Ночь маньчжурская. Из повести Тихо вокруг...

    Майор  подсветил  планшетку  на  пару  секунд  и  сказал  Квашнину:
  - Если  судить  по  карте,  через  полкилометра – луга  и  поля;  ещё  пяток  минут  езды – и  мы  в  деревне.
  - Слава  богу, - откликнулся  капитан.  -  Обрыдло  ползти  в  этой  трубе,  во  тьме.
И  он  оглнулся:  стены  густого,  но  невысокого,  леса  едва  угадывались  по  обе  стороны  дороги.
    Майор  продолжил:
  - В  селе  должны  быть  наши.  Хотя…
    Вспышка  взрыва  впереди!  Сразу  же  удар  воздуха  чуть  фуражку  не  сдул.  Краткие  крики  от  головной  машины,  топот  ног,  треск  веток  у  обочины.
    Шофёр  «форда»  трижды  стукнул  по  клаксону.  Колонна  остановилась.

    «С  какого  боку  врежут?» - вспыхнуло  в  голове  майора.  – Вдруг  мои  на  засаду  и  рванут?»
  Он  обернулся  к  Коркину:
  - Кричи  по-японски  «Огонь!».  Громко.  Ори!  Визжи!
    Сергей  закричал  первое,  что  вспомнилось:
  - Хассурэ!  Хассурэ!!
    С  правой  стороны  кое-кто из  японцев  не  выдержал:  открыли  огонь.
  - Влево! – заорал  майор.
    Капитан  Квашнин  подхватил,  удивив  басом:
  - Всем  влево!
    Послышались  повторы  команды,  покатились  вперёд  и  назад.  Впрочем,  командиры  взводов  и  сами  поняли,  что  делать.  Из  «форда»  тоже  все  вывалились  налево.
    В  хвосте  колонны – три  взрыва.  «Гранаты!» - определил  даже  Коркин.
    И  тут  кто-то  из  японцев  пронзительно  закричал:
  - Утэ!  Утэ!
    Нестройный,  но  плотный,  залп  винтовок  из  леса  справа  сразу  получил  в  ответ  короткие  очереди  автоматчиков.  Сквозь  треск  слышались  обрывки  японских  команд.
     «Ага,  не  нравится?!» – подумал  майор. – «Шансы  уравнялись.  Или  даже…  бегут?»
  - Отбросили  чуток! – подтвердил  Квашнин.  -  Против  ППШ  «арисаки»  слабоваты.

    Отступив  из  редколесья  при  дороге  метров  на  сто  с  подъёмом  по  склону,  японцы  засели  среди  деревьев,  довольно  толстых.  Но  головная  машина  уже  горела,  освещая  авангард.  По  нему  и  выцеливали  японцы.  В  хвосте  они  зажгли  машину  Рябцева.  Но  решили как  будто,  что  середина  колонны  сильнейшая – отпор  дала  быстро  и  длинными  очередями.  Зажигалки  потушила;  и -  затаилась  в  темноте,  на  редкий  огонь  не  отвечала.

    На  счастье,  японцы  ошиблись:  первый  взвод  был  потрёпан.  И  ещё:  когда  громыхнул  головной  взрыв,  машины  лейтенанта  Вяльцева  подтянулись  ко второму  взводу  по  инерции;  тормознули.  Бойцы  привычно  спрыгнули на землю;  услышали  «влево».  И  тут  Вяльцев  дал  команду:
  - Первое  отделение – укрыть  санчасть!  Второе – прикрывать!  Яким,  уводи  баб!

    Разгрузка  носилок,  помощь  ходячим  раненым;  остальные  патронов  не  жалели.
  - За  мной! – крикнул  старшина  Якименко  уже  после  взрывов  в  арьергарде,  и  под  залпом  японцев  побежал  во  тьму.  До  ложбины  оказалось  метров двадцать,  и  японцы  успели  дать  второй  залп.
  - Ложись! – рявкнул  старшина,  никого  не  различая  в  темноте.  Тоскливая  мысль:  «Скильки ж дивчат  повбивало?»

    Свалившись  в  ямку,  Якименко  придавил  чьи-то  ноги,  но  боец  промолчал.  «Убит», - понял  старшина  и  отполз  на пару  метров.  Японцы  стреляли  уже вразнобой  и  не  часто – на  звук.
    За  спиной  во  тьме  белые  пятна:  цветёт  бузина  или  спирея…  «Яка  ризныца?  Всэ  одно:  смэрдыть,  як  покийнык;  це  нэ  каштаны», - подумал  старшина.  Но  надо  было  воевать.

    - Петрова,  слышь? – позвал  Якименко  и  сразу  откатился  на  метр,  задев  чью-то  руку.  Пуля  ударила,  где  он  был  секунду  назад;  рядом  вторая,  третья.
  - Я! – шёпотом  откликнулась  Петрова;  старшина  был  уверен,  что она  тут  же  сменила  место.
  - Наши  все тут?  Проверь  вправо, - шепнул  Якименко,  сдвигаясь  опять  к  трупу.  Пули – над  головой.

    Старшина  тихо,  на  четвереньках,  обошёл  убитого,  рядом  с  ним – второго  и  подполз  к  девушке.  Оказалось,  Ольга  Шилова.  Она  хотела  сказать,  но  «Яким»  живо  прикрыл  ей  рот  ладонью.
  - Дальше есть  наши? – зашептал  он  ей  в  ухо.  Ольга  поняла  и  тихо-тихо  сказала:
  - Вроде,  нет.  Я  ползала  туда.  Трое  убитых  лежат  рядом;  а  дальше из  первого  отделения:  меня  дурой  обозвали.
  - Ты  молодчина, - успокоил  её  старшина. – Карабин,  вижу,  в  порядке.  Лежи  тихо,  не  стреляй  без  команды.
  - А  если  сзади  нападут?  Боюсь! – созналась  Ольга.
  - Сзади  не  атакуют, - объяснил  ей  шёпотом  Якименко.  – По  обе  стороны  дороги  ночных  засад  не  делают:  в  темноте  своих  перестрелять  можно.  Да  и  наши  назад  смотрят,  кому  сказано.  Ты  тоже  слухай.  Ну,  я  пошёл  правый  проверять.

    Старшина,  крадучись,  будто  кот,  вернулся  на  своё  место.  Петрова  уже  ждала его:
  - Клава  Гомон  там,  и…  дальше  раненые.  Наших  нет…, - доложила  она  тихо.  – Клавка  бухнулась  в  канаву,  а  там – трое  убитых.  Прямо  на  них  свалилась;  ну,  и  выскочила  со  страху.  Даром,  что  медичка,  а  трупов  боится.  Лежит  и  зубами  стучит.  Тут  ещё  запашок  этот, -  кивнула  она  на  кусты  спиреи.

    « Двох  дивчат  нэма, - подумал  Якименко. – Дэ  ж  воны  загубылысь?  Нэвжэ  вбыти?»
    Потери  ужасали.  Первый взвод  был  старшине  не  знаком,  потому  он  даже  не  пытался  в темноте  опознать  убитых.
    «Нэма  Олены  и  Ганны», - вздохнул  Якименко.  И  вдруг  вспомнил:  Анне  он  позволил  ехать  с  «женихом»-шофёром,  а  Лена была  в  кабине  «санчасти».  Они – там?!  Необстрелянные – случается…

    Старшина  сунул  руку  в  грязь,  измазал  себе  лицо;  вывернул  пилотку  и  натянул  её  на  голову,  как  мешок,  до  бровей.  Поднялся  и,  пригибаясь,  пошёл  ко  второй  машине  взвода.
  «Не  дай,  божэ,  гилка  хруснэ», - молился  он.  Бесшумно  открыл  кабину  ГАЗ-ММ.  Девица  лежала  на  сиденьях  попкой  вверх,  обхватив  голову  руками.  По  сапогам  не  узнать,  кто.

  - Зверева? – позвал  он  наугад.  Оказалось,  Синицына.
    Она  оглянулась  из-под  руки  и – вскрикнула!
Якименко  мгновенно  выдернул  «Синицу»  за  ноги,  как  морковку.  Падая  назад,  повернулся  и  накрыл  её  своим  большим  телом.  Кабину  прошил  десяток  пуль,  только  щепки летели.
  - Тихо,  Ганна,  тихо, - шептал  старшина.  Синицына  уже всё  поняла;  стараясь  не  хлюпать  разбитым  носом  и  губами,  прошептала:
  - Я  думала,  в  кабине  лучше…

  Наконец,  машину  взвода  японцы  зажгли:  забросили  в  кузов  бутылку  с  горючим.
  - Ползи  в яму,  туда,  метров  тридцать, - сказал  старшина.  – Мне  ещё  Звереву  тащить.
    Но  Лена  уже  сама  вылезла  из  кабины  третьей  машины,  уразумев,  что  творится.
  - За  мной,  ползком! – сказал  Якименко.  – Карабин  взяла?

    Горящий  кузов  уже  освещал  многое;  стрельба  усилилась.  И  вдруг  с  позиции  Гомон    истошно  закричал  смершевец:
  -  Огонь!  За  Родину!  Огонь!
  Мало  того,  он  стал  стрелять  из  пистолета,  раз  за  разом  опустошая  обойму.  Несколько  карабинов  поддержали  его.  За  ними – пять-шесть  автоматов,  благо – на  флангах.
  - Затулы  вогонь! – заорал  старшина.  Лена  и  Аня  услышали,  как  он  добавил  себе:
  - Дурэнь!  Ой,  дурэнь…   От  пощастыло,  що  японци  кулэмэтив не  мають.
    Стрельбу  действительно  прекратили;  сначала  первый  взвод,  потом  и  японцы.

    - Рассвета  ждут, - сказал  капитан  Квашнин. – При  свете  нас  добьют,  если  их  больше  роты.  Это  им  гранатами  ночью  из  лесу  несподручно:  лес  густой,  стволы…
    Майор  крепко  почесал  в  затылке  и  ответил:
  - Ну,  заклания  ждать не  будем.  Рискнём.  Дуй,  Саша,  в  третий  взвод.  Обозначьте  японцам  обход  с  фланга.  Больше  шума!  Но  не  зарывайся.  И…  береги  себя.  Через  полчаса  не  услышу – пошлю  Семёнова.
  - Дойду,  не  беспокойтесь, - пообещал  Квашнин.

    Командир  третьего  взвода  и  сам  придумал  такой  план.  Он  послал  Филю  за  разрешением,  но  тот  не  дошёл.  Квашнин  оставил  десяток  автоматчиков  напротив  машины  Рябцева  и  своей  властью  присоединил  к  рокоссовцам  разведчиков  из  первого  взвода.  Сделав  крюк  по чаще,  этот  отряд  перешёл  дорогу,  влез  по  склону  и  ударил  во  фланг  и  тыл  японцев.

  - «Миги-э»  кричат,  слышите?  Направо,  значит, - переводил  Коркин  далёкие  команды майору.
    «В  голову  заходят», - понял  майор. – «Наш  левый  фланг  обходят.  Стойкие,  но…  не  знают,  сколько  нас».
    Вдруг,  ещё  далеко,  со  стороны  села,  замелькал  свет  фар,  донёсся  гул  моторов  и  выстрелы.
  - Помощь  идёт, -  спокойно  сказал  майор,  будто  так  и  ожидал.  – Конец  кегельбану.
  - «Назад»  кричат, - уловил  Коркин.  – Вот  опять:  «усиро-э».
  - Усрались  то  есть, - перевёл  майор;  поднялся  из-за  груды камней  и  пошёл  к  «форду».

    Рассветало;  первый  взвод  и  «женское  отделение»  увидели,  что  ночью  топтались  по  трупам  японцев.  По  грязным,  без  оружия  и  знаков  различия,  многие  без  ремней,  кое-кто  и  без  ботинок.  Запах  разложения  усиливался,  но  белые  соцветия  спиреи  тут  были  не  при  чём.
    Среди  них  лежали  тела  красноармейцев;  кое-кто  был  ещё  жив.