Сирень

(серия автобиографических очерков о жизни и судьбах людей небольшого промышленного города постсоветской республики на рубеже 80-х–90-х годов)

Неописуемая радость, ощущение праздника и легкого произвола окутывало нас в двух случаях: когда отпускали на улицу выкапывать дождевых червей и когда чьи-то родители  приходили за своим ребенком раньше всех. Мы не завидовали ему, а радовались, потому что он побудет на свободе чуть больше нас и за нас надышится воздухом свободы. А с утра снова в тюрьму. То есть, в детский сад.

Наш детский сад не с чем сравнить, кроме как с колонией для малолетних, где вместо вертухаев воспитатели и няни с садистскими наклонностями. Садизм в те неспокойные времена был в порядке вещей. Многие родители порой сами были не прочь отхлестать свое дитя. Ведь и так много проблем: на улице хаос, забастовки, митинги, пустые прилавки магазинов, а этому гаденышу не сидится спокойно. Почему бы хоть дома не навести порядок?
У воспитателей с няньками были свои изощренные методы вымещения накопившейся агрессии. Они не оставляли синяков на теле. Острый перец во рту  или многочасовое стояние на одной ноге в темном углу им не предъявишь. Разве что боль в животе или ухудшение зрения, но это уж малец сам виноват. Может, он что-то грязное в рот засунул или на солнце долго пялился. Разве это проблемы воспитателя? За всеми не уследишь.

Агрессия, согласно закону сохранения энергии, никуда не исчезала. Она передавалась нам и мы точно так же обращались с существами, которые были слабее нас. Это были дождевые черви: их мы выкапывали из влажной почвы и резали на части куском разбитого стекла, наблюдая за тем, как они корчились от боли. Собаки или кошки, имевшие наглость перелезть через калитку сада, тоже удостаивались радушному приему в виде града летящих в их сторону камней, ржавых гвоздей, кусков стекла и кафельной плитки. Воспитатели спокойно наблюдали за происходящим: перца-то на всех хватит.

Рушится государство, деформируя общество, «ячейки общества», людей, и наконец, их детей. Эффект домино. Не расплющиться под тяжестью такой махины могли только Атланты, но Атлантов советская система не воспитывала. Более того, она методично перемалывала Атлантов-самородков, которые могли вынести на своих плечах всю тяжесть тех дней. Люди с внутренним стержнем мало поддавались деформации, хотя их стержень под воздействием ядовитой среды превращался в сухую, ломкую ветку. Сколько советских граждан не смогли пережить этот ад — трудно пересчитать. У каждой семьи своя математика.

Он так и не увидел, что страна, в которой родился, жил и работал, с грохотом и пылью оседает, подобно сносимому аварийному зданию во время контролируемого взрыва.
— Это мой дед!— выпрыгивал я из кровати и голышом бежал в сторону двери, которую он тихонько приоткрывал, дабы никого из спящих детей не будить.
Но никто не спал. Где это видано, чтобы дети спали в тихий час?! Праздник, праздник к нам пришел! Можно не спать и никто в присутствии взрослого родственника не насыпает перца в рот. Потом сделают свое грязное дело, когда тот уйдет и заберет счастливого однокашника. Но это потом. А сейчас можно ловить затаившихся под кроватью крыс за хвосты и бросать в девочек. Те издадут истошный крик и бросят оцепеневшего от страха грызуна обратно в сторону обидчика.
Мы с дедом этой кутерьмы не видим. До нас только доносится гулкий ор воспитателей, которые пытаются  утихомирить распоясавшихся гаденышей.

Воздух свободы — то, о чем мечтал каждый ребенок. Запах цветущих акаций, море желтых одуванчиков, непрестанное чириканье воробьев — совершенно иной мир, чем тот — полчаса назад. Хотя ржавая калитка никуда не делась, и дворняжка, с опаской подглядывающая из под кустов, та самая, которую закидывали камнями. Но я теперь по другую сторону баррикад и нас ожидает черная «Волга» — такси. На ней мы с ветерком прокатимся до дома.
Квартира наша в новостройке, дом только сдан в эксплуатацию. Внутри все пахнет олифой и цементом. Строители переглядываются: кто этот статный мужчина с соседским ребенком в руках? По приближению к двери я улавливаю нежный аромат сирени, который пробивается из-под щелей дверного проема.
— Бабушка! — заорал я.
— Да, бабушка тоже приехала,— улыбнулся дед, — как ты узнал?
— Сирень! Она всегда приносит с собой сирень из нашего сада в деревне.
Отворилась дверь.
— Амалия, он почуял запах сирени за закрытой дверью. А ведь вокруг зловонный запах олифы… Как такое возможно?