Дай сыр

Доктор Зак любил писать рассказы. В  них он пытался выразить то, что у него накопилось в результате общения с окружающей средой. Hа бумагe написанное казалось вычурным, непонятным, странным. Высказываемые доктором мысли могли быть поняты только такими  же мистическими особями, как и он, но таких было мало. Эти индивидуумы отличались склонностью к мистицизму, затворничеству и критике.
Доктор иногда слушал больных и превращал их мысли, одежду, фразы, жен, мужей, детей, собак и кошек в розово-фиолетовых говорящих бабочек. Эти бабочки сидели на желто-зеленых осенних листьях, которые, в свою очередь, превращались в летающих слонов. Слоны метались в поиске смысла жизни, запутываясь в паутине времени.
На бумагу падали пациенты с половым бессилием от антидепрессантов, с болью в животе — от невозможности вернуться в прошлое, да и само прошлое, вместе с будущим, с нетерпением ожидало приёма у психиатра. В  результате многочасового выброса мыслей на бумагу доктор Зак чувствовал себя опустошенным, и его организм снова начинал копить информацию, которая поступала не только через грустные уши, но и через глаза, обращённые внутрь. Силы организма были задействованы в процессе творчества, и это затрудняло контакт с внешним миром.
Нужно было слушать больных, носить одежду— это доставляло неудобства, отвлекало от творчества. Доктор находился в раздраженном состоянии. Больные старались его избегать.
Тонны исписанной бумаги лежали в разных углах комнаты, храня в себе тяжесть переработанной жизни.
Доктор сидел за столом и выбрасывал в мир крючковатые мысли, как вдруг услышал писк. Он посмотрел на пол и увидел маленькую мышку. Она сидела и пристально смотрела на доктора.
— Дай сыра, — попросила она и шевельнула хвостиком.
Пересмотрев тысячи больных, выслушав миллионы жалоб, полетав по таинственным лабиринтам психиатрической магии, заглянув в темные уголки подсознания, доктор ничего не боялся. Говорящая мышь для него была обыкновенным явлением. Таким же заурядным, как прыгающие по потолку голубые кузнечики или прозрачная женщина, тихо зовущая его, доктора Зака, по ночам полетать по Вселенной и заняться астральным сексом. Он посмотрел на мышь и заметил укоризненным тоном:
— Не мешай, я работаю. Я творю, я сочиняю.
— Дай сыр, и я уйду, — грызун встал в позу.
— Нет сыра, — доктор продолжал писать, сравнивая вчерашнюю широкобёдрую пациентку с прекрасной утренней росой, медленно сползающей с изумрудного листа, склонившегося над белым грибом, сотканным из мечты пурпуровой бабочки, — продукта, похожего на молоко любимой женщины, простоявшее год на солнце.
Мышка стала громко плакать. Доктор сжалился и переработал ее в философскую мысль, висящую на празднично украшенной елке в доме одного из своих больных. Он последовал за мыслью, влез на елку и оттуда увидел город: большой, шумный, в огнях, заботах и тревогах. Доктор переделал город в сено, бросил его на доски в амбаре, стоящем в лесу, и пошел спать.
Доктор Зак был доволен. Рабочий день закончился. Он что то где то создал. Он и сено переработает в читателей, а их — в деньги, на которые купит больше бумаги. Спокойной ночи.