Скорей бы, скорей...

    -Стой и не шевелись. Ты вовсе не пустоцвет. Я вижу, что у тебя будет трое детей,- после нескольких пассов над моим телом бабушка выливает яйцо в стакан с водой, - но одно дитя будет мертворожденным. Дам тебе хлеб и воду. Полечишься. Потом придешь повторно. А теперь иди с миром.
      Продираясь сквозь толпящихся на лестничном пролете людей, страждущих у знахарки помощи, злюсь и психую. Что за ерунду наговорила мне эта старуха? Зачем я поддалась на уговоры своей матери и вообще пошла к этой бабке? Ну и что с того, что я почти каждый день вижу бесконечные очереди чужих людей в своём подъезде? Они, может, и верят всем этим бредням, а я умная и начитанная. Мне ли принимать близко к сердцу во всю эту хрень? Да и бабка так и не ответила, почему у меня с мужем не получается заиметь ребёнка. Хотя я шла именно за этим ответом к ней! Выдумывает она всё! Если моя мать хочет верить во всю эту чепуху, то пусть сама и пьет воду, которую в баночке заговорила старуха. А я не буду. И больше к этой бабке не пойду. С этими рассуждениями поднимаюсь по лестнице к себе домой и надолго начисто забываю о своём визите к знахарке.
      Мои каждодневные молитвы к Богу возымели своё действие. Я наконец-таки понесла. Радовалась каждому дню беременности. Как чуда ждала появления на свет малыша. Все было готово: кроватка, пеленки, распашонки, пинетки, которых я великое множество собственноручно нашила за месяцы долгого ожидания. Стопка книжек по рождению и воспитанию малышей зачитана мною до полумятых надорванных страничек. Между ними тетрадка с законспектированными наиболее важными разделами. Вот-вот. Совсем чуть-чуть осталось подождать, каких-то четыре недельки ещё и я стану самой счастливой в этом мире мамой!
      Белая палата, пустые стены. С прозрачными стеклами двустворчатые двери. Глазу не за что уцепиться. Две койки. Из одежды на мне только коротенькая хлопчатобумажная ночная рубашка с мелкой в ромбиках голубой надписью «минздрав». Мне очень холодно. Бьет озноб, и тонкое одеяльце не спасает. Лежу на боку, поджимая под себя ноги и пряча ладони под худую подушку. В вене капельница. Рядом с кроватью судно, в которое время от времени я блюю темной желчью, выворачиваясь наизнанку. Периодически в палату заходит врач и суёт кулак в промежность, проверяя раскрытие шейки матки. Не плачу, не стону и практически не чувствую боли. Промедол делает своё дело. В голову долбит один и тот же вопрос: за что?
      - Ой, мамочки, я хочу умереть! Помогите! Мне больно! – вбирая полные лёгкие воздуха, орёт истошным голосом соседка и мечется по палате.
      У меня от её крика болит голова. Я хочу ударить, размазать по стенке эту истеричку. Но у меня нет сил, и я в отчаянии вжимаю голову в кушетку. На крик прибегает медсестра. Сначала спокойно, потом повышая голос, пытается призвать орущую даму к совести. В конечном итоге медсестра не выдерживает и прямым текстом ей выдаёт:
      - Заткнись, идиотка! Рядом лежит и молчит ребёночка потерявшая! А ты - кобыла здоровая! У тебя дитя живое! Чего орёшь на всё отделение? У тебя ещё только на три пальца раскрытие! Не гневи Бога!
      Словно дурное кино вновь и вновь по кругу в голове проворачиваются события последних дней: сон в руку, две птицы, ударившихся в окно детской комнаты, визит в консультацию.
      - Будешь скоро рожать. Низко плод опустился, - предупреждает врач консультации.
      - Через три дня будет мой день рождения. Я могу родить в тот же самый день? – с удивлением переспрашиваю.
      - Всё может быть. Вполне. Готовь вещи в роддом, - улыбается акушерка.
      Дома приготовила пакет. Утром проснулась от накатывающей боли. Живот вздыбился и напрягся, как барабан. Из-за боли не чувствую шевелений ребёнка. Наверно это и есть схватки – мелькнула мысль. Позвала маму. Та растерялась, развела руками. Срок маловат. Надо ехать в больницу.
       Долгое заунывное оформление в приёмном покое. Паспорт, обменная карта. Стандартная процедура УЗИ. Поднимаюсь в смотровой. Врач приставляет акушерский стетоскоп, и заметно суетясь, начинает его переставлять по животу в шахматном порядке. Придвигает к креслу какой-то аппарат, зовет ещё кого-то. Все дружно слушают, пытаются дергать аппарат за провода, что-то там щелкают, между собой о чем-то переговариваются. Я ничего не понимаю, и для себя решаю, что они попросту не знают пускать меня в роды или всё ещё сохранять беременность? Наконец врач поворачивается ко мне и спрашивает:
      - Ребёнок желанный?
      - Да! Конечно! – начинаю нервничать от возмущения, как они могут сомневаться в моей готовности стать матерью?!
     Снова ведут на ультразвуковое исследование. Просят подождать перед кабинетом. Затем заводят в другое помещение, укладывают на кушетку, смотрят, и… до меня доходит смысл всего происходящего:
      - Движения- ноль, сердцебиение- ноль…
       Я несусь по длинному пустому переходу из одного корпуса в другой и от ужаса, охватившего всё моё естество, ору во всю глотку:
      - Ааааааааааааааа!..
      В приёмном покое подбегаю к маме, и из меня уже вырывается только шипение:
      - Он умер…мой ребёнок умер…всё кончено…жизнь кончилась…
      Мама медленно оседает на кушетку и роняет мои вещи на пол. Меня уводят. И я уже молчу. Нет больше слов. Время остановилось. Ничего больше нет. Ни ребёнка, ни меня! Нет больше той невинной светлой девочки, которая проглотив обиду и измену мужа, так радовалась своему будущему малышу. Всё закончилось. Жизнь рухнула...
      После резких слов медсестры соседка по палате затыкается, лишь немного тихонько под нос продолжает подвывать. Через какое-то время её уводят в родильный зал. Раздается плач младенца, бренчание каталок, и вскоре все успокаиваются. В моей одинокой палате наступает звенящая тишина. Я в полудрёме.
       Открываю мутные глаза, почувствовав манипуляции врача.
      - Вставай, детка. Потихоньку. Не спеши. У тебя полное раскрытие. Соберись с силами. Будем рожать, - медсёстры подхватывают меня под руки и ведут на операционный стол.
       Яркий свет режет глаза. Спутавшиеся длинные волосы лезут в лицо и приклеиваются к сухим губам. В последний раз мысленно обращаюсь к Богу:
      - Сделай так, чтобы они ошиблись! Пусть сейчас мой малыш родится живым! Пусть он закричит! Ты же милосердный и всё можешь! Зачем Ты мне его дал, чтобы вот так забрать? В чем я перед Тобой провинилась? За что Ты меня наказываешь?
       Про себя отмечаю, как много вокруг стола собралось людей в белых халатах. Человек девять, не меньше! Все сочувствуют, переживают. Сбоку стоит большая, толстая акушерка. Врачи ей командуют локтём удерживать и поддавливать на плод в верхней части живота. Ещё одна врач постоянно чем-то смазывает промежность и подбадривает меня. Требуют дышать глубоко и тужиться. Кто-то в нужное время пригибает мою голову к груди. Наконец с хлюпаньем младенец соскальзывает в ладони акушерок.
      - Умница! Всё будет хорошо! Ты даже не порвалась! Всего только несколько мелких ссадинок. Сейчас мы их тебе подошьем, и станешь как новенькая! – уверяет меня врач.
       Ребёнок не плачет. Его сразу уносят из поля моего зрения. Рост, вес. Черный пакет. Последняя надежда растворяется в ночном окне.
      Подключают капельницу с чьей-то чужой кровью. Я не знаю, кто был донором, но этот человек в тот момент спас мою жизнь. Как оказалось, причиной смерти плода стало неожиданное отслоение плаценты с образованием внутренней гематомы. Не падала, не ударялась. Никто так и не понял, отчего всё это произошло. Я потеряла много крови.
      - Не плачьте по внучке, а плачьте по дочке, ибо не знаем, спасем ли её, - предупредили мою мать врачи, - лучшее, что вы можете для неё сделать – срочно найдите доноров. Крови для переливания нужно очень много. А вы человек в возрасте, и гемоглобин у вас низкий. Вы не подойдете.
       Даже когда накануне родов мне приснилась покойница-бабуля, пришедшая в гости посмотреть на свою правнучку, даже когда две птицы стукнулись в окно обновленной детской комнаты, я понять-то поняла знаки, посланные свыше, но и тогда не вспомнила о пророчестве знахарки! Лишь, лёжа на операционном столе, когда мою малышку уложили в чёрный пакет, в мой мозг долбанулось воспоминание: одно дитя мёртворожденное.
      Постепенно родзал опустел. Все разошлись куда-то, и со мною одна акушерка осталась коротать остаток ночи. Она возилась с капельницами, переподключала флаконы с кровью и какими-то другими растворами. Прибирала после родов оборудование.
      - Меня предупредили, что ребёнок родится мёртвым, - выдавливаю из себя слова после длительного молчания и постепенно начинаю выходить из шока, - только я не поверила.
       - Что? О чем ты говоришь? – медсестра подсаживается рядом и гладит меня по руке.
      - Знахарка меня предупреждала. Бабка, которая лечит людей. Она живёт по соседству. Давно меня предупреждала. Я не поверила и забыла.
      - Что? Прям так и лечит людей? – удивилась моя ночная компаньонка.
     - Говорят, что да. Лечит. Много народу стоит в очереди к ней на приём. И будущее предсказывает. Молитвы читает. Хлеб и воду заговаривает, - меня прорывает, и я взахлеб рассказываю медсестре про свою соседку.
      Понимаю, что боюсь остаться одна, наедине со своими горькими мыслями и воспоминаниями. Мне хочется говорить с этой приветливой женщиной о чем угодно, только бы она никуда от меня не уходила! И она не уходит. Мы по очереди рассказываем друг другу истории жизни, она меняет подо мной пелёнки, делает мне какие-то инъекции.
      Под утро акушерка зовёт на помощь санитарку, и они вдвоем перекладывают моё немощное тело с операционного стола на каталку и вывозят в коридор, оставляя рядом с постом.
      - Мне нужно немного, хоть часик, поспать, - оправдывается медсестра, - мне ещё целые сутки дежурить. А ты сразу кричи, если вдруг что-то не так почувствуешь, или кровотечение вдруг начнется. Я услышу и прибегу. Санитарка тоже услышит. Да и новая бригада скоро придёт на смену.
       И в самом деле, вскоре все засуетились. Привели женщину лет сорока с четвёртыми родами. Ноги грязные в босоножках. Стоит возле меня, озирается по сторонам и тихонько покрякивает. Санитарка недоуменно смотрит на её грязные ноги и кричит, чтобы та сняла босоножки.
      - Так это, я же сразу с поля. Не успела помыть, - защищается роженица и стряхивает нога об ногу босоножки одну за другой.
     - Укладывайте её скорее! Ребенка угробим такими темпами! У неё полное раскрытие давно! Бахилы наденьте ей побыстрее, - кричит доктор из родзала.
       До меня доносится несколько утробных рычаний и, наконец, крик ребёнка разрывает мою утреннюю дремоту. Человек родился! Живой! Слава Богу!
      Ко мне подходит доктор, обследует. Похоже, что угроза смерти миновала, и я буду жить. Меня увозят в крайнюю палату на первом этаже. Новая молоденькая медсестра, очень шустро и туго крест-накрест перевязывает мою грудь широкими плотными бинтами, делает другие назначения. Соседки по палате угрюмо наблюдают за мной и молчат.
        Здесь собрались такие же, как и я горемычные, не оправдавшие чаяний и надежд. У каждой своя жестокая история.
      - Ты хотя бы похоронить сможешь на кладбище, тебе дитя отдадут для погребения. А мне?– пытается утешить себя и меня одна из болезных, -Что в шестнадцать недель мне могут отдать? Кусок мяса?
      Трудно мне им что-то отвечать. Не знаю, что сказать. Что Бог оставил меня? Что допустил эту нелепую смерть? Знать бы мне, за что он меня наказал. Приняв христианство, я отказалась от всех сомнительных практик. Зачем он дал мне ребёнка, чтобы потом вот так вот забрать? И почему он меня вместе с малышкой не забрал? У меня нет ответов! Я молчу.
      Тело меня не слушается. Сидеть не могу – трясёт. Встать и подавно. Стесняюсь, но делать нечего: зову санитарку с судном. Она приходит и не ругает меня. Наоборот жалеет. Предупреждает, что если снова захочу помочиться, чтобы девчата её позвали.
Приносят цветы, ставят на мой столик. Герберы в шикарном оформлении. Меня поздравляют с днём рождения. То есть с моим собственным днём рождения. Неожиданно в палате появляется в белом халате муж. Он – врач. Его легко пропустили. С порога начинает меня упрекать, что я не позвонила и не предупредила, что рожаю. А куда мне было звонить-то? Его любовнице или его маме? Да и зачем?
      - Ты не переживай. У нас с тобой будут ещё дети, - рисуется на публику муж, понимая, что я могла в палате рассказать про его измену, - что тебе, дорогая, принести?
      - Мне ничего не надо, - стараюсь держать себя в руках, а про себя мысленно добавляю, - да пошёл ты к чёрту, чтобы я с тобой когда-нибудь ещё имела детей!
      - Я нашел место на кладбище. Рядом с моим дедом и твоей бабулей. Там похороним. Ты выздоравливай, - продолжает свои поздравления с днем рождения венчанный Богом супруг.
       Ну, хоть что-то смог сделать полезное для ребенка. Что же. Не хотел жить в семье. Теперь хорони дочь. Чего хотел – то и получил. С тоской жду, когда он встанет с моей кровати и свалит домой. Меня тошнит от него. Я его презираю.
      Следом за мужем приходит мама. Приносит мне хлеб и воду, вновь заговорённую знахаркой:
      - Детка, попробуй хоть немного. Вдруг поможет? Я не заставляю все выпить и съесть. Но хоть чуть-чуть, - умоляет меня родительница.
       Кто знает? Может и правда знахарка чем-то поможет? Уж, во всяком случае, лучше так, чем беспомощно валяться на больничной койке. Лето на улице. Солнце жарит. Птицы за окном поют. Люди гуляют. Выпить небольшую баночку воды и скушать несколько кусочков хлеба оказалось не так уж и сложно. К третьему дню, я поднялась на ноги.
      После похорон первой с этой новостью в палату пришла свекровь, чтобы сообщить, что девочка была на меня похожа: те же глазки, носик. Я помню, что свекровь была в белом костюме в мелкий цветочек, и с распущенными длинными светлыми волосами. Она почему-то всё время виновато улыбалась. Но мне уже решительно не было никакого до этого дела. Главное, что пинетки, сшитые для малышки моими руками, они не забыли положить в гроб.
       Вскоре в палату после тяжелого кровотечения и сепсиса привезли какую-то женщину восточных кровей. Без имени и без паспорта.Температура её тела зашкаливала. Ей поставили капельницу и сделали несколько уколов. Соседки по палате перешёптывались, что она после неудачного аборта, сделанного в домашних условиях. Крутили пальцами у виска, цокали языками. К вечеру дама поднялась на ноги. А ночью под окно нашей палаты пришла какая-то старуха в хиджабе, и наша восточная красавица сбежала из больницы прямо через это открытое окно. Утром медсестра, пришедшая сделать ей очередной укол, просто развела руками: наверно дамочка боялась, что обнаружив её аборт, земляки убьют.
      - Хучэй бы, хучэй! Скорее бы, скорей! – на край моей постели присела беременная.
      Я не помню, как и откуда она взялась, но повадилась каждый день приходить ко мне в палату по утрам и вечерам. Не могу даже сказать, сколько лет было той женщине. Я только понимала, что она намного старше меня.
       - Хучэй бы, хучэй бы… Я стану ў дзверах і скажу: разам пойдзем ці разам застанемся, і не дам адыйсці! – затягивает свою канитель баба из Зельвы, и продолжает - жудасна заставацца ў хаце адной. Усе малыя чамусьці памёрлі. Калі памрэ і гэткае дзіця, я таксама пакладу на сябе рукі!
       Поначалу я не слушала ее. Я была глубоко погружена в мир собственного горя. А она, казалось,и не искала слушателя. Ей просто было очень страшно. Страшно вновь потерять ребенка. Потерять пятого. Не знаю, как это получилось, но постепенно эта баба завладела всем моим вниманием. Она чувствовала, что происходит со мной, а я понимала, принимала и разделяла ее тревогу. Мы сидели с ней рядом, обнявшись,и, раскачиваясь, повторяли:
      - Хучэй бы, хучэй бы…
      Через две недели я вернулась домой. Следов от детской не осталось. Мои родители успели быстро переклеить обои, убрать кроватку и спрятать пеленки. А вечером впервые за всё время знахарка сама пришла в гости. Принесла новую порцию хлеба и воды, присела на край дивана и вздохнула:
      - Видела я, что дитя, которое ты носишь, не жилец. Но что я могла тогда тебе сказать? Ты ведь так радовалась!
       Я всхлипнула, а она продолжила:
      - Ну ладно. Всё у тебя дальше будет хорошо. И ты можешь больше не держаться за своего мужа. Не стоит он этого. Будут у тебя другие мужчины. Многие будут влюбляться. И дети у тебя будут. А я вот скоро уже уйду домой. Мне немного осталось. Своим домочадцам не говорю про то. Но Бог скоро меня призовёт. Я даже знаю дату и время своей смерти. Тебе скажу. И вот так упаду через порог, что голова будет лежать в одной комнате, а ноги в другой. Но это будет потом. А пока ещё в силах, я тебя полечу. И других тоже…
      Через четыре года в указанный день ёлочные лапки, ведущие в подъезд, заставили меня содрогнуться:
      - Как это случилось?
      - В больнице лежала наша бабушка. Ночью встала идти в туалет и упала через порог палаты.
      Прошло двадцать пять лет с момента моего первого того визита к удивительной соседке. Сбылись все пророчества, сказанные знахаркой. Я вышла замуж, родила и воспитала прекрасных детей. Первый муж тоже потом женился. Взял разведенную женщину с тремя детьми. Своих детей ему Господь больше не дал…