Урод

Она сказала, что не хочет с ним фотографироваться.

Она стояла на набережной небольшого, но богатого курортного посёлка на фоне большого пресноводного озера с высокими холмистыми горами предкавказья в бежевых обтягивающих штанишках и лёгкой жёлтой футболке, на которой были видны все возрастные недостатки её фигуры.

А напротив стоял он. Он пытался одновременно держать три с половиной сумки со всякой ерундой внутри и фотоаппарат, но ему никак не удавалось сфокусировать изображение, из-за чего она всё сильнее злилась на него, ожидая, когда он наконец-то сделает снимок, ведь её тяжело и уже надоело стоять в одной позе.

К слову, всего этого не было бы, не заработай он им на совместный отпуск, беря по девять – десять смен в неделю, вместо положенных пяти.

А она? А она ничего. У них не было детей. Только совместное жильё. И то съёмное. За которое платил тоже он.

Нет, они не жили по принципу «твои деньги общие, а мои – мои».

Они жили по принципу, где в семье деньги зарабатывал мужчина, а за женщиной оставалась только лень. Нет, никаких домашних обязанностей. Она не была чистюлей. Могла спокойно жить в беспорядке. И готовить не умела. Несмотря на то, что поваренная книга была у них настольной. Всю свою жизнь она не прекращала попытки приготовить что-нибудь съедобное. Но каждый раз получалось что-то отвратительно противное.

Так что он не только обеспечивал её, но и копил деньги на отпуск в небольшой, но очень дорогой и шикарной деревушке неподалёку от Чёрного моря.

Но она сказала, что не хочет с ним фотографироваться.

Просто потому что вчера вечером он перебрал с дегустацией местного вина и шампанского. Он не вёл себя неприлично. Был немного навеселе. Даже не бухал. Не выпил больше, чем полутора бутылок. Но она всё-равно держала на него какую-то обиду, будто он тем самым испортил ей весь отдых. И всё следующее утро она безустанно об этом ему напоминала.

И вот тот день, когда мужчина, заработавший на этот самый отдых и провинившийся за этот самый отдых, теперь живёт в условиях козла отпущения.

Она сказала, что не хочет с ним фотографироваться.

Потому что он чмо, с которым любой девушке не захочется быть в кадре.

Так что этому чму больше ничего не остаётся в этой жизни, кроме как фотографировать её и таскать все её вещи.

Урод.

Морально и внешне.

Правда, она упускала тот момент, что и ей уже давно не двадцать лет. Это когда-то прежде она была тупой блондинкой, которую можно было бесконца использовать как тело. У неё уже всё свисало, накапливалось в складках, а целлюлит с каждым днём всё больше выглядел на её ягодицах как рефлённые изгибы. Но с годами она не отражала своих возрастных изменений. Либо отказывалась их замечать. Но нет, из них двоих определённо уродом был именно он. Истощённый работой взрослый мужик, чьё тело было похоже на скопление жил. Урод, даже не смотря на то, что он всё время молчал в ответ на все её оскорбления. Либо учтиво просил её прекратить вести себя так ужасно.

В чём мотивация? Всё это терпеть. Ради чего?

В отношении женщины мужчиной всегда ведёт только один мотив. Она всегда это знала. И пользовалась этим в отношении всех мужчин в её жизни. И пока он думал, что пользуется её телом, она могла безнаказанно устроить с ним всё что угодно. Не говоря уже о том, что увеличением количества годов и половых партнёров, мужчина начинает понимать, что куда лучше надёжный и доступный вариант, который всегда будет под боком.

Идиот. Мудак. Урод.

Как только она в тот день его не называла. А он всё терпел.

Зачем? Зачем столько гадостей говорить любимому человеку? И любила ли она вообще его? Определённо. Женщина к тридцати с лишним годам больше не готова брать на себя легкомысленные отношения, понимая, что каждый новый мужчина в её жизни может оказаться последним. Так зачем? Зачем так унижать того, кого ты так любишь?

Призраки прошлого. Воспоминания о не самом лучшем детстве. Детстве, с которым вынуждены были смириться тысячи и миллионы детей советской жизни. Речь идёт о той самой жизни, где нет места непьющим отцам и спокойным любящим матерям. В сердце любого человека после такого остаётся осадок. И от него невозможно будет избавиться до конца дней жизни. Отвращение к любому мужскому пьянству. Просто как инстинкт самосохранения. Казалось бы, благородная вещь, но как оно выглядит со стороны? Обыкновенные издевательства.

В какой-то момент, он сказал ей, что очень устал. Во многом физически. На её оскорбления он давным-давно привык уже не обращать внимания. А вот три с половиной сумки с бушующим фотоаппаратом игнорировать было невозможно.

В ответ она вновь сказала ему что-то едкое. Что-то такое, что он даже не отразил, но почувствовал, будто в него только что плюнули желчью. Он лишь молча устало посмотрел на неё. А она в ответ спросила, чего это он так на неё смотрит как тупорылый дегенерат.

Продолжая молчать, он бросил сумки на пол. Послышался звук треснувшего стекла. А фотоаппарат полетел в озеро. Метров на двадцать от берега, не меньше.

Она в шоке просто смотрела, что он делает. А когда он уже направился вдоль набережной в сторону ближайшего бара, она спросила у него, что он творит и куда он направляется. Но он так и молчал.

А она так и стояла в недоумении, не зная, что ей делать. То ли фотоаппарат спасать, то ли вещи собирать, то ли бежать за ним. Причём примерно в такой очерёдности она и планировала всё сделать. Но вот беда. Она не умела плавать. Так и стояла на набережной, крича в надежде, что ей кто-нибудь поможет.