Главка нового романа 081 - 03. 07. 2011 Чернь

     «Чтобы прослыть людоедом, не обязательно быть дикарем»
      На смену Лиде, ухаживать за Ниной Ивановной приехал ее сын и старший брат Лиды – Коля. Теперь их тут два инвалида: Коля и Нина Ивановна - сын и мать. И у обоих - ноги. Одна лежит и не передвигается без посторонней помощи, другой передвигается, но очень медленно и кряхтя.
      Сегодня разговаривал по майлу с братом Максимом, которого просил из Омска переправлять в суд маленького нефтяного города мои ходатайства, которые я отправлял ему из Черни. Главным в этой затее, было обмануть ментов, чтобы они продолжали искать меня в Омске. Однако, Максим рассказал, что на почтах Омска перестали принимать мою корреспонденцию! Пришла официальная бумага из прокуратуры, предписывающая отказывать в приеме моих писем, а бумаги изымать! Думаю, что подобные действия против гражданина не могут быть законными. Если продолжать писать в суд ходатайства о прекращении уголовного дела, то придется отправлять их из Москвы, или из Тулы, а, значит, в какой-то мере рассекретить смену своего места нахождения...
      Вспомнился щеголеватый следователь следственного комитета У-ваев. Ровно год назад он сидел напротив меня за компьютером в кабинете следственного комитета и бодро набивал на клавиатуре тексты невидимому собеседнику. Я изучал материалы заведенного на меня уголовного дела, иногда посматривал на У-ваева, который в свою очередь присматривал за мною, и внезапно был осенен догадкой.
      - Вы знаете, - обратился я к следователю. - А ведь на вас тоже можно сочинить уголовное дело за мошенничество, подобное моему.
      - Как это так? - спросил он.
      - А давайте порассуждаем, - я пригласил следователя к диалогу. - Вы сейчас находитесь на рабочем месте, на работе, но занимаетесь личными делами, используя служебную технику, то есть тратите бюджетные средства не по назначению.
      - А как вы докажете, что я веду личные разговоры? - отмахнулся У-ваев.
      Вопрос следователя меня удивил. Он не оспорил факт, его заинтересовали доказательства. Все прячутся за невозможность…, точнее за отсутствие у компетентных органов стимулов для доказательства их преступных действий - даже служки правопорядка - точнее - они в первую очередь!
      - Легко, - заверил я. - Сделаем распечатку интернет-страниц и заверим их.
      У-ваев помрачнел, но продолжил спор:
      - В чем же тут мошенничество?
      - Обман руководителя и кража рабочего времени. Вы обещали работать, а сами занимаетесь личными делами, то есть, как вы вменяете мне в уголовном деле - отдыхаете.
      - А ущерб? - спросил уже задиристо У-ваев.
      - Ущерб состоит в заработной плате, которую вы получаете, занимаясь личными делами, расходе электроэнергии, амортизации компьютера, а также в использовании Интернета. Вот вам и хищение. Небольшое, конечно, но формально достаточное для открытия уголовного дела, поскольку вы совершаете хищение с использованием служебного положения. Тут сумма ущерба не важна, как вы это пишете мне, предъявляя копейки. А разве не так?
      Да, с точки зрения предъявленного мне уголовного дела даже самый обычный фуршет в рабочее время можно рассмотреть с точки зрения пользы муниципального образования и обозначить потраченные деньги, как украденные и необходимые к возврату. Все можно поставить с ног на голову и свести к абсурду. Даже самый обычный перекур или чаепитие, практикуемые творческими людьми и не только ими можно трактовать, как вредные траты рабочего времени, как кражи его, и рассматривать с точки зрения уголовной, как мошенничество.
      У-ваев промолчал, подумал и произнес:
      - А свидетели?
      - Как вы собрали мне показания недоброжелателей, так и я найду тех, кто не любит вас. Уж они-то вас не пощадят. Вы будете исчадием ада. Да собственно им и сочинять ничего не придется, я сам за них напишу, как поступили вы, а им только расписаться останется.
     У-ваев все более мрачнел. 
      - Ладно, это все шутки, пока уголовное дело на вас, - сказал он. - А на меня его никто не откроет.
      - Конечно, - согласился я. - Мы же предполагаем, будто на вас ваше начальство приказало бы насобирать материал. Мошенничество с использованием служебного положения - дело публичного обвинения, как вы мне пишете - заявление потерпевшего не требуется. Я, будучи на вашем месте, беру тот факт, какой мы только что обсудили, а то и более явный, и возбуждаю уголовное дело против вас. Далее изучаю вашу деятельность внимательнее, сочиняю уголовный состав, расписываю его хорошенько. И так уголовное дело можно состряпать на любого за ничего не значащий пустяк, который, конечно, является нарушением, но не настолько тяжелым, насколько его можно профессионально раскрутить. И вот этого слона вы мне тут вырастили из форменной мухи. Противно читать. Точно такого же слона можно вырастить и для вас.
      - Не знаю, - сказал У-ваев. - Вашу вину, конечно, будет определять суд, но я считаю ее очевидной и доказанной…
      - На основе чуши, за которую можно посадить и вас, и еще половину населения нашего города, - прервал я У-ваева и уточнил. - Совершеннолетнюю, работающую половину.
      У-ваев ответил хмурым молчанием...
      Похоже, что между настоящими преступниками и преступниками на службе у государства есть единственное отличие, что преступления судей, милиции и прокуроров гордо называются – возмездие - и являются разрешенным государственным действием. Но суть преступного действия от этого не меняется. Эти люди, как черные пионеры, скульптура которым уже давно стоит возле омского дома пионеров, объединяются в мощные идейные группы и воодушевленно с верою в свою непогрешимость претворяют в жизнь свои черные дела.
       Если изнасилование на улице является уголовно наказуемым преступлением, то множественное изнасилование в тюрьме, проистекающее из приговора судьи, попустительства милиции и бездействия прокурора, является государственным актом.    
       Если удержание человека против его воли, является уголовно наказуемым действием, то ограничение свободы, налагаемое правоохранительными органами, - называется гордо: мерой пресечения или лишением свободы. Я уже не говорю о том, что избиение человека в тюрьме, посадке которого поспособствовали судьи, милиция и прокуроры, является нормой, которой способствуют сами судьи, прокуроры и милиция, хотя избиение на улице, даже самое примитивное и минимальное уже является преступлением.
       Если оговор человека является уголовно наказуемой клеветой, то если он выполнен в соответствии с регламентом составления уголовного дела, оговор называется правдой.
       Так в чем же отличие между преступником и судьей, милиционером или прокурором? Ни в чем. Это такая же сила, ищущая жертв, чтобы над ними надругаться. Я думаю, что остаться человеком в этой среде очень сложно, такие люди скорее являются исключением из правила, чем правилом. Слишком часто законопослушность, в том числе среди ментов и судей, - всего лишь необнаружение нарушений закона. Именно это необнаружение и властвование над законом, над следствием, позволяет им горделиво выпячивать грудь и презрительно относиться к тем, кто попал под уголовное дело или осужден.

Фотография черных пионеров, которые явились для меня синонимом людей искренне верящих в ложные идеалы и активно борющихся за них, сделана в Омске возле городского дворца детского творчества, в прошлом - Дома пионеров.