У нас да, можешь не сомневаться.
       Из колыбы  появляется старый гуцул, несущий в руках две глиняные чашки с кислым молоком, - угощает офицеров.
       Пока они пьют, подходит к сотнику, минуя часового, и смотрит в глаза. Тот свои отводит.
       Затем, вернувшись, рассказывает о том, что случилось накануне. 
       Лейтенант бледнеет, а затем, бросается к Журавлю, сбивает кулаком с ног и охаживает по ребрам сапогами.
       - Остынь, - оттаскивает его капитан, и старику, - веди нас.
       Вскоре из ближнего леса, бойцы приносят завернутое в плащ палатку тело.
       На следующее утро в областном управлении НКВД состоялся допрос Журавля.
       Управление размещалось  в здании, которое в период оккупации занимало гестапо.
       В его подвальном этаже, в кабинете без окон за столом сидел следователь, в гражданском костюме и очках, похожий на бухгалтера, просматривавший какие-то бумаги,   напротив, на табурете,    угрюмый сотник,  а позади него,  рослый боец в гимнастерке без пояса.    
       - Значит так, Журавель, твои подельники уже все рассказали (продемонстрировал следователь  документы). Но меня интересует твоя настоящая фамилия и автобиография.
       - Я их забыл, -  с ненавистью взглянул на него бандеровец.
       -  Алкснис, напомни.
       Боец обошел табурет и врезал кулаком Журавлю в челюсть - сотник покатился к двери. 
       Подошел, сгреб за грудки, повторил  и снова усадил на место.
       - Ну, так как? - продолжил следователь.
       Допрашиваемый выплюнул на пол зуб, утер окровавленный рот и прохрипел, -   что он Медведь Михаил  Карпович,  родился в 1903 в Тисменице  Ивано-Франковской области, окончил торговую школу в Станиславе, после чего замолчал.
       Следователь взглянул на бойца   - опять мелькнул кулак, оуновец рухнул на пол.
       - Послушай меня, Медведь  (вздохнул), когда Алкснис водрузил того на табурет. - Будешь запираться, он тебе яйца сапогом раздавит. Ну, так что дальше?
       Далее арестант сообщил, что он  член ОУН с 1933 года, в войну служил в спец батальоне «Нахтигаль»* взводным, а теперь надрайонный провиднык.
       -  Четы, боевки  и схроны в районе?  Быстро!
       -   Провиднык назвал. Допрос продолжался.
       Спустя еще неделю,   на главной площади Ужгорода,  при большом стечении народа, состоялась казнь  захваченных  бандитов. 
       В центре стояла виселица, к которой подогнали две  полуторки с ними и солдатами комендантского взвода.
       Затем председатель военного трибунала громко зачитал приговор, на шеи осужденных  одели петли,  в кузовах открыли задние борта.
       Урча моторами, грузовики  медленно тронулись  вперед, «гэрои», хрипя, засучили   ногами в воздухе...