Иностранка. Повесть. Глава 1

Лана Ли, давно уже и считалась леди, и вид имела соответствующий, тем более

манеры.

Этому способствовали во многом и сам факт девятнадцатилетнего, почти

постоянного пребывания в тени покойной свекрови,- Барбары Ли и

воспитание матери, школьной учительницы из далёкой Мордовии откуда она

была родом, когда звалась ещё Светланой Степановной Романовой. Про отца

с барским именем Степан, ничего определённого сказать было нельзя, тем

более, что у младших сестры и брата были другие отцы, одного из которых

Света даже помнила смутно, но отцы уходили, а дети оставались и мать,

не теряющая надежды на женское счастье,- часто путалась в их характеристиках.

Знала только, что отец был русский, из строителей, но красота её

приметная была не от русских, а от мордва,- от матери.

   К тому времени, когда смышлёная девочка заканчивала десятилетку,

с медалью, как положено, материны голубые глаза в пол лица почти совсем

поблекли и уголки рта скорбно опустились, а у Светочки- сияли, как

звёзды и подсвечивали курносый носик и пухлые губки. Пшеничная коса

её была гордостью посёлка, когда она солировала в самодеятельном

хоре, наряженная в национальный костюм.

   Медаль давала много свободы и мать, потерпевшая крах в личной жизни,-

не решилась задерживать дочь, замахнувшуюся на московский медицинский

вуз. На второй пед подала не сразу, написала поначалу заявление на

стоматологию, но пожилой председатель приёмной комиссии, внимательно

посмотрев на неё и бумаги,- посоветовал идти на педфакультет и она

ясно поняла, что стоматологию не потянет. Девочка, вырастившая сестру и

брата,- понимала с полуслова и полунамёка.

   Но было это давно, теперь казалось нереальным, что живя в общежитии

и оплачивая его, хоть и стоило это сущие копейки,- она умудрялась и

и выживать, и питаться, и даже худо- бедно одеваться на повышенную, правда

стипендию. Парней сторонилась, брезгливо уходила из комнаты до позднего

вечера, когда соседки приводили возлюбленных,- гуляла по Арбату,

мечтала... До самого диплома оставалась девственницей. Понимала, что

такие не в моде, нимало выслушала иронии и откровенных издевок в свой

адрес. На последнем курсе, по обмену студентов, как претендующая на

красный диплом,- попала на Кубу. Куба девушку огорчила и удивила

одновременно: откровенная бедность и вместе с тем гордость, беззаботность

какая- то и приличные, по советским меркам, медицинские учреждения, где

она бывала. Там же познакомилась с Робертом Ли, этим именем представился

один из медицинских представителей, с которым то и дело её сталкивали

общие мероприятия. Последний вёл себя, как джентельмен, под юбку не лез,

напротив был подчёркнуто и иронично вежлив, исправляя её не слишком

совершенный английский, который серьёзно подтягивала только последние

полгода перед поездкой, чтобы пройти по конкурсу.

   Прощались спешно, комканно, в аэропорт он не приехал, но адрес

общежития подробный она продиктовала по его просьбе, особо на встречу

не надеясь. Да и не очень её зацепило, если честно: и возраст его- хорошо

за тридцать и перспектива распределения её- в какую-то глушь, а также

странная сдержанность, если не сказать, что холодность кавалера,- ничто

не способствовало последующему сближению. Но он написал и звонил несколько

раз на проходную общежития, так, что она без надобности на улицу не

выходила, а добрейшая, но любопытная тётя Женя, всегда звала к телефону

и, охватив себя натруженными руками, слушала каждое слово. Другая вахтёрша

никогда не звала. Задолго до своего приезда, Роберт прислал гостевую

визу невесты. Никто не знал, как ему это удалось, но в Штаты, а именно

там он проживал постоянно,- они отправились вдвоём, в начале осени.

   Пятидесятилетняя, ухоженная, не полная ещё женщина и дальше бы предавалась

воспоминаниям, если бы не следила одновременно за игрой своего более

молодого спутника со взмокшими и спутавшимися от ажиотажа, длинными,

жгуче- чёрными волосами. На кону были все деньги,её деньги, которые ему

позволялось сегодня проиграть и она не могла не отметить, что Жак, так

его звали, давно уже не смотрит на неё с теми же страстью и вожделением, с

которыми провожает последние, затихающие вращения колеса. Теперь она будет

утешать его, огорчённого очередным проигрышем и вкусно кормить в

хорошем ресторане, хорошего отеля в Вегасе, а после, позабыв о неудаче,-

он будет любить её и вдохновенное лицо его будет освещаться разноцветными

бликами огромного поющего фонтана, брызги которого долетали порой

до их террасы на четвёртом этаже.

   Последние шесть лет её жизни были крепко связаны с этим сорока двух-

летним французом, написавшим однажды, портрет её: свободной наконец и

беззаботной, очень хорошо обеспеченной американки. Она гуляла по Монмантру

после отличного шопинга, он красивый и дерзкий, за несколько мгновений

набросал чрезвычайно удачный эскиз её портрета, сангиной. Там же поблизости,

в принадлежащей ему крошечной студии и случился их спешный и спонтанный

первый раз, произведший на неё, мало искушённую в делах любовных,-

неизгладимое впечатление. Во всём остальном это был мезальянс чистой

воды и в Америке Жак так ни разу ещё и не был. Зато она бывала в Париже

ежемесячно и вместе они уже трижды приезжали в Турцию, в Стамбул, где

подвергались долгой и мучительной, а также дорогостоящей процедуре ЭКО,

поскольку она всё ещё не могла расстаться с навязчивой идеей- стать

матерью. Вот и сейчас, очередная попытка не удалась, но Лана была

признательна возлюбленному за сочувствие и покладистость. Француз был

романтичен, добр и игрив, как ребёнок, ему многое прощалось, даже

намеренно припрятанные девицами, посещающими его в её отсутствие,

мелочи, неизменно находимые ею. Она даже себе не призналась бы, что

относится к французу, как к большому ребёнку и именно эта детскость

его, непосредственность,- способствовали продолжению отношений, особенно

теперь, когда он посапывал, откинувшись на узкую подушку и хлёсткие

лучи фонтана не беспокоили его, в отличие от неё.

   - Поменяйте партнёра,- вердикт медицинского светила был груб, до

 отвращения. - Вторая и третья группы крови- плохо совместимы,- продолжал

 он с плотоядной улыбкой, намеренно, как ей казалось, лишний раз задерживаясь

 на ней взглядом и руками.

  Она и вправду ещё была хороша: совсем чуть-чуть ботокса, глаза горят,

белокурые, слегка мелированные волосы с безукоризненно ровными концами,

без чёлки, обрамляли всё ещё милое лицо, удлинённым каре. Брови чёткие,

"долгосрочные", но не вызывающие, косметика незаметна.

   - И как мне тебя бросить,- милый Жак,- проговорила она на русском

языке, на котором всегда мыслила и разговаривала сама с собой. - Ты же

не Жак, ты- Жук, маленький лукавый жучок, точнее паучок...

Обильная растительность на теле мужчины и вправду придавала ему

сходство с очаровательным тарантулом и Лана рассмеялась. Француз

зашевелился, зашептал слова любви и... снова заснул. Ну, как такого

бросишь. Не спалось и она предалась любимому занятию- своим воспоминаниям...