Аппетиту нет!..

           - Нонны нет. Нонны нет три года. Глупая, зачем она бросила нас и уехала в такие далёкие края. Мы даже похоронить её не смогли, так это далеко.
           - Бабушка, а скажи ещё раз июнь! – спрашиваю я бабушку. Бабушка сидит возле кухонного стола, а я стою рядом и держу её за руки. Я очень любил её тёплые, почти прозрачные добрые руки. Бабушка: - Юнь. - Почему юнь? Июнь же правильно говорить. – Ну, я и говорю юнь. – Не юнь, а и-юнь, - недоумеваю я. – Юнь. – Бабушка, а скажи и-юль. – Юль. - И-юль, же?! – Юль.  – Да, не юль, ты же неправильно говоришь. – Ну почему неправильно я всегда так говорю, и все так говорят юль. – А когда ты была маленькая, ты тоже говорила юль? – Юль, да, а как же иначе, все так говорят.
           – Не понимаешь ты, бабушка, никто так не говорит! А назови все летние месяцы! – Юнь, юль, август. – Ну, вот август ты же правильно говоришь, а почему юнь-юль? Ты смеёшься, наверное? – Что тут смешного-то, юнь и юль. Я естественно ничего не понимаю. – Ой, Верьян, чаго я буду смеяться, я же старая уже. Отсмеялась уже. – Ну, давай сначала – июнь, июль, август. – Ой, у баушки язык уже заплетается, замучил ты меня совсем. – Ну!!! Бабушка, начинай!!! – Юнь, юль, август. И так бесконечно. Толи шутка, толи правда.
           А вот однажды летним вечером сидим бабушка, дед и я на крыльце. Бабушка говорит: - Верьян, хочешь, я язык научу тебя показывать, правильно? Я говорю: - Бабушка, а разве хорошо это язык показывать, за это ругают? Бабушка: - А ты не показывай. Я научу тебя не лопаткой показывать, а рыбкой. – Как это? Вот так. И вот они с дедом скручивают язык для меня рыбкой. Ликбез такой. Бабушка деда заставила. Дед возмущается: - Ну, вот что тебе не сидится смирно, ведь и так всё того этого самого спокойно. Бабушка: - что спокойно-то, покажи внуку язык, чай ничего не отвалится у тебя. Дед в шутку дуется, про себя усмехается и робко аккуратно начинает показывать язык. У них двоих получается, у бабушки так просто отлично. А у меня всё равно ничего не выходит, одна сторона язычка на выходе разваливается, ну что там пять лет.
           - Дед, иди, садись есть, готов ужин! Бабка гремит посудой, раскладывает её на столе с меланхолически грустным, отрешённым лицом, с руками привычно рефлекторно знающими своё дело. - Думала, думала, целый день гадала, что же такое на ужин приготовить, ничего в голову не идёт! Котлеты не хочу, гречка надоела, от капусты уже с души воротит, бобовые в горло не лезут, ничего не хочу! Наготовила, а чего и сама не разберу! Ну, вот, картошечки сварила, редко мы ее готовим, три раза в неделю, ну, что это такое, никуда не годится! Картошечки много пропадает, весной вся прорастает и добро бы на рассаду, а так остатки впустую выбрасываем! Дед хотел что-то сказать, но передумал. Бабушка: - А я говорю, осенью больше продавать надо, а ты все не надо, не хватит – без картошечки нам не прожить! Дед, кряхтит, молча садится за стол, затыкает за ворот рубахи полотенце.
           Бабушка временами отстраняется и вспоминает: - Был конец октября… 29-е число. Как сейчас этот день помню… Ой, так сегодня 29-е… ой-ё-ёй, - заскулила бабка, и невольная слеза покатилась сначала из одного глаза, потом из другого. - Тебя дед тогда в больницу положили, помнишь? Дед, делает вид, что помнит про больницу, а песню эту… рассказ этот, заново зачинающийся,  слышит первый раз. - Осталась я одна в доме. И что-то в тот день меня мучило, терзало сердце. Я думала, что с тобой что-то неладное. Переживала сильно. Потом успокоилась. Двери закрыла. Свет погасила, села у окна, как царевна Несмеянова. Листья с деревьев облетели. Везде голь и смурно. Снежок пошёл первый лёгкий. Снежинки валиханятся на стекло. Вспомнила себя девкой, когда отца раскулачили и нам пришлось батрачить, руки по полям морозить. На душе у меня на мгновение просветлело, я успокоилась и легла спать. Ушла в дрёму и вдруг слышу стук в окно. Испугалась я, думаю вот деда, нет мало ли кого нелёгкая принесла. Страшно стало, не шелохнусь. А в стекло кто-то бьётся, трепещется, вроде не человек. Билось-билось и затихло. Мысли у меня беспокойные, всё скачет. Шум затих я и уснула… Мысли у бабушки бродят в голове.
           - Наготовила, наварила, все как ты любишь, картошечку с рыбой красненькой нашей горбушкой вместе в одной кастрюльке! Картошка сочная получается, впитывает в себя всю рыбную эту дрянь! Вкусно, сил нет! Давай я тебе рыбки положу, картошечки, маслица подсолнечного налью, вкусно очень! Огурчик с помидорчиком бери! И себе положу и того, и другого, и третьего, все со стола в тарелку сгребу, ни от чего не откажусь! Приятного аппетита?! И тебе тоже, дед!
           - Утром рано встала. Маненько по дому потолкалась туда сюда. Тыквы для кашки помяла. Жёлтая противная тыква эта, без тебя ничего в горло не лезет. Смороды с сухарями замочила, пожамкала, ну это-то я не откажусь. Больно полезная эта сморода. Беспокойство не уходит. Сковывает сердце что-то дёрганое, печальное. Стала делами домашними заниматься. И вспомнила про окно, что ночью что-то там было. Думаю, а вдруг следы, кто приходил, хотя снег-то первый выпал, может всё и занесло по кругу. Подхожу к окну, вроде ничего не видать, поелозила так носом по стеклянке, глубже вниз глядь, а на снегу воробышек лежит мёртвый. Испугалась я страшно, весь мой порок сердца, как заколотился, ну который мне фершелица наша расшифровала, ну, думаю, дед помер. Да-да, помер ты, что уставился, старый…
           - Наготовила, наварила! Матрю, дед, я на эту еду, полная тарелка, ешь не хочу, с обеда ведь ничего не ели, уже и пора и поманеньку поесть хорошо, поужинать и забыть об этом до утра! Еды наготовила прорву, а есть-то, дед, выясняется именно сейчас, не хочу! Посмотрела сейчас на еду – а есть, оказывается, нет желания! Внутренний голос говорит – откажись, не насилуй себя пищевыми продуктами! Не лезет мне все это добро в горло! Не буду, я есть, наверное, нет, не хочу! Отодвину тарелку прочь, чтобы попусту не смущать себя! Это же все запихивать надо, утрамбовывать!
           Бабушка была с одной стороны очень строгая, а с другой стороны вот бабушка и всё. Мамина мама. И строго относясь к Аверьяну, она прощала ему капризы и слёзы, и нередкое озорство. Иногда только, если Верьян сильно заупрямится, скажет: - А где же «кичкирьган» спрятался, или как возьму «кичкирьган», больно будет! «Кичкирьганом» бабушка называла кочергу обычную железную, которой в печке шурудят поленья. Аверьян говорит: - Бабушка, тебе меня не жалко, я же плакать буду? Аверьян был очень ранимый и требовательный с детства. Из-за ранней потери матери кто защитит маленькую детскую душу? Никто! А бабушка поплачет над Аверьяшей и он чувствует из глубин изнутри человеческого сознания, что его защитили, от непрошенного вторжения, и дорога открыта и мир не зверь. Бабушка знает, когда плачет, что таким образом она окутывает Аверьяна покрывалом любви и заботы, которое будет  уберегать его потом всю жизнь. И то, что Нонна не успела отдать маленькому существу бабушке нужно постараться восполнить, успеть кинуть с лихвой, потому что потом никто не защитит, никто не поможет. Эти слёзы и эта любовь будут как крылья Ангела. И когда уже не будет таких близких, родных и чутких людей и никому по большому счёту Аверьян не будет нужен, когда будет ему плохо и никто не будет слышать по разным причинам ни его жалоб ни его просьб, ударит ли его молния или будет болеть нога, бабушкина любовь из далёкого детства и услышит и исцелит. И она не будет лицемерной и глухой.
           - А ты, дед, ешь, ешь, я вижу, проголодался! Дед ест медленно, нехотя пережёвывая куски, едок тоже ещё тот. - А у меня нет аппетиту, ну, нет его, хоть убейся, хоть об стол бедовой головой, откуда его взять! И ведь вкусное все, сочное, вот с пылу с жару, в рот само и просится! Да вот пока готовила, хотела же есть очень, и аппетит был хороший, думала сейчас от души поем, покидаю в себя все, что под руку попадется! Как следует покидаю, и дело это хорошее, для здоровья полезное!
           - Дед, а помнишь, как мы радовались когда Нонна приезжала. Она была младшая у меня, самая любимая. Добрая она была сердобольная, обнимет меня: - Мама, мама! Тебе сливы зимой замороженные привозила. Папа, ты сливы любишь, я знаю. Хотя никакой ты ей ни папа, отчим. Восемь лет ей было, когда мы с тобой сошлись. Ты ей за всю жизнь ни разу ни одного замечания не сделал. А мне мороженое везла: - Мама только горло не застудите!
           Нет, нет, смотрю на еду, и отвращение какое-то неведомое находит. Как-будто гадость какая-то, будто всё вчерашнее, несвежее, заветренное, замусоленное, ой! Будто всё это две недели по кастрюлям-сковородкам валтузили, терли, перепихивали с места на место, затухали, загасили всю питательную среду продуктов и вид подпортили! Отвратительное состояние! Мерзопакостливое какое-то состояние и души и тела! Не принимает мой организм сегодня вечером еду! Сбилось что-то внутри, сломалась стрелка! Даже маненько еда не лезет! Ты же сам все видишь, дед, картошку вилкой разбила, рыбы кусок отщипнула, маслом обильно озеро жира сотворила, а рука в рот положить не подымается!
           - Верная она была для меня дочь. И тебя она уважала, как отца. Твои-то восемь от первого брак все разлетелись и забыли отца родного. Сколько лет уже прошло, как сгинули, ни одной весточки, как и не было. Это что за изверги такие. Пока подрастали, меня мамой звали шайтаны треклятые, а как выросли и про отца забыли. Ироды какие-то! Ну, что хватит-хватит? Тебя жалко, совсем один ты остался! А мои-то все со мной. Нонны только нет. Добрая она, чуткая. Сама уже взрослая, а всё мама, мама! Зачем она туда поехала?.. Теперь лежит там, на чужбине, кровинушка, младшая моя, дочь любимая.            
           - Ты, дед, ешь, а я так с тобой рядышком посижу, чтоб тебе скучно не было, порадуюсь за тебя! В рот буду смотреть! Искренне порадуюсь на твое столовое проворство, а также гибкость и скорость! Дед ест по привычке без охоты, но с пониманием надобности правильного ужина. Бабка смотрит в упор на деда, но, явно, ничего не замечает.
           - И ведь был же аппетит, пока готовила, и нешуточный аппетит, зверский, всепоглощающий, любящий жизнь и принимающий ее такой, какая она есть, без приукрашенства! Думала, как навалю полную тарелку… И, я знаю, дед, ты не любишь таких некрасивых слов, заточу ее всю, крошки не оставлю, тарелку оближу, всё пожру… не матри с укоризнами… А вишь не угадала! Мимо все это оказывается, стороной прошло! Аппетиту не прикажешь, либо он есть, либо его нет, он отдельно существует, никак не связан родственными узами с центрами желаний и устремлений!
                Наготовила, наварила! Вот хоть кусочек бы маленький съесть, слопать?! Нет, не буду, не получится! Зачем в себя насильно запихивать, силком-то не получится, правда, дед?! Попробую, чуть-чуть хоть надо съесть, ну, как без еды-то, не пойдет! Не дело это, хоть крошку да съешь! Хоть капельку, хоть самую малость, а будь добр в рот положи! Истины-то простые, прописанные вековушкой! Бабушка встрепенулась, уставилась вдаль.         
           - А тут и сын приехал на своей мициклетке и говорит: - Мама, с отцом всё в порядке, операция прошла нормально. Ну, и слава богу, жив и хорошо. А потом телеграмма пришла с большим опозданием. А в телеграмме: - С прискорбием сообщаем, Нонна погибла, не приезжайте не успеете, похороним сами. А через месяц пришло письмо от доброй женщины: на самом деле Нонну убили. Эта она в ту ночь дочка моя птицей билась ко мне и погибла, упала на снег. Она боролась, хотела остаться в живых и простила этого изверга, который убил мою дочку. Даже перед смертью смеялась и говорила, всё будет хорошо, только маме не говорите ничего.               
           - Вот что сижу и уговариваю себя, уговариваю мочи нет! Возьми тарелку, милая, не насилуй себя, возьми да во двор Мичману нашему, пёсику, брось, пусть ест, вон во дворе рвётся, гавкает как собака! Всё равно, есть, не буду! Не запихнуть, год жевать буду эту гадость бродильную! Слёзы из глаз, прочь от меня скрылся аппетитушка! Приди, приди ко мне мой петитушка! Дед, недоумённо исподлобья, жуя, поглядывает на бабку на всякий случай, что с лихой. Но ему эти сцены не впервой. - Не пробуждается аппетит! Не нагулять его, колдуя над тарелкой!
           Бабушка встала из-за стола, подошла к окну: - Дед, гляди-ка, первый снег пошёл, о-о-о! Желание давай загадывай. Снежинки-то, как валежником падают.