Елена Прекрасная

Семь сказок. Сказка пятая.

Елена Прекрасная

Елена беззаветно любила Париса...

Речь сейчас пойдет не о временах расцвета Трои, а о середине девяностых. Зато место максимально к древней Трое приближено - остров Кипр. А имена... по одной судьбе ведомому стечению обстоятельств, имена настолько героям этой истории подходили, что у меня рука не поднимается их поменять, тем более, что Парис и по сей день нередкое имя в грекоязычных странах. А Елена...

Елену все называли Прекрасной и считали живым воплощением сексуальности. Она имела не только задорное личико, очень похожее на певицу Валерию в начале 90х, но и великолепно-точеную фигуру, безупречный стиль в одежде, мелодичный смех и... страстную любовь к Парису, которая затмевала собой весь мир, весь здравый смысл и ряд более подходящих воздыхателей. Парис был женат и имел детей, но ни его, ни Елену Прекрасную это не останавливало.

Они были из слишком разных миров. Елена приехала на заработки из деревни на Украине, с четким намерением закрепиться в Европе и, наконец, зажить, как все приличные люди. На постсоветском пространстве ценились напористость и умение работать локтями, а на такие мелочи, как наличие жены и детей внимание обращали далеко не все. Парис был из более консервативного мира, где ценились патриархальные устои, браки заключались в церкви и на всю жизнь, а свободное время проводилось однообразно в окружении множественных родственников. Его мир напоминал болото, изредка разбавляемое новыми туристами, поглощающими пиво в его баре в туристической зоне, и Елена была уверена, что её напор, по мощи ближе к Ниагарскому водопаду, позволит не только снести болото вместе со всем, что его окружает, но и вынести ей Париса, как миленького, прямиком для свадьбы.

Это была страсть, о каких вспоминают веками. Стоило ей появиться в баре Париса, воздух заполняли электрические разряды, над столами клубились феромоны, а для Париса с Еленой исчезали и друзья, и бар, и весь окружающий мир. Потом, разбежавшись каждый в свой угол города, оба соглашались, что так нельзя. Париса мучала совесть по поводу забытой и почти брошенной с двумя детьми жены, осуждающей родни и в клочья разнесенного образа идеального семьянина. Елена соглашалась, что не дело -  отбивать чужих мужей, что у нее полно и более доступных кавалеров, которые только ради движения её мизинчика не только женятся, но и перепишут на неё всё имущество... Стоило Парису с Еленой друг друга увидеть - всё доводы забывались.

Единственное, что мешало Елениной идиллии - был ещё один воздыхатель. Это был очень уверенный в себе и очень решительно настроенный англичанин по имени Джим. Он был идеальным во всех смыслах: холост, мечтал о детях, имел хорошую работу, умел добиваться своего и был готов с Елены пылинки сдувать. Увы, как это обычно бывает, Елена рассматривала его всего лишь как досадную помеху. Он не интересовал её ни как человек, ни как объект страсти; её интересовало, как от него избавиться.

Нормальные люди обычно скучны. В них нет ни надрыва, ни пронзительного страдания, ни умения делать из мухи слона, ни навыка переполошить весь мир из-за бредовой идеи. Нормальный человек, спроси его кто, что такое любовь, начнёт нудеть про дом, семью, детей, стабильность, заботу. Нормальный человек не сорвётся просто так вершить подвиги, не начнет давать невыполнимых обещаний, не начнет выяснять отношений на пустом месте. Зато нормальный человек, будь он хоть тысячу раз намерен на тебе жениться, тебя выслушает, услышит, поверит и примет соответствующие меры.

Елена наконец добилась того, что они с Парисом съехались в недавно построенный квартирный дом неподалеку от бара Париса. Но Джиму она рассказала, что возвращается домой, на Украину. И Джим впервые за долгое время напился. Не то, чтобы выпивка помогала нормальным людям смириться с горем утраты. Нормальным людям она разве что помогает стать слегка ненормальными: не настолько, чтобы понравиться Елене Прекрасной, конечно, но, по крайней мере, с ними становится не скучно.
- Где на Украине?! - на удивление твердым голосом для количества выпитого спросил Джим.
- Не важно! - фыркнула Елена.
- Важно. Где на Украине?
- Отвяжись.
- Не отвяжусь, пока не скажешь, где!

И Елена сказала, просто чтобы отвязался. Сопроводив холодным: "Теперь уходи, раз обещал!"

Безразличие всегда ранит больше, чем ненависть. Если вы хотите действительно кому-то сделать больно - представьте себе, что этого человека больше не существует. Никоим образом. И навсегда. Но, мой вам совет: не делайте себе небезразличными тех, кому безразличны вы. И, тем более, не срывайтесь ради них в глухую деревню на Украине.

На самом деле, Джим сначала посетил свою почтенную матушку в Йоркшире, где получил благословение на долгожданный брак и внуков, и только потом, фактически на перекладных, самолётом до Киева, электричкой и автобусами дальше, без знания языка, но исполненный решимости. Елена Прекрасная об этом не узнала. Когда ей сказали, что Джим больше не на Кипре, она с презрением сказала:
- Давно пора.

Нина Николаевна от сюрпризов отвыкла давно. Жизнь в деревне к ним не располагает. Утром она была на рынке, на обратном пути пообщалась с соседкой - посетовала, что старшая сестра Елены, Дарья сиднем сидит дома либо в своей библиотеке, и не желает замуж, замесила тесто на шарлотку - яблоки подмерзли и начали портиться, и надо было их спасать. Сейчас же, подоив корову, она вышла из сарая с полным ведром и увидела чужого. Чужой был одет в дорогой костюм, туфли на слишком тонкой для их зимы подошве, он улыбался и держал букет роз.
- Я прьишьоль прасить рука вашьей дочерьи, - объявил он, и кинулся ловить ведро с парным ещё нефильтрованым молоком.

- Дарья, Дашенька! - Нина Николаевна на подгибающихся ногах вскарабкалась по крыльцу в сени и зашла в дом. Дарья выбежала к маме как была: босая, в халатике и старой шали. Нина Николаевна охнула.
- Иди причешись, хоть, жених к тебе пришёл, иностранец!
- Значит, к Ленке, - пожала плечами Дарья.
- Так Ленка же на Кипре! Чего же он в нашу глушь припёрся?
- Будто ты Ленку не знаешь. Проходите, молодой человек, садитесь...
- Excuse me?

Отныне разговаривала с ним только Дарья. Она со своим филологическим ещё и английский "про запас" освоить успела. Джим же выучил только как просить родительского благословения, остальное было слишком сложным для столь сжатых сроков. Оставалось только удивляться, как он вообще добрался до нужного дома. Видать, Всевышний и правда помогает дуракам. Нина Николаевна взирала на это чудо света со смесью любопытства и неверия. Он настолько не вписывался в обстановку, что, казалось, от слишком громкого хлопка или неосторожного прикосновения развеется по ветру. И всё же, он был здесь. И мечтал жениться на её младшей, хотя она рядом с ним смотрелась бы так же нелепо, как он сам в этой деревне. Вскоре было ясно, что Ленка просто его спровадила, не ожидая от него таких подвигов.
- Даш, а Даш, - вмешалась Нина Николаевна, - не говори ему правду про Ленку...
- Мам, как не говорить? Он же всё равно узнает...
- Не говори, его же удар хватит. Меня не жалеешь, пожалей хоть его. А Ленке я завтра же сама от Васильевны позвоню.
- А что же мне ему сказать?
- Скажи... Скажи, что, значит, ещё не добралась. Что приедет, значит, попозже.
- Он готов ждать. И спрашивает, можно ли у нас пожить, он готов заплатить, - спустя несколько минут перевела Даша. Нина Николаевна изумлённо уставилась на относительно толстый конверт со свежими, даже не помятыми долларами, потом на исполненное решимости лицо Джима. Потом вскочила и с воплем "Ноу, Ноу!" принялась отталкивать от себя его руки с конвертом.
- Скажи ему, что пусть так живёт! Буду я ещё с родни деньги брать! А я прямо сейчас к Васильне - пусть Ленка срочно прилетает!

Елена, узнав, куда Джима занесло, естественно, злорадно рассмеялась: будет, мол, буржуй, знать, каково некоторым живётся. Прилетать следом она наотрез отказалась, потому что зачем ей такой дурак, который аж на Украину поперся, нужен. Пусть Дашка его своими познаниями филологии охмуряет.
- Да как же... - растерялась Нина Николаевна, - мужик то хороший, не пьёт, уважает...
- Да на кой он мне, урод, сдался! - раздражённо отрезала Елена Прекрасная, и бросила трубку.

Нина Николаевна пробовала снова и снова, у неё в голове не укладывалось, как можно в здравом уме отказаться от такого жениха; но Елена стояла на своём. Дарья покорно развлекала Джима после работы то местным краеведческим музеем, то настоящим советским пломбиром, а в непогоду учила его чистить курятник, засыпать лисьи подкопы, чинить сетку, защищающую курятник от хищных птиц, да доить их корову Глашу. Её искренне веселил его восторг по поводу такой обыденной деятельности, а когда он вручную взбил из сливок масло - она до слёз смеялась над его удивлением.

Джим и правда никогда раньше не задумывался о том, каково жить на натуральном хозяйстве. Зато он с удивлением отмечал, что с каждым днём ему всё легче думать о Елене. Наваждение отпускало его, и по мере освобождения он стал замечать, что под мешковатым растянутым свитером и страшными очками прячется не менее прекрасное создание. Пожалуй, даже более прекрасное: теплое и буквально излучающее свет. Он не раз ловил себя на мысли, сколько света и тепла было бы, не прячь она их под страшным древним свитером, не скрывайся она за стандартизированными "советскими" очками в грубой оправе, распусти она свои волосы...

- Извини, а ты не могла бы распустить волосы, пожалуйста? - спросил он.
- Прости?! - удивлённо подняла свои очаровательные бровки Даша.
- Мне кажется, так будет красивее.
- Правда? - изумилась она так, будто искренне считала себя безнадежной уродиной. А потом, словно решившись, сдёрнула резинку, отпустив на волю свой русый водопад.

Джим запланировал себе три недели на поиски и убеждение Елены Прекрасной (а так ли она, на самом деле, прекрасна?). На середине третьей недели Нина Николаевна сдалась, обозвала Ленку идиоткой беспутной и пошла каяться перед несостоявшимся зятем. Нине Николаевне было так стыдно за свой обман, что она даже не заметила, с каким облегчением Джим выслушивал её оправдания. Для компенсации морального ущерба, она так старательно пыталась всучить Джиму трехлитровую банку домашнего лечо и ещё одну с солёными грибами, что не заметила, как Джим задумчиво достал коробочку с маминым обручальным кольцом. Опомнилась она только тогда, когда увидела, что Джим стоит на колене перед Дарьей и, судя по всему, просит её руки.

И здесь, пожалуй, начинается самая неправдоподобная часть истории, которую, так же, как и имена Елены с Парисом, оставлять без внимания, считай грешно.

Сказав "да", Дарья не знала, что несколько лет спустя, потеряв в авиакатастрофе Swissair 111 под Галифаксом старшего брата, а спустя ещё пару лет и больного раком желудка бездетного дядю, Джим унаследует ряд титулов, пару дворцов и внушительное состояние, сделав и её автоматом настоящей леди. Дарья попыталась вытащить в Англию мать, но та, со свойственной многим людям советской закалки скромностью, предпочла остаться в родной деревне, дабы дочке-леди не пришлось стесняться своей "мамы-деревенщины". Впрочем, вскоре к Нине Николаевне приехала заметно успокоившаяся Елена, которая так и не смогла построить счастья с чужим мужем. Как оно почти всегда бывает, страсть завяла, красота состарилась, а бар обанкротился.

АП, 07/2019