Крылья белого мотылька

    
   Бывает так, что и в Смертной канцелярии с документами непорядок. Именной лист ветром подхватит да и занесет куда под стол. Вроде по списку есть душа, а где и чья? Дел невпроворот, решат Там. Потом отыщется. И позабудут.

   И живёт себе та душа. И мается: Тут за ненадобностью и Там не нужна.

Ивановна именно так и зависла в межслойности. Внучка сдала её в Дом престарелых, а дом давно уж переименовали в Реабилитационный центр. Стало быть, Ивановна долгожительницей стала. Лет в восемьдесят восемь случился первый инсульт. Речь отняло, но выходили. Бегать бегала, даже влюбиться успела без слов. Не знали, что и делать с такой немой любовью. А ничего и не делали. Сами поверили в то, что ежели доживём до таких лет, запросто влюбимся.
 
   Предмет любви оказался на редкость галантен. И намного младше. Рядом с худенькой и маленькой Ивановной прям Илья Муромец. Руку её в свою возьмёт и гладит. Или чаю нальёт, булочки кусочек отломит и потчует. Ивановна вроде как на второй виток жизни пошла. Но тут в отделение приняли женщину помоложе, и Муромец наш, человек по натуре добрый, новенькую решил под пригляд взять и тоже чаем поить. Ивановна заревновала и в восемьдесят девять второй инсульт случился. А как раз новолуние случилось: бесы лунные старушку покружили-покружили да в кровать бледной и неподвижной уложили. Через неделю Ивановна ожила, за конфетами в тумбочку потянулась. И какая теперь любовь? Ей покой нужен, говорит доктор. А вот дудки вам! Покой нам только снился. Муромца хватало на двоих. Чая ему не жалко было. И рук своих тоже. Гладил с удовольствием.

   Только Ивановна таяла на глазах и уж вовсе не от любви. Третий приступ случился снова в полнолуние. Приготовили смертельное, позвонили внучке. Да только за два последующих года она и смертельное сносила. Всё Муромца искала, зачем – и сама не знала. К палате его подойдёт, заглянет, улыбкой, потерявшей зубы Мими, одарит и, постукивая палочкой, бредёт дальше.

   Все решили, что про Ивановну на Том свете точно забыли. Или квоту ей продлили... Или лунные бесы себе на потеху припрятали. На каком тонком волоске жизнь в ней держится? Да только однажды волосок оборвался, слегла она с простуды и на этот раз надолго. Девяносто два миновало, постояльцы торт за её здоровье, как положено, с чаем. Она и живёт. Руки цепкие, пальцы жёсткие. Вцепится и живёт. Молча, без слов. Лишь лист с социальными услугами из месяца в месяц за неё говорит.
   Кто-то из коллег пошутил, что она бессмертная. Давление нормализовалось: 120 на 80. Сердце работает спокойно. Внучка позванивает, интересуется. А не дождетесь...

   А тут как раз в Смертной канцелярии генеральная уборка. Как разбирает их в полнолуние! И нашёлся некогда утерянный именной лист. Ивановну подкинуло на кровати и резко сбросило на пол. Подняли, уложили, но неведомая сила вновь подбросила старушку и швырнула на пол. Ивановна в считанные минуты с лица сошла. Шли дни, она по-прежнему лежала, её кормили, поили, ухаживали. Но это была уже иная Ивановна. Взгляд туманился, а руки обрели покой. Все понимали, что на этот раз...
Прошло месяца два. Она жила. Казалось, что теперь сама Ивановна брала Смерть на измор и просроченный именной лист в лоб той нерадивой тыкала.

   Три дня назад Ивановну как подменили. Зайдя в палату, я сразу обратила внимание, как осмысленно она смотрит в окно. Взгляд читался так явственно, туманность рассеялась и серые глаза наполнились вселенской грустью. Той грустью, что не ведома ещё тем, кому просто грустно на земле. За окном медленно раскачивались ветви вишни, отсвечивая пурпурными ягодами.

    Было время обеда. Пристроив Ивановне салфетку под подбородок, я приготовилась её кормить, но та вполне осознанно и осторожно отодвинула мою руку с тарелкой, дотронувшись лишь кончиками пальцев. Да и не пальцы то были вовсе! Нежное прикосновение шелковых крылышек белого мотылька, вот что это было. Мне стало не по себе. Казалось, что сама душа прощается и ластится, пульсируя не в тугих, темно-синих венах, а под бледной кожицей из последних сил трепыхается. По глазам Ивановны я поняла - она тоже чувствует белого мотылька. Во взгляде разливалась нега, подрагивая и поблёскивая чистыми лужицами слёз. Несколько секунд полного понимания того, что происходит. Она отпустила меня взглядом, едва прикрыв веки. А после вновь отвернулась к окну.

   Смерть гостит у нас часто. Разные сцены разыгрывает, разные маски надевает. Но чтобы вот так... С этой минуты Ивановна ничего не ела и не пила. Похоронили Нину Ивановну сегодня. Наконец-то пошёл долгожданный дождь. Правда, странный какой-то, шелковые капли нежно касались лица и рук, словно крылья белого мотылька...