Лысый и Лохматый

Время было позднее, вроде, ещё не ночь, но совсем уже не вечер, было безветренно и темно, не шелохнувшись, будто приклеенные клеем «Момент», на небе висели плотные тёмно-серые тучи в несколько слоёв, казалось, что они висели так вчера и будут висеть завтра, и никакая сила никогда не сдвинет их с места.
Улица была пустынна, даже запоздавшие пешеходы не попадались на пути двух молодцов, размеренным шагом шедших к намеченной цели. Им следовало спешить, чтобы успеть на последний автобус.
    Один из них был повыше другого, с короткой стрижкой «месяц на свободе», можно сказать, совсем лысый, черты его лица были столь грубо обработаны, будто скульптор изваял заготовку для бюста и пока не решил, кого он будет лепить, злодея или добродея. С обладателем такой внешности любой предпочёл бы час помолчать, чем минуту побеседовать, нижняя губа его была слегка оттопырена, что могло причислить его к членам королевского дома Габсбургов.
    У второго были длинные тёмные волосы, достигавшие до плеч, а его слегка прищуренные глаза выдавали в нём одного из многочисленных потомков Чингисхана.  Он время от времени плевал в разные стороны, будто у него хронический насморк.
- Ты подбери соплю-то, - ворчал на него Лысый, - задолбал, плюёшься, как верблюд. 
- Какое тебе дело до моих соплей? - огрызался Лохматый. - За своими смотри, когда у тебя в носе много соплёв накопляются, ты куда их деёшь? Глотаешь? А я не привык, я их сплёвываю.
      Лохматый любил порой коверкать слова и свою речь, нарочно говоря неправильно, чтобы увидеть произведённый эффект, хотя был достаточно грамотным и не путал спряжения со склонениями. А может ему порой было стыдно говорить грамотно, когда все вокруг неграмотные.
Как-то он зашёл к Лёхе Щербакову и, не застав дома приятеля, оставил ему записку следующего содержания «Черпак, я тибе прихадил ты дома ни был. буду прихадит ичо рас вечирам жди.» Тем самым вынес приятелю остатки мозгов, весь день решавшего головоломку, кто же это нанёс ему визит и опустил его, уже три года, как дембельнувшегося, до уровня «черпака»*
- В носе…накопляются, - передразнил его Лысый, - чурка ты не отёсанная, сидел со мной один старик-татарин, фамилия Миннемухаматрахимов, а имя, отчество до того хитрое и длинное, что я их за три года так и не запомнил, Басурманом его кликали. Так он тоже разговаривал, как и ты.
- Но вы же понимали его, - возразил Лохматый.
       Они шли торопливо в сторону автобусной остановки, привычно озираясь по сторонам. Их не пугала возможная стычка с местной шпаной на их территории, погода была столь мерзопакостная, а время такое позднее, что все хулиганы и грабители переживали непогоду в «блатхатах», играя в карты и попивая то, что совместными усилиями удалось добыть днём.
         Даже если бы произошла стычка, то стоило этим двоим упомянуть имя Вентиля, которому они только что нанесли визит, известного всей округе боксёра Мирона или блатного авторитета Шпика, с которым Лысый «чалился» в одной «зоне», то можно было не надеяться, а даже рассчитывать на то, что их не только не тронули бы, но и накормили бы, напоили бы, а может и денег на такси дали бы.
Друзья подошли к дороге и огляделись по сторонам, мимо проезжали редкие автомобили с работающими дворниками. Не останавливаясь на остановке, промчался почти пустой автобус девятого маршрута с освещённым салоном.
- Во, «девятка», - заметил Лысый, - на конечной развернётся и минут через 15 поедет назад.
Они перешли дорогу и двинулись в сторону автобусной будки, изредка обмениваясь ничего не значащими репликами. Кое-где на фонарных столбах висели фонари, лениво освещая проезжую часть, но на ближайших к остановке столбах лампочки отсутствовали.
        Подойдя к остановке, они не пошли под крышу будки, а, встали ближе к проезжей части из опаски, что водитель, не увидев в темноте пассажиров, проследует мимо, и стали вглядываться в ту сторону, откуда из-за сворота должен был вывернуть спасительная «девятка».
Лысый похлопал себя по карманам и обратился к своему спутнику.
- Дай закурить, что ли.
- А-то ты не знаешь, что я не курил никогда, - буркнул тот в ответ и назидательным тоном продолжил:
 - И тебе ведь ещё в школе советовал не начинать это занятие не достойное правильного мужика.
- В смысле?..-уставился Лысый на товарища, не понимая, о чём идёт речь, - какое занятие?
-Нуууу…брать в рот всякую гадость, с наслаждением сосать её в надежде на сомнительное удовольствие.
- Ну ты сказал, - возмутился от услышанного Лысый и сплюнул, - аж курить расхотелось.
-Чё плюёсся-то как верблюд, свою соплю проглотить брезгуешь?

       Они немного постояли молча, поёживаясь от осенней прохлады, Лысый мечтательно произнёс.
- Тачку бы поймать, а, как ты прикидываешь? Я ведь как освободился, ни разу ещё на тачке не катался.
- Да у тебя ещё волосья не отросли, успеешь накататься, - обнадёжил Лохматый друга, - редкая тачка доедет до середины Черёмушек – это во-первых, наши пассатижные физиономии, - он поглядел на товарища, - особенно твоя, отпугнут всякого таксиста – это в-третьих.
- А во-вторых?
- Доехать до нас не меньше тренчика* будет, если два счётчика не запросит, а бабок нет. Да и кто согласится ехать в наши трущобы, ночью?..
-Почему тренчик? - удивился Лысый, погладив себя по стриженой голове. - Бывало за рябчик** доезжали.
- Ты, видать ещё не в курсе, - стал объяснять ему Лохматый, - пока ты на лесосеке прохлаждался, тачки подорожали вдвое, считай на сто процентов. Было 10 копеек за километр и посадку, стало 20.
- Да?..- удивился Лысый, - не знал. И давно?
- С первого апреля, как щас помню, тачки подорожали, «рыжики»**, ковры, хрусталь, кажется билеты на самолёт, ещё какое-то барахло. Журнал «Смена» стоил 20 копеек, стал 25, «Огонёк» 30 копеек стоил, стал 35. Это у капиталистов цены растут на 2-3 процента, а у нас, видишь, сразу на 20-25, а то и на сто.
-  А чё это они вдруг так сразу и так резко? - полюбопытствовал Лысый, вглядываясь в спасительную даль. - Вроде развитой социализм уже построили, новую конституцию, вроде, приняли.
-По многочисленным требованиям трудящихся, - начал проводить политинформацию Лохматый для тех, кто политику партии понимал неправильно. - Так в газетах и по телеку объяснили. Мол, пролетарии возмущены, что спекулянты и жульё всё это скупило и честным труженикам ничего не оставили. Будто ЦК завалили письмами, требуя поднять цены и тем самым экономически задушить преступный элемент вроде тебя.
Хе, - хмыкнул Лысый, услышав такую наглую туфту, - а журналы тоже жульё скупило, оставив пролетариям только «Труд» и «Сельскую жизнь»?
-Летом ещё и шоколад исчез в магазинах, - продолжил лектор, не ответив на ехидную реплику в адрес «руководящей и направляющей», - мол, из-за неурожая какао в Бразилии. Так что и он тоже вскоре подорожает.
- Правильное решение. Коммунизм не на шоколаде строят, не по понятиям это.
- А на чём ещё?
- На баланде, как в Кампучии.
Лысый стал озираться по сторонам и вдруг заметил в глубине остановки неказистого мужичка, которых дразнят «метр с кепкой». Тот сидел в тени и был еле заметен, то ли он давно здесь сидел, притаившись, и его не заметили сразу, то ли подкрался незаметно и юркнул в спасительную темноту. Сам он пытался уменьшиться в размерах, чтобы оказаться как можно не приметнее, лишь белки глаз выдавали его присутствие.
- Эй ты, - обратился к нему Лысый и, пристально взглянув на него исподлобья, властно скомандовал, - дай-ка закурить.
Сказано это было таким тоном, что курево могло появиться в кармане само по себе даже у некурящего. Лохматый тоже заметил мужика, который поспешно встал, засеменил к ним, суетливо вынул из кармана пачку «Стюардессы» и протянул её Лысому, а тот взял сигарету, сунул её в рот и пробурчал.
- Ну чё стоим? Я ведь у тебя не сигарету просил, а закурить. Сечёшь разницу?
- Сечу, сечу…- засуетился мужик, догадавшись, что от него требуют. Он вынул спичечный коробок и трясущимися пальцами, чертыхаясь, пытался зажечь спичку.  Первая спичка просто выпала из рук, вторая тут же сломалась, третья чуть вспыхнув, погасла так и не дав огня.
-Чё руки-то трясутся? - поинтересовался у него Лохматый. - Нервный что ли или замёрз?
- Да с «Бухары» я, ребята, еле отошёл, неделю бухали, - оправдывался тот, скрывая истинную причину тремора.
 Лишь четвёртая зажглась и мужик привычным жестом, пряча огонёк в кулаке от воображаемого ветра, дал наконец-то Лысому прикурить.
-Ну вот прикидывай, - продолжал разговор Лохматый, - вчера только тачка стоила «рябчик», а сегодня уже два. У нас в Набережных Челнах перестали на тачках ездить, таксисты сами за пассажирами гонялись, уговаривали, план-то надо давать.
-Чё, ребята, в Набережных Челнах жили, да? - поинтересовался мужик.
- Да я там два года «КамАЗ» строил, - с гордостью заявил Лохматый для убедительности показав обе растопыренные ладони, и слегка приврал, -  с первого по десятитысячный автомобиль этими руками собрал.
- Я тоже на «КамАЗе» работал, - радостно произнёс мужик, давая понять, что он свой, что между ними есть нечто, объединяющее их.
Лохматый тоже обрадовался земляку, как родственной душе. Приятно всё-таки встретить где-то вдалеке человека, с которым, возможно, рядом плечом к плечу месил бетон на строительстве Автоматно-Токарного Корпуса, вместе таскал носилками керамзит на возведении Литейного завода, делал опалубку на заводе Двигателей, обедал в столовой ПРЗ, жил в соседней общаге.
- И где ты там работал?
- Ну где, где…на «КамАЗе», - уклончиво ответил тот, - где же ещё?
- Ну мало ли где ты мог там работать, - не довольствовался ответом Лохматый и решил попытать его ещё, - может ты на «Заводе Секретных Конструкций» работал или на «Заводе Ядерных Боеголовок», - и стал следить за реакцией мужика, который не просто оказался в тупике, в самом дальнем его углу.
Местные приколисты для большего понта по-своему расшифровывали имеющиеся в городе аббревиатуры: «Заводом Секретных Конструкций» стали называть «Завод Силикатного Кирпича», «Заводом Ядерных Боеголовок» стал вполне мирный «Завод Ячеистого Бетона», «Ремонтно-Инструментальный Завод» превратился в особо охраняемый объект, имеющий важное стратегическое значение «Ракетно-Испытательный Завод», а «Прессово-Рамный Завод» перевели в «Паровозоремонтный Завод». Кто не долго прожил в этом городе, тот не был искушён в этом вопросе.
-Я вот на главном конвейере машины собирал, - соврал он, работавший бетонщиком на стройке, - а ты где трудился на благо Родины?
- Да я по наладке, - послышался не определённый ответ, - возили туда-сюда, то там поработаешь, то тут.
Мимо на небольшой скорости последовал «Москвич» без пассажиров, лениво работая дворниками, Лысый с тоской проводил его взглядом, памятуя, что «бабок нет».
- Когда ты там работал? В каком году?
- В прошлом, - уточнил мужичок и добавил. - В командировку нас туда посылали.
- А жил где?
- Где, где?..- удивился мужик, вроде бы глупому вопросу. -  Ясно дело, в общаге, где же ещё?..
- Ну понятно, что не в гостинице «Москва», в каком доме, в каком комплексе?
- Как в комплексе?.. - не понял вопроса мужик.
Набережные Челны строились комплексно, поквартально. Некий участок застраивался домами, давая домам последовательные номера, а участку присваивали номер, потом переходили на следующий участок. И получалось, что комплекс №1, дом № 1, 2, 3 и так далее. Если кто-то из приезжих спрашивал, где та или иная улица, то едва ли он мог рассчитывать на помощь, но стоит поинтересоваться каким-нибудь комплексом, то показать его мог любой, таким образом все дома законно имели по 2 адреса, например, дом 29/11, и он же дом №3 по ул. Мира.
Вот из-за поворота вырулил автобус с освещённым салоном, он не стал останавливаться на предыдущей остановке и приближался к следующей, где его с нетерпением ждали наши герои. Герои оставили в покое случайного попутчика, и устремились было к проезжей части, но автобус с надписью «служебный», не снижая скорости проследовал мимо, огорчив приятелей.
Лысый длинно и сердито выругался, но мужик, у которого уже падала гора с плеч, разобрал лишь последнюю фразу «…и батя в кружку».
- Ну так где, ты говоришь, жил там?
Лохматый повернулся в сторону потенциального земляка и двинулся в его сторону с целью продолжения допроса, возможно с особым пристрастием.
- Да я и не вспомню сейчас, - стал оправдываться мужичок, в душе каясь, что напросился к ним в земляки, - да и жили мы там всего месяц. Мы всю дорогу бухали в поезде, а потом на вокзале нас встретили, погрузили в автобус и повезли в общагу…
-Как в поезде?..- удивился Лохматый, недоверчиво осматривая собеседника. - Туда же поезда не ходят.
- Не…- стал выкручиваться мужичок, поняв свой «прокол», - нас сначала на поезде везли…
- До Бугульмы что ли?
Лохматый в своё время тоже добирался поездом до Бугульмы, а оттуда на автобусе через Альметьевск до Набережных Челнов.
- Во-во, - ухватился тот за спасительную соломинку, - а потом уже на автобусе.
Лысый посасывал сигарету и, приподняв верхнюю губу, сплёвывал сквозь зубы, лишь изредка бросая косые взгляды на собеседников, он не принимал участия в «допросе подозреваемого», так как ни о какой Бугульме не имел ни малейшего понятия.
В процессе курения курильщики держат сигарету по-разному: одни между указательным и средними пальцами, другие между указательным и большим пальцами, кто-то, оригинальничая, между средним и безымянными пальцами.
 Лысый держал её щепотью всеми четырьмя пальцами, кроме мизинца, огоньком вовнутрь ладони. Так фронтовики курили в окопах из опасения, что, ориентируясь на огонь, их может подстрелить вражеский снайпер. Он всё-таки не удержался и бросил реплику.
- Чё-то ты фуфель заправляешь, корешок, где жил не помнишь, где работал не знаешь, на чём приехал и то путаешься…
- Ну хотя бы примерно можешь назвать, где жил? – продолжил экзекуцию Лохматый.
- Ну конечно, - воспрянул духом мужичок, - возле «Универсама», - и тут же опять «прокололся», - туда и бегали за водярой.
Он понимал, что едва ли найдётся в стране крупный город, в котором бы не было «Универсама», но он не мог знать, что в Новом Городе был «сухой закон» и спиртное не продавалось, чтобы комсомольцы не успели спиться, не построив коммунизм, до которого оставалось около трёх лет. Только в двух ресторанах полумиллионного города: «Океане», чаще именуемого местными «Аквариумом» и в «Дружбе» комсомольцы могли вдоволь полакомиться любимым пролетарским напитком.
Спекулянты, без которых не обходится ни одна стройка, использовали эту дыру в советской торговле в своих шкурных интересах и ездили в соседний город Елабугу, затаривались водкой и по спекулятивной цене продавали советским труженикам, развращая комсомольцев, съехавшихся со всей страны для строительства коммунизма в отдельно взятом городе, городе будущего, планомерно разрушая монолитный блок коммунистов и беспартийных.
- В «Универсам»?.. За водкой?.. - недоуменно произнёс Лохматый и вновь пронзил взглядом мужичка, который понял, что опять «прокололся», весь сморщился, сжался и стал, вроде, ещё меньше, чувствуя, что теперь могут не только уронить на землю, но и хорошо потрепать. - Там же водку не продают, «сухой закон». Может ты не в Новом Городе жил, а в другом месте?
- Да я плохо помню, - залепетал мужичок, смертельно боясь очередного «прокола» и в надежде выиграть время до прихода автобуса, который увезёт прочь этих ночных бродяг, - утром встанешь с похмела, на работу, вечером в общагу, а там опять гудёж, парни бегали куда-то за пузырём, я хрен его знает, где они брали. Отключишься, а утром опять на работу…
- И так целый месяц? - не поворачивая головы пробурчал Лысый.
Из-за поворота выехал спасительный для всех автобус и стал притормаживать у остановки.
- Ты, видать, в поезде балдой с полки упал, - с улыбкой произнёс Лохматый, - суд помнишь, как шлем брали помнишь, а в середине отрезало…
Мужик подхалимски и подобострастно хихикнул, чтобы угодить Лохматому.
-Гы-гы-гы, - понял шутку Лысый, он последний раз глубоко затянулся, выкинул чинарик, и они оба двинулись к автобусу, который со страшным грохотом уже раскрыл двери, а мужичок остался в одиночестве, дожидаясь, видимо, своего маршрута и довольный тем, что наконец-то избавился от излишне любознательных собеседников.
Рассевшись на свободные места в почти пустом салоне vis-;-vis*** они уставились в окно, автобус преодолел частный сектор без остановок, потому что не было желающих прокатиться на большом автомобиле с мощным двигателем, наконец Лохматый недоуменно произнёс.
- Чё-то я так и не понял этого чижика…зачем он нам лепил горбатого, ведь не был он никогда в Набережных Челнах, и на «КамАЗе» не работал. Чего добивался?
- Чё тут понимать?.. Сачканул, думал, что докопаемся и поколотим. Черёмушки, бандитский район, ночь, вокруг никого, подходят два поддатых фраера с уголовными рожами…могли ведь и грабануть.
Потом оба замолчали, за окном замелькали тополя, посаженные вдоль забора Мукомольного завода, унылый пейзаж за стеклом не радовал  утончённый эстетический вкус пассажиров, немного погодя Лохматый задумчиво произнёс.
- А ведь у него наверняка бабки были, стопудово, сейчас получку дают…надо было его тряхануть хорошенько.
- Даааа…- согласился Лысый. - Как пить дать были, заболтал ведь он тебя, кааазёл.
Лохматый утвердительно кивнул, даже не подумав, с чем он согласен, с тем, что заболтал или с тем, что «кааазёл», и кому был адресован столь оскорбительный эпитет.
* новобранец, прослуживший год
**золото (жарг.) 
***лицом к лицу (фр.)