Тонкая настройка, или Заметка на полях Часослова

1

     « – Лучше приходи всегда в один и тот же час, – попросил Лис. – ...А если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце... Нужно соблюдать обряды.
     – А что такое обряды? – спросил Маленький принц.
     – Это тоже нечто давно забытое, – объяснил Лис. – Нечто такое, от чего один какой-то день становится не похож на все другие дни, один час – на все другие часы...» (Антуан де Сент-Экзюпери. «Маленький принц»)

     «Как симфония получается из мелодии в несколько нот, – пишет отец Павел Флоренский, – так же и богослужение – из вздоха души».

     Удивительные слова! Наше тысячелетнее православное богослужение, в котором, по мнению видного профессора-литургиста Михаила Скабаллановича, согласному со святоотеческой мудростью, «собрано и изложено решительно все, что может и должен думать о Боге и спасении всякий христианин»; о всевозможных аспектах которого написаны и пишутся сотни диссертаций; которое, наконец, во всех тонкостях регулируется книгой Типикон (Устав), а ее и поднять-то одной рукой непросто, – так вот, оно, богослужение, может нам быть столь же сродни, как и дыхание. Это ведь от нашего имени возглашает священник в самом начале:

     «Благословен Бог наш, всегда, ныне, и присно, и во веки веков!»

     «Такого содержания возглас, – поясняет литургист, – сразу возвышает нашу мысль к той славе и хвале, которую приносят Богу все его создания и в которой некоторую частицу имеет составить и предпринимаемая нами служба».

     «Аминь», – отвечает чтец. – «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе», – присоединяет он и другую хвалу, но и теперь, заметим, не сразу обрушивается на нас все молитвенно-песенное богатство Церкви. На него нужно настроить душу. И мы каждый раз слышим: призывание Святого и Животворящего Духа («Царю Небесный...»), без наставления Которого мы, по слову апостола, даже и не знаем, как и о чем молиться, как должно (Рим. 8, 26), прославление всей Пресвятой Троицы и молитвенное обращение к Ней и трем Ее Лицам по отдельности («Святый Боже, Святый Крепкий... Слава Отцу и Сыну и Святому Духу... Пресвятая Троице, помилуй нас...»), и еще, и еще мольба к Богу о милости, причем со всё нарастающею силой и частотою, и опять «Слава...» и, наконец, великая молитва Господня «Отче наш», которую заключит очередным возгласом священник.

     Тонкая настройка сердца на все предлежащее храмовое действо.

     Очень быстро, «само собой» выучивается наизусть это стройное последование, ведь оно открывает и ежедневное «правило» для каждого из нас, церковных чад. И только поступив в духовную школу, вдруг узнаешь, что оно еще и как-то называется – литургическим термином «обычное начало». Так-то, по-хорошему, «обычное начало» должно звучать перед любой службой (не считая, конечно, дней Пасхи и некоторых других случаев, все же нечастых), и только вследствие нашей традиционной коллективной немощи мы не слышим этих молитв перед всенощным бдением, и оно настигает нас своими огнями и «музыкой» внезапно – хорошо еще, если точно в урочный час, когда мы хоть как-то подготовили свое сердце. Не слышим и потому почти не знаем предваряющего всенощную последования девятого часа, необыкновенно литургически важного, связующего богослужение двух смежных дней и этим символизирующего непрерывность нашей человеческой хвалы Богу.

     (О том, что перед любой всенощной должна служиться еще и так называемая малая вечерня, я пишу лишь в скобках. На приходах подобное немыслимо).

2

     «Обычное начало», казалось бы, да и только… Но именно в нем поколения составителей церковного устава постарались, ни больше ни меньше, «представить в сокращении все содержание богослужения, как бы вложить всю веру и упование христиан». По мысли автора «Толкового Типикона», «обычное начало» составляет как бы целую законченную службу.

     «...Мы у сербов видели, – вспоминал ревностно любивший богослужение и написавший о нем несколько книг митрополит Вениамин (Федченков), – что <...> они как лишь заслышат: “Слава Отцу и Сыну и Святому Духу”, – так и закрестятся все... А мы так привыкли к этим “обычным” молитвам, что не только “дьячки”, а и все мы повторяем их невнимательно, тогда как надлежало бы их совершать более всего и благоговейно, и со страхом, и со славою».

     «Дьячки» (не диаконы!) – это псаломщики, или уставщики, то есть люди, призванные наблюдать за уставным порядком храмового пения и чтения. Эти самые дьячки стали притчей во языцех в 19-м – 20-м веках и вплоть до наших дней; выражение «дьячковское чтение» означало «особую» манеру читать как будто нарочно небрежно и неразборчиво. «До слез огорчало деда, – вспоминает свое дореволюционное детство Василий Никифоров-Волгин, – когда церковники без великой строгости приступали к чтению, стараясь читать в нос, скороговоркой, без ударений, без душевной уветливости». А ведь иной, услышав подобное анти-служение, может уйти из храма и уже не вернуться. И уходят, сам видел! Я тоже псаломщик и не хотел бы ни себе, ни кому-либо из читающих эти строки собратьев вечного осуждения за такой соблазн хоть «одного из малых сих»...

     «Обычное начало». «Как бы целая законченная служба»... Хоть и длится-то от силы три минуты, но все дело в памяти о том, что «словно Самому Богу беседуеши невидимо»...

3

     Итак, девятый час. Тем, кто воспитан на монастырских службах, или паломникам «со стажем» – всегда будет не хватать этой короткой, всего-то на пятнадцать минут даже самого медленного чтения, но такой нужной части, призванной по Уставу предварять любую всенощную. «Молитва о молитве» – «Царю Небесный», а когда ее нет, например, под Троицу, – все равно «Святый Боже...» и вся та самая тонкая настройка, «разбег» для всего последующего.

     (Вроде бы о другом. Спросите любого из говельщиков, как бы он хотел – приступить к исповеди, едва влетев в храм, или вначале «единым сердцем» с прочим кающимся народом внимательно и с сокрушением, как должно, выслушать молитвы, которые читает перед этим священник от лица собравшихся грешников. Если только читает, впрочем...)

     И еще девятый час – напоминание о неразрывности времен. Например, перед службой Троицына дня, одной из самых радостных, на нем звучат (точнее, должны звучать) молитвы Троицкой субботы: «Со святыми упокой, Христе, души раб Твоих»... Перед любой другой всенощной – тоже дня уходящего. Но поскольку этот час в приходских храмах читать не принято, то об этой его особенности знают даже не все уставщики. И ввести его чтение настоятельским указом там, где он не читался последние сто лет, не так-то просто. А почему бы не начинать его за пять, десять, пятнадцать минут до указанного в расписании времени бдения – хотя бы в виде эксперимента?..

4

     «Трисвятое по Отче наш» после «Ныне отпущаеши» с последующим пением отпустительных тропарей (то есть предшествующих отпусту и переходу вечерни в утреню – это на нашей русской всенощной, а на настоящей, уставной, – паузе с «учительным чтением») или тропаря «Богородице Дево, радуйся», – вторая вершина великой вечерни. Первая, конечно же, – вход. Вход с кадилом при пении догматика о Божией Матери и чудного гимна «Свете тихий святыя славы...», который называют еще «колыбельной Сыну Божию». Нам во время учебы об этом внутреннем рельефе вечернего богослужения особо не говорили, но с самого начала собственного церковного опыта мне представлялось это звучание ангельских слов «Святый Боже, Святый Крепкий...» в наступившей тишине как-то особенно значительным. И всегда обидно было встречать недопонимание этого. Читать на всенощном бдении Трисвятое часто поручают новичкам – надо же «на чем-то» их обучать. Тогда уж лучше деткам. «Даже у разбойников и крокодилов, – писал Чехов брату, – они состоят в ангельском чине». А уж у священников-то... Не так мало видел храмов, где батюшкины дети с четырех-пяти лет не только учатся пономарить в алтаре, но и тоненьким голосочком наизусть – правда, пока еще себе под нос, – читают на солее «Трисвятое по Отче наш», а где-то и пятидесятый псалом на утрене. И уже в эти годочки ходят к исповеди...

5

     Да, страшно привыкнуть к храму, к святыне, забыть, что входишь не в театральный гардероб или в свой дровяной сарай, а в дом Господа Бога нашего (Пс. 121, 9).

     ...Разные вспоминаются образцы – и крайности – так называемого благочестивого внешнего поведения. Согласитесь, ведь не одно и то же – услышать от старухи в церкви «Спаси Господи» или на тридцать пятый день Пасхи «Воистину воскресе», произнесенные «по обязанности», а иногда чуть не процеженные сквозь зубы, – или же от иного великовозрастного младенца в Православии в ответ на твое христосованье совсем не уставное радостное: «И вам того же!»

     (Несколько лет назад в затерянном в северных лесах поселочке из десятка полуразвалившихся домов, до сих пор носящем гордое имя «Возрождение», маленький невзрачный мужичок, услышав мое пасхальное приветствие, с чувством выпалил: «Во-инст-вен-но воскресе!»)

     Вот как бы нам, христианам, не забывать, что храм все же не театр или клуб (при всей зачастую схожести!), а прежде всего то место, где естественные движения нашей души нам предстоит освятить, очистить от всего страстного и направить к Источнику благ – Творцу и Богу...