Дура

        В кабинете доктора Воронкина пахло свежезаваренным кофе, однако аромат иноземного напитка всё же не мог перебить тех специфических запахов, которые встречают вас в любой больнице. Не помогало даже приоткрытое пластиковое окно — привилегия главного хирурга онкологического отделения. Татьяна Михайловна за время своих мытарств по кругам этого больничного ада уже принюхалась, поэтому запахом кофе наслаждалась — он наводил её на мысли о доме: дома она всегда пила кофе после работы, наслаждаясь минутами отдыха.

        - Давайте свою карту, - уверенный голос врача на время прервал мечты Татьяны Михайловны.

        - Ага, вот, - Татьяна Михайловна суетливо протянула толстую карточку, в которой скрупулёзно были зафиксированы все детали её болезни за последний год, включая операцию, которую и проводил сидящий перед ней врач.

Удаление опухоли прошло успешно, и Татьяна Михайловна быстро пошла на поправку. Она была из тех дородных, богатых телом деревенских женщин, которые, казалось, в принципе никогда не болеют. Любила посмеяться, посверкивая золотым зубом, и в свои сорок три с хвостиком старалась не унывать по пустякам. Но вот жизнь забросила её в краевую больницу, не знавшую ни минуты простоя. Больница впускала всех, а выйти, просочиться наружу удавалось уже немногим. Татьяна Михайловна смогла, выдюжила страшную болезнь. Оставалось только подписать больничную карту у хирурга Воронкина.

Хирург был не стар, но уже вошёл в тот возраст, когда человек, что называется, начинает «плыть»: появилось брюшко, пухлые щеки; пальцы стали походить на сардельки. Одну из сарделек крепко сжимало золотое обручальное кольцо. Весь его внешний вид говорил о сытой размеренной жизни. Воронкин внимательно изучил документ.

         -Ну, всё понятно, - сказал он, бодро улыбаясь пациентке, - Вас можно поздравить!

         -Ой, спасибо! - немного застенчиво, но не скрывая радости, отвечала Татьяна Михайловна, протягивая руку за своей картой.

         Но карта осталась на столе у врача, который наклонив голову набок, прищурился, поглядел на Татьяну Михайловну и продолжил: "Осталась только одна формальность … гм … ну, вы понимаете..."

         Татьяна Михайловна совсем не понимала. Она всё ещё улыбалась, но уже как-то виновато. Рука её повисла в воздухе, и теперь Татьяна Михайловна напоминала манекен, улыбающийся и неподвижный.
 
        -Вы знаете, я ведь из деревни...

        -Ну да, да знаю. Но вы подумайте — я вам оказал услугу. Улавливаете? - он говорил медленно и чётко, глядя на пациентку снизу вверх.

        -Ох, доктор! Да я вам по гроб жизни буду благодарна! Думала ведь, что помру!

        -Воот. Бла-го-дар-ны! А благодарность бывает не только на словах, - продолжил он опять втолковывать Татьяне Михайловне.

        Татьяна Михайловна начала судорожно соображать, что же от неё требуется, в точности как когда-то её ученики, боясь получить двойку, думали у доски. Рука её уже не тянулась за картой, а нервно теребила край ярко-красной блузки, надетой по случаю счастливого  выздоровления. Воронкин терпеливо ждал, он громко отхлебнул кофе и открыл карту на необходимой странице, жаждущей его подписи. Вдруг женщина покраснела — она решила задачку — и дрожащим голосом спросила:"Вы что же ... от меня денег хотите?"

       - Дошло до вас наконец! - победно воскликнул Воронкин. Он даже привстал немного от удовольствия, затем достал ручку из нагрудного кармана и начал что-то записывать в карточке Татьяны Михайловны.

       Татьяна Михайловна придвинулась к столу, молча наблюдая за врачом.

       - Ну так...? - приподнял голову Воронкин, и женщина ясно увидела морщинки вокруг глаз, едва проклюнувшуюся щетину и второй подбородок. Ей вдруг вспомнился поросёнок Борька, которого они с мужем сдали на мясо прошлой осенью, чтобы заболевшей Татьяне Михайловне было на что поехать в больницу.

      -А? - очнулась от воспоминаний Татьяна Михайловна.

      -Вы меня вообще слышите? - начал злиться доктор.

      -А? Да-да... Так деньги нужны? А мне в регистратуре ничего и не сказали-то, - стала оправдываться Татьяна Михайловна.

      -Там и не говорят! - повысил голос Воронкин.

      -А где говорят? Я ж из деревни, может, чего и не знаю...

      -Да Я. Вам. Тут. Говорю! - оборвал женщину доктор, резко подскочив и спрятав руки в карманы. Он как будто опасался, что им вдруг захочется отправить недогадливую пациентку в соседнюю травматологию.

      -Ах, доктор, если бы вы мне раньше сказали, я б мужу Саньке позвонила, эт самое...

      -На операции бы я вам сказал? - уже взревел Воронкин, и щетина стала ещё отчётливее видна на багровеющей шее и щеках.

      -Ой! - Татьяна Михайловна испугалась такого напора со стороны спасителя-вымогателя и совсем было уже собиралась впасть в ступор, как в голову ей пришла абсолютно сумасшедшая мысль. Рот открылся сам собой,  и из него прямо-таки выскочило одно единственное слово: «Диктофон!»

      -Какой диктофон? - опешил Воронкин.

      -В сумке... у меня...телефон... - запинаясь и не веря собственной наглости, готовая убежать или провалиться на месте, как нашкодивший ребёнок, пролепетала Татьяна Михайловна.

      -О Боже! - закатил глаза хирург и яростно, одним рывком, поставил свою подпись в карте Татьяны Михайловны. Уже не обращая внимания на пациентку, он плюхнул выписку на край стола и нервно зашелестел какими-то важными бумагами, - нет, ну додумалась, же! - разговаривал он уже сам с собой, - А так посмотришь — дура дурой!

Новоиспечённая бывшая пациентка Воронкина вышла из кабинета на трясущихся ногах с чувством обжигающей пустоты в желудке или где-то там, в области живота. Она шла и не могла унять какое-то странное беспокойство — то ли стыд, то ли страх накатывали на неё. Вдруг, резко остановившись посреди больничного коридора, стены которого были наполовину выкрашены в синий цвет, она с досадой подумала:  «А ведь у меня нет диктофона в телефоне, да и не было никогда... Вот я дура!»