Философер

Философер проснулся глубокой ночью, чувствуя, что в жизни происходит что то не то. Маразм крутился, вертелся, разбрасывая вокруг бессмысленность. Внезапно захотелось все поменять, сделать более понятным и осмысленным.
Он встал, походил по спальне, снова прилег и несколько минут лежал с открытыми глазами, провожая взглядом мысли, быстро поднимающиеся к потолку. Встал, пошел на кухню, затем в туалет, где просидел остаток ночи, думая о том, что в жизни неправильно и нужно изменить, чтобы все встало на свои места.
В  конце ночи Философер смертельно устал и, едва дойдя до кровати, упал почти бездыханным, уткнувшись носом в плечо жены. Посмотрел на нее скептически и подумал, не является ли она причиной маразма и абсурда. Не спалось.
Философер вышел из дома, подошел к забору, посмотрел на огни машин, несущихся по магистрали.
«Куда люди в машинах едут?» — внезапно возник странный вопрос. «Да какая разница, — подумал он, — едут и едут, мне то что».
Вопрос назойливо торчал в сознании, вызывая беспокойство, от которого хотелось убежать. Он попытался успокоиться, но, как назло, вопрос колом встал в горле: стало тяжело дышать.
«Что за ерунда! — думал он, — глупости. Какое мне дело до толпы, спешащей по делам».
Возникло ощущение, что всё и все с ним связаны против его желания, и чем больше он старается разорвать связь, тем сильнее она становится и значительнее воздействует. Он осознал, что двигается вместе с толпой: когда спит, ест, пьет и дышит. Он — часть колоссального движения, кажущегося бессмысленным, но, безусловно, имеющего цель, невидимую и непонятную. Ему показалось, что движется громадная гусеница, а он заперт внутри неё. Будучи её частью, он не жаловался, не спорил, не задавал вопросов — словом, не делал ничего, что отвлекало бы её внимание.
Философер чувствовал себя потерянным, понимая, что настало, наконец, время спросить гусеницу, куда она движется, в чем заключается цель движения, и почему он, Философер, должен быть ее частью.
Оставаться частью гусеницы без ответов на вопросы было невозможно. Философер подошел к окну, посмотрел на розовое покрывало рассвета и взглянул на часы: пора зарабатывать деньги, чтобы можно было питаться. Пища нужна для энергии, позволяющей передвигаться по команде мозга гусеницы. Мозга, о котором он не знал ничего. Философер не мог понять, чем его мозг хуже мозга гусеницы, и почему он должен верить её мозгу. Какие силы заставляют его это делать? Неужели у него не может быть собственного мнения? Он почувствовал, что нуждается в немедленном ответе. Надев плащ, Философер вышел из дома и пошёл вдоль автомобильной магистрали, пытаясь безуспешно остановить машины. Он не знал, почему ему хочется их остановить, как и не знал, что он будет делать, когда одна из них остановится. Наконец, остановился грузовик.
— Эй! — водитель высунул голову из окна. Он посмотрел на рассеянного, озабоченного Философера, с трудом волочащего ноги.  Философер взглянул на него, поняв, что водитель, конечно же, является неотъемлемой частью гусеницы и, может быть, ответит хотя  бы на некоторые вопросы. Он прошептал:
— Не могли бы вы объяснить, в чем цель вашего передвижения по шоссе?
— Что? — водитель удивленно поднял брови. — Вы хорошо себя чувствуете?
— Не очень, — объяснил Философер. — Потому что не знаю причину вашего передвижения. И своего тоже.
Водитель испарился вместе со своим грузовиком в мгновение ока. Философер решил действовать более решительно. Он нашел большое, длинное дерево на обочине и положил его поперек дороги, чтобы приостановить беспокойное движение гусеницы: тогда у нее не будет выхода, и ей придется, наконец, рассказать, куда она двигается.
Через пять минут к месту происшествия подъехала полицейская машина. Спустя час он сидел в участке. Философер вяло висел на стуле, смотрел на двигающихся туда-сюда людей, слушал их беспорядочную болтовню и не понимал, как они могут жить, двигаться, дышать без понимания цели. Он осознал, что какая то сила выкидывает его из гусеницы для независимого существования.
С одной стороны, было страшновато, но с другой — интересно: впереди ждала новая жизнь, где он будет ответствен за направление движения. Где все, что будет происходить в жизни, будет результатом его, Философера, удачных или неудачных расчетов. И никакая гусеница больше не сможет диктовать свою волю и тащить его, как барана на веревочке, в неизвестность.
Философер и не думал отвечать на глупые вопросы полицейских. Он чувствовал, что у него нет ни жилья, ни семьи, ни работы — никого на целом свете, кроме гусеницы, которая отобрала у него даже имя, сделав частью себя.
Следующим утром Философер был отправлен в психиатрический госпиталь, чтобы врачи смогли разобраться в его проблеме. Он совершенно не хотел отвечать на идиотские вопросы психиатров о сне, аппетите, настроении и голосах. Философер, конечно же, не соглашался принимать лекарства. Он не мог понять, как наивные доктора могут жить в гусенице, не зная, куда она их тащит. Ведь они  же, психиатры, должны временами задумываться над глобальными вопросами, а не только бегать с утра до вечера, раздавая пилюли направо и налево.
Доктор чувствовал, что Философеру необходимо принудительное лечение, потому что он стал опасен для самого себя. С медицинской точки зрения, Философер был настолько поглощен идеей гусеницы, что мог умереть от голода и холода. Доктор назначил ему уколы, и вскоре у Философера стала дергаться правая рука и левая нога. Он испытывал беспокойство и бегал по психиатрическому отделению, спрашивая у всех, к какой части гусеницы они принадлежат.
Доктор поменял лекарство, отчего Философер стал чесаться; у него появился понос и побелели уши. Он лежал на кровати совершенно больной, не способный думать о гусенице. Он был уверен, что она тащится в ад, и все там окажутся вместе с ней. Однажды он попытался встать с кровати, но упал на пол, потеряв сознание. У него обнаружили опухоль в мозгу, прооперировали и, к удивлению врачей, Философер перестал думать о гусенице. Она полностью исчезла из его жизни.
Однажды, когда Философер копался в огороде, сажая розы, он заметил большую гусеницу, ползущую по зеленому листу. Философер посадил ее на ладонь. Она напоминала ему что то или кого то, но он не мог вспомнить, что именно. Философер осторожно положил гусеницу на лист, отложил лопату в сторону и, повинуясь непонятному импульсу, шедшему из глубины существа, вышел за калитку. Через несколько минут он уже шел вдоль шоссе.
Было поздно и темно, когда Философер увидел стоящую на обочине легковую машину с мигающими огнями. Он подошел поближе, заглянул в окно и увидел мужчину, сидящего за рулем. Мужчина был бледен, задыхался и держал руку у груди.
— Помогите, — прохрипел он, увидев Философера. — Помогите. Сердце.
— Скажите, — тихо спросил тот, приблизив к нему лицо, — куда двигается гусеница?
— Домой, — ответил мужчина, теряя сознание, — домой.
Философер улыбнулся. Ему показалось, что мужчина, которого он вытянет из железной банки, не будет больше частью гусеницы, и у него перестанет болеть сердце.

Водитель приближающейся машины увидел Философера в последний момент. Удар был неизбежен. Философер умер в госпитале. Мужчина, у которого было плохо с сердцем, выжил. Однако все заметили, что он стал другим человеком и, конечно же, приписали это сердечному приступу.
Мужчине нравилось быть одному. Он стал задумчив и все время проводил в саду, сажая розы. Однажды ночью, в самый разгар грозы, он вышел из дому и, стоя под дождем, стал любоваться цветами. Молния внезапно осветила большой куст, и он увидел на зеленом листе большую гусеницу. Она ему что-то напоминала, но он никак не мог вспомнить, что именно.