Кто в кино главный?

               
               

                Начало

        Выпускник финансово-экономического института Миша Савельев просматривал перечень рабочих мест, на которых предполагалось начать трудовую деятельность согласно распределению. Вообще-то после вольной студенческой жизни не очень хотелось ее и начинать. Тем более в сберкассе № 2 или  на станкостроительном заводе. Вдруг в списке сверкнуло романтическое название – «Беларусьфильм». Голова закружилась от сладких предчувствий. Волшебный мир кино поманил со страшной силой. Ведь в те времена  в стране еще не было красиво загнивающего капитализма, а кругом был скучноватый развитой социализм.
 
        В отделе кадров его направили в объединение телевизионных фильмов. Директор объединения, подписывая приказ о назначении Миши администратором на фильм «Проданный смех», сверкнул блестящими пуговицами иностранного пиджака.

        - Вы смотрели детские фильмы «Приключения Буратино» и «Про Красную Шапочку»? – спросил он нового работника. Тот восторженно кивнул, вытягиваясь под строгим взглядом.
 
        - Так вот, вы будете работать с режиссером Леонидом Нечаевым, он снял эти фильмы, - торжественно объявил директор и, опустив глаза, добавил, - должен предупредить, группа там непростая.

        Последние слова стали понятны в первый же день по прибытии в  Таллин, место съемок. Насладившись прогулкой по утреннему городу, похожему на сказочную декорацию, он наткнулся на запертую дверь старинной гостиницы, в которой уже разместилась киногруппа. После томительного дозванивания бронзовую дверь открыла удивленная дама. Посмотрев бронь, она не обнаружила требуемую фамилию. Минут пятнадцать, улыбаясь, рассматривала растерянную физиономию молодого администратора. Затем, услышав волшебное слово «Беларусьфильм», положила перед ним бланк. Выдавая ключ, несколько раз повторила это слово – со смесью восхищения и ужаса. Видимо, тоже любила кино.       Поселившись в уютном номере, администратор тут же забрался в постель и мгновенно уснул молодым сном. Перед этим ночь в поезде он разделил с учебником по экономике кинопромышленности.
 
        Проснулся от неприятного ощущения. Над ним стояли двое. Один – мрачный, с узким телом, покрытым советским спортивным костюмом под народным названием «мастерка» – оказался директором фильма Федором Нечаевым. Другой – улыбающийся, с золотой цепочкой на шее и узким телом, затянутым в импортные шмотки – его заместителем, Виктором Сергиевичем. Миша слегка вздрогнул от фамилии директора, вспомнив, что таковая принадлежала знаменитому режиссеру. Руководители административной группы чем-то напоминали пиратов.

        Сергиевич приветствовал витиеватой фразой о широком поле деятельности, которое ожидало прибывшего работника. Директор озабоченно поинтересовался, имеется ли у новичка чековая книжка. Получив удовлетворительный ответ, облегченно вздохнул. Сергиевич как бы невзначай дал указание явиться к нему в номер. Директор было открыл рот и тут же закрыл. Они вышли.
 
        Вопрос о чековой книжке прозвучал звоночком. Еще на киностудии, выдавая документ, предоставляющий право на получение безграничного количества денежных знаков, бухгалтер кинул убийственную фразу: «Готов еще один кандидат на тюремные нары». Выпускник отделения бухучета почувствовал, как его теоретические знания сталкиваются с угрожающими реалиями жизни. Отличник все прекрасно понял. Главное в его нынешней работе – учет и  контроль за расходованием государственных средств.

        В номере заместителя царил беспорядок. Посредине стоял большой чемодан. Как бы невзначай Сергиевич дал указание захватить груз и следовать за ним. На улице их ждало такси.
 
        - Шеф, баб любишь? – обратился Сергиевич к водителю. Эстонец, подумав, ответил:

        - Один всю жизнь любит одну женщину, а другой – много женщин.
Сергиевич озадаченно помолчал и спросил:

        - А ты знаешь, где проводится Таллинская регата?

        Эстонец кивнул, не отрывая глаз от дороги. Мише показалось, что Сергиевич слегка стесняется своей наглости.
 
        Довольно скоро выехали из города. Олимпийский объект вполне можно было отнести к одному из чудес Таллина. После тесноты улиц пространство вдруг расширилось – небо, море, широкая набережная, легкое здание яхт-клуба, много света, много воздуха.

        В безлюдном здании администрации нашли кабинет директора. Он был закрыт. Попробовали еще несколько дверей – тот же результат. Наконец, одна дверь поддалась. Там, в окружении сдержанного комфорта сидел непроницаемый эстонец.

        Смотрел выжидательно.
 
        Сергиевича слегка пригнуло к земле. Осторожно ступая, подошел ближе. Погладил спинку кожаного кресла.
 
        – Клевая у вас мебель, - сказал тихо.

        - Финская, - уточнил эстонец.

        Сергиевич сел, разогнулся и закинул нога за ногу.

        - А знаете, вы нам подходите, - сказал, ощерясь, как кот, ожидающий оплеухи.

        Эстонец слушал.

        - Вы смотрели широко известные фильмы «Золотой ключик» и «Красная шапочка»?

        Эстонец кивнул.

        - Так вот, режиссер этих фильмов снимает в вашем городе новый фильм.

        Эстонец кивнул.

        - Для одной из сцен нужна ваша набережная.

        Эстонец кивнул.

        - В обиде никто не останется.

        Эстонец кивнул.

        - Вот и договорились.

        Сергиевич пожал эстонцу руку и стремительно вышел. Эстонец посмотрел на Мишу и сказал:

        - Этот человек говорит очень быстро.

        Миша кивнул и поспешил за Сергиевичем. Дальнейшие события развивались столь же скоротечно. Такси выехало из водного комплекса, въехало в город и выехало из него. Оказалось в аэропорту. При расставании с таксистом произошла щекотливая заминка. Сергиевич дал указание расплатиться. Когда Миша стал записывать маршрут, номер такси, ф.и.о. водителя – все, что было положено для учета государственных средств, то водитель и Сергиевич переглянулись. Мелочность операции снижала шикарную ауру, окружавшую Сергиевича. Дальнейший вопрос о цели поездки заставил Сергиевича поморщиться и отвернуться.  Неожиданно он сделал ручкой, схватил чемодан и направился в здание аэропорта. Миша понял, что замдиректора отбывает далеко. Еще он понял, что цель поездки по городу не может оправдать потраченные средства. В гостиницу вернулся общественным транспортом.
 
        Если сказать, что в люксовом номере директора фильма царил беспорядок, значит не сказать ничего. Обстановка напоминала то ли неожиданный обыск, то ли неожиданный погром. Повсюду валялись разнообразные вещи – пестрая одежда, какие-то бумаги, паспорта, даже толстая веревка, уложенная кругами.

        Изможденный директор лежал на обширной кровати. Над ним стояла женщина в халате. Ее голова была украшена тюрбаном из махрового полотенца.

        - Познакомьтесь, – сказал директор, - наш новый администратор.

        В глазах женщины зажегся интерес.

        - Принесите нам кофе, – предложила она.
 
        Миша покраснел. Интерес в глазах женщины угас, и она вышла.

        Зазвонил телефон.
 
        - Послушай, - сказал директор.

        Миша снял трубку. В ухо закричал неистовый голос:

        - Последний раз прошу, верните камышового кота!

        - Требуют камышового кота, - сообщил Миша директору.

        - Пошли их подальше, - лениво ответил директор, - кота покрасили и выбросили.

        - Живого? – удивился Миша, кладя трубку.

        - Чучело из музея.

        Директор прикрыл глаза. Миша вспомнил напутственные слова о трудной группе. Романтичный мир кино слегка оскалил зубы. Смутные предчувствия забрезжили в душе.
Директор открыл глаза и попросил достать бутылку из тумбочки. Опрокинув стаканчик вина, просветлел лицом.
 
        - Приходится снимать напряжение, - объяснил он. Поднявшись, дал задание начать выдачу суточных.
 
        Первым среди получателей был актер Игорь Дмитриев.

        Стандартный номер был погружен в полутьму. Популярный исполнитель аристократических ролей лежал в постели. Судя по жалобному голосу, он был при смерти. Миша оторопел. Актер пожаловался на варикозное расширение вен и в доказательство выставил худую ногу из-под одеяла.  Миша предложил вызвать врача. Актер быстренько спрятал ногу и решительно отказался. Миша предложил суточные. Актер приподнялся. С получением денег заметно оживился. Видимо, его состояние настолько улучшилось, что он пригласил Мишу в буфет на кофе с пирожными. Миша напрягся. Актер заверил, что угощает. Миша согласился.

        Таллинские пирожные были хороши именно тем, что они были таллиннскими. Недаром Эстония считалась в СССР почти заграницей.

        Подошли вдруг почитательницы таланта. Взяли автограф у знаменитости. Миша почувствовал, что значит быть известным.  Незнакомые люди любили Дмитриева. Они восхищались им как будто он особенный человек. Актер из немощного старика вдруг превратился в блестящего жуира, обласканного жизнью. Свет славы пронизывал его. В отблеске этого света грелся и новоиспеченный администратор. Какая-то пышная девица за соседним столиком улыбнулась и подмигнула ему. Миша понял, что именно благодаря Дмитриеву, благодаря тому, что он рядом, Мише достался этот кусок народной любви. Актер остановил на Мише повлажневший взгляд и сказал:

        - Миша, вы самый очаровательный администратор в мире.

        Пересахаренный комплимент смутил. Атмосфера любви показалась слишком насыщенной.  Даже странной. Миша вспомнил о своих обязанностях, быстренько проглотил пирожное и поспешил попрощаться. В погрустневшие глаза Дмитриева старался не глядеть.

        Следующими в списке значились осветители.
 
        В пятиместном номере бригада сидела вокруг стола и ужинала жареной картошкой. Судя по запаху - с салом. Ели они сосредоточенно, из безразмерной сковородки. С простыми рабочими лицами. Только один сидел на кровати. На его коленях лежала большая коробка шоколадных конфет «Ассорти». Миша решил начать с него и подсел рядом. Вынул ведомость и спросил фамилию.

        - Бл***дько, - ответил получатель.

        Миша покраснел.
 
        - Как? – переспросил, уверенный, что над ним издеваются.

        Получатель повторил. Его голубые глазки сияли непосредственностью деревенского простачка.
 
        Миша нахмурился. Бригада загоготала. Самый здоровый мужик (как выяснилось потом бригадир) объяснил:

        - А что тут непонятного? Замечательная белорусская фамилия. Самая что ни на есть мужская. Тем более как раз по нему.

        Миша поискал в ведомости и, действительно, нашел такую.

        От осветителей он вышел с приятным чувством. Ради важной процедуры бригада прервала прием пищи. Было что-то неуловимо детское в грубых лицах, рассматривающих купюры. Миша понял, почему кассир в окошечке во время выдачи стипендии казался существом высшего порядка.

        В хорошем настроении зашел в номер, где жили ассистенты – режиссера, оператора, звукооператора. Наткнулся на неприязненные взгляды людей, которым прервали важный разговор. Сидели они за столом, украшенным скромной бутылочкой вина. Миша поспешил извиниться и сообщил о цели прихода. Человек с седой шкиперской бородкой ядовито заметил:

        - Порядочные люди при встрече подают руку.

        Миша подал руку – одному, другому, а тот, который с бородкой, протянул было свою, но отвел в сторону:

        - А вот теперь не надо.

        Разговор продолжился, словно Миши не существовало. Видимо, речь шла о режиссере. О его грубости, бездарности и неумении ценить чужой труд. Один из ассистентов рассказывал, интеллигентно заикаясь:

        - Представляете, он сказал мне при всех, что скоро в кино будут работать слепые операторы и глухие звукорежиссеры. Вы понимаете, на что он намекал? А я ему ответил, что могу сказать только спасибо.

       Миша почувствовал, что раздачей денег он вроде как унижает этих людей - и себя в том числе. Вдобавок, бородатый, расписавшись в ведомости, вдруг ущипнул его, как бы это помягче выразиться, за мужское достоинство. Миша пулей выскочил и только в коридоре оторопел, главным образом от того, что не сумел достойно ответить хаму.

        Вот такой оторопелый он и шел по коридору. Возле лестницы его спросила дежурная по этажу:

        - Куда бежишь?

        Симпатичная девушка сидела в кресле и вязала шерстяной носок.
 
        Он уже несколько раз проходил мимо. Она показалась ему неприступной красавицей, и он спешил отвернуться каждый раз, когда дежурная поднимала на него строгие глаза. Неожиданный вопрос остановил. Миша присел рядом на диванчик.
 
        - Для кого носки? – спросил, завязывая разговор.

        Она подняла брови и ответила, как ему показалось, резко:

        - Как кому – мужу.

        - Повезло мужу, - нашелся ловелас и побежал дальше. Пока не оказался на улице.

        Сумбур чувств сказался на ногах - они понесли неведомо куда. Вдруг  очутился, судя по тротуару, на Красной площади. Только там он ходил по такой брусчатке. Здесь же ей был покрыт этот удивительный город в городе - Старый город в новом Таллине.
 
        Мишу закружил лабиринт средневековых улочек. Казалось, веселый ребенок, как попало, наставил игрушечных домиков, сверху налепил остроконечные шпили и украсил их  флюгерами. Тесные улочки в беспорядке сменялись спусками, подъемами, переулками и самыми разными закоулками. В конце концов, он почувствовал себя героем Миронова в «Бриллиантовой руке» - когда тот заблудился в городе контрастов Стамбуле.
Машина времени повернула вспять, уютное средневековье молчаливо глядело из окошек. Только туристические ротозеи вертели головами, словно ожидая встретить Ганса Христиана. Глубокое прошлое стало реальным и ощутимым - до мельчайшей щербинки на стене.

        На миниатюрной площади зашел в небольшое кафэ. Официантка заговорила с ним на незнакомом языке. Он почему-то стыдливо ответил, что говорит по-русски. Официантка сказала по-русски, что может говорить и на финском. За соседним столиком громко заржали два разгильдяя. Миша вспомнил про свой финский джинсовый костюм и почувствовал себя вроде как ряженым. И чужим. Как бы не совсем желательной персоной в этом месте. Уютное кафе стало неприятным. Торопливо доев, не чувствуя вкуса пищи, поспешил уйти. Ноги понесли дальше.
 
        Пока Старый город не накрыл вечером. Две глухие стены образовали мрачное ущелье, в которое заглядывала любопытная луна. Дошел до крепостной башни. Увидел светящийся вход и вошел вовнутрь. Поднялся по винтовой лестнице. Шаги глухо отдавались в каменных сводах. Даже показалось, что конца ей не будет. Наконец, вышел на площадку, и вечерний город развернулся перед ним во всей красе уходящего дня. Сначала ему показалось, что он слышит гул битвы под стенами замка, а потом стало неуютно, и захотелось домой, вернее, в гостиницу. Спустился по винтовой лестнице, пошел в одном направлении через Старый город, вышел из него, прошел через парк и оказался возле современного здания железнодорожного вокзала, представлявшего из себя серый прямоугольник. Облегченно вздохнул, почувствовав в привычном измерении. Он вспомнил, как утром здесь сошел с поезда, полный надежд неизвестно на что. Захотелось вновь сесть на поезд и уехать из всего этого сумбура.

        - Что, грустно? – вопрос принадлежал приличному дядечке, с отеческой заботой смотревшего на него. Не дождавшись ответа, дядечка предложил:

        - Пойдем ко мне. Есть вино, музыка…

        Отшатнувшись, Миша заспешил утренней дорогой в гостиницу.

        Странное дело, «голубые особи» липли к нему как мухи. Еще во время учебы один преподаватель пригласил к себе в гости (послушать музыку – рок-оперу «Иисус Христос суперзвезда»). Отказаться от предложения было невозможно, Миша в те времена был отчаянным «дискоманом». После прослушивания преподаватель вдруг вышел в плавках и прочитал нечто вроде лекции о великих людях, бывших гомосексуалистами. Миша сразу же все понял и тихонько преисполнился злости. Когда после лекции преподаватель спросил, а как Миша относится к этому, студент ответил - «положительно». Надо было видеть, как затрепетал соблазнитель. Но Миша разочаровал его – оказывается, ему нравились только красивые мальчики-подростки.  Как ломал пальцы несчастный препод, какое злорадное удовольствие испытывал Миша. С тех пор предложение послушать музыку заставляло его содрогаться.
 
         Уже возле гостиницы его охватил ужас – а что если все-таки есть и в нем нечто такое, что так притягивало всех этих чуваков.
Решил зайти к директору фильма.
 
        Войдя в незапертую дверь, нерешительно остановился в освещенной прихожей. В большой комнате люкса было темно. Спросил в беззвучное пространство:

        - Можно?

        - Входи, - донеслось оттуда.

        На фоне огней города вырисовывался силуэт сидящего на подоконнике директора. Вспыхнул огонек сигареты, послышалось бульканье. Миша догадался – директор снимает напряжение. Миша подошел. Силуэт протянул  наполненный стакан. Пришлось взять. Состоялся задушевный разговор.

        - Кто главный в кино? – спросил директор.

        - Режиссер, - ответил администратор.

        - Ни хрена ты не понимаешь. Главные в кино – это мы, административная группа. Вот мы все организовали, пусть теперь творцы выегиваются там, как хотят, а мы будем пить винцо…

        Миша проникся значительностью момента и могуществом административной группы. Зазвонил телефон.

        - Послушай, - велел директор.

        Миша снял трубку.

        В ухо ударил свирепый голос:

        - Если ты, урод, сию секунду не обеспечишь мне скорую помощь на площадке, я тебе глаз на жопу натяну!

        Миша сказал:

        - Требуют скорую помощь на площадку. Иначе что-то на что-то натянут.

        - Глаз на жопу? – уточнил директор, - это Леня, урод.

        - Какой Леня?

        - Как какой, режиссер Нечаев.

        - Ваш брат?

        - Какой к  черту брат, однофамилец.

        Директор снял трубку.

        - Скорая помощь? Срочный вызов.
 
        В трубке что-то сказали.

        - Пока ничего не случилось, - продолжил директор, - дело видите ли в том, что может случиться. Мы снимаем детский фильм. По сценарию маленькие дети на ходу прыгают в несущийся на полной скорости трамвай. Представляете, что может произойти? Поэтому нужна скорая помощь.

        - …

        Что значит - выезжаете только к больным? Ведь у меня тоже маленькие дети. Вы хотите, чтобы их папочку посадили в тюрьму? О, мои бедные детишки!

        Директор всхлипнул.

        - …
        А кто может решить этот вопрос?

        - …

        - Министр? Будьте такая добренькая, спасите моих детишек, дайте номер его телефона.
 
        Миша содрогнулся, как будто присутствовал при чем-то не совсем приличном. Пьяная шутка затягивалась и, вообще, могла плохо закончиться. И вдруг к своему удивлению услышал:

        - Триста двадцать семь пятьсот семьдесят пять? А будьте такая добренькая, как его имя отчество? Как? Вяйно Ратсеп? Целую милая, вы спасли моих детишек. Ой, трубку бросила…

        Послышалось бульканье, директор снял напряжение и продолжил телефонный терроризм – уже на новом самом высоком уровне. Затаив дыхание, Миша следил за происходящим. Поразило то, что министр  ответил. Между прочим, время было глубоко за полночь.

        Дальнейшее было просто кошмаром. Директор долго рассказывал о своих детишках, рассказывал чуть ли не с рыданиями. Причем сначала обращался к министру «доктор Ратсеп», а в конце уже интимно – «Вяйно». В конце концов, министр спросил, что собственно выпившему человеку надо. Узнав, что машину «скорой помощи» на съемочную площадку, тут же отдал распоряжение удовлетворить просьбу кинематографистов.

        Миша испытал нечто вроде шока, смешанного с ощущением чуда.

        - Ну вот, учись студент, - сказал удовлетворенно директор, - пускай теперь творцы выегиваются, как хотят, а мы будем пить винцо…

        Что не замедлил осуществить. И Миша последовал его примеру – учился. Потом они, молча, смотрели в окно на ночной город. Говоря языком книг из дореволюционной жизни, тихий ангел витал над ними.

        Но через пятнадцать минут вновь раздался звонок. Свирепый голос заорал в трубку:

        - Урод, а кто должен присутствовать на площадке во время опасных съемок?!

        Поехали на площадку, «смотреть, как творцы выегиваются». Пришлось взять такси. Целью поездки Миша отметил «ночные съемки при опасных обстоятельствах».

        Площадка была ослепительным кругом во тьме ночи. В этом круге висел оранжевый вагончик трамвая. Мишина память напряглась, и он вспомнил - одинокий этот вагончик вез Елену Соловей, игравшей Ольгу Вознесенскую в любимейшем фильме «Раба любви». Сейчас он стоял – пустой и неподвижный в безжалостном свете прожекторов. Окружающие сумерки были полны движения. Люди и тени жили своей таинственной жизнью.
Мимо прошел осветитель ****ько. Он вел за руку девочку. Русые волосы рассыпались по ее спине. Они скрылись среди черных деревьев. Тут же стояла машина «скорой помощи». Возле нее курил врач. Видимо, скучал, а может просто наслаждался ночной свежестью.
 
        Директор поинтересовался у заикающегося ассистента, где режиссер.  Тот всплеснул руками и сказал, что режиссера сейчас нельзя беспокоить. Оказывается, тот плакал, - «актриса довела». И указал на маленького негритенка, сквозь грим в котором угадывалась девочка. Директор фыркнул, - «я бы эту актрису ремешком по мягкому месту». Ассистент посмотрел на него с отвращением. Директор со вздохом сказал Мише:

        - Пойдем отсюда.

        Желание Миши остаться отверг с раздражением:

        - Нечего тут делать.

        Перед сном Миша раскрыл дневничок и обратился к своему Другу, Учителю, Богу:

        «О, мой великий Брюс Ли! Припадаю к твоей мудрости. Помоги мне понять эту непонятную сферу под названием кино. Сколько в ней странного и опасного. Да и жульничеством каким-то попахивает».

        Достал из сумки отксерокопированные листики, выбрал один, почитал и выписал:

        «Начните с пустоты. Чтобы понять вкус воды, нужно налить ее в пустую чашку. Друг мой, отриньте предрассудки и предубеждения и будьте нейтральны. Почему чашка так удобна? Она сама по себе пуста и только вы наполняете ее содержанием».

        Он лег, представил себя пустой чашкой и уснул глубоким молодым сном.

                СТАНОВЛЕНИЕ

        Утром директор познакомил его с Сергеем, администратором таллиннского телевидения. «Он знает местные условия, имеет связи, поможет тебе», - объяснил директор. Короче, появился у Миши то ли партнер, то ли наставник.
 
        Несмотря на русское имя, Сергей казался типичным прибалтом – чопорным, даже высокомерным, с тщательным пробором в волосах. Они начали совместную работу – требовалось отправить актера Дмитриева в Ленинград.

        Первым делом зашли в буфет и выпили по стакану сухого вина. Миша решил, что так положено, так сказать в честь начала трудового процесса. Тем более, что на чековую книжку покушений не было, Сергей доставал толстенький кошелек и вытягивал оттуда щедрые купюры. В кассы аэрофлота поехали на такси. Маршрута Сергей не записал. Оставив Мишу у входа, уверенной походкой вошел в помещение, сквозь большие окна которого была видна плотная масса желающих улететь. Тем не менее, Сергей через пять минут вышел, и по его виду Миша понял, что все в порядке. Затем зашли в магазинчик – выпить по стакану сухого вина, которое продавали на разлив. Миша засомневался, Сергей возразил:

        - Я пью не потому, что хочу пить, а потому, что утоляю жажду.

        Возразить было нечего. Только тут Миша обратил внимание на его брюки – они были советскими джинсами. Также стал объясним красноватый оттенок его прибалтийского лица. Тем не менее, наставник продолжил демонстрировать передовые приемы администраторского труда. Заехали за Дмитриевым, отвезли в аэропорт. В буфете выпили по стакану шампанского. Сергей вел себя с таким достоинством, что казалось - это он известный актер.

        Отправив Дмитриева, вернулись в гостиницу. В холле наставник сообщил о том, что сейчас они «будут обедать».
 
        - Ты пока заходи, – сказал, указывая на высокие двери ресторана, - а я сейчас подойду.

        Зал встретил торжественной пустотой – ни одной живой души. Миша присел за крайний столик и огляделся. Ряды столов сияли снегом скатертей и топорщились пирамидками накрахмаленных салфеток. Обелиски инструментов стояли на эстраде в предчувствии вечернего веселья. Шум одинокого пребывания повис над Мишей. Он стал ребенком, ожидавшим представление.

        Сергей вошел с двумя девушками. Миша узнал монтажниц из  съемочной группы. Днем они были свободны, так как работали вдали от основного процесса – монтировали по ночам отснятый материал. Сергей усадил их за столик и скрылся в служебном проходе. Девушка, которая была помоложе, тут же понравилась Мише. Та, которая была постарше, тоже была ничего, но была постарше. Животрепещущий в таких случаях вопрос – какая девушка чья – болезненно вспыхнул в голове. Впрочем, девушки выглядели серьезно, тем более, что в некотором роде являлись коллегами. Миша засомневался, а может быть все обыкновенно, подумаешь – коллеги обедают.

        Наконец вернулся Сергей - с бутылкой шампанского. Нет, все-таки обед намечался не совсем обыкновенным. И превзошел все ожидания.

        Сергей поднял бокал и произнес серьезный тост:

        - Предлагаю выпить за Минск, город в котором я хочу жить.

        И посмотрел на старшую. «Словно предложение сделал», - подумал Миша, и волна счастья захлестнула его - младшая была свободна.
 
        Появился юркий официант, и снежное поле стола ожило – заблестели ножи, вилки, ложки, фарфоровые блюда сменяли друг друга, большие бокалы вскипели минералкой, в маленьких рюмках полыхнул коньяк. Словом, началось торжество посреди будней. Когда еда отпустила, и подняли глаза друг на друга, услышали мечтательный вздох младшей:

        - Жаль, музыки нет.

        Сергей тут же пошептался с официантом, тряхнул кошельком и тот вынес «музыку», большого монстра с бобинами. Разудалый шансон понесся по пустым пространствам. Участники обеда взвились над столом и пустились в отчаянный пляс. Коньяк как атомное топливо разгонял танцевальную реакцию. Пространство и время разлетелись на клочки. Сознание работало вспышками – «тут помню, а тут не помню».
 
        Вот Миша размахивает руками в танце.
 
        Вот лихо опрокидывает рюмку коньяка.
 
        Вот ловит вилкой кусок ветчины из мясного ассорти.
 
        Вот снова машет руками.
 
        Вот Сергей под столом пинает его ногу и сдавленным голосом говорит    «Посмотри направо». Миша оборачивается и видит в противоположном углу зала съемочную группу. Особенно выделяются сверкающие глаза режиссера. Миша хохочет и снова пускается в пляс.
 
        Вот Миша обнаруживает себя на постели, в своем номере. Над ним стоят директор и режиссер. Последний кричит: «Сию же секунду гнать его отсюда, пока не пропил все наши деньги!»
 
        Вот Миша ломает запертую дверь.
 
        Вот Миша уже почему-то в чужом номере. Сидит перед кроватью. В ней лежит младшая монтажница в васильковом платье.
 
        Вот он в коридоре. Слышит крик режиссера: «Ты посмотри, он ширинку застегивает!»
 
        И все. Темнота и тишина. Вселенское безмолвие.

        Утром Миша проснулся от неприятного ощущения. Над ним стоял директор.
 
        - Книжку, - сказал он тоном прокурора.
 
        - Какую?

        - Чековую, мать твою! – крикнул директор.

        Вчерашний ужас встал перед Мишей со всей непоправимостью. С сердцем в животе     он кинулся искать книжку. Слава богу, та оказалась на месте. Директор небрежно полистал вещественное доказательство. Брови его приподнялись дугами.
 
        - Надо же, - сказал он, - деньги целы.

        И с интересом взглянул на подсудимого. С удовлетворением отметил искреннее раскаяние.

        - Мне собираться? – спросил Миша.

        - Куда?

        - Домой.

        - А работать кто будет?

        - Но ведь режиссер сказал, что меня нужно гнать.

        - А я его спросил, что будет с мамочкой, когда к ней вернется сын, уволенный по статье? Зачем молодому человеку портить биографию? Так что, беги в магазин.
Миша сбегал.
 
        Директор снял напряжение. Мише посоветовал алкоголем не увлекаться, тем более что предстояло много работы, поскольку Сергей бесследно исчез. А на таллинском телевидении о таком не слыхали.

        Миша получил задание купить на завтра билет на самолет для актера.

        Задание походило на наказание, а может быть и на казнь проштрафившегося молодого специалиста. Оно было практически невыполнимым.  Купить билет на завтра в советской кассе было предприятием нереальным. Прочитав тяжелое сомнение во взгляде подчиненного, директор вздохнул и посоветовал обратиться к администратору касс.

        - Купи ей цветочки, подари шоколадку, - посоветовал он, выливая остатки вина в стакан, - одним словом, становись настоящим администратором.
 
        Влив в себя содержимое, добавил сурово:

        - Без билета не возвращайся.

        Миша отправился на Голгофу. С кассами он имел дело только во время каникул, когда ездил домой на побывку. Впечатление было одним из самых страшных в жизни. Приходилось ночь торчать в очереди, пока не появится  место на проходящем поезде. Мишу даже посетила мысль, что в этом многочасовом стоянии было нечто родственное подвигу христианского святого Симеона столпника, сорок лет простоявшего на столбе. Об этом святом Миша узнал благодаря фильму великого испанского режиссера Бунюэля. Конечно, самого фильма он не видел, но читал о нем в искусствоведческой книжке.  Вообще, простой человек в те времена мог познакомиться с мировым кинематографом только по книжкам.
 
        Впрочем, речь не об этом. Что касается очередей, то в последний раз он оказался в двойной очереди. Дело в том, что окошек было много, и, соответственно, очередей тоже. Периодически имели место технические перерывы. Иногда очереди путались. И вот во время одного из таких перерывов у  окошка, на которое нацелился Миша, образовались две очереди в одну кассу. Чем больше приближалось время открытия, тем большей агрессией наливалась каждая из них. Произошедшее в момент открытия описанию не поддается. Люди просто кинулись к окошку – все разом. Выражаясь детским языком, образовалась «куча мала». Впереди него стояла высокая фигурка в белой куртке с капюшоном. Миша заглянул ей в лицо. Он обнаружил девушку удивительно красивую и удивительно милую. Она ему мгновенно понравилась, но момент был не совсем удобный. А может наоборот – самый удобный. Его охватила мгновенная идея. Он выпалил милашке:

        - Девушка, я вас протолкну к кассе, а вы возьмете мне билет.
 
        Девушка задумалась. И Миша, напрягшись, из всех сил нажал на гибкую и нежную спину. Мощное продавливание было прервано недоуменным женским голосом:

        - Мужчина, ваша женщина без сознания.

        Он не сразу понял, что это относится к нему, но процесс прекратил. Тело девушки поплыло вниз. Он подхватил его, вытащил из людского месива и пристроил на деревянной скамейке. Про билеты было забыто. Слава богу, девушка открыла глаза. По сердобольному совету извне побежал искать медпункт. Нашел и привел женщину в белом халате с медицинским саквояжиком. Она потрогала пульс девушки, дала ей понюхать нашатырь и сказала Мише:

        - Она же беременная.

        Посмотрев на его физиономию, фельдшер закрыла саквояжик и удалилась. Девушка тем временем окончательно пришла в себя, сделала вдох-выдох и решительно поднялась. Миша поднялся тоже, протянув руки, чтобы поддержать, но побоялся прикоснуться. Девушка направилась к кассам. Миша пошел следом - полный ужасных предчувствий.
И тут случилось чудо. Толпа расступилась, и девушка прошла прямо к окошку.
Она взяла два билета в разных вагонах.
 
        Они постояли на перроне. Девушка сказала, что едет к жениху, который служит в армии. Зависть и горечь шевельнулись внутри. Засыпая на верхней полке, Миша думал о девушке.

        Воспоминание о чуде слегка взбодрило. Он подошел к Кассам аэрофлота. Внезапно дверь распахнулась, и мимо пролетел предмет, оказавшийся фуражкой. За ним выбежал раскрасневшийся человек, нахлобучил предмет на голову и нырнул обратно. Воспоминание слегка поблекло. Суровая реальность подступила с неопровержимой серьезностью. Миша развернулся и пошел искать цветы и шоколадку.
Чем хороша молодость? Это время, когда в жизни человека все-таки есть место чуду. И оно свершилось.

        Когда вошел и встретил стену людей, стену монолитную и наэлектризованную долгим ожиданием, увидел себя со стороны –  оробевшего мальчика с букетом тюльпанов. Дух его стал падать, проваливаться на самое дно полной безнадеги. Так в детстве – когда, не умея плавать, оцепенев от ужаса, опускался на дно, и, уже когда стало совсем темно, ноги коснулись дна. Тут сила жизни воспряла. Миша оттолкнулся, поднялся вверх, вынырнул к свету и поплыл. И сейчас – в стене появился проход. Он увидел окошечко с надписью «администратор». В нем виднелась голова в очках. Очереди к окошку не наблюдалось. С воплем «Беларусьфильм!» Миша бросился вперед и кинул в окошко букет – словно связку гранат в амбразуру. Бессвязные восклицания разлетались в парализованное пространство – о величии и ужасе мира кино, о жалкой участи администратора, об актере, которому нужно срочно вернуться на родные подмостки. Уже в тишине увидел себя в окружении изумленных глаз. Как во сне взял из окошка билет.

           Вечером записал в дневник:

           «Как сказал великий Брюс Ли:

           Трудности стимулируют работу ума. Когда все хорошо, ум избалован радостями, собственническими желаниями и т. д. Только во времена лишений, трудностей и бед разум крепко задумывается о моем состоянии. Тщательный анализ себя укрепляет ум, помогает мне понять самому и быть понятым.

          Тревога как защитный механизм. Не пророчьте несчастья, если не знаете способа от них защититься. Тревога ничего не стоит, если из нее нельзя сделать щит.

          Несчастье похоже на сезон дождей. Оно прохладно, безотрадно, недружелюбно как для людей, так и для животных. Но в эту пору зарождаются цветы и плоды, финики, розы и гранаты.

          Подумав, продолжил:

          «Дорогой Брюс, твои истины незыблемы и верны. Но странное дело, в моем недалеком мозгу рождаются и собственные истины. Может это и не истины вовсе, а так - нелепые идейки. Но они мои открытия, и я хочу поделиться ими с тобой. Пусть это похоже на бред сумасшедшего, но я не могу иначе. Да и, в конце концов, каждый учится на собственных ошибках.

          Так вот, излагаю свои смутные идейки.

          Мир детей это сплошные запреты, даже чем-то похожие на тюрьму. Не успел ты вылезти из чрева матери, как тебя сразу туго пеленают. В детском саду надо обязательно спать после обеда – обязательно подложив ладони под щеку. В школе до сих пор вспоминаю, как тяжело было поначалу отсиживать уроки, сложив руки. В институте скучные лекции и так далее. Про папу с мамой вообще молчу. И по своей сути жизнь – смена одной тюрьмы на другую.
 
          В более общем смысле тюрьма – это свод правил.  Так?
 
          И вот ты попадаешь в мир взрослых. Вначале вроде бы вырываешься на свободу. Но оказывается, взрослые правила – это даже не тюрьма, это вроде как клетка с дверцей. Когда дверца открывается и появляется большая рука, то неизвестно – тебе дадут корм или рука возьмет кого-то из обитателей за шкирку и вытащит туда, наружу, в неведомое пространство. Ты понимаешь, что этим кем-то можешь оказаться ты. Вот тебя вытащили и дали невыполнимое задание – купить билет. Причем, все это под видом прощения. И я это сделал, черт возьми! Достал этот проклятый квадратик бумаги!
Как я это себе представляю. Попав в новую тюрьму, попадаешь в новые правила. Причем, взрослые не очень охотно их объясняют. До всего нужно доходить самому. Вот, например, раньше взятка была уголовным преступлением, а сейчас является профессиональным умением.
 
          Поэтому даю себе основную установку – становись настоящим администратором. В качестве образца – Сергиевич. Нужно стать таким же напористым и наглым, с
железными нервами.
 
          С богом, дорогуша!»

                СТАНОВЛЕНИЕ
             
               

         А утро было грандиозным. Миша опять проснулся с директором над головой и ощущением предстоящей катастрофы.
 
         - На сегодня запланирована съемка в Олимпийском центре парусного спорта, - сказал директор. – Ведь вы с Сергиевичем договорились?

         Миша промолчал. Директор посмотрел на него и тоже промолчал.

        Утренняя улочка перед гостиницей представляла внушительное зрелище. Она была заполнена самым необычным транспортом – невиданные автобусы без окон, напоминающие броневики, просто автобусы, грузовик с прожекторами и целая кавалькада ретро автомобилей из местного клуба. Возле них – группы сосредоточенных людей. Миша ощутил всю громадность, серьезность  и грозную силу кинопроизводства.

         Подошел режиссер и спросил директора:

         - Можно отправляться?

         Директор спросил Мишу:

         - Можно?

         Миша кивнул, чувствуя себя полководцем, отправляющим великую армию в последний поход.
 
         И вся эта моторизованная махина двинулась с места. Внутри Миши образовалась Антарктида. За окнами проносились тихие улочки Таллина. «А город подумал, ученья идут», - вдруг почему-то мелькнули в оцепенелом мозгу слова когда-то популярной песни.
         
        Колонну тормознули у пропускного пункта. Красивая баба в синей шинели не подняла шлагбаум.
 
         - Я маленький человек, - сказала она, - приказа пропускать не было.

         Режиссер взглянул на нее визионерским взглядом и сказал:

         - Вы не маленький, а очень даже большой и красивый человек.

         Последовал выразительный взгляд на директора. Тот передал его Мише. Миша понесся к знакомому зданию администрации.
 
         Эстонец сидел на месте и улыбался. На взволнованную тираду  ответил:

         - Сегодня нельзя. Должна приехать финская делегация.
 
        Миша вспомнил анекдот.

         К председателю колхоза вбегает секретарь парткома и сообщает, что приехала финская делегация. Председатель, схватившись за голову, дает указание не пускать делегацию на территорию коровника, в котором мычат голодные коровы.

         - Уже, - говорит секретарь.

         Нельзя пускать на территорию свинофермы, в которой грязи по колено.

         - Уже, - говорит секретарь.
 
         Нельзя пускать в полуразрушенный клуб.

         - Уже, - говорит секретарь.

         Председатель машет рукой:

         - Нехай клевещут!

         Миша молчал. Идти назад не имело смысла. Да и нельзя. И невозможно.
Эстонец, посмотрев на Мишу, поднялся и пошел к выходу. Миша – за ним. На просторе лицо эстонца исказилось. Набережная была захвачена.

        По ней разъезжали ретро автомобили. Толпы разнообразного народа бродили среди спецтехники. Какие-то люди уже прыгали в воду. Съемки вовсю разворачивались.
Миша пошел прочь от эстонца. Ему показалось, что тот плакал.

         Среди всеобщего бедлама Миша сразу нашел директора. Тот походил на Евгения Онегина на балу – стоял и скучал. В своей мастерке он был чертовски красив и независим.

         - Пошли отсюда, - сказал, увидев Мишу.
 
         На желание того остаться высказался сурово:

         - Нечего тут делать. Лучше отчет сдай Свете.

         На вопрос, кто такая Света, поднял брови:

         - О, Света наш бухгалтер.

         Перед Мишей встали глаза мамы, когда она спрашивала дневник. Или глаза отца, когда ему докладывали о двойке. Или глаза учителя, когда вызывал к доске. Или глаза контролера, когда тот спрашивал билет. Или глаза милиционера, когда тот подзывал студента, перебегающего дорогу в неположенном месте. Или глаза главного бухгалтера киностудии, когда тот пророчил тюремные нары. Одним словом, Миша испытал страх неизвестного происхождения.

         В гостинице он судорожно полистал учебник по экономике кинопромышленности. Раскладывая оправдательные документы, чувствовал себя неопытным винтиком в беспощадной машине. Когда разложил, потащился в гостиницу «Виру». Почему-то бухгалтер обосновалась там.

        Название соответствовала высотному зданию, которое построили инопланетные существа, которых звали финны. Неестественно бесшумный лифт неестественно быстро поднял на нужный этаж. Прошел по светлому коридору, явно неземного происхождения. Самый ужас случился в номере. Его встретила задумчивая девушка в домашнем халатике. Ожидаемое оказалось неожиданным.
 
          Мишин взгляд прилип к ее нежной коже, не уместившейся под довольно ограниченной одеждой. Его бумажки она небрежно бросила на тумбочку. И задумалась.
Миша собрался уходить, как загадочная бухгалтерша предложила попробовать циплят-табака, которых, оказывается, готовили в здешнем буфете.
 
          Она прошла в ванную переодеться. Оттуда вышла королева в финском, наверное, костюме. По дороге он чувствовал себя чем-то вроде пажа при коронованной особе. В буфете на столиках стояли пепельницы – вентиляция позволяла.
 
         Миша совершил три роковые ошибки. Сначала не прореагировал на предложение буфетчицы произвести заказ с шампанским в номер. Затем не сумел скрыть ужас, ознакомившись со стоимостью блюда. И самое страшное – принял от девушки деньги за ее порцию. Плотно поев, они расстались.

          Вечером высказался в дневнике:

«О, великий Брюс, прости меня! Оказался редким идиотом! Сказочная девушка явно хотела провести со мной сказочный вечер, а я профукал! Идиот несчастный!»
Затем достал листики и выписал:

          «Проигрывать не позорно. Быть поверженным не позорно. Важно спрашивать себя: «Почему я оказался поверженным?» Тот, кто так мыслит, не безнадежен.
 Чему учат горести. Горести – наши лучшие учителя. Через слезинку человек видит дальше, чем через линзу телескопа.
 
          Шоковая терапия возвышает. Трудности возвышают, как гроза, которая может бушевать и неистовствовать, но дает жизнь растениям»

                АКТЕРЫ

               
           Миша бежал по коридору. С его плеч свалилась тяжесть. Только что он проводил актера Эммануила Геллера.

           Кому нравится нищая старость? Такое впечатление производил этот носатый человек в черном костюме. Одежда была совершенно неприличной – мятой и как бы припорошенной пылью времени и одиночества. В руках – раздутый портфель, перевязанный веревкой (!). На фоне этого – профессиональная гримаса радости, изумления и восторга.

           Устраивая актера в гостиницу «Виру», Миша долго извивался перед администраторшей, упорно отрицавшей наличие свободных мест. В конце концов, отчаявшись, он воскликнул:

          - Вы только посмотрите на него, какой хорошенький!

          Администраторша недоверчиво взглянула на престарелого еврея. Тот добавил в гримасу детской радости оттенки детской беззащитности. Администраторша не выдержала и выделила местечко.

          Вдобавок ко всему этому – пронзительный тонкий голосок, ударяющий  человека как электрическим током. По дороге на вокзал он оглашал тихую улицу горячими призывами:

          - Мишенька! – умолял он. – Выдери ты этих баб! Умирают они без мужиков. С чужими страшно – можно подхватить что-нибудь, а свои не хотят.  Знаете, как женщины называют мужиков, которые хотят, но не могут? Импотенты. А тех, которые могут, но не хотят? Сволочи!!!

         Речь шла об ассистентках режиссера. Миша поразился уровню доверия, которого достиг Геллер с этими строгими дамами среднего возраста.  Сам он их, мягко говоря, побаивался.

         Кстати, Геллер подарил буклет про себя из серии «Актеры советского кино».       Посмотрев как-то вечерком книжечку, Миша поразился обилию фильмографии. По сути Геллер был советским кино от самого его основания и до нынешних дней.
Значит, посадив Геллера на поезд, Миша вздохнул с облегчением. И шел себе по коридору. Вернее, бежал.
 
         В холле его остановило грустное существо, примостившееся в углу дивана. Девочка, игравшая в фильме негритенка, без грима казалась брошенной и одинокой, как бы сиротой во взрослом мире кино.
 
         - Приветствую вас, сударыня! – сказал он высокопарно, желая развеселить ребенка, и, неожиданно для себя, добавил, -  приглашаю вас на обед в ресторан.

        Девочка закинула ногу за ногу, опустила локоть на колено и произвела пальцами абстрактное движение. Миша заворожено следил.

         - Я согласна, - вдруг ответила девочка.
 
         Они направились в ресторан. По дороге встретили Тима Талера, главного героя фильма, ровесника девочки. Тот спросил:

         - Ты куда?

         - В ресторан, - небрежно ответила девочка. Главный герой одарил Мишу неприязненным взглядом.

         В пустом зале сели за столик. К удивлению тут же появился знакомый официант. Он с улыбкой кивнул Мише. Тот покраснел.

         - Что будем заказывать? – приготовился записывать официант.

         - Два комплексных обеда.

         Официант спрятал блокнот.

         - У вас есть булочки с марципаном? – спросила вдруг девочка.

         - Нет, - ответил официант и покраснел.

         Пока подавали заказ, Миша решил побеседовать.

         - Тебе нравится сниматься в кино?

         - Ничего, - ответила девочка, - нормально.

         - А вам нравится работать в этой группе? – в свою очередь спросила она.

         - Ничего, нормально.

         Подали заказ. Приступили к обеду.

         Девочка продолжила беседу.

         - Вы умеете разгадывать сны?

         - Не знаю, не пробовал.

         - Ну, к примеру, мне приснилось, что я села на метлу и полетела. Что бы это значило?

         - Ну, видимо, ты немножко ведьма.

         Девочка задумалась, да так серьезно, что Миша подумал, что с этой девочкой лучше не шутить.

         - Мальчишки совершенно не умеют играть, - сказала вдруг она, - простая сцена, а он по сто раз переделывает.

         - Кто?

         - Ну, Сашка. Он играет главную роль мальчика, который продал смех.

         - А ты умеешь играть?

         - Конечно, я с семи лет снимаюсь.

         - О!

         - Мой папа режиссер.

         - О!

         - Я буду великой актрисой - как Алла Пугачева.

         - Но ведь она певица.

         - Вы что, не смотрели фильм про женщину, которая поет?

         - Ах, да.

         Обед получался на редкость содержательным.

         Наконец, она спросила:

         - Сколько времени?

         Узнав, выпила залпом компот и убежала. У нее, видите ли, репетиция. На прощание бросила официанту:

         - Очень жаль, что у вас нет булочки с марципаном.

         Тот взглянул на Мишу и покачал головой. Окончание обеда прошло в одиночестве.

         Дальнейший путь по коридору оказался долог. Дорогу преградила старушка со шваброй в руках.

         - Вы в кино? – задала она странный вопрос. И Миша все понял. Его узнали и признали. Нежное чувство разлилось по всему телу. Он принадлежал к кругу избранных. Его узнают простые люди. Он кивнул – не без важности.

         - А вы знаете, что у вас умирает человек? – задала она еще более странный вопрос.

         Кто умирает? Как умирает? Зачем умирает? - Когда кругом все так хорошо.
Старушка завела его в номер.

         В постели лежал старик. Он с трудом приподнял веки. Оказалось, это актер, который приехал на съемки.
 
         Некоторое время Миша пребывал как бы в ступоре. Наконец до него дошла суть происходящего. Не помня себя, понесся к директору.

         Тот курил. Услышав страшное известие, спокойно сказал:

         - Я же предупреждал. Зачем нам эта звезда немого кино? Во время съемок его забыли на стуле, прямо на солнце. А когда вспомнили, пришлось вызвать скорую помощь. Посади-ка ты его на поезд, пока в самом деле концы не отдал.
 
        Миша произнес с испугом:

         - А ведь он может и не доехать.
 
         Директор поморщился как от лимона и, отвернувшись, промямлил:

         - Ну не знаю, делай, что хочешь.

         Некоторое время Миша пребывал в ступоре. Наконец до него дошло, что он тут единственный, кто ответственен за жизнь старого актера.
 
         Он заставил себя вернуться в номер к старику. К счастью, тот был в сознании, и Мише не пришлось, собственно, ничего решать. Старик попросил достать из пиджака записную книжку. Нашел номер телефона дочери. Осталось только позвонить ей.
Миша вновь обрел смысл жизни.
 
         Сбегал в номер директора – в номере звезды немого  кино телефона не имелось – и позвонил. Необычайно привлекательный женский голос тут же ответил: «Выезжаю». Пошатнувшаяся было вера в людей, вновь окрепла.

         Вернулся к старику. Тот попросил купить знаменитого ржаного хлеба, который когда-то пробовал во время пребывания в Эстонии. Миша как на крыльях понесся в булочную. К своему удивлению никакого такого хлеба он не обнаружил. Более того, никто из продавцов вообще о нем не слышал. Вдруг из подсобного помещения вышла старушка в белом халате и вспомнила, что такой хлеб был – до войны.  Миша увяз в прошлом. Ему посоветовали купить серого хлеба, что он и сделал.
 
          Попробовав продукт, старик сделал заключение, что это не то, что было раньше. Миша промолчал. Старик прикрыл глаза. Миша собрался уйти, но старик поднял веки. Пух на его голове засиял в лучах солнца. Старик пустился в воспоминания. Миша устроился возле его постели.

          Старый актер вспомнил 1919 год в Ялте. Здесь юный дворянский отпрыск Федор Никитин, уже отравленный запахом кулис театров Одессы и Херсона, открыл для себя мир кино. В Ялте инвалид-колясочник с несуразной фамилией Ханжонков (вечный идеал российского продюсера) осуществлял свою утопическую мечту – строил «русский Голливуд». Как прекрасна была эта утопия именно в Крыму с его прозрачным воздухом, солнцем и морем. Юный  Федор попал в съемочную группу фильмы «Тереза Ракен».
Душный мир Золя сверкал волшебными красками романтической трагедии.
 
          - А о чем был фильм? – захотел уточнить Миша.

        История французской семьи разворачивалась со смертельной обыденностью. Госпожа Ракен взяла на воспитание дочь брата. Тому родила ее женщина из Алжира – он там служил в армии. Родила и умерла, а брат остался с ребенком на руках. Вот и отдал ее сестре – тогда мужчины еще не умели жертвовать собой ради детей. Девочку звали Тереза. А у госпожи Ракен был сын Камилл, старше девочки на два года. Поэтому они воспитывались вместе. Камилл рос хилым и болезненным, готовым в любой момент отправиться на небеса. Поэтому он рос практически в строгих больничных условиях. В таких же росла и крепкая, полная сил Тереза. Когда дети выросли, то в соответствии с желанием госпожи Ракен они поженились. Семья переехала в Париж, где госпожа Ракен приобрела галантерейную лавку, а Камилл устроился на работу в управление Орлеанской железной дороги. По четвергам они принимали гостей. Так в доме появился Лоран, коллега Камилла по работе.  Лоран был обаятельным бездельником, а Тереза жила с человеком, к которому была по-женски равнодушна. Поэтому неизбежно случился адюльтер – семейная измена. Дело зашло столь далеко, что Ролан и Тереза задумали убить Камилла. Что и совершили, спихнув жертву с лодки, и, представив все как несчастный случай. Мадам Ракен от горя парализовало. Убийцы вместе ухаживали за ней и с ее согласия через год поженились. А потом Камилл вернулся в виде привидения. Он стал мерещиться убийцам везде, где только можно. И, в конце концов, муки совести стали невыносимы, и подельники одновременно задумали избавиться друг от друга. Один приготовил яд, другая наточила нож. И во время разборки нечаянно вместе выпили отравленную воду. А недвижимая госпожа Ракен в это время наблюдала за ними. Уже до этого по их разговорам она догадалась, что они убийцы ее сына. Несколько дней она смотрела на их трупы. Одним словом, такая вот душераздирающая история.

         - А кого вы играли? – поинтересовался Миша.

         - Рассыльного в лавке.

         - Но ведь в это время была гражданская война, - спохватился Миша.

         - Ну да, была. Постоянно менялись власти – белые, красные, зеленые. Все время кого-то водили на мол и расстреливали. В городе не кончались грабежи. Но нас не трогали.

         - Почему?

         - А что с нас взять. Объектом были дома богачей. Мы жили в павильоне. А что такое павильон? – Стеклянный сарай.

         - Ну, да.
 
         Миша подумал и спросил:

         - А что было дальше?

         - Дальше? Пришла Красная армия и установила Советскую власть. Кино национализировали, и оно стало советским.

         - Понятно.

         Вечером Миша записал в дневник:

         Дорогой Брюс, вот что я думаю об актерах. Несчастные они люди. Им нужна слава, внимание зрителей их питает. А этого добра на всю жизнь не хватает. Приходит старость и слава уходит. А чем жить? Простые люди намного счастливее. Они рады простым вещам, которые остаются с ними на всю жизнь. А, значит, счастье остается с ними навсегда.

                СЛЕЗЫ

        Как-то вернувшись в свою келью, Миша застал в ней людей. Великий и ужасный режиссер Нечаев выпивал коньяк с каким-то неизвестным человеком. Миша так растерялся, что присел на кровать и стал слушать.
 
        - Он приказал изготовить себе плащ из крыльев тысячи бабочек! – возвышал свой мощный голос режиссер Нечаев, сопровождая слова поднятием рюмочки.
 
        У неизвестного человека была лысина и глаза – во всю лысину. Он скосил их на Мишу. Вслед за ним режиссер скосил свои. И стал удивительно похож на Ивана Грозного с картины, где тот стоит с посохом. Миша смутился.

        - Может быть рюмочку коньяка? – спросил вкрадчиво режиссер.
Миша отказался.

        - А ведь вам надо что-то делать со своей головкой, - заботливо сказал режиссер, глядя на Мишин лоб с ранними залысинами, - а то она будет как у Юрия Васильевича.

        И он указал на неизвестного человека, впрочем, ставшего уже известным. На лице человека появилась располагающая улыбка, и глаза уменьшились. Миша, наконец, сообразил. Он извинился, решительно поднялся и вышел. Он пошел к директору, в его люкс.

        В люксе директор хлопнул себя по лбу:

        -Черт, я и забыл! Мы у тебя поселили Катина-Ярцева, больше некуда было.

        - А я? – растерялся Миша.

        Директор на секунду задумался и тут же нашелся:

        - А ночуй пока здесь, - и указал на широченную кровать, - все равно я ухожу на ночную съемку.

        Уходя, он произнес странную фразу:

        - Тут должна прийти девочка, можешь принять ее.

        Миша ничего не понял и решил пока воспользоваться преимуществами нового положения. Он принял душ, включил телевизор, разделся и  забрался под атласное одеяло.

        Уже голубой экран стал слегка расплываться, образы завибрировали, как раздался тихий стук.  И вошла девушка.

        Интересное дело – первое впечатление при взгляде на незнакомую девушку: к одной липнет глаз, от другой становится легко на сердце, третья как свой парень, на четвертую тут же хочется влезть, от пятой хочется быть подальше, а от этой такой свет брызнул в глаза, что ночь просто исчезла. Светлые волосы, утонченная фигурка, лицо без косметики, открытый взгляд – ну прямо ангел во плоти. Даже черная куртка и черные джинсы светились и делали ее невесомой, как бы готовой взлететь.
 
        - Мне раздеться? – спросила вдруг девушка и свет погас.

        - Зачем? – от неожиданности сердито спросил Миша. И натянул одеяло на голову.

        Посидел там. Прислушался. И вдруг различил странные звуки. Высунулся из укрытия.

        Девушка, закрыв лицо руками, сидела в кресле. Плечи ее вздрагивали. Женские слезы разъедают ткань бытия. Миша выслушал историю.

        Девушка закончила творческое учебное заведение. Она свою жизнь поставила на карту, посвятила мечте. Диплом актрисы в кармане, позади похвалы преподавателей, впереди – сияющие подмостки. Разнесла по картотекам свои фото. Ждет. А никто не зовет. Никто ее не знает, и знать не хочет.

        - Скажите, пожалуйста, - умоляет она, - с кем надо переспать, чтобы меня посмотрели?

        Миша разводит руками:

        - Не знаю, я простой администратор.

        - Как? Разве вы не директор фильма?

        - Нет.

        - Как вам не стыдно.

        Девушка возмущенно смотрит на него. Мише стало стыдно, непонятно чего.

        Девушка вспархивает и улетает.

        Слава богу, есть телевизор, не надо думать. Миша погрузился в голубое мерцанье. Постепенно изображение расплылось, и Миша благополучно заснул.
Проснулся от бурных женских рыданий. Миша вскочил, не понимая, где он - в продолжении сна или яви.

        В голубом свете, возле его постели, посреди кромешной ночи лила слезы женщина. Миша с трудом узнал художницу по костюмам, модную и возвышенную даму, абсолютно неожиданную в этом положении. Оказывается, она сбежала со съемок. Еще одну исповедь пришлось прослушать.

         Видимо, не очень талантливая художница, уже не очень молодая, бросила все и устроилась в группу к великому режиссеру Нечаеву. Подвигли слухи о волшебной группе Никиты Михалкова, в которой лишь бы поработать и можно умирать. И вот пришла в волшебный мир кино, а тут убогий номер в гостинице, ничтожные обязанности, одиночество и всеобщее равнодушие. Еще более бурные рыдания сотрясли ее рыжую прическу.
 
         Миша не нашелся, что сказать и погладил несчастную отчаявшуюся головку. Она тут же подняла лицо.

         Он увидел глаза рыси перед прыжком. Зверь нырнул под одеяло и вонзил зубы в жертву. Жертва охнула и поплыла в тумане блаженства. Ночь Миша провел в Академии любовной науки. Утром он так и не смог понять, где побывал – в аду или раю.


                ПАВЕЛ ПЕТРОВИЧ КАДОЧНИКОВ


        У актера – много жизней. В первую очередь это жизнь персонажей, которых они играют. Иногда народная любовь делает ее более реальной, чем, собственно, сама жизнь их носителей. Затем служебная жизнь, посвященная борьбе за главные роли, звания и так далее. Кроме того, жизнь семейная. А еще, так сказать, жизнь внесемейная, жизнь богемная, вызывающая особо жгучий интерес обывателей.
 
         Герой-разведчик, пивший с врагами за «нашу» победу, уже был заслонен Беловым-Вайсом-Любшиным и Исаевым-Штирлицем-Тихоновым, поэтому мало интересовал Мишу. Народный артист – тоже, звания для мальчика еще были чем-то абстрактным. Седой старик – тем более. А вот питерский щеголь в черном бархатном пиджаке, такой же жилетке, настоящих джинсах из США и совершенно сумасшедших эксклюзивных туфлях с позолоченными наконечниками на носках, очень даже интриговал.
 
         Кроме того, Павел Петрович был почетным членом общества ленинградских моржей, нырявших в зимнюю Неву возле Петропавловской крепости. С особым удовольствием он любил рассуждать о «хрене моржовом». При этом слушатели подобострастно хихикали. Даже были свидетели, которые заставали его в ванной гостиничного номера с семнадцатилетней девушкой. Одним словом, Миша воспринимал народного артиста как настоящего супермена.

         И вот появился повод для знакомства с легендой – выдача суточных. Миша отправился на студию «Таллинфильм». Перед дверью павильона остановился.
Оттуда доносился смех. Не просто смех, а демонический хохот. Его взрывы напоминали бесконечные раскаты июльского грома.
 
         Это продолжалось – с перерывами - бесконечные часы. Проходившие мимо люди оглядывались на дверь и качали головами. Миша каменел в ожидании.
Наконец вышел усталый дьявол. Расписался в ведомости и вдруг поднял на Мишу глаза. В них Миша увидел бездонную тоску.
 
         - Прошу вас, поужинайте со мной, - попросил дьявол.

         Миша не смог отказать.

         В ресторане Павел Петрович заказал много всего, в том числе и коньяк.     Поднимая рюмку, сказал:

         - А у меня сын погиб, давайте помянем его.

         Помянули.
         Павел Петрович стал рассказывать, каким прекрасным и талантливым человеком был его мальчик, каким замечательным оператором он мог бы стать. А погиб, упав с высокой ели. Хотел снять красивый кадр.
 
         Миша однажды забирался на высокую ель. Он увидел лес сверху. Лес уходил за горизонт. Солнце висело рядом, прямо над головой. Когда сильный порыв ветра покачнул дерево, Мишу охватил холод. И он вспомнил свой ужас перед раскинувшейся бездной.
Они сидели и молчали. И шум зала был как шум моря – далек и неразличим.

        И вдруг выплыли две фигуры в синих мундирах. Два юных летчика узнали Павла Петровича. Жизнь вернулась во всей своей нелепой суете. Понеслись тосты, возгласы восхищения. Миша принялся за еду, вспомнив, что скоро необходимо провожать Павла Петровича в аэропорт, он должен был лететь в Ленинград.

         Завертелась обычная пьяная карусель. Летчики, прерывая друг  друга, пересказывали фильм «Подвиг разведчика», на что Миша с удивлением отметил, что фильм все еще жив в народных сердцах. Следовали тосты, они заказывали коньяк – еще и еще. Миша следил за временем, стараясь, как можно меньше употреблять алкоголь. Павел Петрович обреченно участвовал в этом. Летчики не замечали его настроение.
Наконец, Миша решительно заявил, что им пора в аэропорт. Летчики вызвались провожать, и компания отправилась туда на такси.
 
         У стойки регистрации начались неприятности. Девушка отказалась брать паспорт и билет у Павла Петровича. Она не узнала знаменитого разведчика и, следуя инструкции, отказалась пропускать нетрезвого пассажира. Летчики ввязались с ней в перепалку, требуя уважения к своим летным мундирам. Запахло скандалом и милицией. Павел Петрович взял Мишу за руку и повел прочь. Молодой администратор впал в отчаяние и поверил в неизбежность катастрофы.

         Павел Петрович, однако, уверенно повел его по каким-то служебным коридорам, пока они не оказались перед дверьми с табличкой «Депутатская комната». Павел Петрович уверенно открыл ее.

         Открывшееся великолепие ослепило – высокие потолки, ковры, диваны, полированная мебель, хрусталь, человек в форме полковника. Павел Петрович подошел к нему и сказал пароль – «Павел Петрович Кадочников, подвиг разведчика». Полковник тут же предложил ему сесть в кресло, подозвал Мишу, протянул червонец и велел сходить в ресторан за коньяком. Миша попробовал что-то сказать про посадку на самолет.    Полковник потребовал билет, взглянул на него и сунул в карман. Миша понял, что возражать этому человеку бесполезно, и побежал по назначению.

          Ставя на стол бутылку, Миша напомнил о начале регистрации на рейс. Полковник взглянул на него как на проштрафившегося рядового и стал разливать коньяк. К Павлу Петровичу повернулся восторженный мальчишка. Он стал вспоминать перипетии фильма. Павел Петрович застенчиво улыбался. Миша снова впал в отчаяние. В конце концов, поглядев на часы, понял, что самолет пошел на взлет.
 
          Когда были опустошены заключительные рюмочки, полковник поднялся. Они подошли к какой-то дверце и вышли – к великому изумлению Миши – прямо на летное поле. Миша не понимал, что происходит – слегка покачиваясь, не спеша, ветераны шли куда-то во тьму.
 
          И вдруг Миша увидел впереди стоящий, так сказать под всеми парами, весь в огнях красавец лайнер. Возле трапа их встречал экипаж в полном составе. Полковник долго не отпускал руку Павла Петровича. Экипаж терпеливо ждал. Наконец процедура прощания завершилась, Павел Петрович поднялся по трапу и белый красавец, мигая огнями, медленно покатил на взлетную полосу.

          Прощаясь, полковник пожал Мише руку и, смахнув слезу, сказал:

          - Какой человек.

          И Миша понял, что такое по-настоящему народный артист.

          Вечером он достал манускрипт Брюса Ли и записал в дневнике:

          Что делает смерть. Конец героев всегда был таким же, как конец простых смертных. Все они умерли и постепенно стерлись из памяти людской.

         Принятие смерти. Чередование зимы и лета становится благом, когда мы отказываемся от мечты о вечной весне.

          Искусство умирать. Каждый хочет научиться побеждать, но никто не хочет учиться проигрывать. Признать поражение – значит освободиться от него. То же можно сказать и о смерти. Признав ее, вы сразу освободитесь, сможете искать гармонию и плыть по течению. Позволяя потоку нести вас, вы очищаете разум. Научитесь очищать свой честолюбивый разум и освойте искусство умирать.
 
        Прости меня великий Брюс, но я задам тебе вопрос. Как мог Павел Петрович целый день так хохотать, когда у него погиб любимый сын?

         Есть все-таки в кино место подвигу.


                АКТЕРСКИЕ БАЙКИ


         Миша курил в специально отведенном для этого месте «Таллинфильма». Это место представляло собой некий аппендикс, ответвлявшийся от основного коридора. Отсюда было видно, как по коридору ходили люди, занятые делом. Миша, собственно, к таковым не относился. В павильоне шли съемки, а он обязан был дежурить на случай необходимости. Таковая пока случилась только раз – заказать такси актеру. А пока он курил.

        Рядом стояла молодая интересная женщина, тоже курила. Молчание начинало тяготить. Миша прикидывал, как бы это завести разговор.

        Мимо прошел режиссер Нечаев. Стрельнув визионерским взглядом, ухмыльнулся:

        - Сражаемся?

        Женщина усмехнулась, бросила сигарету в урну и ушла.
 
        Миша ощутил вселенское одиночество и безграничную пустоту существования. Все проходящие люди были мимо. Там  шла работа, кипела жизнь. Здесь только ее отголоски шарахались между стен и тут же пропадали. «Мое место в коридоре, - с горечью подумал Миша, - почти как у параши».

        Вдруг подошла целая компания актеров. Нина Ургант, медсестра из «Белорусского вокзала», поправляя юбку и громко смеясь, сказала:

        - А у Ии Савиной также расстегнулись джинсы. Ей осторожненько намекнули, дескать, гардероб не в порядке, а она развела руки и крикнула во всеуслышание, - вот так и хожу. Абсолютно невероятная женщина, ничего не боится!

       Миша вспомнил удивительно трепетную актрису из фильма «Дама с собачкой». И, вообще, не ждал он такого подарка от судьбы. Все актеры были ему знакомы по фильмам.

        Миша сделал вид, что не смотрит в их сторону, но весь обратился в слух.
 
        Комический герой эпизодов в лицах разыгрывал сценки из своей жизни.

       Недавно пришлось ему сниматься одновременно в двух фильмах – в Киеве на киностудии имени Довженко и на Свердловской киностудии. Уральские съемки проходили в тайге, на зимней реке. Чтобы не погибнуть, приходилось употреблять спирт из алюминиевой кружки. И тут же приходилось отправляться на самолете на Украину. В Свердловске пересадка. Естественно, после суровых съемок еще не пришел в себя. Его не пускают на самолет, и он идет к начальнику смены. Краснолицый человек в форме понимает его с полуслова и провожает на посадку. А съемки продолжаются – и там и там. История повторяется. Когда задержка происходит в третий раз, начальник смены, увидев актера, закричал:

        - Что, опять?!

        Затем вывел его в зал, выстроил всю смену и приказал:

        - Вот этого человека, в каком бы он виде не был, пропускать всегда!

        Когда съемки закончились, и актер с товарищем возвращался в Москву из Киева. Случилось так, что задержка рейса следовала за задержкой. Время они пережидали в ресторане аэропорта. Когда, наконец, оказались в самолете, другу стало плохо – ресторанная пища стала проситься наружу. А дверь еще открыта. И второй поднес к его лицу кулак – «не смей, высадят». И друг сжал губы. С каждой секундой его щеки надувались, лицо краснело, но он видел сдерживающий кулак. И, когда уже голова готовилась лопнуть, двери закрылись, и самолет начал движение. Второй сделал отмашку – «можно». Губы приоткрылись, и тончайшая струйка направилась в угол.

        Приключения продолжились при посадке в Москве.  Они не обратили внимания на то, что посадка была в аэропорту, который принимал правительственные рейсы. Выйдя наружу, увидели ряд из черных автомобилей. «О, такси!» - обрадовались и полезли в ближайшую машину. Как-то не обратили внимания, что на плечах водителя имелись погоны. «Шеф, гони в Химки», - кинули лихо. Шеф обернулся и шепотом попросил немедленно выйти. Они не вняли – «шеф, двойной тариф». Вдруг мир перевернулся, и они оказались перед столом с лампой, направленной в глаза. На столе валялось содержимое карманов. Слава богу, выяснив, кто они  такие, их чуть ли не пинками выгнали прочь.
Дослушав незатейливую историю, актеры ушли работать. Миша остался один. Его стояние наполнилось великим смыслом. Оно превратилось в ожидание богов, которые во время перерывов в своей божественной деятельности приходили сюда покурить и потрепаться.
Через какое-то время директор фильма стремительно завел девушку, одетую скромно, но дорого. Завел - сказано мягко: словно милиционер привел преступницу. Не давая ей опомниться, вынул из-за пазухи бутылку водки, стакан, наполнил его и поднес ко рту девушки. Той ничего не оставалось, как опустошить его. Директор тут же исчез. Девушка смущенно оглянулась на Мишу, и тот узнал Наталью Гундареву, уже к тому времени любимицу миллионов. Это была она и в то же время не она. На экране была яркая победительная женщина. А здесь была скромная девушка, оказавшаяся в не совсем удобной ситуации.

         Подошли режиссер с оператором. Режиссер попросил у Миши сигарету. Тот с готовностью вынул пачку. Режиссер сказал оператору:

         - Ты обратил внимание, как он подал сигарету? Держа пальцами за фильтр.
Миша мучительно покраснел.

         Впрочем, на него внимания не обращали. Гундарева рассказывала о том, как купила дом в деревне.
 
         - Думала, наконец-то поживу в тишине, на природе, - говорила она, - да не тут-то было. Весь отпуск простояла у плиты. Все областные чины считали своим долгом посетить меня.

         При этом она ослепительно улыбалась и уже была похожа на ту женщину, которую привыкли видеть на экране. Оставшись один, Миша еще долго находился под светом этой личности.
 
         Вечер приготовил еще подарок. Заикающийся ассистент сопровождал Надежду Румянцеву, маленькую великую актрису. Ассистент с ходу затараторил, почему-то не заикаясь:

         - А это наш очаровательный администратор. Он еще пока молодой специалист, абсолютно неопытный. Вот ему как раз нужна опытная женщина, которая его всему научит.

         Миша опешил. Но еще хорошо сохранившаяся женщина тут же направила на Мишу открытый и можно сказать заинтересованный взгляд. Во всяком случае, она была готова к самому простому общению. Миша оказался не готов. Как это можно так сразу перейти на «ты» с Королевой бензоколонки?

         Румянцева отвернулась и рассказала ассистенту анекдот.В нем речь шла об азбуке. Вернее, о ее толковании. Например, в детской азбуке против каждой буквы картинка, изображающая предмет, начинающийся на эту букву: «А» - арбуз и так далее. Так вот Румянцева дала новое толкование азбуки – взрослое, так сказать. Буква  «Б» -женщины. Буква «Г» - молодой специалист», и последовал выразительный взгляд в сторону Миши.
 
         Вечером дневник:

         Актеры – это человеческие цветы жизни. Общение с ними – величайшее счастье. Беда только в том, что для окружающих их образ искажен. Для одних они адекватны героям, которых играют, для других они насквозь фальшивы и лицемерны. Знают ли они сами, кто они на самом деле?

         Брюс Ли:

        Хороший актер. Какого актера можно назвать хорошим? Под это определение не попадают кинозвезды: это абстрактное понятие, навязанное публикой, всего лишь символ. Куда больше людей хотят стать кинозвездами, чем актерами. На мой взгляд, актер – сумма следующих качеств: глубокого понимания жизни, хорошего вкуса, счастливого и несчастливого жизненного опыта, упорства в труде, образования и многого другого. Актер – все это вместе взятое.
 
                ШТУЧКА

        Заслуженный артист Азербайджанской ССР  Гасан Мамедов был добрым и красивым человеком с довольно экзотической внешностью. Жесткая, негроидная шевелюра, подернутая сединой, принадлежала еще молодому мужчине. Черные как уголь, брови были из фильмов Параджанова. Выражение бесконечной доброты на смуглом лице в сочетании с белыми одеждами делало его похожим на какую-то почти религиозную личность.
Творческий костяк съемочной группы во главе с режиссером любил собираться после съемок в номере Мамедова. Там гостей всегда ждал стол с вином и фруктами.
Как-то Мамедов подошел к Мише и мягко попросил купить билет на самолет в Баку буквально на текущие сутки. Миша нахмурился. Мамедов стал оправдываться безвыходностью ситуации, на следующий день его ждала важная съемка в Баку. Именно извинительные нотки в голосе восточного человека не позволили Мише отказать.
Пришлось ехать на аэровокзал, в кассы, торгующие в день отправления.
 
        Естественно, билетов в этих кассах не было. Администратор тоже не смогла помочь, но, видя нечеловеческое отчаяние (неплохо сыгранное), она посоветовала обратиться к начальнику смены.

        Подготовленный текст был мгновенно забыт, когда Миша вошел в нужный кабинет.
На него поднял светлые глаза семнадцатилетний командир гражданской войны в ослепительно белой рубашке с аэрофлотными нашивками. Одновременно он походил на белогвардейского офицера с аккуратными усами и красивой челкой, наискосок падавшей на белое лицо. Одним словом, перед Мишей сидел его сверстник, обличенный недетской властью. Миша раздвоился, он не знал как себя вести.

         Вдруг в глазах белого офицера мелькнуло нечто мальчишеское, и Миша залепетал о заслуженном артисте Азербайджанской ССР, остро нуждавшемся в срочном вылете к себе на родину именно сегодня ночью.
 
         Командир немного подумал и спросил:

         - А познакомить можешь?

         - Запросто, - обрадовался Миша.

         Пацаны сговорились. Командир снял телефонную трубку, и билет ждал в кассе. Вручая заветную бумажку актеру, Миша со страхом попросил об услуге. Тот, смущенно потупясь, неуверенно проговорил:

         - Ну, если это нужно для дела…

         - Очень нужно! -  воскликнул Миша и понесся в аэропорт.

         Командир оказался хорошим стратегом. Спросил, когда закончится съемка, в какой гостинице остановился актер и в каком номере. Все-таки не зря он напоминал командира гражданской войны. Миша понял, что и сам он  - великий администратор, так ловко решить проблему. Более того, следуя советам директора о методах налаживания контактов, купил в киоске дешевый сувенир неизвестного назначения – раскрашенный предмет, напоминавший яйцо на шнурке. Видимо, его необходимо было носить на шее. Вручая презент начальнику смены, Миша сказал, как можно развязнее (подражая Сергиевичу):

          - Позвольте вручить вам эту штучку, так сказать, в знак нашего сотрудничества.

          Командир озадаченно посмотрел на предмет, подбросил его, ловко поймал и сунул в карман. Миша понял, что все в порядке.

          Вечером, в дневник:

          Дорогой Брюс, я так счастлив, даже страшно. Настоящий профессиональный успех. Никогда такого не испытывал. С чем сравнить это чувство всемогущества? А что ты скажешь про успех?

           Определение успеха. Чтобы добиться успеха, нужно работать искренне, вкладываясь в свое дело. Вы также можете рассчитывать на помощь других.
Успех не удача. Я не верю в чистую удачу. Вы сами – творцы своей удачи. Осознавайте возможности вокруг себя и пользуйтесь ими.

          Успех – встреча подготовки с возможностью. Возможности могут вам подвернуться, а могут и не подвернуться. Удача может улыбнуться вам, а может и не улыбнуться. Но если они все же к вам придут (и вы назовете это удачей), то будьте к ним готовы!

         Цена успеха. Тот, кто хочет добиться успеха, должен научиться сражаться, бороться и страдать. В жизни вы можете добиться многого, но будьте готовы к расплате.

         Миша понял, что это все про него и заснул крепким молодым сном.

         К сожалению, слова о расплате оказались не пустой фразой.

         Глубоко за полночь его разбудил звонок телефона. Незнакомый голос уточнил, является ли он представителем «Беларусьфильма», и сообщил, что в аэропорту задержан человек, утверждающий, что он из «Беларусьфильма». Плохо проснувшийся Миша понесся в аэропорт, не понимая, собственно, о ком и о чем идет речь.
 
         В кабинете начальника смены его встретил пожилой человек в аэрофлотской форме. Сразу доверительно сообщил:

         - Странно, вся смена пьяная. Видимо кто-то стукнул.

         И провел его в другое помещение. Там Миша увидел расстроенного Мамедова, который должен был бы уже быть в своем родном Баку. Вид у него был совершенно растерзанный. Перед ним сидел суровый милицейский капитан, преисполненный подозрительности. Он потребовал у Миши предъявить документы. Миша предъявил. Милиционер указал на Мамедова:

        - Вы знаете этого человека?

        - Это заслуженный артист, который снимается в нашем фильме! – воскликнул Миша. В этом крике было все – и восхищение актером, и возмущение происходящим, и даже ужас от непоправимости происходящего. В нем проснулся актерский дар.
 
         Вдобавок задержанный вынул бумажку и протянул ее тому, кто вел допрос. Милиционер взглянул и его как бы притиснуло. Он протянул бумажку Мише. Миша взял, взглянул и тоже слегка сжался.
 
         Бланк телеграммы был красным. Под гербом красовалась надпись «Министерство внутренних дел Азербайджанской ССР». Текст гласил - «заслуженный артист азербайджанской сср гасан мамедов приглашается съемки фильма после завтра полночь». Подпись – генерал-лейтенант Синяков.

         Миша растерянно взглянул на капитана. Страх на каменном лице милиционера смутил Мишу.
 
         Мамедов скромно заметил:

         - Съемка сорвана, а один съемочный день стоит двадцать пять тысяч рублей.
Каменное лицо покраснело. Милиционер посмотрел на Мишу. Тот кивнул. Каменное лицо приобрело серый оттенок.

         Кинематографистов тут же отпустили. Перед расставанием капитан взял с Миши расписку в том, что «Беларусьфильм» не имеет претензии к органам внутренних дел.
В такси Миша поинтересовался тем, что произошло. Мамедов недоуменно объяснил:

         - Не понимаю. Летчики меня знают. Пригласили в кабину. Сидим, кофе выпиваем, вдруг милиция, меня вывели…

         Утром Миша опять поехал в аэропорт – за билетом. Конечно, без особого желания, мягко говоря. В голове как бы мерещилась картинка – камера, а в ней белый офицер, без погон. В аэропорту с тяжелым сердцем зашел в кабинет начальника смены.
За столом сидел белый офицер, с погонами, как ни в чем не бывало. Сразу же позвонил в кассы. С билетом Миша поехал в гостиницу, к Мамедову.

        Актер ходил по номеру в тоске. Его исповедь была болезненна и мучительна.

        - Ведь это женщины, - бормотал он, возводя руки к небу, - они красивые, нежные. А водку пьют как мужчины, на столе танцуют – голые…
Посмотрев на Мишу, осекся.

        Затем вынул из кармана яйцо на шнурке, и Миша узнал свой презент.

        - Вот! – потряс предметом Мамедов. – Подарили! Штучку!

        Он подбежал к окну, открыл его и швырнул яйцо в пространство.

        Миша вздохнул:

        - Вот билет. Через три часа самолет. Счастливого пути.
 
        - Миша! – взмолился Мамедов. – Не оставляйте меня. Сейчас пообедаем, вы меня проводите.

        Миша предложил пообедать в кафе аэропорта. Актер пригласил в ресторан, но Миша замахал руками. Поехали в аэропорт. Кафе оказалось столовой самообслуживания. Мамедов с опаской взял поднос и принюхался. Не обнаружив ничего подозрительного, встал в очередь у раздачи.
 
        Своим интерьером помещение кафе напоминало космический корабль из фильма – так в нем было много белого пластика. Получив питание, сели за столик. Пока Миша боролся с куском мяса посредством пластикового ножа, Мамедов нежно смотрел на него и говорил о мягкости белоруской нации. Устав, Миша поднял голову и огляделся.
Авиапассажиры сосредоточенно поглощали пищу за своими столиками. Внезапно два красивых глаза впились в него. Девушка в форме служащей аэропорта наклонилась вперед и гипнотизировала Мишу взглядом тигрицы в засаде. Широкая улыбка требовала отклика. Миша сказал Мамедову игриво:

        - А на нас смотрит красивая девушка.

        Мамедов посмотрел и тут же отвернулся, слегка побледнев.
 
        - У вас отличный вкус, – сказал он странную фразу.

        Миша продолжил борьбу с мясом. Еще раз тихонько взглянул на девушку. Та, не поднимая глаз, сурово пила кофе. На Мишу не смотрела.

        Сцена прощания озадачила. Вышел белый офицер. Они с Мамедовым обнялись как братья. Коготок ревности царапнул сердечко Миши.


                КУМИР


        Молодые люди любят сотворять себе кумиров. На смену двоечникам и разведчикам к Мише пришел веселый циник замдиректора Сергиевич. Через какое-то время он вернулся в Таллин и Миша сполна узнал этого человека. Интереснейший был тип, ни на кого не похожий. Таких еще Миша не встречал.

        Сергиевич откровенно попирал принципы общепринятой морали. Вся страна жила героическим трудом и свершениями, а он жил конкретными удовольствиями. И, казалось, был абсолютно счастливым в этом человеком.
 
        Вышел он из руководящих комсомольских недр. Как подозревал Миша, идеалы Павки Корчагина в этих недрах уже давно сменились принципами откровенного накопительства благ. Сергиевич непринужденно и откровенно презирал труд. Если на съемочной площадке возникала проблема, его, как правило, не оказывалось на месте, либо у него были срочные дела в объединении. Он великолепно контачил с начальством, поэтому киногруппа относилась к нему настороженно, даже скорый на расправу режиссер не решался чего-либо требовать от этого бездельника.
 
        Самое главное - он умел из жизни делать праздник.

        Все таланты были заточены на это. Тут была и нежная, интеллигентная наглость. И особый голос – сдержанно-стальные нотки вкрадчивого рокотания, завораживающие девушек. Самоуверенные манеры в сочетании с мальчишеской внешностью действовали гипнотически. Даже откровенный эгоизм был каким-то привлекательным, аристократическим что ли, даже слегка как бы приблатненным. К тому же исключительно зарубежные шмотки и парфюм, в котором он знал толк не хуже любой модницы. Серебрянная цепочка на шее, браслет – тоже. Вдобавок сверхмодерновый слэнг – «фак», «факаться», «крючки (связи)», «клево (отлично)», и тому подобное.
Кроме того имел специфические организаторские способности. Он любил устраивать с актерами веселые посиделки. В посиделках участвовали две девушки. Они были гостиничными дежурными на этажах. Девушки были строгие и красивые. Одна из них была та, которая вязала носок мужу.

        Сначала Миша не поверил россказням замдиректора, но совершенно случайно факты подтвердились. В съемках (и посиделках) участвовал солист балета Государственного академического Большого театра оперы и балета БССР Юрий Троян. Он-то и подтвердил очередную похвальбу Сергиевича. Когда тот в случайном разговоре упомянул девушек, балерун воскликнул:

        - Честное слово, я бы женился на этих девчонках.

        Женат он был на балетной приме того же театра народной артистке БССР Людмиле Бржозовской, которая тоже участвовала в съемках (но не в посиделках). Кстати, она была сестрой жены режиссера.

        Один из ведущих актеров Театра имени Евгения Вахтангова Александр Галевский, получая от Миши билет, с восхищением отозвался о сабантуях с Сергиевичем:

        - О, это была настоящая феерия. Девушки голые танцевали на столе.
 
        Вообще, эти самые голые танцы символизировали для Миши крайнюю свободу духа, презрение ко всяческим табу и так далее. Одним словом, он восхищался Сергиевичем и в тайне очень даже хотел бы поучаствовать в такой вот посиделке. Однако кумир отвел ему роль порученца – сбегать за водкой, занять очередь в баню и так далее. Как зачарованный Миша внимал сентенциям свободной личности. Например, Сергиевич как-то сказал бухгалтерше:

        - Мы давно работаем вместе, а еще ни разу не переспали.

        Очаровательная бухгалтерша смотрела на него задумчивым взглядом, а Мише казалось, что она и не против. Однако, Сергиевич отвел ей роль коллеги по добыче дефицита. В их группу входил Миша. Особенно сплотились в Москве во время озвучания. Бухгалтерша выясняла магазины, где «выбрасывали» дефицитные товары, а Сергиевич отправлялся туда договариваться о закупке необходимого для съемок фильма реквизита.      Мише оставалось ехать за товаром.
 
         Постепенно кумир потускнел.

         Как-то на ВДНХ бухгалтерша вычислила заветный магазинчик. Заняла очередь. Миша и Сергиевич пошли попить знаменитого пива с креветками. Попили. Подошли сменить бухгалтершу. От выпитого пива разморило. Предложили плюнуть на дефициты. Бухгалтерша решила продать очередь. Привела загорелого мужчину. Очередь заволновалась. Сергиевич тут же увел Мишу. Последнее, что они увидели – милиционера возле очереди. Сергиевич хладнокровно пошел опять к пиву. Следом – Миша. Пиво было невкусным. Оно пахло стыдом. Слава богу, вечером бухгалтерша оказалась в своем номере. Смотреть ей в глаза было трудно.

         Аналогичная ситуация произошла с популярным актером Брониславом Брондуковым. Они с Сергиевичем в компании с бухгалтершей и Мишей сидели в ресторане. Актер стал вести себя громко. Официант попробовал сделать ему замечание. Актер послал его в одно не очень цензурное место. Официант привел администратора – то же самое в то же место. Администратор отправился за милицией. Сергиевич подхватил бутылку вина, бухгалтерша завернула пару шницелей и, оставив актера, они покинули место отдохновения. Миша, естественно, с ними. Опять пришлось провести ночь стыда. Слава богу, утром встретил Брондукова. Сергиевич сообщил, что милиция ограничилась с популярным актером тем, что взяла у него автограф.
 
         Как ни странно, кумир окончательно упал в результате простого случая.
В троллейбусе рядом стояла исключительно стильная девушка. Сергиевич тут же обратился к ней:

         - Судя по фэйсику вы только что с юга?

         Девушка холодно ответила:

         - У меня не фэйсик.

         Сергиевич удивился:

         - А что?

         - Лицо, - ответила девушка и отвернулась.


                СОРОК ЛЕТ СПУСТЯ


         Пенсионер Михаил Петрович Савельев после утренней прогулки принял душ, позавтракал и сел за работу. Так кандидат экономических наук называл  написание солидного труда на тему «Факторы экономического роста в современной экономике». Раскрыл папочку, достал листик, прочитал и отложил. Посмотрел в окно. Там пушистые облака висели на небе. Им было глубоко плевать на всякие там экономические факторы. Пенсионер засунул листик обратно и кинул папку под стол.

         До вечера пролежал на диване. Даже обед пропустил. Вечером включил телевизор.
 
         Показывали фильм. Какой-то мальчик продал смех дьяволу. Тот стал смеяться, а мальчик перестал. Зато мальчик получил дар выигрывать любое пари. Невозможность смеяться сделала мальчика богатым и несчастным. Но с помощью друзей мальчик обманул глупого дьявола. Заключил пари на то, что смех к нему вернется. В конце несчастный дьявол брел один. Под глазом у него блестела слеза.

         Он узнал фильм, хотя посмотрел его в первый раз.

         После просмотра Михаилу Петровичу стало тесно в доме. Он вышел прогуляться в парке.

         Привычная картина настроила на лирический лад.

         Ухоженная природа – молодые березки, елочки, клены, стриженые кусты – удобно разместилась в низине между кварталами. По дорожкам гуляли праздные люди и деловые собаки. Иногда последние подходили к Михаилу Петровичу, проверить, чем пахнут его штанины. Рыбаки в пятнистых мундирах гипнотизировали мутные воды канала. Возле берега столпилась молодежь от двух до пяти. С восторженными воплями они кормили уток. Среди водоплавающих  устроилась упитанная ондатра. Водяная крыса пользовалась исключительным успехом. Влюбленные парочки на скамейках уже начинали понемногу сливаться в одно целое. Негритянский подросток перекидывался с девушкой тарелкой. За неизвестным летающим объектом с возмущенным лаем носился черный бульдог – его не брали в игру. Молоденькие мамаши под смартфонную музыку самозабвенно плясали возле детских колясок. Неизвестный весельчак, приветственно помахав бутылкой, крикнул: «Хорошая погода, отец!» Михаил Петрович в знак согласия приподнял ладонь. На невысоком деревце с густой кроной заметил ворону. Та сосредоточенно трудилась. Она старалась за веревку подтянуть кормушку. Иначе воспользоваться даровым питанием было нельзя, слишком мало помещение. Михаила Петровича осенило. Он понял, как жить дальше, чем и ради чего.

          Будущее не имело смысла. Настоящее без будущего – тем более. А вот прошлое настоящий кладезь.

          Бытует выражение – линия жизни. Человек, мол, идет по ней от рождения к какому-то закономерному концу, к некоей, обозначенной судьбой, цели. Ерунда, думал Михаил Петрович, жизнь – клубок из обрывков желаний, намерений, утерянных шансов, случайных обстоятельств и прочей мишуры. К итогу клубок катится в соответствии с особенностями местности и дороги. За спиной остаются захороненные мечты. Раскапывать их, пожалуй, не менее интересно, чем мумии каких-нибудь там фараонов. Вот этим и займемся, - сказал себе Михаил Петрович, отправляясь домой, к рабочему столу. И задача стала ясна – разработать непродолжительный кусочек жизни, связанный с кинематографом. В первую очередь следовало разобраться с фильмом, к которому он в какой-то степени в далекой юности приложил руку.
 
        Гугл предоставил необходимые для исследования факты.

        Критики назвали фильм «Фаустом для подростков». Он восемь лет пролежал на полке.

        Режиссер имел свою версию на этот счет. У Павла Петровича Кадочникова во время съемок один сын погиб, а второй умер при невыясненных обстоятельствах. Павел Петрович решил, что это наказание за роковую роль, тем более, что  в фильме мальчик лихо обводит вокруг пальца всесильного искусителя. Он решил, что следующим будет исполнитель роковой роли – если фильм выйдет  на экраны. И народный артист позвонил председателю Госкино и попросил не выпускать картину до своей кончины. Так и получилось.

        Однако, аналитический ум Михаила Петровича, отшлифованный  годами научных изысканий, привык докапываться до самых глубин проблемы. Как представляется, дело было не совсем в звонке Павла Петровича. В детской сказке слишком явно, по-взрослому, прорезалась идея о всемогуществе денежных знаков. Конец о победе добра выглядел слишком, мягко говоря, утопичным. Собственно говоря, молодежи был указан идеал, противоречащий государственной идеологии. Причем, это пришлось как раз на то время, когда эта идеология совершенно выдохлась. Короче говоря, на развалинах старых идеалов замаячил новый, ужасный идол Золотого тельца. Естественно, сработала еще живая цензурная система и выпуск фильма затормозили.

         Так что, какой вывод - фильм диссидентский? Тоже открытие. Раньше надо было бороться с социализмом. С капитализмом-то уже поздно бороться, да и сколько можно. Один лев убит, а второй жив, здоровехонек – попробуй, сунься. Надо зажигать огонь Диогена и искать человека.

         То же самое и в кино. Дело не в политической подоплеке, а в выражении общечеловеческой его сущности. Дело в том, что детский фильм «Проданный смех» поднял не детскую проблему, которая, собственно, перевернула всю страну через какое-то время. Ну, перевернула и ладно. Чего тут рассуждать?

         Михаил Петрович остановился. Он понял, что ходит по заколдованному кругу политизированных понятий.  Политический тупик. Как из него вырваться? Как вернуться к правильной постановке задачи? Как сорвать эти мутные политические очки, которые, словно, прилипли к глазам? Как на детскую сказку взглянуть детским чистым взглядом?
Чтобы понять суть творчества, нужно распутать клубок жизни творца. Таким творцом во всей этой истории, конечно, был Леонид Алексеевич Нечаев.

        Человек, имевший девять жен, поклонялся любви. Состояние влюбленности было той топкой, в которой разгоралась энергия его лихого воображения.

        Когда родилась эта жажда любви? В послевоенные голодные годы? Когда на каждой поднятой ученической руке чернел номер очереди за мукой? Или когда ловец собак застрелил его любимого сеттера Ричарда, а потом притянул крюком пацана и ударом в пах лишил сознания и голоса?

        Год не разговаривал малец. Мучился кошмарами по ночам. А любящая тетка говорит: «На том свете твой Ричард помнит тебя и любит. Вот увидишь, он приснится тебе». И приснился.
 
        Малец заговорил. Особенным голосом, полном силы. И голос повел.
Один второгодник (на шесть лет старше остальных – такие были тогда) вставил в сиденье еврейскому мальчику сломанное перышко. Весь класс, затаив дыхание, следил, что будет. Еврейчик сел и не проронил ни звука. Только слезы текли по щекам. Нечаев кинулся на верзилу, еле оттащили всем классом.
 
        А потом еврейчик заманил его в театральную студию Дома пионеров. Он сыграл там роль Емели и вкусил сладкий яд первой славы среди детской аудитории. Практически вырвал из лап воровского района. И путь обозначился. Когда в армии спросили строй, кто может оформить Красную комнату, он вышел, не умея рисовать. И нарисовал Ленина – скопировав через стекло. Авантюра оправдалась. Начальство восхитилось, а рядового поставили заведовать клубом, организовывать культурную жизнь среди боевого состава. Так родился режиссер.
 
        Правда, после армии поступил на актерский факультет ВГИКа. Через два года преподаватели устали от студента с властным голосом и режиссерским видением. Уговорили перейти на режиссерский.

        К этому времени окончательно сформировался характер. Три основных черты составили основу – преданность искусству, авантюризм и постоянная потребность находиться в состоянии влюбленности. В первый же день, после поступления встретил девушку и предложил ей выйти за него замуж.

        После окончания ВГИКа работал в объединении «Экран». Снимал документальные фильмы. И уперся – в тесноту творческих рамок и неприязнь начальства. Сработал авантюризм – сбежал из имперской столицы в белорусскую провинцию, на «Беларусьфильм». Ухватился за возможность спасти загубленный детский фильм «Приключения в городе, которого нет». Спас вопреки всеобщему неверию – оказалось, город есть.

        И все сошлось. Его с удовольствием включили в план с фильмом «Приключения Буратино». Открылся путь, обнаружилась ниша, в нужное время оказался в нужном месте - как угодно, но детское кино стало его жизнью. Состоялось создание шедевра.

        - Я совершенно не умел снимать кино, - позже утверждал режиссер, - просто был упрямый как осел.

         Предложенный сценарий – переделал. Когда Булата Окуджаву, которому заказали тексты песен, отказалось посещать вдохновение, поселился в соседнем номере дома отдыха и каждое утро стучал ему в стену, напоминая  о долге. В результате появились гениальные тексты. Когда мама Буратино не дала разрешение на съемки, в которых сын должен был висеть вниз головой, подговорил мальчика и тот отправил мамочку подальше со съемочной площадки. Про съемки в ноябре на пруду, когда маленьким девочкам в роли лягушек приходилось прыгать в воду, лучше вообще не вспоминать. Заставить погрязшего в кинематографических подработках Алексея Рыбникова, испугаться неудачи, тоже надо было уметь. А получить отрицательную оценку приемочной комиссии «Беларусьфильма» (такой безобразный фильм ни в коем случае нельзя показывать детям) и на свой страх и риск повезти его в Москву? Слава богу, там посмотрели и «утопили в аплодисментах». «Беларусьфильм» не захотел терять премии и принял работу.
 
        Вообще, существование творческой личности в системе изощренного государственного контроля, вопрос особый. Михаил Петрович вспомнил слова Нечаева, сказанные кому-то – «В этой жизни. чтобы что-то сделать, нужно постоянно давить». И он давил, особенно, персонал, так сказать не относящийся непосредственно к творчеству. Михаил Петрович вспомнил вспышку ярости, когда на его крик в сторону административной группы в комнату вошел директор киностудии Войтович и стал отечески увещевать гения.
 
        Вообще, административной группе доставалось. Подписывая характеристику молодому администратору Мише, гений сказал; «Надо указать – редкий раздолбай, к дальнейшему использованию непригоден». Но подписал. Впрочем, в какой-то мере он оказался прав. В дальнейшем, почувствовав себя чужим в киносфере, Миша вынужден был уйти.

        Еще пару недель поизучав интернетовские материалы о славном пути режиссера, Михаил Петрович понял. Вернее, увидел завораживающий внутренний мир этого невозможного человека. И понял, что это бездна, которую ему просто не постигнуть. На память пришли моменты, когда краешек этой бездны коснулся его, непутевого молодого администратора.

        … Озвучание проходило в Останкино. В уютном коридоре в кресле Миша читал книгу. И вдруг среди его фантазий появился режиссер Нечаев. За руку он вел очаровательного ребенка, свою дочку Настю. Остановившись, как перед удивительным экспонатом, он склонился к девочке и сказал:

        - А это наш администратор Миша, он читает книжечку.

        Девочка с должным вниманием посмотрела на экспонат. И они ушли.
А Мишу окутало облако теплоты и нежности…

        … Как-то Миша сопровождал режиссера по Москве. Остановились возле цветочного ряда. Нечаев долго выбирал букет. Миша не удержался:

        - А кому букет?

        Режиссер серьезно ответил:

        - Мне. А что, я не могу себе подарить цветы?

        Миша разрешил:

        - Можете.

        … Сумбур отъезда съемочной группы из Таллина. Только что Миша обнаружил, что в списке отъезжающих появился лишний человек. Им почему-то оказался бригадир осветителей. Когда Миша предложил безбилетному пассажиру остаться, бригада его чуть не разорвала.
 
        Под впечатлением предстоящего скандала в пути Миша стоял на перроне. Подошла Инна Веткина, сценарист фильма. Сдержанно волнуясь, московская дама заявила:

        - Я не могу ехать в одном купе с пьяным мужчиной.

        В состоянии ступора Миша поплелся за ней. Возле вагона, переломившись пополам, стоял режиссер Нечаев. Увидев Мишу, он расплакался, обнял и сказал Веткиной:

        - Вы даже не понимаете, кто это такой. Это самый главный человек в кино. Он организовал все это.

        Веткина, брезгливо сморщилась и, молча, поднялась в вагон. Следом Миша бережно подсадил великого режиссера…