Ничего не вижу

Доктор Зак сидел за письменным столом и писал что то, интенсивно пытаясь понять, что  же он пишет. Попытки были безуспешными, мысли ускользали, стремясь убежать на природу, в глубину рек и гор, в долины, где можно освежиться, улыбнуться, сбросить пыль надоедливой цивилизации и вздохнуть полной грудью, готовой к приключениям.
Дверь тихо открылась, пациент подбежал к креслу, прыгнул в него и чихнув, уставился в пол. Чих вернул доктора Зака к реальности, воткнув его умные не монгольские глаза в сидящего напротив больного.
— Здравствуйте, — поприветствовал доктор, — что вас привело ко мне?
Пациент посмотрел на врача, на пол, на потолок, на врача, потом закрыл глаза, глубоко вдохнул, выдохнул и, открыв их снова, уставился в пол.
— Извините, — кашлянул доктор Зак. — Вы не могли бы сказать, что вас привело?
Пациент молчал, не двигаясь. На  его лице появилась улыбка и внезапно исчезла. Затем лицо приняло плачущее выражение, снова сменившееся улыбкой.
— Извините, — доктор продолжал кашлять, — у меня очередь. Там  больные ждут. Если вы не чувствуете, что можете говорить, то я вас с радостью выслушаю в следующий раз.
Пациент, казалось, не обратил внимание на замечание доктора, а, возможно, даже его не слышал. Он продолжал сидеть неподвижно в кресле, ковыряясь в носу двумя руками одновременно, уставившись в какую то точку в пространстве прямо перед носом у доктора Зака.
— Та-ак, — протянул доктор Зак.
Он провел еще минут пять с пациентом, уговаривая его то начать говорить, то покинуть офис. Но тот не обращал на доктора внимания. Наконец доктор Зак решил вызвать полицию.
— Вот, — он взволнованно указал художественно вылепленным пальцем на сидящего в кресле. — Ничего не говорит и не хочет уходить. А у меня, знаете, больные…
— Где? — удивился полицейский, подозрительно крутя головой.
— Да вот же! — доктор продолжал тыкать пальцем в кресло.
Полицейский посмотрел на кресло, на доктора Зака, на кресло, опять на доктора, затем почесал нос, и  прошептал:
— Никого не вижу, доктор.
Врач внимательно посмотрел на полицейского, думая, что тот шутит. Однако полицейский выглядел вполне серьезным и, в свою очередь, посматривал подозрительно на него. Доктору показалось, что служитель закона не очень хорошо себя чувствует.
— Вы уверены, что вам не нужны очки? — спросил он.
— Нет, — уверенно ответил полицейский. — А вам?
— Мои очень хорошие. — Доктор поправил их, подняв с кончика носа немного повыше.
— Вот он, — доктор Зак кивнул курчавой длинноносой головой в сторону кресла, — вот он, спит.
— Ничего не вижу, доктор Зак, — возразил полицейский. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Хорошо, — уверил его доктор. — Я хочу вас попросить увести его из офиса, чтобы я смог принимать других пациентов.
— Ладно, — кашлянул полицейский, убедившись, что с доктором происходят странные вещи. — Но  мне нужна помощь. Я не могу сделать это сам.
— Я могу помочь, — с готовностью согласился тот.
— Вы отдыхайте, — полицейский позвонил куда то.
Доктор Зак заподозрил, что тот все еще никого в офисе не видит, и ему, доктору Заку, не верит.
— Вы в самом деле никого не видите? — доктор Зак стал сомневаться в его здравом уме.
— Что вы, что вы, конечно, вижу, — соврал полицейский, пытаясь успокоить взволнованного, явно нервнобольного доктора.
Дверь открылась, и в комнату вошли два санитара. Полицейский подошел к одному из них и тихо произнес:
— Доктор не очень хорошо себя чувствует. Ему кажется, что в кресле напротив письменного стола сидит пациент.
— Вот этот? — спросил санитар, показывая рукой в сторону кресла.
— Где? Кто? — поинтересовался другой санитар, тоже посмотрев в направлении кресла.
Доктор Зак глубоко вздохнул, задумчиво пошевелил левым ухом и с выражением произнес:
— Все в мире относительно. Некоторые люди видят некоторые вещи, а некоторые люди их не видят.
Он прислушался к своей фразе и остался доволен ее философской глубиной.
— Почему? — полюбопытствовал полицейский, только что осознавший, что находится в психиатрическом офисе.
— Потому что у всех — разный опыт в раннем детстве, — задумчиво пояснил доктор Зак. — К тому же, — продолжал он, — наше подсознание временами прорывается в сознание и совершает там революционный переворот, окрашивая реальность в нереальные тона, и наоборот.
— Я устал, — тихо сказал один из санитаров и лег на психоаналитический диван. Он расслабился, глубоко вздохнул и приготовился заснуть.
— Расскажите мне, пожалуйста, о вашем сне вчера ночью, — попросил его доктор Зак, подойдя ближе к кушетке.
— Вы знаете, — ответил санитар, — у меня исчезли сны с тех пор, как я начал принимать антидепрессанты.
Он достал из кармана баночку с таблетками, высыпал на ладонь пригоршню и проглотил все сразу, запив слюной.
— А  что вы принимаете? — поинтересовался полицейский, тоже глотая таблетки.
— Я вам еще нужен? — внезапно спросил пациент, молча и неподвижно сидевший до сих пор в кресле.
— Это хорошие лекарства, — объяснил доктор Зак санитару и полицейскому, которые прислушивались к продвижению таблеток вниз по пищеводу.
— Вчера ночью, — стал рассказывать санитар, лежащий на кушетке, — я видел акулу, которая хотела меня съесть.
— А я часто хожу в туалет, — пожаловался доктору первый санитар, — и все от этих таблеток.
— А я от них чешусь, — тоже пожаловался полицейский.
— А что вы думаете по поводу вашего сна про акулу? — поинтересовался доктор Зак у лежащего.
— Вы меня извините, — попытался вмешаться в разговор пациент в кресле, — но если я вам не нужен, тогда я пойду.
Пациент чувствовал, что его игнорируют, и обижался.
— Прими какую нибудь таблетку — и больше не будешь видеть акул, — посоветовал полицейский лежащему на кушетке санитару.
— Я ничего не понимаю, — признался пациент и встал с кресла. — Что здесь происходит?
Доктор Зак проснулся и посмотрел на больного, сидящего перед ним.
— Я не понимаю, что происходит, — говорил тот. — Все бегут, бегут, бегут… Глотают таблетки, от которых бегут еще быстрее. А куда они все бегут?
Доктор Зак задумался. Он не знал ответа, но знал психиатрию, а точнее — лекарства, а еще точнее — лекарство. Он не знал, как оно действует, но знал, что действует, а это самое главное. Он даже не мог себе представить, что было бы, если  бы оно не помогало. Мир, наверное, остановился бы.