18 Ноттинг-Хилл Гейт

       
        Моей первой мыслью было: сколько людей может прокормиться пятью-шестью коробками овощей в день? После того, как прошли по прямой метров пятьсот или около того, пришла вторая мысль – до магазинов чертовски далеко. Ну и третья – откуда эти гипотетические растительные едоки получают свой белок? Грибы, крысы, случайные пассажиры? Каннибалы-землекопы – большое спасибо, инспектор Найтингейл.

        – Как думаешь, когда это было построено? – спросил Кумар.

        – В то же время, когда был вырыт разрез. Видишь, как уложены кирпичи? Этот стиль называется английской цепной перевязкой. Тот же самый лондонский кирпич. Возможно, изготовлен где-то поблизости.

        – Тебя этому в Гендоне учили?

        – Я получил образование до Гендона. Хотел стать архитектором.

        – Но тебя соблазнил блеск полицейской работы, – рассмеялся Кумар. – Не говоря уже о высокой зарплате и уважении коллег.

        – С архитектурой не задалось.

        – Как так?

        – Обнаружилось, что не умею рисовать.

        – Оо, – удивился Кумар. – Не знал, что это требование сохранилось. Думал – с компьютерами уже не надо. 

        – Кажется, впереди поворот.

        Коридор чуть дальше изгибался влево. Кумар сверился с картой. “Похоже, мы идём по изгибу железной дороги. Параллельно, – сказал он. – Должно быть, и коридор построил подрядчик”.

        Это имело смысл. Если вы прорубаете девятиметровой ширины траншею в самом центре Лондона, то с таким же успехом можете проложить боковой туннель. И использовать его  как угодно – безопасный маршрут, коммунальный трубопровод. Но почему бы просто не сделать разрез шире? Или, если хотите с потолком, почему не сделать колоннаду?

        – Надо бы заглянуть в первоначальные планы, – сказал я.

        – Сделаю, – ответил Кумар. – Наверняка никаких секретных проходов.

        Мы остановились, завернув достаточно далеко и теряя из виду проход позади нас. Я посветил фонариком, надеясь увидеть Лесли, стоящую на страже, потом вызвал её по местной сетевой связи Airwave.

        – На месте, – отозвалась она.

        Я предупредил её о скорой потере связи. Airwave работает в метро, но только пока находится в зоне действия ретранслятора. Сто пятьдесят лет назад строители туннеля об этом  как-то не подумали.

        Лесли обрадовала вестью – Найтингейл появился на другой стороне станции Бейсуотер, то есть Джеймс Галлахер мог по проходу добраться до Бейкер-стрит. Она предложила поискать любые доказательства его захождения в наше крыло.

        – Благодарю, – сказал я. – Никогда бы не догадался.

        – Береги себя, – она то ли хрюкнула, то ли хихикнула и отключилась.

        Я как раз гадал, дойдём ли мы до Ноттинг-Хилла пешком, когда Кумар нашёл ступени. Это была винтовая лестница вокруг тонкого чугунного стержня, наверняка позднего Викторианского периода. Кто ещё мог потратить столько усилий на то, что никто никогда не увидит? Невозможно было сказать, как далеко она уходит вниз, но запах экскрементов и извести доносился сильный.

        – Канализация, – сказал Кумар. – Без сомнения.

        Коридор и дальше продолжал изгибаться влево.

        – Вниз по лестнице или дальше?

        – Мы могли бы разделиться, – сказал Кумар с большим энтузиазмом, чем мне хотелось бы.

        Пол коридора за лестницей казался более бледным под светом моей фары, чем участок, по которому мы только что прошли. Я присел на корточки и присмотрелся. Здесь явно было больше пыли, и она казалась менее потревоженной. Признаю, этого было мало, но это было всё на данный момент, и я не мог разделиться.

        Я объяснил свои доводы Кумару, тот посветил на карту и отметил на ней это место. Затем решительно сказал: “Вниз”.

        Мы медленно спускались, считая обороты. После трёх поворотов наткнулись на площадку с дверным проёмом, лестница продолжалась вниз. Заглянув в проём, я тут же зажал нос – так шибануло запахом дерьма и извести.

        Комната была чуть крупнее чулана для мётел, и большую часть пола занимал открытый люк. Зажав нос и дыша ртом, я заглянул вниз. И узнал одну из знаменитых канализационных труб Базальгетта, с яйцевидным поперечным сечением и прочной кирпичной облицовкой. Больше метра в самом широком месте поперечника, на четверть заполненная странно похожей на воду жидкостью, учитывая её вонь. Она тянулась параллельно коридору.

        – Скажи мне, что они не несли еду через это, – попросил я.

        – Определённо нарушение FSA (*Управление по финансовому регулированию и надзору). Мы не хотим туда спускаться. Я не гожусь для канализации.

        – Я думал, ты ходил по диким глухим местам, – сказал я. – По пещерам, куда не ступала нога человека.

        – И ни одна из них не была так опасна, как Лондонская канализация. Или такой же вонючей.

        Я осмотрел люк. Он выглядел чугунным поздней Викторианской эпохи. Имел тот же керамический камуфляж, что и дверь в этот коридор-проход. “Он явно предназначен для закрытия, – я пару раз покачал люк взад-вперед, чтобы показать, что он не заржавел. – Кто-то оставил его открытым, возможно потому, что торопился. Думаю, мы должны это проверить”.

        – Ты же знаешь, до меня дошли слухи о тебе, – сказал Кумар.

        – Есть ли среди них правда?

        – Преуменьшенная.

        Я не стал развивать тему слухов: “Мы спускаемся вниз, быстро осматриваемся и, если ничего не находим, возвращаемся”.

        – Пахнет розами, – сказал Кумар.

        Мой папа говорил, что у русских есть поговорка: “Человек может привыкнуть висеть, если висит достаточно долго”. К сожалению, верное в отношении повешения, не работает применительно к запаху лондонской канализации, поистине неописуемому.
        В общем, набили мы с Кумаром в ноздри салфеток, но договорились о более радикальных действиях, если придётся ещё раз спускаться. Например, прибегнуть к ампутации.

        Поскольку идея была моя, первым пошёл я. Вода, назовем её водой, была ледяной и по колено. Позже я узнал от ассенизатора, что только идиот лезет в канализацию без болотных сапог высотой по пояс. Замечу – в ту ночь под землёй было много и других идиотов.

        Потолок был достаточно высок, чтобы я мог встать, хотя шлем цеплял кирпичную кладку. Я двинулся против удивительно сильного течения. Кумар плюхнулся в воду за мной. “О боже!”  – простонал он.

        – Согласен, – сказал я. – Водичка холодная.

        – Из-за тающего снега, – пояснил Кумар. – Потому мы носим гидрокостюмы.

        Я услышал всплеск. “Впереди кто-то есть”.

        – Выключи свет, – сказал Кумар. Я так и сделал, он тоже.

        В кромешной тьме слышались лишь случайное хлюпанье да отвратительный чавкающий звук где-то позади нас.

        – Кажется, они нас услышали, – прошептал я.

        – Или там никого нет.

        Мы ждали, а холод проникал в наши ноги. У меня нет клаустрофобии. Просто моё воображение не позволяет забыть о весе того, что над головой. И я начинаю думать о дыхании, о нехватке кислорода.

        Впереди послышался всплеск. По звуку казалось, что меньше чем в десяти метрах. Я рванул вперёд так быстро, как только мог, борясь с течением и ища выключатель фонаря на шлеме. Одновременно с щелчком я был вознаграждён вспышкой зелёного и коричневого впереди.
        Несмотря на мечущийся туда-сюда свет, я разобрал чьи-то спину и плечи, пытающиеся оторваться от нас вперёд. Они были в камуфляже и ниже меня, вода плескалась выше бёдер.

        – Стой! – крикнул я. – Полиция. – Я надеялся, что окрик сработает, потому что  начал уставать.

        Беглец попытался ускориться, но рост давал мне преимущество. “Стой! – ещё громче  крикнул я. – Или будет больно. – Мелькнула мысль: где мы находимся? – Не делай хуже, чем сейчас”.

        Фигура остановилась, плечи поникли, потом затряслись от смеха, и я вдруг понял, кто это. Агент Рейнольдс повернулась к нам, её бледное лицо отражалось в раскачивающихся кругах огней наших фонарей. “Привет, Питер, – сказала она. – Что ты здесь делаешь?”