Косачи в лесу под Хабаровском

КОСАЧИ В ЛЕСУ ПОД ХАБАРОВСКОМ
Не «косари», а КОСАЧИ! И не караси. Косачи – это те же тетерева, только в разных местах называют их по-разному. Фактически самая крупная птица наших лесов, не считая хищников. Да сохранились ли они еще? Ведь на наши леса наступают со всех сторон.  Продают нашу матушку-природу за границу немереными составами. Из космоса видно, какой плешивой стала сибирская тайга. Временщики захватили власть, а мы смотрим и молчим.  «Промолчали» СССР, можем упустить и Россию.  Но сегодня я не намерен ругаться. Просто вспомнилось кое-что светлое, радостное, чем поделиться хочется.
 
Я с ними, косачами, познакомился в лесах под Хабаровском. Меня судьба занесла туда на три года - служить в рядах Советской Армии. После войны все служили подолгу. Рядом был недружелюбный тогда Китай. Честно сказать, я и сейчас ему с трудом доверяю.

А косачи там жили всегда. И тогда, когда сюда были сосланы декабристы. И тогда, когда у реки останавливались усталые солдаты, возвращавшиеся с войны с Японией в двенадцатом веке. И когда наши крестьяне в армейских шинелях били белополяков и прочих оккупантов.

Косачи жили на лугу и в перелесках по правую сторону речки. Наша же часть стояла по левому берегу. Птицы занимали обширный луг, зимой укрытый толстым слоем снега. Из-под снега кое-где торчали верхушки мелких кустарников. Это высовывалась голубика, ягоды которой местные жители заготавливали на зиму.  Нам, солдатам, не до сбора ягод.

 А вот местные женщины летом приходили к нам, чтобы мы перевезли их на другой берег. Там они набирали по ведру голубики. За перевоз нас благодарили тем, что отсыпали немного ягод. Но нам хватало для того, чтобы изготовить себе нетрадиционное блюдо – вареники с голубикой.  В этот раз ужин у нас был - праздником души!

 Естественно, часть ягод уходила в зиму. Ими и питались косачи.
Так уж получилось, что у меня, единственного в части, не считая двух боевых офицеров, было личное одноствольное ружье. Обращаться с ним я умел с детства. Поэтому без труда сам заряжал патроны. Дробь, порох и капсюли покупал в обществе охотников и рыболовов. В свободное от дежурства время либо в одиночку, либо со старшим лейтенантом ходил на охоту. Это удавалось редко. Но без приключений не обходилось. Застрелил несколько уток. Чем тут хвастаться - все охотятся за ними.

 А вот однажды ранней весной застрелил щуку в бурном потоке, который пополнял речку талой водой. А осенью убил большого сома.  Из озера по ручейку в реку спускалась мелочь. А сомы стали веером и не пропускали ее. Им оставалось только пасть раскрыть. А закрывали они ее громким шлепанием губами. По этому звуку я их и подстерег.

Но я ведь хотел рассказать о косачах. Как бы я тихо ни шел по лугу осенью по траве или зимой по снегу, они вылетали метров за триста от меня. Особенно красиво это выглядит зимой. Ровное снежное поле, снега – чуть выше колен. Пробираешься тихонько в ту сторону, где, рассчитываешь, что сидят косачи. А кто их видел, где они сидят? Они могут быть и рядом, под ногами. Под снегом эти птицы – как рыба в воде. В нем они греются, питаются, спят и спасаются от хищников. Перемещаются под снегом легко и быстро. А нам, людям, это не ведомо. Так и кажется, что они сидят под снегом где-то там, вдали и только и ждут, чтобы к ним подошли ближе. А потом одна за другой птицы почти свечкой вспархивают из-под снега и усаживаются на какое-либо дальнее дерево. Сидят и разглядывают тебя, барахтающегося в снегу. Попробуй, подберись к ним! Опытные охотники непременно знают приемы, как охотиться на косачей, но мы со старшим лейтенантом только смотрели им вслед да поправляли ружья на ремне. Побеседовать с опытными охотниками за все годы службы так и не удалось.

Приближалась весна. Старшина помнил, что снова будет грязь, она прилипнет к нашим сапогам, мы занесем ее в казарму. Поэтому он решил, что перед порогом на улице желательно иметь сплетенный из прутьев мат, о который бы мы счищали большую грязь. А где эти прутья растут? Никто, кроме меня, так хорошо не знал местности. Поэтому я вызвался заготовить их и сплести мат. Взял грузовые салазки и топор и отправиться за прутьями. Сезон охоты на зимнюю дичь еще был в разгаре. Могли мне встретиться и зайцы, и косачи. Я колебался: если возьму с собой ружье, то вряд ли нарублю прутьев. Поборов искушение, отправился без ружья.

И правильно сделал. В поисках подходящего материала я заходил глубоко в заросли, там срубал понравившиеся мне прутья. Набрав хорошую ношу, выносил к салазкам и укладывал. Несколько раз выходил из зарослей. Работал, не отвлекаясь. А день уже клонился к вечеру. Определив, что нарубил лозы достаточно, я увязал ее веревкой. А потом, в награду себе за ударный труд, уселся сверху и закурил.

 А вот дальше было самое интересное и невообразимое. Метрах в двадцати от меня стояла невысокая раскидистая лиственница. Я не обращал на нее внимания. И вдруг!
 
Еще раз повторю: и вдруг! Прилетел со снежного поля и уселся на лиственницу косач! Ну, рукой подать! «Где мое ружье!» - вопило все внутри. Я боялся шевельнуться. Мне захотелось хотя бы ближе разглядеть птицу. Петух это или курица – кто их знает? Из литературы я потом узнал, что они в зимний период мало чем отличаются друг от друга. Но по весу – петух тяжелее, килограмма полтора.

Сижу, замерев. Даже затяжку боюсь сделать – спугну! Но не прошло и минуты, как на то же дерево уселась другая птица. Мне стало жарко!  Досыта наглядевшись на подружек, я все же сделал затяжку и пустил дым. Косачи будто и не видели меня. Воспитанные птицы! Потом прилетел сразу десяток птиц. Я сижу на хворосте, окаменелый, впитываю ощущение от близости такого курятника. Мне хорошо видно оперение косачей, некоторую разницу в этом.  Они ведут себя раскованно. Некоторые слетают на землю, потом возвращаются.

Наконец мне надоело сидеть неподвижно, я стал пошевеливаться. Никакой реакции! Не сидеть же мне здесь до ночи? Я встал – птицы не улетают. Или понимают, что я безоружный? Обошел вокруг саней – никакой реакции. Еще раз свернул самокрутку (нам тогда, в конце пятидесятых, выдавали махорку), еще покурил. Не взлетают!  Разозлившись, я взял под мышку топор вместо ружья, направил на них и крикнул «Паф». Не понимают. Я стал «палить» очередями – сидят, переговариваются. Видимо, впервые встретили такого чудака.

Читал я когда-то про охоту на косачей с малокалиберной винтовкой. Сначала стреляют по птице, ниже всех сидящей на дереве. Она падает. А остальным это привычно: они то и дело слетают вниз и возвращаются. В том произведении говорилось, что таким образом из малокалиберки можно перестрелять почти всю стаю.
В конце концов я повез свои салазки, удаляясь от лиственницы, увешенной косачами. Да не просто вез, а бежал. У меня было полное раздвоение личности. Одна часть меня говорила, что посмотрел вблизи жизнь дикой природы – и на том спасибо. Другая же твердила: вот вернусь с ружьем, тогда посмотрим!

Верх взяла последняя версия. Как только я поставил салазки у крыльца, сразу же взял ружье и пустился к заветной лиственнице. Эти полтора километра я пробежал в одно мгновение. Постоял около дерева, на которой и следов не осталось от птиц. И уже в сумерках вернулся в часть. Усталый, конечно, но очень уж довольный тем, какой спектакль показали мне косачи. Такого не увидишь ни в одном театре!

 Птицы грациозно расхаживали передо мной по толстым ветвям одиноко стоящей лиственницы. Прохаживаясь туда-сюда, они встречались, уступали путь или молча падали на землю, а потом взлетали.  А у меня – ни ружья, ни фотоаппарата, ничего, кроме пытливых глаз. А это, пожалуй, оказалось лучше всего. Застреленного косача мы бы съели и забыли. Снимки бы затерялись. А вот впечатление осталось на всю жизнь.  Сколько прошло с тех пор? Почти шестьдесят лет! А одинокая лиственница, увешанная косачами, так и стоит перед глазами!