Соловей и Толпище

Артем Березкин, молодой перспективный парень, был одним из лучших начинающих певцов своего города. Он был лидером «Червей», панковской рок-группы, которая по природе заходит всем девочкам, ступившим на путь взросления и осознания себя как женщин, и некоторым парням, которые хотели понравится таким девочкам, считая, что разборчивость в подобном музыкальном и важном вопросе пойдет только им на руку и создаст в глазах будущих спутниц образ завидных вторых половинок.
«Черви» выступали в «Кровавой Мери» раз в месяц, прогоняя свои знаменитые хиты и не менее знаменитые каверы на зарубежные композиции. Клуб, названный в честь алкогольного напитка, был довольно популярным злободневным местом неформалов и любителей готики. Кто-нибудь раз в неделю приходил: выпить, потанцевать, сделать селфи напротив разбитого старого зеркала. Среди клиентов редко числились порядочные зрелые люди или старички, но оторвы-бабушки все же встречались. Только встречались: они были настолько редким раритетом среди молодежной тусовки, что все относились к ним, как к душевнобольным.
Клуб «Кровавая Мери» был основан еще в девяностые, когда его владелец невзначай разбогател и решил открыть развлекательное место для детишек, родившихся с золотой ложкой во рту. Впоследствии клуб сгорел из-за очередного взрывного выпускного (когда фейерверк пускал пьяный школьник, в результате потеряв несколько пальцев на руке), и его новым владельцем (уже в двухтысячных, ближе к одиннадцатому году) стал неудавшийся рок-музыкант. Своим приобретением он оправдывал несбывшиеся надежды.
Клуб был обставлен далеко неплохо, хотя и ходили слухи о не отмывавшейся рвоте на унитазе в третьей кабинке и засохшей крови после случайной поножевщины на стуле третьего столика справа. Кожаные кресла, деревянные начищенные до блеска столы, длинная барная стойка и огромный танцевальный пол, – располагающая обстановка для типичного ночного клуба. Хотя кресла были потрепаны, а то и порваны в некоторых местах, столы исцарапались, и под ними за годы работы клуба скопилась сокровищница изжеванных жвачек, и барные полки с алкоголем полупустовали, диско-шар сломался и больше не крутился. Однако сцена, не такая большая и уютная, но оборудованная и с хорошим освещением, заманивала клиентов, давала новым звездам билет в будущее, в карьеру короткую, но ярчайшую. И Артем получил этот билет.
Был десятый час вечера, когда он выходил из клуба после привычной вечерней репетиции. Утром и днем он не мог позволить себе такой роскоши: учеба и работа. Ближе к вечеру он спал, а ночью шел в отрыв. Он уверял себя, что вынужден жить как все временно, чтобы в дальнейшем отказаться от всего земного, низкого и вознестись. Коллеги по группе настраивали оборудование, а его инструмент не приходилось распаковывать, убирать, покупать новый, он был всегда с ним, в любую минуту его жизни, вокал, чем он неоднократно, если не многократно, гордился.
Он решил подышать свежим воздухом, сделать пару затяжек, прежде чем группа выступит, будет готова ехать по домам, спать и видеть во снах мечты, которые обязательно должны были сбыться: стать звездами. Такими, чтобы знал весь мир, такими, чтобы было покруче Metallica и Nirvana, чтобы затмить Led Zeppelin и Deep Purple, и в щепки разнести Linkin Park и Nickelback.
На улице застыла прохлада, веяло легким едва ощутимым ветерком. Самое то, когда ты в кожаной куртке, подумал Артем и поправил ворот отцовской косухи, большеватой ему, с вытертыми локтями и воротником. Именно он, ни мама, ни бабушка, ни первая девушка, и даже ни любимый пес, внушил ему, что он рожден быть звездой. Вокал своего сына он обязан услышать по телевизору, радио, скачать на плеер и нахвастаться своим друзьям в соцсетях.
Но отец не дождался восхождения звезды в галактике Всемирной Известности, у него схватило сердце во время работы за станком. Артему тогда было шестнадцать. Смерть верящего в него человека ударила парня глубоко под дых, чуть не переломав диафрагму с ребрами. Тогда он затянулся первой сигаретой, тогда он встретил своих друзей, будущую группу, и пообещал, что сделает все, чтобы стать тем, кем бы гордился его отец.
Артем осмотрел звездное небо и яркую алую, как артериальная кровь, вывеску клуба. Он достал сигарету, чиркнул пару раз зажигалкой и затянулся. Приятный заполняющий легкие дым расслаблял. Сегодня очередной концерт. Он закрыл глаза и вспомнил, как впервые вышел на сцену, как у него вспотели ладони, а сердце едва не выпало из груди прямо на слушателей, но жажда быть не как все, быть лучше, сыграло свое, и он выступил. Тогда он волновался, попадал не во все ноты, где-то забывал слова, но сейчас… Спустя три года он другой.
Он лучше, он круче, его вокал лучше, его вокал круче. И он станет тем, кем так мечтает. Его не интересует то, что интересует всех, он знает свое место, и оно не среди обывателей, привыкших вести рутинный образ жизни, вставать в шесть часов утра на пробежку, идти на работу по будням, каждое воскресенье собираться вокруг семейного стола. Нет, он другой. А это все в прошлом. Когда был жив отец, когда маме не нужен был другой мужчина из-за удовлетворения своих потребностей, когда бабушка не умерла, первая девушка не бросила его из-за любви к творчеству, а собака не убежала из дома. Тогда все было как у всех. Теперь такого быть не могло.
Он докурил сигарету, бросил окурок в урну и вернулся внутрь. Владелец заведения вместе с официантами освобождал зал от столов и стульев. Артем прошел за кулисы в гримерку. Фингер, удобно расположившись на диване, держал на своих коленах девушку, чем-то мило ее смешил. Артем скинул кожанку и сел перед зеркалом, внимательно разглядывая свою внешность: он совершенство, не настолько взрослый, чтобы от него требовали свехвозможного и не настолько маленький, чтобы казаться ни на что не способным.
Он провел по подбородку рукой и улыбнулся себе.
В гримерку вошел один из участников, Пирс:
– Народ подтягивается. До сих поражаюсь тому, что люди собираются за час до концерта.
– Это еще цветочки. Будем всемирно знаменитыми, тогда фанаты будут толпится за день до концерта, – сказал Артем, подводя глаза черным, словно смоль, карандашом.
– Ты какой-то напряженный, – крикнул Фингер ему из угла, – расслабься, чувак, очередной концерт, не более.
– Не очередной, – он всматривался в свое отражение в зеркало. – Этот концерт должен стать особенным.
– Так можно утверждать про каждый.
– Я чувствую. Сегодня светит моя звезда.
– Слушай, у тебя давно девчонка была?
Последний раз у Артема был секс пару месяцев назад. Тогда все получилось спонтанно, какая-то пьяная девушка затащила его в туалет, и, будучи в трезвом состоянии, он испытал на себе, что такое быть изнасилованным. Он не скрывал от себя, что ему очень понравилось. Действительно, никто так не отрывался на нем прежде. Но отсутствие контрацептивов тогда здорово смутило. Волновался он не за беременность незнакомки (наверняка уже не раз такое с ней происходило, и она знает, что делать), а за свое здоровье. Он боялся заразиться. Если он подхватит какую-то болячку – известности конец. После случившегося он решил забыть на некоторое время, что такое плотское наслаждение и отдаться с головой сочинению песен и работой над вокалом.
– Если я хочу быть богом, я должен забыть о земных недостойных меня удовольствиях, – сказал он.
В гримерке появился четвертый завершающий участник, барабанщик, Бит. Он ворвался в комнату так, словно услышал какую-то радостную новость. Вылупив глаза и улыбнувшись во все тридцать два зуба, он прокричал своим басом:
– Ребята, вы должны это увидеть.
– Что? – наморщив лоб, спросил Артем. Он был недоволен, что его отрывают от настроя перед концертом.
– Идем, – махнул тот рукой.
Вчетвером они прошли за кулисы и выглянули из угла, скрываясь в тени.
Освобожденный от мебели зал был переполнен толпой людей, с предвосхищением оглашавших клуб шумной болтовней.
– Их сегодня больше, чем в прошлый раз. Намного больше, – сказал Фингер. Он коварно улыбнулся в преддверье отжигательного концерта. А какие бабки они сегодня получат за отыгранные песни вообразить страшно.
– Да, поэтому сегодня мы должны выложиться на все двести, если не на триста, – сказал Артем и вернулся за кулисы.
– Странный сегодня он какой-то, – подметил Пирс. – Словно загипнотизированный. Обычно он более разговорчив и радостен при виде толпы.
– Может, подходит ответственно к столь глобальному событию, – с смешком выразился Фингер.
– Начало через пятнадцать минут, нужно готовиться, – сказал Бит.
Они разошлись по своим позициям. Артем взял микрофон, одел наушник. Руки дрожали, как в первый раз, в груди сердце ломало диафрагму. Сегодня буду огромные продажи, самые большие за всю историю их группы. И они станут еще больше, если Артем выложится «на двести, если не на триста». Тогда им предложат новую сцену, больше, с профессиональным освещением, зал, вмещающий в два-три раза больше фанатов.
Стрелка на наручных часах бьет десять. Артем кивает персоналу за кулисами, и занавес расходится.
Незаметная тишина сменяется оглушительным криком вперемешку с аплодисментами. Артем разворачивается. Свет бьет в глаза, но ему удается увидеть толпу своих обожателей. Они в черных майках с красным логотипом группы, с плакатами поддержки и выкриками: «Артем, мы любим тебя!», «Артем, спой для нас!», «Артем, мы хотим слышать твой голос!», «Спой для нас, просим!».
Артем улыбается, подносит микрофон к губам. Раздаются первые такты инструментов, Артем начинает петь. Он поет так, как никто не поет. Его голос рвется из души, он счастье для ушей фанатов, которые восхищенно, до слез, до смеха смотрят на него, а руками тянутся к нему, к Высокому. Их глаза выражают только одно: мы любим тебя, – то, чего так не хватает Артему, то, что всегда говорил его отец ему, при любых обстоятельствах. И сейчас в его голосе, в пожирающих его худую фигурку глазах жил его папа.
Он выкладывался. Он пел, вырывая из глотки высокие ноты, которые раньше давались ему с большим трудом. Зато сейчас он был точно соловей, он пел так свободно, как никогда не мог, так легко, как хотел всегда.
Это его звездный час. Музыка льется из инструментов стройным маршем, фанаты кричат в унисон, зная все тексты, его тексты, написанные им, наизусть. Пронося через все сосуды и органы тела, они рождают агонию страсти от музыки, смешивая ее с слюнями из открытых пастей, соплями из горячих ноздрей и солеными слезами из красных широко раскрытых глаз. В закрытом помещении вонь потных возбужденных тел, прижатых друг к другу в плотную, налезающих друг на друга, давящих друг друга.
Концерт заканчивается на высокой ноте, Артем поднимает микрофон вверх, и фанаты тянутся за ним, к сцене, но не в силах взобраться на высокий пьедестал для избранных, хватаются руками за воздух, крича:
– Артем! Артем! Мы любим тебя! Иди к нам! Мы хотим тебя!
И он, подняв голову вверх, смотря вверх, улыбается. Он горд собой. Он делает то, о чем мечтал. Маленькая мечта дополнила паззлом большую еще пока неосуществимую мечту. Он чувствует, что может все, что он владеет этим миром. Он все. Он идеален. И толпа поклоняется ему. Толпа его хочет. Он вожделеет его. Он нужен. Он Иисус.
Раздвинув руки в обе стороны, он встает на край сцены и устремляется вниз. Гитаристы и барабанщик не успевают удержать его и с ужасом, вмиг сменяющим эйфорию, смотрят вниз.
Артем падает в руки толпы. Они гладят его, касаются волос, шеи, рук, ног, тела. И Артем смотрит вверх. Радостные крики, напоминающие карканье ворон, не оглушают, а исцеляют. Вокруг темнота, а диско-шар под потолком, словно звезда, светится в его честь.
«Я звезда!», – упивается он этим словом, словно вином, и чувствует, как чужие руки проникают под одежду, касаются ребер, расстегивают ремень, стягивают ботинки.
Артем напрягся. Это было не возбуждение, и не потому что одна фанатка слишком сильно тянула его за левую руку, а другая – за правую ногу, а потому что все шло по-другому. Было душно и тесно. В той кабинке было также, но тогда духота и теснота не мешали почувствовать себя королем. А теперь? Что-то было не так.
И он понял, что именно.
Руки фанаток, будто щупальца осьминога к беззащитной рыбешке, присосались к его конечностями и тянули в разные стороны. Он почувствовал боль, тело немело, кости растягивались. Фанаты сжимали руки и ноги до размеров атома. Артем промычал нечленораздельно в приблизившиеся чужие губы и попытался выбраться, но хватка была мертвой.
Руки раздирали уже голого Артема, словно черная дыра. Они радовались до слез близости со своим кумиром, со своим культом. Они кричали его песни, целовали его тело, засасывая подобно пиявкам. Артем закричал в чужие рты, откуда змеями спускали языки в его рот.
В момент нить жизни оборвалась. В глазах потемнело, тело лишилось ощущений, сердце остановилось. Мечты канули в небытие. Известность, слава, признание, – все осталось в прошлом. А впереди, перед глазами, лишь чернота. Вечная и невозвратимая.
Толпа разорвала его на части, синхронно, разом, разбрызгав литры крови по полу и на себя. Кто не успел дотронуться до своего идола хватали упавшие внутренние органы и принимались с упоением целовать частички своего кумира. Они обнимали части, дрались за них, падали на пол и принимались бороться, ударяя друг друга головой об пол. Крики продолжались. Группа замертво стояла на сцене, опустив руки, раскрыв широко рты, обрызганные кровью, отказываясь принимать случившееся.
Толпа кричала. Кричала, как лошадь, надрывая свою безмерную зубастую глотку, будто кладбищенская ворона, будто морская сирена, кричала, заливалась оглушающим криком. И среди толпы, от шока, от в мгновение остановившегося сердца, как поломанная на части кукла, несуразно лежал где, у кого и как придется мертвый Артем.
Заветные мечты так и остались неосуществимыми.