Рождённая на стыке веков 31 глава

     Иван молча смотрел на дорогу, из-под колёс грузовика шли клубы пыли.
     - Как там дома, Халида? Отец здоров? Как мои дети, сестра, племянница? Мирза с Дашей? Мирзу так и не отпустили на фронт? - спросил вдруг Махсуд.
     Говорить о том, что отца больше нет и Абдулла сбежал на фронт, было страшно. Подумала, что скажу об этом, когда к дому подъезжать будем. Таких вопросов, именно сейчас, при постороннем человеке, я никак не ожидала. И лгать не умела. Я растерянно посмотрела и на Махсуда, и на Ивана.
     - Мирза на фронт не ушёл, сказали, он на заводе нужен. Он долго писал просьбы по всем организациям, но не отпустили. Мы с Дашей на заводе работаем и Мухаббат с Салихой с нами, дети дома. Завод переобуродовали и выпускают оружие для фронта, - говорила я, не смея смотреть в глаза Махсуду.
     - Значит, все живы и здоровы, хорошо, - ответил Махсуд.
     Мы с ним говорили на узбекском языке, по которому Махсуд, видимо, тосковал. Иван с удивлением поглядывал на нас. 
     - Язык ваш... чудной. Но красивый, - устало сказал Иван.
     - Русский язык тоже красивый, но трудный, - ответил Махсуд. Я облегчённо вздохнула и с благодарностью посмотрела на Ивана, что он перевёл тему разговора. Махсуд посмотрел на меня и хотел ещё что-то спросить. Но Иван остановил машину возле посёлка.
     - Мы приехали. Который дом-то? - спросил он.
     Махсуд внимательно стал рассматривать деревянные дома, очень похожие друг на друга.
     - Я и не помню... может спросить у кого? - сказал он, посмотрев на Ивана.
     - Вы сидите, я спрошу. Только не видно никого. В дом, что ли постучаться... Кого спросить? - Иван открыл дверцу грузовика и спрыгнув на землю, посмотрел на нас.
     - Женщин звали... Марфа и её дочь, Галина, - ответил Махсуд.
     Пройдя к близлежащему дому, Иван вошёл во двор, калитки не было, только кольчатый, покосившийся забор. Иван долго стучал в дверь дома. Мы с Махсудом смотрели, в ожидании. Наконец, дверь открылась и на крыльцо вышел старик, в широкой рубахе, поверх штанов.
     - Тебе чего, служивый? У нас съестного ничего нет. И так дом полон голодных, - почти строго сказал старик.
     - Дом Марфы далеко отсюда? - спросил Иван.
     - Ааа, так тебе Марфа нужна? Это у которой дочь Галинка? - смягчив тон, спросил старик.
     Иван кивнул головой. Старик вышел во двор и указывая рукой на дом, стоявший неподалёку, махнул туда.
     - Вон, видишь дом, второй с того конца? Туда тебе надо, - сказал старик.
     Иван поблагодарил старика и вернулся к нам. Старик с любопытством проводил его взглядом и долго всматривался в кабину грузовика.
     - Старик показал на тот дом. Идти сможете, или подъехать ближе? - спросил Иван.
     Я посмотрела на Махсуда. Для здорового человека, двести метров - не расстояние, но Махсуд опустил голову. Говорить, что ему трудно будет спуститься с грузовика и пройти до дома Марфы, потом опять лезть в кабину, было неловко.
     - Иван? Давайте ближе подъедем, прошу Вас, - попросила я.
     Иван влез в кабину и проехав немного, остановился прямо возле дома. Кажется, женщины услышали шум грузовика, потому что сами вышли из дома.
     - Махсуд акя, Вы в машине оставайтесь, я сама им скажу слова благодарности и мы поедем, - попросила я Махсуда.
     Он кивнул головой и я попросила Ивана пропустить меня, так как со стороны дверцы сидел Махсуд. У нас не положено перепрыгивать через мужчин, даже если это твой сын, равно, как и через их вещи. Иван вышел и подал мне руку. Но я схватилась за дверцу и тут же сама выпрыгнула из грузовика. Я подошла к двум женщинам. Мне хотелось броситься к ним в ноги и бесконечно благодарить их, за спасение моего мужа. Ведь, если бы не они в ту ночь, Махсуда бы сейчас рядом со мной не было.
     - Тётушка Марфа... Галина... я жена Махсуда, - волнуясь, говорила я.
     - Какого Махсуда, дочка? О чём это ты? - спросила Марфа.
     - Тётушка Марфа? Это я, помните меня? - крикнул Махсуд из кабины, дверца которой оставалась открытой.
     Марфа и Галина подошли к грузовику.
     - Ты? Выздоровел, значит. Столько времени прошло... думали и не увидим тебя больше. А это кто же? Жена твоя? - показывая на меня, спросила Марфа.
     - Выздоровел, благодаря Вам. Да, это жена моя, за мной приехала, сама, - сказал Махсуд.
     - Вот и хорошо, что приехала, сынок. А то, что ноги нет, так это не беда. Люди и без двух ног живут, без рук живут. Война проклятая! А ты живи, вон, жена у тебя, дети верно есть. Домой, значит, едете? - спросила Марфа.
     - Домой. Отвоевался я, - с грустью ответил Махсуд.
     - Говорят, войне скоро конец. Не слышал? - спросила Марфа.
     - Скоро, тётушка, совсем уже скоро. Драпает Гитлер со своими фашистами. Нам пора ехать, скоро темно будет. Мне ещё вернуться надо, - нетерпеливо  сказал Иван.
     - Галина, вынести им на дорогу хлеба и сала. Дорога дальняя, небось? - спросила Марфа.
     Кажется, я так и не успею поблагодарить этих добрых женщин. Я подошла к Марфе и крепко обняла её.
     - Я ведь поблагодарить Вас приехала, тётушка Марфа! И дочь Вашу, Галину. Вы не только мужа моего спасли, Вы жизнь мне вернули. Низко кланяюсь Вам, дорогие мои, - я поклонилась, почти до земли.
     - Ну что ты, дочка? Мы же всем посёлком вышли, похоронить наших солдат. Случайно услышали твоего мужа. Как не спасти? Люди же мы, а не фашисты, - Марфа была растрогана.
     Я вновь обняла её.
     - Война закончится, приезжайте в Ташкент. Дорогими гостями, нет, родными нам будете. Мне и за всю свою жизнь не отплатить за Вашу доброту, - говорила я искренне.
     - Будет, дочка, будет. Живы будем, даст Бог и в твой Ташкент приедем. И сами не забывайте нас, приезжайте, - обнимая меня, говорила Марфа.
     Вышла из дома Галина. Она дала мне свёрток, завернутый в бумагу и сверху, в холщовый материал и бутыль кваса.
     - Это вам на дорогу. Знала бы, картошки в печи наварила, - сказала Марфа.
     - Спасибо вам за всё. Вы очень добрые, - сказала я, обнимая и Галину.
     - Ну всё, ехать пора. Темнеет, - сказал Иван.
     Пока я разговаривала с женщинами, Махсуд продвинулся к Ивану и я села возле дверцы. Долго я ещё выглядывала в окно и махала женщинам рукой. До станции ехали молча, казалось, каждый из нас думал о своём.
     - Вот ведь, война, а в людях столько доброты. Не ожесточились. А как же я Махсуду про его отца и Абдуллу скажу? - думала я.
     До станции доехали быстро. Иван помог Махсуду спуститься с грузовика и присесть на скамью, на вокзале. Люди с мешками и узлами спешили к вагонам.
     - Вы посидите тут, я спрошу, куда этот поезд отправляется, - сказал Иван.
     Он ушёл, а мы с Махсудом остались сидеть на платформе. Вернувшись, Иван с сожалением посмотрел на нас.
     - В Среднюю Азию, поезд только завтра вечером пойдёт. Как же Вы ночью- то... - сказал Иван.
     - Ты, Иван, поезжай. Ничего, мы подождём. Спасибо тебе, друг. Береги себя, - сказал Махсуд.
     Иван крепко пожал Махсуду руку.
     - И Вам доброго пути, - сказал он и развернувшись, ушёл.
     - Может в госпиталь вернуться надо было, а, Махсуд акя? Как же ночью Вы... - пробормотала я.
     - Ничего, одна ночь - не тысяча ночей. Посидим, - ответил Махсуд.
     За себя я не переживала, я привыкшая, вот как он столько времени будет сидеть, это меня волновало. Ночь надвигалась быстро, я положила на скамью мешок.
     - Вы ложитесь, Махсуд акя, я посижу, - сказала я.
     Видимо, он устал, с утра был бой, потом дорога. Он согласился и лёг. Ночью я почти не спала, то и дело просыпаясь от шума поездов и людей. Слышала, как во сне стонал Махсуд, видимо, нога болела. Как ему помочь, я не знала. Утро долго не наступало, облокотившись о спинку низкой скамьи, я заснула. Ноги и руки затекли, шея тоже, пришлось встать и походить, чтобы размять ноги. Наконец рассвело, проснулся и Махсуд.
     - Перекусить нужно, есть хочется, - сев на скамью и улыбнувшись, сказал Махсуд. Я развернула свёрток, думая, как же мы сало и хлеб есть будем, но Галина, оказывается, нарезала и хлеб и сало тонкими слоями. Голод мы утолили и жажду тоже, выпив квасу. День тянулся утомительно медленно.
     - Как там, в Ташкенте? Дети выросли, наверное. Моя Гульнара, узнает ли она меня? - спросил Махсуд.
     - Конечно узнает, она постоянно о Вас говорит. Махсуд акя... в Ташкент много эвакуированых прибывало, наверное знаете, слышали про блокаду Ленинграда. Детей много и семей тоже. Они нашли кров и еду в Ташкенте. А к нам, однажды, поздно вечером пришли двое детей, брат и сестра. В общем, они у нас остались, с нами живут. А квартиры я отдала семьям. Сама с детьми живу в Вашем доме, - сказала я.
     - В нашем, Халида. Ты правильно поступила. Отец как? Не болеет? - спросил Махсуд.
     Этого вопроса я очень боялась.
     - Махсуд акя, вот приедем домой, Вы сами и увидите всех. Ой, кажется наш поезд. Я пойду, спрошу. Не отстать бы, - быстро встав, сказала я.
     Узнав, что прибывший поезд долго стоять не будет, я вернулась обратно.
     - Нам идти надо. Поезд будет стоять только полчаса, - сказала я, подавая мужу костыль.
     Взяв мешок, мы пошли к вагону, где, как мне показалось, было меньше людей. Как ехали, рассказывать не буду. Душный вагон, мы с мужем расположились на одной полке, матраса, конечно, не было. Продукты тянули до самого Ташкента, пили кипяток с титана. Часто, поезд останавливался на станциях и простаивал сутки, а то и больше. Люди выглядели усталыми, но никто не роптал, понимая, какое сейчас время. До Ташкента мы добирались полмесяца, последние двое суток, почти ничего не ели, нечего было есть.
     Выйдя, наконец, из вагона, мы медленно побрели к остановке. С трудом, Махсуд акя, при помощи двух мужчин, влез в трамвай. На него смотрели с уважением. Медаль на груди поблескивала в лучах солнца.
     Самый конец весны, в Ташкенте стояла жара. Доехали до дома, Махсуд акя остановился. Я увидела в его глазах сомнение.
     - Входите, Махсуд акя, Вас все ждут, - открыв калитку дома, сказала я.
     Во дворе игрались дети, Замира, Гульнара, Паша и его сестричка Катя. Увидев нас, они замерли.
     - Мамочка вернулась! - громко воскликнула Гульнара и побежала нам навстречу.
     Но увидев отца, она вдруг остановилась. Когда Махсуд уходил на фронт, нашей дочери было три с половиной года, прошло ещё два с половиной года, Гульнара подросла. Но увидев отца, она внимательно на него посмотрела.
     - Гульнара, цветочек мой... иди к папе, - с волнением сказал Махсуд.
     Гульнара смотрела на ноги Махсуда, её пугало отсутствие одной ноги.
     - Гульнара, доченька, наш папа вернулся. Что же ты? - легонько подтолкнув дочь к отцу, сказала я.
     А у самой, слёзы по щекам, глаза улыбаются. Наконец, Гульнара подошла к отцу и посмотрела снизу вверх на его лицо. Дети, стоя в стороне, с любопытством смотрели на нас.
     - Папочка... Вы мой папа... папочка! - наконец воскликнула Гульнара и бросилась к Махсуду.
     Я едва успела поддержать его, чтобы он не упал. Костыль выпал из его рук, он, нагнувшись, обнял дочь и крепко прижал к себе.
     - Цветочек мой... красавица моя, Гульнара, - целуя личико дочери,  с волнением говорил Махсуд.
     Наконец, страсти улеглись и мы прошли к топчану. Махсуд сел, но дочь из объятий не выпускал.
     - Отец? Я вернулся! Гульнара, дочка? А где твой дедушка? - оглядывая двор, спросил Махсуд.
     Я с тревогой посмотрела на Гульнару.
     - А дедушки нет. Он же в небо ушёл. А Абдулла акя убежал на войну, - простодушно ответила Гульнара.
     Махсуд побледнел и тут же взглянул на меня.
     - О чём это она говорит? Халида, где папа? - спросил Махсуд.
     - Простите меня, Махсуд акя. Я не могла Вам в дороге сказать, волновалась за Вас. Махмуд акя умер. Мы похоронили его. Простите... - слёз я сдержать не смогла.
     Махсуд смотрел на меня минуту, потом закрыл ладонями лицо. Я никогда не видела, чтобы он плакал. Видела, как содрогались его плечи, но ничего не могла ни сказать, ни сделать. Гульнара испуганно стояла рядом с отцом и смотрела на меня.
     Махсуд, наконец, поднял голову.
     - Как... отчего он умер, когда? - спросил он, с ничего не выражающим лицом.
     - Сердце, наверное, это случилось внезапно, - ответила я.
     - Махсуд! Друг! Вернулся! - прервал нас радостный голос Мирзы.
     Они с Дашей пришли с работы, следом во двор зашли Мухаббат и Салиха. Мирза нагнулся и крепко обнял Махсуда.
     - Как же я рад видеть тебя, брат. Прости, что не смог скрыть от Халиды твоего письма. Но ты дома, это такая радость, - говорил Мирза.
     - Махсуд акя, Вы вернулись, радость какая! - подбежав к брату и обнимая его, со слезами говорила Мухаббат.
     Радость заполнила двор, Даша, обнимая Махсуда, тоже плакала. Откуда стало известно, но через полчаса во двор стали заходить соседи, у каждого в руках было что-нибудь съестное. Мухаббат и Хурсандой постелили на хантахту скатерть, на которой появились лепёшки, кишмиш, куски сахара, сушёный урюк, даже свежая вишня и клубника, которые поспевает в это время года. Все искренне радовались возвращению Махсуда. И что удивительно, никто не спрашивал, что с ногой, даже не смотрели на его ноги, вели себя так, будто ничего не произошло. Только многие спрашивали, не видел ли случайно Махсуд его сына, брата, отца и даже дочь и сестру. Махсуд отвечал всем, что не видел, что война скоро закончится и их близкие непременно вернутся с победой домой. Расходились соседи поздним вечером. Потом, мы оставили Махсуда и Мухаббат одних. Они вспоминали Махмуд акя и Мухаббат, дав волю чувствам, плакала, а Махсуд сидел, сжав кулаки.
     Я заметила, что он сильно изменился, взгляд стал суровым, он больше молчал и смотрел в одну точку, наверное, думал о чём-то своём. Но главное, он вернулся, живым вернулся. В доме почти все спали, Мирза и Даша, взяв с собой Замиру, ушли к себе домой. Завтра воскресный день, женщинам на заводе давали выходной, работали только мужчины. Махсуд сидел на топчане, я присела рядом с ним.
     - От Абдуллы нет ничего? Где он может быть? - спросил Махсуд, когда в доме стало тихо.
     - Я не знаю, Махсуд акя. Не знаю... У самой сердце разрывается. Он ещё ребёнок. Хотя и выглядит старше своих лет. Только бы живой вернулся, - меня прорвало, столько дней напряжения, я не выдержала и закрыв руками лицо, разрыдалась.
     Махсуд обнял меня и прижал к себе.
     - Устала ты, родная. Столько всего на тебя навалилось. Ничего, наш мальчик непременно вернётся. Иначе и быть не может. Видишь, Халида, какого парня мы с тобой вырастили. Настоящего патриота, сильного и храброго, не смог, значит, усидеть дома, когда страна в опасности. А ты успокойся, я видел молодых, нет, совсем юных мальчишек, видел, как они смело шли в атаку, с оружием в руках. В них смелости побольше, чем во взрослых будет, - говорил Махсуд.
     А я вдруг представила себе своего сына, с автоматом в руках, бегущим за немцами, с криками "За Родину! За Сталина!"