галстук клоуна - 10

             из сборника «Мемории»
      http://www.proza.ru/avtor/mirzoyan&book=2#2
*
http://www.proza.ru/2019/05/28/229
http://www.proza.ru/2019/05/30/191
http://www.proza.ru/2019/06/02/521
http://www.proza.ru/2019/06/03/88
http://www.proza.ru/2019/06/04/119
http://www.proza.ru/2019/06/06/87
http://www.proza.ru/2019/06/09/56
http://www.proza.ru/2019/06/11/47
http://www.proza.ru/2019/06/13/196
*

Клуб был большой, залов было несколько
и я так и не понял, был ли это stripклуб
или просто в ту ночь было strip–шоу.
*
Народу было ни много, ни мало, но было.
Нас провели в зал и посадили в дальнем от сцены конце в овальную белую ложу
с овальным же большим столом
и большим красным, кожаным, опять же полуовальным, диваном с подушками и подушечками.
Прям, Triumph Spitfire 62-го года, только руля нет.
*
Кукла уселась и усадила Пьеро на подушку, подпёрла второй
и разочаровано сказала:
- Я думала она артистка, -
имея в виду Амазонку.
*
Изрядно поодаль на сцене шло раздевание.
- Ничего, если мы посмотрим? – удивив меня деликатностью, спросил её Заппа.
*
- Да смотрите, мне–то что? –
пожала плечами Кукла, да как-то не совсем искренне,
- У меня задница тоже – что надо, –
и не соврала – она знала себе цену
и добавила,
- Но я её не выставляю напоказ, -
и тут же ещё добавила,
- Только – кому хочу.
Заппе это понравилось.
А мне тем более.
*
… и тут случился меж Заппой и Куклой страннейший диалог…
*
- Ну, что?... – попеременно глядя на меня и на неё, спросил Заппа, - 
и вопросительно произнёс два слова,
которые я не смог идентифицировать…
*
- Не люблю секс в туалетах, - скривилась Кукла.
*
- А ты? - спросил меня Заппа.
*
- А что – я? – не понимая о чём он, подумал я –
если она не любит романтичный секс в сортире,
то и мне придётся отказаться.
*
- Да он не пробовал, - ответила Кукла за меня,
имею в виду, что и не стоит пробовать.
*
- Так пусть узнает, что это такое, -  возразил ей Заппа
и спросил у меня,
- Хочешь попробовать?
*
Думаю, - если она не хочет, как же я попробую?
Или тут есть ещё какие–то варианты?
*
- Он без тебя не будет, -
не дождавшись моего ответа, сказал ей Заппа,
- Давай – *уй негра?... Сделай, ради него.
*
… нормально, думаю, они трут.
А причём тут три буквы негра?
И зачем ей трогать три буквы у негра
даже ради меня?..
*
… а Кукла в ответ не романтично, но загадочно спросила:
- А нет – из дерьма  бронтозавра?
*
- Из бронтозавра – нет, -
извиняюще развёл руками Заппа,
- Извини.  Бронтозавры все в спячке – до Рождества не какают.
*
Да о чём они!
*
- Последний раз у жопы слона – я с чашечкой стояла, когда была совсем ещё маленькая, – с вызовом сказала Кукла.
*
- ?!?!?!?! – подумал я
и стал слегка тупить.
*
- Ну, знаешь… ради него – могла бы и ещё раз постоять, -
кивнув на меня, упрекнул её Заппа.
*
… любит – не любит… секс в туалете… коричневые три буквы у негра… гигантская *опа храпящего бронтозавра…
Кукла моя, в коротеньком детском платьице ради меня стоящая под хвостом слона с фарфоровой чашкой на блюдечке… -
это было слишком сюрреалистично и недоступно для моего сознания…
*
- Фрэнк, ты же говорил, что гавна не ешь! – с укором бросила она ему.
*
- Я сказал – я на сцене не ем, – поправил её он, – А тут не сцена. И я тебе предлагаю только маленькую чашечку.
*
- Не люблю, что вываливается из задницы! – сердито оборвала его Кукла.
*
- Ну, как знаешь, - отстал от неё Заппа.
*
- Это правильно, детка, - подумал я о своей Кукле, – У тебя хороший вкус.
Только…
а ап чём меж вам енто сюр–глюк–блабла ща было, а?...
*
… всё оказалось проще простого
и даже проще, чем ЦРУ –
Заппа предложил нам кофе копи–лювак,
о котором я тогда и слыхом не слыхивал,
соответственно и не понял –
один из самых дорогих сортов кофе в мире,
который выковыривают из какашек довольно симпатичных зверюшек – мусангов,
после того, как те съедят и переварят оболочку зрелых зёрен…
*
... а три буквы негра – это местное сленговое название кофе black ivory –
чёрный бивень –
всё то же самое,
только ещё дороже
и через *опу слона...
*
... чем сильно оскорбил мою ненаглядную,
которая в весьма свое–образной форме
и сама отказывалась это употреблять
и мне не дала..
*
Теперь перечитайте всё сначала 
и всё станет понятно.
А так как кофе этот в клубе давали только своим,
ибо его было мало,
то Заппа хотел сделать нам приятное,
но напоролся на стену непонимания в лице Куклы.
*
И – как я и предполагал и опасался
к Заппе сразу началось хождения –
подходили люди,
здоровались, обнимались–целовались,
садились за наш стол,
уходили,
приходили новые –
поэтому вспоминается всё лоскутно.
Кроме финала...
*
... это было тридцать лет назад.
Почему я это вдруг вспомнил?...
*
... позвонила из Лос–Анжелеса
жена моего старинного старшего и, увы, покойного приятеля.
Она звонит часто, звонит поговорить -
старый одинокий человек –
выслушиваю одно и то же уже по сто пятому кругу.
И вдруг:
- Ты знаешь, дом Заппы выставлен на продажу...
*
… и так это почему–то оглушило...
*
… нету во мне фетишистских тараканов
и ничего я не собираю,
ни марки, ни старинные утюги, ни самовары.
Лет уж двадцать копаясь в биографии Есенина,
я так и не приобрёл ни одной его прижизненной книги.
*
Позвонили питерские знакомые –
кто–то продаёт две есенинские книжки с инскриптами начала двадцатых.
- Да нет, - говорю, - Не надо.
- Хороший человек. Старый, больной, деньги нужны.
- Так пусть на аукцион выставит.
- Абы кому не продаст.
- Значит, не очень деньги нужны.
- Может, съездишь, посмотришь?
Зачем–то поехал...
*
… старушка, милая, старая русская интеллигенция –
это когда человек говорит – здравствуйте
и тебе становится тепло и дОбро на душе.
И с виду совсем не больна –
подружка болеет…
*
Книг – от пола
и до нового года.
- Видела ваш фильм по РТР. Вам – отдам.
Какой, думаю, такой тонкий коммерческий ход.
Она, как услышала и стала объяснять:
- Во–первых – и муж мой покойный, Царствия ему Небесного, и я - считаем, что Сергея Александровича убили. Но среди всего этого постыдного безумия вокруг его гибели вы сумели не потерять голову. Думаю, Есенин был бы не против такого фильма.
https://www.youtube.com/watch?v=FrXjCLKrtKQ
*
… мать честная – «Харчевня зорь», 1920–тый год.
Есенин, Мариенгоф, Хлебников –
бумага для заворачивания селёдки, скорее брошюрка, чем книга,
но дарственная надпись Мариенгофа какой–то барышне
и короткая приписка Есенина.
И вторая – подписи Шершеневича, Марингофа и Есенина.
Но предупредила, инскрипт Есенина на второй – не исключено, что поддельный.
Вижу тяжко расставаться – покойный муж собирал.
*
Деньги были, хотелось помочь.
- А давайте... – говорю, – ... я куплю, но пусть книжки у вас пока останутся.
И придумал историю – развёлся, сейчас живу на съёмной квартире –
так будет сохраннее.
Сначала не поняла, но потом согласилась.
*
Отпили чаи, отговорили -
кстати, не представляете, какое это удовольствие -
услышать старую русскую интеллигентную речь,
пусть даже и не без францисканства,
когда мюзикл становится мюзикаль,
а банальный шоферюга - шууффэ -
речь чистую и ясную,
безо всяких там ваучеров и postmodern-business-портовых наречий -
ухожу, заплатив и не взяв книги
и у дверей вдруг даёт мне какую–то сувенирную плоскую коробку
и даже успела перевязать её ленточкой:
- Вам. На память.
- Ой–ё–ёй, как мило, спасибо, да не стоит…
Ушёл.
А в коробочке – те самые две книжки + ещё одна.
И те раздарил.
*
Или – знакомый поп увёз меня в Вязьму –
посмотреть домашний музей Есенина...
*
... в большой квартире в старом доме было много всего разного
и по Есенину, и не только,
но поразил  п–образного профиля ржавый крест на стене –
с надгробия Галины Бениславской,
которая застрелилась на могиле Есенина –
этот коллекционер ещё в семидесятые снял покосившийся крест
и поставил небольшое надгробие,
то, что сейчас стоит.
И вот теперь спит под этим крестом...
При всём уважении к коллекционеру и погребальном почтении к бедной Бениславской 
неуютно мне как-то стало
и захотелось на свежий воздух...
*
... не собиратель я и не фетишист.
И в музей–квартирах мне интересно,
но как–то немного даже и неловко.
За всю эту липу –
в квартире Достоевского в Питере
несколько десятилетий была банальная загаженная коммуналка,
жильцов на двадцать,
которые никакого Достоевского и знать не знали.
*
И в квартире Блока – тоже.
А вдова и внучка Менделеева Любовь Дмитриевна,
хоть и написала какую–то книжку по истории русского балета,
за бутылочку портвейна,
была в этой коммуналке,
говорят, весьма даже и доступна,
среди любителей этого напитка –
лучше горькая правда,
чем памятники, с которых текут заумные слюни музейщиков–искусствоведов.
*
Но дом Заппы...
Там было так уютно, так просто,
студия в подвале, где кто только не бывал,
небольшой бассейн во дворе, где я даже разок поплавал...
Какое моё дело...
Дом выставили на продажу его дети…
Залез в интернет, увидел фото
и накрыла волна воспоминаний...
*
... на моё облегчение в клубе к нам сразу подсела Наташа,
знакомая Заппы, эмигрировавшая из СССР ещё в середине семидесятых.
Соответственно – два языка, мат в совершенстве – и наш, и их.
*
Она была в лихой чуть кремовой ковбойской шляпе с загнутыми по бокам полями,
коротенькой джинсовой курточке на футболке с крупной грудью и крупными же бусами на ней,
в волнистых и пёстрых цыганских юбках,
под которыми обычно скрывают раздобревший зад
и расшитых сапожках на каблучке.
Уселась между мной и Запой,
не знаю, как к нему,
а ко мне прижавшись пылким зрелым бедром
и общение просто полилось...
*
На Амазонку мы не опоздали –
как всё в этом бардачном шоу–бизнесе,
её номер сдвинулся почти на час…
*
… но до Амазонки ещё раз чуть не поцапались с Куклой.
Смотреть стриптиз при ней мне было неловко,
может, от комплексов
и я не смотрел – так, поглядывал...
*
... был пародийный номер:
страшненькая, угловатая, кривоногая и отнюдь не юная уборщица с ведром и шваброй
немного помыла пол,
а потом у пилона возомнила себя стриптизёркой
и в итоге оказалась молоденькой красоткой с оглушительной фигурой.
Но меня поразило не только её тело,
а предельно точная актёрская сделанность этого этюда...
*
- Пялимся? – вдруг резко бросила мне Кукла, - Жоп не видел?.. Не пойму - у меня что, хуже что ли?
*
От неожиданности я растерялся, как застигнутый воришка...
*
- Нет… без меня – ты хоть в задницу ей глазами залезь. А со мной – будь любезен смотри на меня, –
и добавила,
-  Если ты мужчина.
*
И это была не ревность, а что–то мне непонятное.
- Перевести? – заботливо спросила Наташа.
- Да нет уж, я понял, - поблагодарил я.
*
А Кукле ответил:
- Две вещи меня сейчас возбуждают по жизни. Кино. И ты.
- Оо–о! – театрально воскликнула Кукла, - Какой вселенский пи*ьдёж!
*
Но тут меня выручил Заппа:
- А что – неплохо сказано. Меня тоже две вещи волнуют по жизни – музыка и моя жена и дети. Ещё Америка, -
и как бы оправдался передо мной,
- Ну и СССР немного. А сейчас… ну… -
и как бы спросил разрешения у Куклы и Наташи,
- … чуть–чуть голых баб?... Но музыка, жена и дети – это во главе!
*
- Фрэнк, ты настоящий мужик! – ехидно похвалила его Кукла.
*
- Хочется думать, что моя жена сказала бы так же, –
ответил ей Заппа,
- Но она не стала бы меня упрекать, что я поглядываю на эти раздевалки.
*
- Ты, Фрэнк – поглядываешь, -
парировала Кукла,
- А этот… -
она кивнула на меня, раскрыла рот, показала какими бывают идиоты и сказала,
- Эээээ-э!
- Ну, куколка! – умиротворяющее попросил я её.
- Да, хуля, Куколка – контролируй себя! – резко бросила она.
*
Чтобы не ссориться, я в шутку и демонстративно сел боком к сцене.
*
- Не позволяй ей так говорить с собой, – строго сказал мне Заппа, – Ответь ей.
*
Но я не знал, что ответить.
Да и рта раскрыть не успел.
как Кукла выдала гневно–сумбурно-суфражистский спич,
что плясать голой перед мужиками,
это унизительно для женщины,
для всех женщин.
И всё это – наше мужичье допотопное быдловство,
считать женщину своей рабыней и т.д. и т.п.
И вообще – если б она знала, куда мы едем, она бы ни за что не поехала -
туда, где унижают женщину, ездят только неандертальцы со своими неандертальскими бабами.
Мы с Запой молчали.
Наташа почти соглашалась.
*
Закончила Кукла примерно так:
- Бабы перед вами на цыпочках ходят, трусы снимают – только чтобы вам угодить. И вы думаете, что вы – мужичьё – управляете миром. Но миром управляем мы – бабы. Мы - управляем миром!
*
Миром – не миром, но войной точно.
И я в этом убедился в Чечне.
2002–ой год, Грозный в руинах.
*
Президент дал Звезду Героя мальчику,
убившему полевого командира Цагараева.
Администрация президента велела одному из ТВ–каналов сделать фильм.
*
В Грозном мне поставили два условия –
до 19.00 возвращаться на охраняемую территорию, где наша группа жила –
в это время армия уходила на блок–посты
и в город вылезали боевики.
И второе – чтоб никого из группы не выкрали,
ездить только с охраной, спецназами силовиков.
*
А с охраной, это значит  -
из «газели» выбегают два бойца – с пулемётом и снайперкой,
отбегают метров семь и садятся на колено со стволами в разные стороны,
потом выскакиваю двое с калашами с подствольниками и садятся на колено у
дверей,
потом выходишь ты...
Какое кино?
*
И на тебя смотрят люди.
С нескрываемой ненавистью.
Особенно, женщины.
С жаждой мести в глазах.
За мужей, за сыновей.
Какое тут кино?
*
Удалось договориться со старшим Ямадаевым,
бывшим полевым командиром, переметнувшимся к федералам –
у него был орден Герой Нации под номером 1,
у Дудаева № 2.
*
Покатили с утра в Гудермес.
Ждали полдня.
Ямадаев приехал часам к четырём –
извинился, дела, дела, якобы, покушение было.
*
- Валим, валим! Он тебя парит. Чтоб не успели в Грозный до семи, -
шепчет охрана,
– Давай сворачивайся, на засаду нарвёмся!
*
Снимали недолго, но время уже восьмой час.
Старенькое уже пустынное шоссе Гудермес-Грозный разбито снарядами.
*
По пути увидел пожилую чеченку с арбузами.
Сказал водителю остановиться.
Охрана зарычала.
*
Вышел, чеченка прячет глаза.
- Дай мне, мать, четыре арбуза, - попросил я её –
арбузы огромные - два охране, два на группу.
- Возьми уж все пять, - говорит она, потому что у неё было всего пять арбузов.
*
Вижу, мальчишки играют в пыли гильзами и какими–то щепочками –
дети войны, даже игрушек нет.
- Ну, давай все, - киваю на детей, - Только один порежь мальчишкам.
- Я им свой арбуз порежу, а ты бери свои, - неласково отвечает она мне, - Им не нужны твои подарки.
- Тогда я не возьму ни одного, - сказал я ей.
Время к восьми – арбузы у неё сегодня уже вряд ли кто купит.
*
Она стрельнула в меня чёрным взглядом,
огонь мести чуть поутих:
- Ладно. Будет по–твоему. Мужчина сказал, - с трудом встала и стала взвешивать арбузы.
Когда я взял четвёртый,
она тихо сказала:
- Спасибо, сынок.
*
- Ну, ты тупой! Рвём отсюда! Привалят на*! Щас башки всем поотрезают! – хрипел старший охраны.
Странные мысли на войне в голову идут:
- Ну, убьют – так убьют. Мимо судьбу не проскочишь  Маму только жалко – плакать будет.
- Не парься, прорвёмся! – растеряно ответил я ему.
- Прорыёмся… - передразнил он, хоть у меня и нет дефектов речи, - … ты, что ли прорываться будешь?
Делать фильм на войне невозможно.
Или делать о ненависти.
*
В Грозный мы проскочили
И никто нам башки не поотрезал.
А через год, а то и два, приснился мне странный сон –
будто не прорвались мы тогда,
а попали в засаду.
Сидим, связанные, в какой-то палатке, что ли, или землянке,
спецназовцы все в крови, из съёмочной группы почему–то только я один,
вокруг бородатые в камуфляже бродят с ножами
и как–то давит горло.
Вдруг, пригнувшись, заходит какая–то пожилая женщина,
смотрит на нас, пронзает меня чёрным взглядом ненависти,
но мне, вроде, знакомы её глаза.
Она отворачивается и что–то по–чеченски коротко говорит старшему камуфляжному
по–матерински, но властно.
И я непонятным образом понимаю – она сказала:
- Отпусти их. Он арбуз твоему купил.
И он почему–то ей подчинился...
*
И проснувшись, я вдруг подумал –
а не тот ли пятый арбуз помог нам тогда проскочить?...
Женщины распаляют войну.
Но они же, могут её и остановить.
*
- Вот если б я на мужской стриптиз так пялилась, как ты … –
всё терзала меня Кукла,
- … и там танцевал такой… –
она смешно показала качка 
и указательными пальцами двух рук отмерила ну, очень большой...
- … ты б меня, наверное, убил!
*
- Ну... Куколка, ну, много, - сказал я про размер.
*
- Хорошо, - согласилась она
и показала в два раза меньше.
*
- Ну... тоже многовато… – сказал я.
*
- Ладно, – согласилась она
и показала совсем мало...
*
- Ну и… чего тогда смотреть? – спросил я.
*
… Кукла засмеялась,
Заппа тоже.
Наташа зашлась в смехе.
Конфликт, вроде, был исчерпан.
Но, почему–то думаю, с этого клуба и пошли наши проблемы.
*
- Брэйк, брэйк! –
сказал  нам Заппа, голосом судьи на ринге,
– На шаг назад и разошлись по углам. Следующий раунд – в койке, –
и снова деликатно спросил у Куклы:
- Но... ты позволишь нам посмотреть Амазонку?
- Амазонку – да, – разрешила ему Кукла, – Это твой бизнес.
- А ты? – спросил он у Наташи.
- Да хоть засмотритесь! – отмахнулась она.
*
Помню угрюмого и мохнорылого, явно пьющего и явно художника,
который доказывал, что Заппе не следует выдвигаться в президенты США:
- И ты думаешь, Фрэнк – у тебя получится?
- Я делаю. И у меня получается, – уклончиво ответил он.
*
Помню его фразу:
- Все яйца в одни трусы не кладут.
И грохот смеха.
А вот к чему она была сказана –
увы, не вспомню...
*
Амазонка была девушка красивая, рослая,
с великолепной и неуловимо атлетической фигурой.
Она сразу вышла в луче раздетая,
под музыку, на диких стрипах, подошла к пилону
и каким-то немыслимым образом взмыла вверх –
народ зааплодировал.
Я подумал, что там не без страховки.
Но на чём она крепится?...
*
Это был сногсшибательный акробатический номер:
помесь женщины–змеи с гимнасткой –
и чем Амазонка держалась за этот пилон – было непонятно.
Но от неё совершенно не пахло эротикой,
это была суператлетика,
а по ушам били безграмотные миксы на стыках попурри.
*
- Ну что? – когда всё кончилось, спросил меня Заппа.
- Музон – не пришей кобыле хвост, - ответил я, – И мне кажется, это  акробатический номер, а не...
*
- Это для лесбиянок, – шепнул мне Заппа.
Я сделал всепонимающее лицо.
*
Чуть позже Амазонка подсела к нам и ещё раз поразила –
обычная и даже застенчивая девчонка лет восемнадцати,
в широких, скрывающих фигуру джинсах, такой же вислой куртке
и бейсболке по самые глаза, чтоб не узнали
Но больше поразила её партнёрша с двумя дюралевыми кофрами –
лет около сорока, маленькая, с фигурой подростка, угловатая
и даже не пытавшаяся быть приветливой -
она пронзила меня откровенно злобно–тёмным взглядом,
когда Амазонка села рядом со мной и притиснулась,
по причине простой – места на диване было мало.
И я видел – эта дамка–малявка готова была насмерть драться за свою пассию,
хотя никто никаких поводов и дать не успел.
И от кровавой разборки за обладание этим роскошным телом,
меня спасло только то, что Амазонка быстро попрощалась и ушла.
И малявка с кофрами вместе с ней, метнув на меня победоносный взгляд,
типа - она моя, понял!
Да, подумал я, что стриптиз–то с дамами делает.
*
Запомнилась история Заппы о какой–то очень старенькой
истончено светской и крайне набожной старушке,
которая знала ещё Айседору Дункан
и кучу ещё каких–то американских знаменитостей,
которых мне идентифицировать не удалось.
Старушка устраивала раз в месяц обеды для избранных с изысканной кухней
и раз пригласила Заппу, к которому пришёл уже первый успех.
И конечно, рассказала, как встречалась с Дункан и Есениным.
*
Дальше – слово Заппе:
- А я, сдуру, возьми, да и ляпни:
- А этот Ezenin, говорят, козёл был редкий.
И божий одуванчик, с  манерами и речью дамы XVIII-го века, одной ногой уже на небесах, мне вдруг сказала:
- Сам ты, Zappa, бл*дь, козёл, нах*й!
*
После бурной вспышки смеха, закончил историю:
- Зато – я прочитал Ezenin. Хороший поэт. Покруче Дилана.   
Вместо смеха, к моему удивлению,
все безоговорочно и серьёзно кинулись поддакивать.
- А одуванчик потом сказала, что воспитаннее человека, чем этот русский paysan Ezenin, она пожалуй, больше и не видела.
И эта фраза поразила меня более всего.
*
- А, правда, Есенина убило КГБ? – спросил кто–то.
О Есенине я тогда мало что знал и не мог сообразить, как ответить.
Помог Заппа,
Стал нараспев:

               Rude given the joy,
               Given a gentle sadness.
               I don't need anything,
               I don't sorry.

               I pity myself a little,
               Sorry for stray dogs
               This straight road
               I was led into a tavern.

Все почему–то засмеялись,
- Ужасный перевод! – возмутилась Наташа, – Это не Есенин, а чёрте что!
С трудом но, догадался сам:

                Грубым дается радость,
                Нежным даётся печаль.
                Мне ничего не надо,
                Мне никого не жаль.

                Жаль мне себя немного,
                Жалко бездомных собак,
                Эта прямая дорога
                Меня привела в кабак.

А меня Заппа в очередной раз поразил –
Пастернак, Альбер Жиро, которого я не читал, теперь Есенин –
я по серости своей тогда всё никак не мог понять,
что этот усатый и лохматый и уже немолодой рок–музыкант с гитаркой на пузе –
он суперинтеллектуал.
*
Помню сел за стол человек, с виду типичный препод из универа –
твидовый пиджак с замшевыми заплатками на локтях, вельветовые брюки,
недосстёгнутая на одну пуговицу рубашка без галстука и белая футболка под ней.
И когда нас представили, сразу сказал мне:
- Аа–а! KGB прислало?
За столом воцарилось неловкое молчание.
*
- Да, – не стал скрывать я.
- И какое задание? – ехидно спросил он.
И что тут человеку скажешь?
*
- Да вот – будем делать мистера Заппу президентом Соединённых Штатов, –  объяснил я с лицом человека, сильно уже подуставшего от этого занятия.
Никто не засмеялся.
А он порывисто встал и быстро пошёл прочь.
*
- See you soon? – предупреждающе строго и не очень приветливо кинул я ему в спину.
Он обернулся на меня какими–то дико–птичьим глазом
и пошёл ещё быстрее.
*
- Не надо в Америке так шутить! – зашипела на меня вежливой гусыней Наташа, – Здесь таких шуток не понимают.
- Да нормально он сказал, – махнул рукой Заппа, – Мудаков надо учить. Только не смешно. Надо было сказать – Дилану нобелевскую пробиваю.
Все грохнули со смеху.
Тогда это было очень смешно.
Смешнее, чем на самом деле.
Хотя и сейчас смешно.
*
- Нет, нет, не Дилану, - весело поправился Заппа, – Литлу Ричарду!
И вдруг выкатив безумные глаза, стал лупить пальцами по столешнице
и запел:
             A–wop-bop-a-loo-bop-a-lop-bop-bop!
и взвизгнул, что весь зал обернулся –
ну, один в один, как Литл Ричард:
            Tutti Frutti, aw rooty…
и это глубочайшее философское изречение,
за которое должны были дать нобелевку,
логично перевести, как:
               Вап–паб–дуб–ля сякая ху*ня!
               Хули–ули – сё в нормуле!
               Ланца–дрица–гоп–ца–ца!
И что самое странное –
под несколько раз повторенное:
            Tutti Frutti, aw rooty
все за столом вмиг весело задёргали плечами и стали вразнобой подпевать
и даже из зала раздались крики –
умел Заппа заводить людей,
а KGB и моё спецзадание было тут же забыто.
*
Tutti Frutti я, конечно, слышал, кто его не слышал,
но видео Little Richard тогда ещё не видел.
Когда увидел – был поражён точностью копирования.
*
- 55-тый год, мне десять лет было, – вспомнил Заппа, - Помню, услышал – просто головой поехал. Перед зеркалом орал как сумасшедший – tutti frutti, aw rooty! Брата насмерть напугал. Эта вещь перевернула всю рок-н-ролл-индустрию Америки. Красавчик Ричард! Потом Элвис Пресли её перепел, но это уже не то.
И спел куплетик тутти фрутти, как Пресли
и снова один в один.
И все снова ринулись подпевать.
- Сладковато слишком, - оборвал Заппа и удивлённо восхитился, - Скоро пятьдесят лет песенке.
*
- А спой ещё, Френк, - попросили.
Он поморщился:
- Раз на концерте что–то вдруг решил её спеть. Зал хороший был, тёплый, но только начал – всё как повскакивали и давай дёргаться – весь зал плясал и орал…. потом скандал был, – сказал он мне.
- Почему? – не понял я.
- А права–то… - объяснил он
и напомнил, – Vladislav, ворующий музыку – тут тебе не USSR, тут USA.
*
Помню, человек подсел с краю,
весь какой–то галантерейный, с высоким шейным платочком
и на каждую фразу Заппы стал восклицать:
- Bellisimo, Frank! Белиссимо!
Заппа потерпел немного,
потом четырьмя сложенными пальцами сверху похлопал по большому пальцу:
- А теперь – сделай пианиссимо.
*
Помню строгую даму:
- А правда, что в СССР всё население не любит евреев? – спросила она.
- Хрен его знает, что тебе, тётя и сказать на это, - подумал я, - В стране, где на каждые праздники, на главной площади висит огроменный портрет Карла Маркса, а на иконостасах православных храмов почти сплошь евреи…
*
… хотел я ей рассказать, как в одном из штатов её Соединённых Штатов,
ко мне после просмотра подошёл человек и спросил:
- Вы еврей?
А я видел со сцены, как он из первого ряда пристально рассматривал меня.
- Нет, – сказал  я.
Это был сенатор местного разлива
и они с женой–полячкой  пригласили меня в гости.
*
А он оказался… Ku Klux Klan.
И я там такого наслушался про евреев,
что ни в СССР, ни в новой России не слыхал никогда.
Но не стал рассказывать строгой даме, промолчал –
зачем расстраивать гражданку самой свободной страны в мире.
*
Впрочем, Ку Клус Клан в Америке преследуемая организация,
даже больше, чем компартия.
Выручила Кукла:
- Не все. По крайней мере, один в СССР – точно хорошо относится к еврейкам.
Строгая дама понимающе заулыбалась.
*
Не помню с чего, но когда ложа была забита битком, Заппа начал рассказывать:
- У меня на одном проекте трубач был. Майкл…
*
- Мир – большая коммуналка, подумал я –
оказалось, тот самый Майкл,
которого я снял сквозным героем
в фильме о фестивале авангардного джаза в Академгородке Новосибирска.
*
Заппа:
- Мы уж давно не работаем, но он меня всё время поздравляет. И с днём рождения, и так. Ну и я его тоже. В прошлом году у него юбилей был – семьдесят пять – а я забыл старика поздравить, Ну, позвонил через месяц, извинился, а он мне гордо так:
-  Я в СССР был, в жюри фестиваля авангардного джаза. Бог такой подарок мне сделал – про меня там кино сняли.
- Думаю –  СССР… авангардный джаз … ерунда какая-то!
- Дай посмотреть, говорю.
А он мне:
- Не могу. Кассета какая–то неправильная. Не показывает.
*
Я выслал по почте Майклу кассету с фильмом,
но не учёл, что в Америке другой формат.
*
- Ну, тогда, Майкл, расскажи, что за авангардный джаз там, в СССР?
А он мне:
- Там много крутых советских ребят было. Но я, Фрэнк, не очень помню. Равиоли помню.
*
- У вас есть равиоли? – удивлённо спросил меня кто-то.
- Да, -  подтвердил я, – И намного вкуснее, чем я тут ел. 
*
- Равиоли, говорит, помню. Много равиоли… - продолжил Заппа,
- … и очень много русской водки, ужас, сколько водки! -
и таким ужасным голосом, аж взвыл, как на своей трубе,
- Они пьют там, Фрэнк, как гренладские киты!
- Почему, спрашиваю, гренландские?
Он мне, серьёзно так:
- Я думаю, гренландские пьют больше всех.
*
Немного хором пообсуждали, сколько пьют гренландские киты.
Я от обсуждения воздержался.
Сказал только:
- Я пару раз выпил с Майклом: три–четыре рюмки – и его нет, –
ну, вроде как, оправдался –
это не мы много пьём,
это вы дозу не держите.
*
Кстати, заметил –
какие-то бутылки откуда-то появлялись на столе
и куда–то исчезали,
какие–то коктейли –
Заппа почти не пил.
Он и в ресторане отеля виски не допил.
Ну, а я – немного, разного.
*
Но дозы американского пития для гражданина СССР –
как слону ватрушка.
- Не пей столько! – раздражённо шепнула мне Кукла, – Опять напьёшся.
- А ты видела, что б я хоть раз напился? – возмутило меня.
- Не видела, – признала она, – Но всё равно – можешь напиться.
С бабой спорить – проще нажраться.
*
Заппа:
- И тут, несколько дней назад звонят, приглашают фильм посмотреть об авангардном джазе в СССР.  Не про Майкла ли фильм, спрашиваю. Да, говорят, про него. А сам думаю, да ну его нахрен, дел полно! Нет, говорю, спасибо, занят. А сегодня с утра что–то вдруг решил сходить. Но надо ж прикид, соответствующий авангардному джазу из СССР. А я тут халтурку делал для одной шмоточной лавочки,
(не вспомню навазние, назовём условно N + )
ну и как всегда: как платить, так – извини Фрэнк, денег нет. Половину бабками, половину бери шмотками. Но с дикой скидкой.
*
О, как я Заппу вспоминал,
когда в начале девяностых сам стал делать рекламу
и вместо гонорара мне вечно пытались втюхать какой–нибудь товар по дешёвке.
*
- Ну, там жена что–то взяла. А шмотки у них, сами знаете какие – высокая футурологическая мода. А слоган коллекции – «это никогда не выйдет из моды».
*
Тут почему-то все с ним согласились.
*
- Короче – смотрю – костюмчик висит: синий бархатный пиджак, причём при разном освещении он  меняет оттенок. Рубашка под смокинг, штаны какие–то голубовато–стального отлива, клешёные внизу, как раструб у волторны. И шузы такие, ядовито–лимонные, на платформище и каблучарах из семидесятых. Голубые носки и хит сезона – короткий  широкий золотой галстук!  Там какие–то золотые нити. Ну, я примерил – всё путём, штаны короткие. А они говорят так и задумано – потому что костюм называется…. ты сейчас порвёшься, –
сказал он мне,
– Лунный Пьеро!
*
- Realy! – воскликнула Кукла.
- Да ладно! – весело обалдел я.
А больше и никто не обалдел,
потому, как никто и не понял наших лунных секретов.
*
- Я вам говорю! Там даже на бирках написано, -
клятвенно подтвердил Заппа,
– Ни нах*й мне этот костюмчик, конечно, не был нужен, но что делать – бабок–то всё равно не дадут. Пришлось взять. Куда–нибудь, думаю, разок в нём мотнусь, поэпатирую народ.
*
Потом я понял –
те штаны на Заппе были банально срисованы с костюма Нуреева
в балете «Лунный Пьеро» –
по щиколотку и резкий раслёш внизу.
*
Заппа:
- И вот я такой сегодня – дай ка, думаю, я Лунным Пьеро прикинусь. Там эти из СССР, хоть и авангардисты, золотых галстуков–то не видали.
*
И тут какая–то странная догадка мелькнула у меня –
опять об этом галстуке.
Мелькнула и в суете исчезла, так и не пойманная.
Но какая-то тревожная.
*
Заппа:
- Оделся, такой, приехал, думаю, не пойду в зал, не хочу светиться. Поднялся к киномеханикам, попросил: ребят, можно отсюда посмотрю? И вискарик им маленький выкатил. Ну, они такие – конечно, давай, Фрэнк. Сел у окошка – хорошо, курить можно, никто не мешает. Начался фильм…
*
- Это твой фильм был? – спросила Кукла
и из–за чьей–то спины вытащила куклу Пьеро.
*
Заппа:
–... и никакого там ни Майкла, ни авангардного джаза. Ну, думаю, может, там дальше по сюжету. Час смотрел – уже раза два хотел уйти. И тут этот ковбой выходит на сцену… –
показал на меня,
- … и чего–то там говорит. И только  я собрался уже уйти – слышу: «я буду экранизировать «Лунный Пьеро» Шёнберга.
*
- Я не так сказал Фрэнк! – возразил я. – Я сказал…
*
- Помолчи… – остановил он меня, - Я о*уел! Или этот ковбой с лошади упал – Шёнберга в фильм ставить. Или – на меня  лошадь упала. Потому что сижу в костюмчике Лунного Пьеро и слушаю, как кто–то хочет экранизировать Лунного Пьеро. Или оба мы с коней попадали. Дай, думаю, пойду, познакомлюсь.
*
И тут я заметил, что сидящие, хоть и посмеиваются,
да не очень понимают, что такое «Лунный Пьеро» Шёнберга,
но делают вид, что знают.
*
- Выхожу в фойе… – он показал на меня, – … а этот ковбой там стоит, со старушками киношными трёт. Ну, я такой, в костюме Лунного Пьеро с убойным золотым галстуком, подруливаю и протягиваю ему руку:
- Хай!
А он со мной, так – небрежно, за мизинец поздоровался, –
и оттопырив мизинец, он смешно показал, как я за него с ним поздоровался.
*
Все деликатно–укоризненно посмотрели на меня.
- Really? – удивилась Кукла, - На него не похоже.
- Ну, Фрэнк, ну не так это было! – начал, было я,
чуя,  что сейчас будет ироничное опускалово.
*
- Молчи, – опять остановил он меня, -  Это моя версия. Потом будет твоя… и я вижу – он меня не узнал…
*
Я начал оправдываться перед народом:
- Я видел только пару фотографий Фрэнка – он молодой, с гитарой, хаер косичкой…
*
- Нет, ну, я ж не Папа Римский, чтоб меня все узнавали, – как бы оправдал меня Заппа, - И я ему говорю – у тебя, братан, классный фильм. А он мне такой, через губу – thanks. Типа – отвали, моя черешня.
*
Черешне Заппу обучил кто–то из советских лабухов–эмигрантов,
но он черешню переделал и говорил, отвали моя клубника.
*
- Really? – ещё больше удивилась моя Кукла, – Но на него это не похоже!
*
Заппа:
- Мне ж неудобно сказать, что я Заппа. Ну, я решил ему намекнуть – говорю, я сам режиссер, понимаю что говорю… –
и он акцентировано произнёс,
– … и я гавна не ем.
*
Тут все грохнули со смеху.
Потому что это была американская всенародная шутка.
Как у нас «процесс пошОл».
*
Заппа:
- А он так – уставился на мой золотой галстук, как загипнотизированный – ну как я и рассчитывал, укатать этих советских джазовых авангардистов – и говорит – Ну, я вижу, что ты гавна не ешь.
*
И это подлило масла в смех.
- Ну, так он на таких каблучищах - галстук прям у моего носа, – попытался оправдаться я,
- И я ж не знал, что ты гавна не ешь, -
имея в виду, историю про это высказывание Заппы в сенате США –
см. http://www.proza.ru/2019/05/30/191
*
Но в смех в кабинете, как керосину плеснули.
- Really? - совсем удивилась моя Кукла, – Но это же все знают!
- Да в СССР никто этого не знает, - ответил я и ей, и всем, но вряд ли был пОнят.
*
Заппа:
- Тогда я ещё раз ему намекнул. Говорю, поехали ко мне, фильмы мои посмотрим. Ну и по ходу поймёшь, что ты к Заппе приехал. А ковбой мне – а я мультики не смотрю, я уже вырос из мультиков.
*
Тут все умерли со смеху.
- Ну, ты ж сам сказал, что ты мультик снял, – попытался выкрутиться я,
но это только добавило смеху.
*
Заппа подождал, пока отсмеются:
- Тогда я ему уже прямо сказал – я, наверное, всё же на следующие выборы выставлю свою кандидатуру на пост президента США. А он на меня так смотрит, как на клоуна, да ещё и из дурки сбежавшего и говорит – выдвигайся, я тебя поддержу.
*
- Да не говорил я этого!
Но тут народу совсем конец пришёл от смеха.
- Really? – испуганно удивилась моя Кукла.
- Да не говорил я этого! - повторил я.
*
Заппа:
- Короче – психанул я, повернулся и ушёл. Иду и думаю – а чего я так повёлся?... И тут я сообразил – ковбой же из USSR, ни музыки моей не знает, ни что такое «гавна не ем». Это не он ковбой, это я – конь ковбоя! –
и вроде, как закончил историю,
- Это хорошо ещё я не сказал, что галстук с костюмчиком Лунный Пьеро называется – а то б вообще…
*
Народ уже утирал слёзы…
*
Но это был ложный конец,
накручивая интригу, Заппа пошёл на второй финал:
- Стою, народ вокруг – и вдруг вижу – ковбой через людей руку тянет. И так - к груди приложил – извиняется. Ему, видать, объяснили – и он извиняться пришёл. И меня это растрогало. Я показываю ему – мол, тутти–фрутти, нормально всё, братан.  А все расступились – и тишина. И все ждут, что он скажет. А я думаю, он сейчас скажет – сорри, Заппа, не признал, я сегодня очки дома забыл, желаю тебе новых дисков и стать президентом. А он мне вдруг говорит –  ты, Заппа, с таким галстуком никогда президентом США не станешь! Галстук у тебя, хоть и золотой – но полное гавно!
*
В его исполнении это было так смешно, что и я рассмеялся,
про народ я уже и не говорю, народ уже рыдал от смеха.
- Вау?! – ужаснулась Кукла.
- Да не так всё было! – сквозь смех, отчаянно огрызнулся я.
*
Заппа обнял меня за шею:
- Вот так и познакомились. И вот сидим тут… а приезжай ко мне. Я тебя  месяца три по концертам потаскаю – язык выучишь и в музыке подтяну. Музыку, конечно, ты  писать не научишься, зато узнаешь, как не надо её писать. Я вот – знаю, что не знаю, как писать музыку – и это охрененное знание. Я тебе на полном серьёзе говорю.
*
Я до сих пор пользуюсь его формулой –
я теперь знаю,
как не надо снимать кино.
Эта формула не даст заскостенеть,
это формула движения.
*
Помню – Кукла встала и куда–то вышла.
Заппа оценивающе посмотрел на неё,
наклонился ко мне и тихо сказал:
- Она хорошая.
Мне понравилось.
«Слезай ты с неё» в этой суетне–болтовне уже подзабылось.
*
- Она хорошая… – повторил Заппа, - … но не твоя.
Опять двадцать пять.
*
- Ещё годик, два поиграет в актриску и выйдет замуж, - шептал он мне на ухо, - Двое–трое детей, хорошая стабильная семья. Ну, может, ты одного и успеешь ей нафутболить. Не твоя это баба. И не спорь - я старше.
*
Да, он  был почти в два раза старше
и с заботой это он мне сказал –
не как отец, конечно, но как старший брат.
Наверное, чтобы я не сильно горевал –
через пару дней мы с Куклой расстанемся,
может и навсегда.
*
До зимы я отчаянно названивал ей –
и с киностудий нахаляву,
и из дому.
Потом нашёл какой–то левый коммутатор, где надо было набирать цифр тридцать,
чтоб дешевле,
но всё равно счета приходили дикие.
Сначала звонил каждый день,
потом через день,
потом…
*
… однажды дверь моей съёмной квартиры в Москве заверещала звонком.
Я открыл…
*
… в дверях стояла она.
Одета, как на северный полюс,
с двумя здоровенными чемоданами:
- Я приехала жить в СССР.
А времена–то были непростые.
*
Эти 10.000 км. и десять часов разницы во времени
породили два абсолютно разных типа людей.
Тут она враз перестала говорить свои извечные вау и realy
и начала, как сапожница, ругаться матом.
*
Сначала я думал, она просто боится нашей жизни,
потом понял –
она ненавидит мою страну.
И это было горько.
*
Зато сразу и дико ей понравилось слово тёлка.
- Аэм тиолкаа! - радостно сообщала она и лезла обниматься.
Потом понял – она думала, что тёлка, это законная жена быка.
*
С запретной полки тогда достали «Агонию» Элема Климова
и был просмотр на английском языке.
Ну и меня позвали.
Я пришёл с ней.
Мне было приятно придти с ней.
*
Она сидела и – я видел – ничего не понимала.
Ни–че–го.
Но когда в конце фильма Императрица процедила сквозь зубы:
- Ненавижу эту страну! –
Кукла зааплодировала.
Единственная в зале.
Многие обернулись.
*
Хотя… ей не отказать было и в странной прозорливости,
которую я оценил далеко не сразу.
Наутро молча, завтракали.
- А почему Распутина так любили женщины… –
вдруг не спросила, а вслух задумалась она,
- … он же ел, как… -
она не нашла слов даже в английском,
- … даже свиньи так не едят.
*
… Распутин в фильме, действительно,
по режиссёрской прихоти и в великолепном исполнении актёра Петренко,
ел как идиот,
руками, трясясь, давясь, чавкая и хрюкая.
Но я не знал, что ответить,
пожал плечами.
*
На столе лежал пригласительный с фото Распутина.
- Он страшен… – сказала она.
*
Да, Распутин был не красавец,
но она имела в виду не внешность, что–то иное.
*
- Ну… почему…  – возразил я, опять не зная, что сказать.
- Он страшен… как Россия,  – тихо сказала она.
И вдруг добавила:
- Я смотрела на тебя в зале – ты снимешь свой фильм об этом вашем Распутине.
*
Я вырос в Ленинграде,
рядом с живописно запущенным Юсуповским дворцом,
где убили Распутина
и даже водил её туда,
но меня почему–то абсолютно не интересовал этот персонаж.
И я тогда и думать не гадал,
что через двадцать лет…
*
… три серии
для «Первого канала»
«Григорий Распутин. СверхЪ звезда»…
первая серия – «Ловушка для антихрiста»
https://www.youtube.com/edit?o=U&ar=2&video_id=VkgOn8FINMw
вторая серия  - «Чiсто русское убийство» -
https://www.youtube.com/watch?v=rYXAMWUocbM
и третья серия  - «Охота на Россию».
https://www.youtube.com/watch?v=aK2SiyhU5Zg&t=1412s
и сценарий в издательстве «Berkhouse».
*
Но и Заппа оказался дальновиден.
Однажды, вернувшись из короткой поездки в Питер по делу,
увидел чисто убранную квартиру
и записку на столе:
- «Не могу больше. Прости».
*
Вот только «нафутболить» я ей не успел.
Да Заппа и не обещал.
Он сказал – может быть.
*
Баба с возу – кобыле легче,
гласит народная мудрость.
Но легче не стало.
Опять я забежал вперёд…
*
Стриптиз давно закончился,
и надоели уже эти клубные посиделки,
народ из ложи разошёлся,
Кукла с Наташей тоже куда–то ушли
и мы с Заппой оказались вдвоём.
Сидели и молчали.
*
Вдруг он спросил:
- Как думаешь – хээл есть?
*
- Что такое хээл?... не понимаю…
*
- Dante, - объяснил он и показал пальцем в пол.
*
Что такое dante? Да ещё на полу…
*
-  Dante, Dante Alighieri, - у него нос как у меня, - он повернулся в профиль и напряг нос.
И тут я понял, что он спросил меня про ад…
*
… мы сидели в ночном клубе,
он спросил меня про ад…
*
…колотила какая–то музыка,
я смотрел на пустую сцену,
где только что голые девки вертели на шесте свои роскошные тела.
Он спросил меня про ад…
*
- Да неее-ет… – как–то пренебрежительно махнул он рукой в зал,
заметив, что я туда смотрю, - … это не то…
*
… а что тогда то?
я неопределённо пожал плечами про ад...
*
… да и странный вопрос для ночного клуба…
*
… посидели, помолчали.
Я думал про ад.
И ничего не придумал…
*
- Ты меня там лажанул… – вдруг начал он, – … я разозлился. Крепко разозлился. Иду – и вдруг дежавю такое – где–то это уже было… ничего понять не могу…. и вдруг – вспомнил того дедка с поносом. Ну, что я рассказывал. Надо ж, думаю, как бумеранги по жизни возвращаются… стою с народом тру, на тебя посматриваю и думаю: сынок ты, сынок – ведь это ж потом к тебе же вернётся… и тут смотрю – ты стоишь, руку поднял – и извиняешься… меня это так поразило… а я ни хрена тогда не извинился – это я понты прогнал, что извинился…
*
… я поднял глаза на него и…
обомлел…
напротив сидел старик,
старый Фрэнк Заппа…
*
… я подумал – примерещилось, свет изменился.
Но свет не менялся –
лицо стало сероватым, резко проступили все морщины, лохматые волосы совсем поседели и стали какими–то жидкими и зализанными и даже заострился нос.
И снова он смотрел в свои бездны…
*
… и были боль и ужас в глазах.
Настоящий ужас…
*
… я заворожено, как загипнотизированный не мог оторвать взгляда от его лица.
Мне показалось, я стал понимать, куда он смотрит…
*
… там, куда он смотрел –
была – тьма…
чёрная тьма…
кромешная тьма…
*
… он очнулся, вздохнул и полуспросил, полусказал:
- Догадался?...
*
… о чём?
Я молчал – не знал, что сказать…
*
- Догааа–ался… – сам себе усмехнулся он, - … я вижу – догадался… ещё там… –
он покачал головой горько и устало:
- Всю жизнь курил по три пачки в день… а рак – в жопе завёлся… 
*
… я притих.
И даже не сразу и сообразил…
*
… он усмехнулся:
- … даже как–то и обидно… -
помолчал,
и усмехнулся ещё горче:
- … и поставят мне памятник – в виде большой каменной жопы… и напишут... –
видимо, кого–то передразнил,
- «эта жопа служила музыке»…
*
… тягостно стало.
- Давно? – спросил я.
*
- Да вот… – он показал рукой, - … сегодня… утром… вчера уже… даже как–то не верится… говорят, надо ещё анализы там… но… я уже чую… я уже чую… дело к финалу.
*
… воздух стал тяжёлым и начал давить на плечи.
Веселенький стриптизик вывернулся наизнанку –
тёлка–жизнь задрала подол
и там оказалось вовсе не то, что ждали –
сама смерть глядела оттуда.
На красной подушке сидел голубоватый Пьеро с гитарой,
красными губами и чёрной слезой на лице…
*
… он опять смотрел перед собой:
- …. растерялся я… растерялся…. нет, не растерялся – приссал…. сегодня в зеркало на себя глянул – ссыт этот человек… ссыт – и не знает, что делать, как дальше жить … –
глянул на меня:
- …. а люди не должны видеть, что ты ссышь… когда ты болен – ты жалкий, ты никому на *уй тут не нужен…–
задрал свой длинный нос
и провернул кистями в воздухе под подбородком –
комично изобразил под горлом галстук,
- … вот я и нацепил этот галстук… спрятался… чтоб никто не заметил, что я ссу… 
*
… но было не смешно…
*
- … золотой... люди любят золото… оно блестит… и слепит… и вот я такой сегодня вышел, весь спрятался, весь в золотом галстуке, думаю, х*й кто увидит…. а один режиссёрчик, такой шустрый, меня увидел и  говорит, - Ну, ты  клоун.
*
- Да нет, ну что ты, ну перестань, я этого не говорил, – начал я отчаянно выкручиваться.
Но врать ему было бесполезно…
*
… усмехнулся:
- А кто сказал, что это был ты?... – 
помолчал,
- … кого ты паришь… –
потом безнадёжно махнул рукой,
- …  всё правильно…  я и есть клоун…
и повторил, разделяя слова,
- … старый… обоссавшийся… клоун… –
сложил фигу из пальцев, приложил к паху,
сказал – piss-piss-piss
и двумя пальцами брезгливо потряс штаны.
И снова, взбив воздух кистями рук под подбородком и задрав нос,
смешно показал галстук,
- … с золотой рыбкой в зубах…
*
… невидимая рука сдавила горло.
Всё в этот миг связалось узлом,
узлом золотого удушающего галстука –
и тот клоунский галстук,
и его остановившийся взгляд,
и мой ледяной ожог догадки,
и то, что он сейчас говорил.
И слов не было.
- Сейчас же… у вас… вроде, лечат, – попытался хоть что–то сказать я.
*
- Поздно… опоздал… год дают… максимум два…
*
… хотелось поддержать, дать хоть какую–то надежду,
но когда не надо – слов полно,
когда надо – слов почему–то нет:
- Медицина сейчас развивается такими темпами…
*
… криво и горько в ответ усмехнулся:
- Думаешь за год жопы новые пришивать научатся?... ладно, год есть – за год можно много чего успеть… а за два – так и вообще… может, сейчас она и начнётся – моя музыка… моя настоящая музыка… 
*
… так вот к чему был Шёнберг.
и жена его Матильда,
и бедолага Герстль в петле и с ножом в груди,
и «Лунный Пьеро» –
всё вплелось в этот галстук.
в эту золотую петлю на шее…
*
- Никто пока не знает… ты там это – не бла-бла, ладно?…   
- Нет, –  пообещал я.
- Устал я… пойду…. не обижайся…
Встал:
- Прости… развезло… - 
и, перегнувшись через стол,
хотел меня обнять,
но я от растерянности не встал ему навстречу,
и он только погладил меня по голове.
Как брата.
И ушёл.
*

P.S.
Он прожил с той ночи ещё четыре с половиной года.
И очень много успел сделать.
*
P.P.S.
… это сейчас я знаю,
что он тогда не спросил меня про ад –
он сказал.
Он предупредил…
*