Бездушные повсюду. Глава 02

Когда ты очень сильно чего-то ждешь, то, кажется, что время слишком медленно идет. А порой и вовсе возникает ощущение, будто оно специально остановилось на месте, чтобы ты изнывал от нетерпения. Так и мне казалось, что время течет настолько медленно, насколько вообще может, но в действительности все шло своим чередом.
После всего случившегося я больше не имела понятия, что мне делать дальше со своей жизнью, а главное не хотела и лишь, когда я определилась с тем, что должна поехать учиться в туже академию, где училась моя сестра, я, наконец, осознала, что теперь у меня есть цель. Я почувствовала сердцем всю правильность этого решения.
И естественно, когда я поделилась этой новостью с родителями, они пришли в ужас. Часть меня понимала, что они просто не хотели терять теперь уже единственную дочь, и я не могла злиться, что они так отрицательно к этому отнеслись.

Я размышляла над этим всем, попутно собирая вещи в сумку, поскольку сегодня меня должны были выписать и я, к счастью, а может и нет, еще не определилась, поеду домой.

Осознание этого давило на меня, я чувствовала себя одновременно воодушевленной и подавленной, потому что понимала, что ничего больше не будет так, как прежде. Никогда.
Наверное, если бы я и дальше продолжила об это думать, то снова расплакалась бы и стала себя жалеть, но в этом момент в мою палату вошла Мэри, весьма оживленная.
 Я прекратила заниматься тем, что паковала вещи и внимательно посмотрела на нее.

Психолог с улыбкой подошла к моей кровати и села на ее край.

- Как себя чувствуешь? - от взгляда Мэри я покрылась мурашками, она смотрела так, будто пыталась заглянуть в самую душу.

- Думаю, хорошо.

Я принялась вновь за уборку своих вещей, пытаясь расслабиться под цепким взглядом Мэри, от которого мне было не по себе.

- Вэнди, я, - женщина вздохнула и я поняла по ее голосу, что она больше не улыбалась. Мгновенно напрягаюсь и жду, когда же получу очередной удар, - опять разговаривала с твоими родителями и пыталась их убедить, что нет ничего страшного в том, что ты поедешь в академию, но они и слушать не хотят. Извини, с этим я тебе помочь не чем не смогу, но это не все, - добавила она, заметив, что я собралась ей что-то ответить, - меня волнует твое возвращение домой, точнее твои эмоции относительно этого.

Я промолчала.

- Я понимаю, что рано или поздно тебе все равно придется столкнуться с реальностью и поехать домой, еще раз осознать ... всю ситуацию и жить дальше, но, - снова тягостный вздох, - я хочу, чтобы ты знала, что всегда можешь положиться на меня. И не потому, что это моя работа. На самом деле, я считаю, что ты очень сильная и храбрая девушка, которая совсем справиться, но жизнь порою слишком жестока.

Хотелось усмехнуться. Сильная и храбрая? Нет, это точно не про меня. Я так часто плачу теперь, после смерти Анастасии, что иногда забываю, когда в последний раз щеки небыли мокрыми от соленых слез. Но, надеюсь, это пройдет. Должно пройти.

- Спасибо большое, Мэри, - я улыбнулась ей, опять борясь с приступом новых слез, - я очень сильно ценю, что вы оказываете мне такую поддержку.

Она встает, подходит ко мне и стискивает в своих объятьях, давая понять ими больше, чем может выразить словами.

Уже был почти вечер, когда за мной приехал папа, чтобы забрать меня из больницы, он ждал за дверью с моими вещами, пока я соберусь с мыслями и покину это помещение.

Я смотрела на стены, которые когда-то были белыми, а теперь полностью разрисованными мною. Некоторые рисунки не такие идеальные, как мне хотелось бы, но должна признать, достаточно сносные.

Поднимаю голову на потолок. Белый, без единого пятнышка. Я так часто смотрела на него, что со временем меня стало тошнить от него, но сейчас этого чувства во мне нет, а наоборот, мне жаль, что я так сначала возненавидела его, ведь, по сути, только этот потолок, да стены были со мной все, то время, когда хотелось умереть. Только они видели мои слезы, истерики и приступы отчаяния, когда меня захлестывала боль. И я могу быть спокойна, потому что знала, что они, разумеется, рассказать, ничего не смогут.

В очередной раз вздохнула и обвела взглядом всю комнату. Я прекрасно понимала, что всего лишь оттягиваю момент, чтобы не выходить за пределы комнаты и не сталкиваться с реальностью, которая так и норовит проглотить меня.

Покидая эту палату, я признавала тот факт, что я оправилась от смерти моей сестры и, что должна жить дальше. Но правда в том, что я не оправилась и никогда не смогу. Но должна, поэтому собираю всю волю в кулак, на мгновение прикрываю глаза, делаю очередной глубокий вдох и покидаю свою обитель.

Я справлюсь, шепчу себе все время, пока иду с папой до машины и сажусь в нее.

- Как насчет того, чтобы заехать за твоим любимым печеньем или мороженым? - неожиданно произносит папа, нарушая такую уютную для меня тишину. Мы ехали уже минут десять, как и молчали, каждый погруженный в свои мысли. - Точно, нам нужно заехать за теми мармеладками, решено.

Скажи что-нибудь, не молчи, подсказывает разум, но я понятия не имею, что сказать.

Раньше у меня не было проблем в общение с папой, я всегда знала, как поддержать разговор, о чем спросить и что ответить, а сейчас путаюсь в собственных мыслях.

Наконец, когда тишина становится уже невыносимой, произношу:
- И, правда, хорошая идея, можно еще маме позвонить, узнать, может ей тоже что-то нужно.

- Отличная мысль.

Остаток пути мы продолжали неловко молчать, вот только тишина теперь стала оглушительной, а не уютной.
Когда казалось, что больше невозможно терпеть эту угнетающую тишину, мы, к счастью, приехали.

 Машина только начинала останавливаться, а я уже готова была выпрыгнуть из нее и умчаться так быстро, как только можно, но старалась изо всех сил сохранить внешнее хладнокровие и даже казаться весьма оживленной.

- Разделимся? - предложила я папе, когда мы оба вышли из машины и стали направляться к супермаркету. - Я поищу мармелад, а ты можешь позвонить маме и узнать, что ей нужно.

- Конечно, - вот и все, что он отвечает мне, прежде чем завернуть в отдел с правильным питанием, как только мы входим в магазин.
Испускаю судорожный вздох и иду к полкам, где лежат мармеладки.

Все то время, пока я иду, ощущаю на себе взгляды многих окружающих, но в ответ на них не смотрю, не хочу видеть жалость в их глазах, достаточно своей собственной.

- Вот и вы, - шепчу себе под нос, доставая пачку мишек-мармеладок с последней полки и, чуть не роняю их, когда неожиданно слышу голос:

- О, ты тоже любишь эти мармеладки, - я с испугом смотрю на парня, который произнес эту фразу, - извини, я тебя напугал.

Продолжает он, разглядывая меня.

- Да, я не слушала, как ты подошел, совсем.

- Я уже понял, - я все еще смотрела на него, не совсем понимая, что только что произошло и, пытаясь сообразить, когда стала такой пугливой.

Парень был рослый, крупный в плечах, с добрыми, на первый взгляд, голубыми глазами.

Он улыбался и с интересом продолжал смотреть на меня, склоняя голову то на левый бок, то на правый, отчего его рыжие кудряшки вторили его движениям.

Вскоре от его взгляда стало неуютно и по правилам приличия, ему не следовало больше смотреть, но он продолжал, и я рискнула спросить:

- Ты что-то хочешь узнать?

- Есть кое-что, но я не уверен, что, - и он замолчал, посмотрел поверх моего плеча, неожиданно нахмурился и дальше продолжил уже каким-то холодным голосом, в котором больше не было тех приветливых нот, что присутствовали прежде,- извини, мне нужно идти.

Я обернулась. В нескольких метрах от нас стояла девушка, которая с какой-то непонятной мне, усмешкой наблюдала за нами. Незнакомец подошел к ней, и они стали о чем-то говорить. Мне следовало отвернуться, но что-то в этой девушке было такое, что цепляло взгляд и не давало его отвести.

Во время разговора она посмотрела на меня. От ее взгляда мне захотелось вздрогнуть, настолько он был полон неприязни, но вместо этого я лишь усмехнулась ей уголком губ и отвернулась, сделав вид, что сосредоточила свое внимание на выборе сладостей.

Они по-прежнему стояли на том же месте, но теперь мне показалось, стали разговаривать громче, потому что я отчего-то стала их слышать.

- Я просто пытался быть вежливым, - спокойно возразил ей парень, тихонько вздыхая, - нет ничего такого, чтобы заговорить с кем-то незнакомым.

- Но не со смертной же, - неожиданно громко взвизгнула девушка, на что тот час получила раздраженное «тшш» от незнакомца.

Я на мгновение замерла с мармеладом в руках, пытаясь понять, что она имела в виду. Смертная? Что это может значить?

- Ты взяла что-нибудь помимо мармелада? - спросил отец, подходя ко мне с тачанкой, полной всяких продуктов.

Рассеяно качаю головой, все еще думая над словами девушки, но все-таки решаю выбросить эту фразу из головы, скорее всего я неправильно расслышала.

- Пойдем, сходим еще за клубничным мороженым, мы так давно его не покупали, - говорю папе, выбрасывая последние мысли насчет этой странной ситуации.

Я слишком измотана, чтобы думать еще и об этих странностях, но напоследок бросаю взгляд в сторону, где стояли парень с девушкой. Их там больше не было.

- Вот ты и дома, - мама тепло улыбается мне, крепко прижимая к себе.

 На мгновения я разрешаю себе расслабиться в ее объятьях и притворяюсь, будто все так же, как и раньше. Всего на секундочку я даю волю мечтам, но этого хватает, чтобы мне стало еще больнее, стоило вспомнить о реальности.

- Да, вот наша девочка и дома, - устало повторяет отец за матерью, потирая переносицу.

Вот только слово дом теперь по-другому звучит. Оно теперь с привкусом горечи, отчаяния и несет в себе удушье.

Оглядываюсь вокруг себя и вижу то, что видела на протяжении шестнадцати лет до этого: все тот же высокий потолок, расписанные стены и выдержанная в готическом стиле мебель.

Мне неожиданно стал противен весь интерьер и стиль, под который сделан весь наш дом. Он такой сдержанный и чопорный, будто мы с аристократическими замашками, что далеко от истины.

- Нам пора делать ремонт, - говорю родителям, прежде чем подняться в свою комнату.

За спиной слышу тихи вздохи, но не оборачиваюсь.

Я долго не могла уснуть этой ночью, то и дело, что постоянно ворочалась и не могла лечь так, чтобы было удобно. Помимо всего прочего, не могла уснуть и из-за мыслей, что обуревали меня.
 Мой разум предпочел сконцентрироваться на странном диалоге в супермаркете, нежели на том, что моя сестра умерла, что я сочла вопиющим. Как я вообще могла думать о чем-то другом, кроме смерти моей сестры? Оказывается, могла, подумала я, прежде чем перевернуться на другой бок.
И я понимала, почему так происходило, но всеми силами пыталась не верить в правду.
А правда была в том, что я тешила себя обманом, будто она все еще в своей академии, а не умерла.