11 глава. Детство Сони. Часть 1

       На фотографии - репетиция в школьном театре. Княжна Мери - Соня (Валя Шунькова).
Печорин - Вова Дорошенко. 
      
                ДЕТСТВО   СОНИ
               
                Добрый находит для себя  рай на земле,
                злой  уже здесь предвкушает свой ад.

                Генрих Гейне

     Молодость часто бывает эгоистична. Собственные треволнения и обиды порой заслоняют идущую рядом жизнь других людей. Только то, что происходит в твоей душе, с тобой лично, кажется самым значительным, самым важным… На глазах словно шоры, позволяющие смотреть лишь вперёд, оценивать лишь свой  личный путь.   
  И это ужасно!

    Могла ли подумать Лина Сергеевна, страдая из-за  огорчений, доставляемых её самолюбию нерадивыми учениками, что совсем  рядом есть человек, которому в тысячу раз тяжелее, для которого жизнь превращается в ад?     Могла, конечно,  если бы была более внимательной.

  А Соня не жаловалась. Терпела. Лишь через много лет, когда, они,  встретившись, вспоминали  школу, Соня рассказала, как  Римма  Иосифовна спасла её…

    Но лучше начать  с  семьи Сони. Её  мама, Раиса Алексеевна,  родилась  здесь, в селе. Родители в ней души не чаяли, но…   началась Великая Отечественная. Отца мобилизовали и сразу – на фронт. Домой он не вернулся – пропал в страшных боях на Курской дуге. 

    А зимой 1942 года пришла другая  повестка:  мобилизовали  восемнадцатилетнюю Раису. Но повезли не на запад – на восток.

     Там, под Новосибирском, формировали так называемую трудовую армию. «Трудармия» была нужна для работы на эвакуированных Тульских заводах.

    Работали  много, ели мало, жили в палатках и бараках, было холодно и очень трудно. Война и вдали от  полей сражений забирала человеческие жертвы.  Многие, особенно молодые девчонки, не выдержав тяжести труда и голода, умирали. Привозили на их место других, потому что  фронту срочно нужно было вооружение.

   Материнское сердце чуяло беду. Она поехала туда, вернула дочь домой, исхудавшую, больную, измученную.

    Мечты о любви, надежды на счастье – всё украли у Раисы военные годы.  Бережно хранила она тоненькую тетрадку, в которой аккуратным почерком с трогательными завитушками написаны строки девичьих пожеланий и любимых песен, наивные советы – и такая в них жажда счастья!

    Июнь 1945 год. На память  Рае от Елены.
Тебе, Рая, наверно, писали
Никого никогда не любить.
Нет, неверно! Люби, кого хочешь.
Не любить – это значит не жить.
Быстро промчится пора золотая,
Быстро пройдёт наша юность.
Вспомнишь – придётся вздохнуть.
Скоро пройдут наши годы –
Их никогда не вернуть.

      Как хотели они любить и быть любимыми! Но страшная война оставляла лишь несбыточные желания и тоскливые ночи. Окончив курсы, Раиса работала в сельсовете.  После войны стали возвращаться мужики.  Нашёлся жених и для неё. Сыграли свадьбу, родилась дочь Соня. Но случилось несчастье: мужа арестовали. В те годы обвинения "лепились" быстро, а приговоры ещё быстрее... Рая съездила на свидание в тюрьму и ...осталась одна, в 24 года,  с маленькой  дочкой  на руках.

     Высокая, смуглая, черноглазая, с властными манерами, Раиса Алексеевна была красива,  жизнь  и молодость брали своё.  На свою беду сошлась она с  человеком вспыльчивым, агрессивным. «Бьёт – значит, любит»… Скольких эта сентенция сгубила, свела в могилу, скольким изуродовала судьбу! И если бы только им – страдали и  дети.

     Родился сын. Но… пришёл из тюрьмы муж, и Раиса вернулась к нему. Невысокий, лысоватый, с перебитым носом и блёклыми голубыми глазами, он был в селе известной личностью. Считал себя умником, познавшим жизнь.  Его университетом была тюрьма, где в мире уголовников  жестокость и хищная сила считались высшими достоинствами. И он перенёс тюремные законы и привычки «пахана» в семью. Не выносил, когда ему не подчинялись,  силой подавлял любое сопротивление. А когда был пьян – превращался  в зверя. Работал лишь время от времени, и жили они, в основном, на  зарплату жены.   

    С Соней, умной, самостоятельной, почти взрослой, он не нашёл понимания и не увидел подчинения, потому сразу невзлюбил её.
- Почему вы терпите такое обращение? – как-то Лина  спросила Раису, узнав об очередном скандале.
- Ради детей, - ответила она и, ожесточённо сверкнув по-прежнему яркими глазами, пояснила: - Вы молоды ещё, не поймёте сейчас. А поживите с моё в деревне  - и не то увидите. Здесь нравы свои…

    «Ради детей…», - сказала она. Верила ли  сама в это утверждение? Трудно сказать. Её  сын учился в 4 классе. Вечно сопливый,  сорванец и хулиган, он был мучением для учителей и вряд ли радостью для матери, служа вечным поводом для укоров  мужа. Подрастала младшая  дочь, вот её  отец по-своему любил, не обижал красивую, бойкую девочку, умевшую приспособиться к любым условиям.

    А Соня?  Она  не жила – выживала. Но никому не рассказывала об отцовских  издевательствах, ей было мучительно стыдно и горько. Пыталась противостоять сама, пыталась спорить:
- Вы не имеете права оскорблять!

   Боже, что тут поднималось – тюремная брань, грязные предположения:
- Ты, сопля зелёная, ещё спорить надумала? Ты у меня увидишь права  в полосочку – ремнём! Мозги пора тебе вправить, больно умная стала, нахапала идеек в школе, а эти учителки сами…- И такая грязь лилась, что Соня закрывала уши, чтобы не слышать.

    Раиса  не вмешивалась. Не прерывала грязную брань, только усмехалась. Лишь иногда поясняла:
- Отец жизнь лучше тебя понимает, знает, что в ней зла больше, чем добра. Никому верить не надо. Все враги друг другу – только притворяются друзьями. А ты, дура, веришь, ну-ну… Займись лучше делом, вон скотина ещё не кормлена.
   
   На Соне  была вся домашняя работа, брат и сестрёнка, а летом – огород.  И не выдержала бы всего этого хрупкая девочка, если бы не бабушка, её заступница, помощница, её солнышко и надёжа.

   Как-то летом, когда Раиса с младшей дочкой отдыхали на юге, отец приволок  во двор телегу, злобно зыркнул пьяными глазами:

- Эй, дармоедка, хватит баклуши бить. Вона  хлев и двор в навозе, не пройтить…
    Соня полола грядки, она выпрямилась, вытирая пот, молча глянула. Что ещё придумал?

- Сонька, кому сказано? Подь сюды! - Он стоял, пьяно покачиваясь на  кривоватых ногах, держась за оглоблю телеги:
- Кому сказано? Я те вправлю мозги! – и столько лютости было в сиплом голосе, что девочка не посмела ослушаться, подошла к оградке.

  Довольный, он криво усмехнулся. Наверняка, вспомнил тюремные порядки.
- Слушай моё задание. Дневная норма: погрузить навоз и вывезти в огород.
- Да разве смогу я? – девочка попробовала  спорить, но вызвала новый приступ гнева и брани:
- Ты, дылда, вона справная какая. Работать надо! Вот лопата, вкалывай.

   Соня поняла, что он не отстанет.
   Отскребала  навоз, кидала на телегу, пока не наполнила её. Отец, картинно изогнувшись, стоял,  прислонившись к стенке сарая  и не думая помогать, лишь  довольно улыбался:
- «Труд есть дело чести, славы, доблести и геройства» - вот этот лозунг помни, как я помню! Он у  нас на воротах  висел.
- Всё, - сказала девочка, - телега полная.

 Хотела снова пойти в огород, закончить прополку. Но злобный окрик остановил:
- Куды лыжи навострила?!  А отвозить кто будет?
- Да разве смогу я? – на глазах у  Сони были слёзы, но и они не остановили мучителя.
- Сможешь! Впрягайся. А как раньше робили? Всё на себе.

  С трудом подняв  оглобли, пятнадцатилетняя девочка, из последних сил напрягаясь, потащила телегу. Если останавливалась, добровольный надсмотрщик подгонял  угрозами. По  потному лицу чёрными потёками текла грязь.

   Знакомый силуэт мелькнул за оградой. Бабушка!
 Баба Лиза, увидев внучку в таком виде, всплеснула руками:
- Измордовал ребёнка-то, изверг! Креста на тебе нет!

    Она бросилась к измученной девочке, из глаз которой ручьём хлынули слёзы, обняла дрожащее тело, прижала крепко к груди.

     Это заступничество привело  мучителя  в ярость: власть, которой он наслаждался, уходила из  рук. Как это можно вынести?  Оглянулся.
Над поленом торчала рукоятка топора.

    Выдернул его и, подняв над головой, бросился  к ним. Маленькая, тщедушная  бабушка Лиза заслонила собой девочку, спиной подталкивая её к двери сарайчика. Седые растрёпанные пряди волос упали на её щёки из-под сбившегося  платка.  Глядя прямо в бешеные глаза, налившиеся кровью, она закричала, не жалея голоса:

- Бей, изверг, меня! Меня бей!
    Зять  с яростью ударил топором по доске, разбил  в щепы, швырнул топор в сторону и, бросив  полный  злобы взгляд, ушёл.
   
    Бабушка и внучка стояли, прижавшись друг к другу, и ничего не могли выговорить от пережитого ужаса – горло перехватил спазм. Соню буквально трясло, а баба Лиза гладила её морщинистой ласковой рукой по голове и шептала:

- Ничего, милая, ничего, всё образуется. Бог милостив, не допустит злодейства.

   Чуть успокоившись, Соня спросила:
- Бабуля,  зачем ты так поступила – под топор бросилась, а? Разве тебе не страшно было? Ведь он и зарубить мог.

-  А и вправду, страшно было, - отвечала бабушка, - мог и зарубить, но я-то ведь уже пожила на свете, я старая. Ну, убей он меня - его и посадят. Так хоть вы пожили бы спокойно.

  Ценой своей жизни она готова была купить покой единственной дочери и внуков!

               Продолжение  http://www.proza.ru/2019/07/09/798