Холодная ночевка

                Все зависит,  в конце концов,  от восприятия: легковерные
                французы думают, что при 3° мороза уже нужно замерзать – и
                действительно замерзают.
                Из записных книжек  Ильфа и Петрова

                Риск одного приключения дороже тысячи дней благополучия и
                комфорта.
                Пауло Коэльо


- Ну что, мальчики, давайте обустраиваться на ночь,  – сказал Генка Никифоров, наш инструктор. Мы были в зимнем походе на Южном Урале в 1957 году.

Прошлую ночь мы провели во вполне комфортных условиях.  Мы – это  шестеро студентов МАДИ, затеявшие зимний лыжный поход – «двойку» - по горной тайге Южного Урала.

Уж не знаю, -  случайно так получилось, или потому, что наша группа строго следовала  описанию маршрута, который мы изучали в московском туристском клубе, -  но мы все же  нашли у подножия горы почти занесенную снегом лесную избушку, точнее -  торчащую из снега ее дымовую трубу и кусочек   крыши. 

Потратив часа полтора на раскопки, мы добрались до ее  двери, и,  когда дверь с жалобным скрипом наконец  раскрылась,  вошли внутрь.  В избушке, очевидно, охотничьей,  было все, о чем мог только мечтать наш брат  -  турист: печка, стол, пара табуреток  и лавки.

Первым делом мы занялись печкой: прочистили лыжной палкой  трубу, разожгли бересту и дровишки, оставленные возле печки предыдущими обитателями.

Протопив печь,  мы оказались в атмосфере, замечательно описанной Джеком Лондоном: от пояса и  до потолка было так жарко, что мы стащили с себя не только штормовки, но и свитеры, а ниже -  воздух в избушке  оставался холодным, - чем ближе к полу, тем холоднее, -  и от дальнейшего разоблачения мы воздержались.

 Достали из рюкзаков хлеб,  тушенку и крупу,  приготовили кулеш,  заварили чай, и скоро уже сидели за столом при свете свечи за ужином, обсуждая впечатления дневного перехода.

Когда избушка прогрелась целиком, мы разлеглись по лавкам и к утру великолепно выспались.

Как я сказал, все это было вчера, а сегодня -  после очередного дневного перехода -  нам предстояла настоящая холодная ночевка. Вчера было около тридцати, а сегодня  к вечеру похолодало.  Термометр, который Юлик Веледницкий вынул из рюкзака, показывал 41 градус.

Нас окружала тайга, и обустраиваться предстояло на крошечной полянке, окруженной соснами.

Генке, в отличие от нас, было не впервой оборудовать холодную ночевку, настоящую холодную,  без палатки.

Под его, так сказать,  чутким руководством работа закипела. В ход пошли предусмотрительно захваченные еще из Москвы топор и  двуручная пила. Два человека  заготавливали сухостой – хворост и сосновые бревна для костра «нодья», еще двое расчищали площадку от снега, Эрик Немировский вытаскивал из рюкзака брезент.

Уже через час таежный костер, представляющий из себя три положенных друг на друга бревна длиной в два с половиной метра, пылал. В трех метрах от него под брезентовым козырьком, установленным под 45 градусов,  тоже на брезенте,  были разложены наши спальные мешки -  «ногами» к костру. Немного в стороне лежали заготовленные для костра такие же, что уже горели,  бревна -  с расчетом, чтобы поддерживать костер всю ночь.

На ужин,  кроме макарон по-флотски с неизменной тушенкой,  наш замечательный инструктор, расщедрившись,  выделил каждому по полстакана разведенного спирта и установил порядок ночных дежурств.

Мы по одному должны были сменяться каждый час, поддерживая костер и следя за тем, чтобы отлетающие угольки не подпалили спальные мешки, прикрытые сверху общим брезентом.

Под козырьком было так тепло, что в мешки мы полезли без штормовок и обуви, - в одних тренировочных костюмах.

Ночь прошла без происшествий. За завтраком мы веселились, разглядывая наши слегка перепачканные сажей физиономии.

К середине дня мы, катясь последний километр все время под уклон, почти не отталкиваясь палками,  въехали в Златоуст – конечный пункт маршрута.

Обнаружив домик с вывеской «Блинная», мы заказали по три порции блинов. Милая дама на раздаче взглянула на нас с интересом, граничащим с  некоторым изумлением, и подала каждому по горке из пятнадцати больших блинов со сметаной.

Мы переглянулись и принялись за трапезу. Было трудно, но мы справились.

Потом был ночлег в «Доме колхозника», музей, где мы любовались изумительными изделиями каслинского литья и – возвращение в Москву.

 В поезде мы пели:

«Зачем оставил я штормовку,
Палатку Здарского не взял?
Попал я, бедненький, в холодную ночевку,
И холод косточки мои пробрал».