Пинг и понг

               
     Австралийский варнак каторжных проселков Пирожник, трансово окуклившись космической Наташей Хенстридж и обглодав грызунскими зубками половинку батона того Симона, что монфорил у Монфокана, аккуратно огибая болтающиеся ноги висельников, с периодичностью раз в неделю назначающихся висельниками веселым бесом из - за Кремлевской стены, стал, разумеется, Пи - человеком, равноудаленным от равновесных чашечек кружевного лифчика нашей вселенской Диты фон Тиз, обезумевшим от заманчивых выпуклостей специально для меня канадской Евгении, евхастирически заистерившей мое сегодняшнее психоэмоциональное состояние вещества растущего, как таракан, интеллектом в пророчество, но не Волоса, как могли бы подумать недобросовестные, а тех сандунских фандуклеев, что окажутся арахисами. Они и есть арахисы, если немного задуматься. Как известно и Каспарову, арахисы проживают подземно, носят серенькие шкурки, усеянные по макушкам волосками, редкими и жосткими, ходют гуськом, чуть согнувшись, словно диверсионно - штурмовая группа ушастого Станкевича, взяточно угадавшего направление полета, скупают, почем зря, непослушных детишков, не возжелавших украсть рыбью голову в супермаркете А - Со, и, вообще, ложущих с прибором на нравственные указания вонючих дедушек, сосущих картофельное пиво у чугунной печурки своих таких же древних корешков, именуемых - ни много, ни мало - Барлоу Брук.
     - Помнишь, верно, Барлоу Брук, - прокаркал мой дед, пуская пьяные слюни на седастый подбородок, медленно спускающиеся по несвежей щетинке в кальсоны прижавшегося к его груди патриота приятеля, того самого Барлоу Брука, тут же поднявшего взлохмаченную голову заинтересованного слушателся к вещающему мрачно, гордо и богохульно старику, потно ерзающему по дерматиновой обивке кресла - качалки, которое я стащил из подсобки А - Со, помнится, за мной тогда еще гнались собаки зловредного китаезы, целая толпа курносых и злобных пикинесов, завывающих могильными голосами бубличнохвостовых Шариков, утопленных в цинковом тазу Познера, волей  " Аненербе " и произведенного как  " шруцим вечный " на вред людям, вот глянут люди в эти бесстыжие еврейские зенки и тут же помирают от осознания факта всегдашности гада, сменились дети, вымерли как вид внуки, правнуки сражаются за правое дело сепаратизма на Украине, а долбанный подонок Познер все указует и требует уважения, хотя даже Марлон Брандо помер, - ту маленькую девчонку, что продали арахисам ?
     Барлоу Брук молча кивнул, серьезно и важно. Он не мог ответить вербально, накануне мой дед, ошалев от пригоршни таблеток нембутала, по рецепту советского генсека всыпанных перед стаканчиком  " зубровки ", запиваемой неизменным картофельным пивом, вырвал грешный язык товарища, восприяв его курчавящиеся в полутьме комнаты бакенбарды как кощунственный намек на Суркова, передумавшего быть Пушкиным, что, наверное, зря. Хотя, это выбор Суркова, но то - то и оно - то, что Барлоу Брук не был ни Пушкиным, ни, тем более, Сурковым ! Он был именно Барлоу Бруком, древним пьянчужкой с соседней улицы, воспитывавшим свою рыжую внучку Лиз дубиной и камнем, пока она не залетела от проезжающего вдаль коммивояжера, лечившего уши домохозяек декохтом и яичным мылом. Тогда Барлоу Брук и переехал к нам, неопрятным телом ветерана устроившись в углу комнаты, приспособив себе под лежбище картонные ящики из - под марокканских апельсинов, откуда он вытряс, как гниду, прикорнувшего там по случаю Джонни Деппа, тут же бросившегося в разврат и непослушание, что и вылилось окончательно во влюбленность автора во всех трансгел мира.
     - Вернули ее арахисы, - зловеще поглядывая на меня говорил дед, постепенно смыкая свои костлявые подагрические пальцы на вдруг захрипевшем от счастья горле приятеля, - сказали, что в хер им не тарахтит такая покупка.
     - Почему ? - бледнея и шатаясь под циничным взглядом старика прошептал я, готовясь сигануть в окно и бежать, размахивая руками, по пустынной улице, пока не уткнусь гудящим от мыслей лбом в чьи - нибудь колени, тогда я осторожно посмотрю, кто это, и сойду с ума, обнаружив на месте головы встреченного пластиковый шарик для игры в пинг - понг. В школе мы делали из этих шариков дымовушки, подбрасывая их в штаны директора Скиннера или подсовывая под необъятный зад, затянутый в сиреневые кальсоны, нашей завуча, вздорной киянки Готфрик, смешно пугающейся и визжащей противным голосом ущемленной за грыжу бердичевской иешиботницы, кем она и была на самом деле, сука рваная. - Почему не тарахтит ?
     - А потому, - гремел торжествующий старик, бросая хладный торс Барлоу Брука туда, - что вместо тарахтенья она говорила членораздельно, как телевизорный обитатель из Восточной Европы.
     Я заорал в ужасе и нырнул рыбкой в расколотое моим лбом окно, ломанулся по улице, твердо придерживаясь продуманного заранее плана отхода, и, действительно, через несколько метров ( у нас футы, но я перевожу априори ) уткнулся в чьи - то колени, замирая, трясясь, поднял глаза и вот тут - то я и захохотал, обнаружив на месте головы повстречавшейся рыжей самый натуральный шарик для игры в пинг - понг.