Как Ивашка-Дурак на небе бывал

– Тять! А, тять! Расскажи, как Ивашка-Дурак в небо летал? – маленький Ратибор карабкался на отцовы колени аки маленький медвежонок – неуклюже и не умеючи.
– А ну-ка! – мужик – косая сажень в плечах – подхватил мальчонку и удобнёхонько усадил. – Ну, то слушай. И не перебивай!
Ратибор кивнул и приготовился внимательно слушать отца.

– Случилось это давно. А, может, и недавно. Был такой Ивашка-дурак, бродяжничал да странствовал он по свету. Надолго нигде не задерживался, а только вечно говорил всем одно и тоже: мол, не мы одни существуем…
– Тять, а кто ж ещё-то?? – Ратибор встрепенулся, как воробушек, заёрзал от любопытства.
– Что было велено? Не перебивай, – отец щёлкнул мальчонку по веснушчатому носу и продолжил:
– От того, что говаривал он вещи неслыханные, все прозвали его дураком, да так за ним это прозвище и осталось. Захаживал он и в нашу деревню, от того и сказ его неслыханный знаю, из первых уст передаю.

Мужик поправил лучину, взъерошил мальцу волосы, ссадив с колен на лавку, выпил чарку воды, наполнил вторую и поставил подле себя.

– Ивашка этот, Дурак который, подозвал меня к себе и говорит, дескать, вижу хороший ты мужик, умный. То бишь я. Поди, расскажу тебе диво-дивное да чудо-чудное. Ну, думаю, быль али нет, а послушать можно. Сажусь с ним за стол, потчует меня, а сам рассказывает.

Летал я на небо, грит. Хош верь, хош не верь, а был я в небесах, у самого Перуна гостевал! И пальцем тихонечко так в небо тычет, чтобы никто другой не видел. А я сижу, плечами пожимаю, мёд попиваю да про себя думаю: «Совсем малец головой того, ку-ку».

Ивашка распалился да уже на весь трактир чуть ли не кричит. Грит, сделали из него получеловека-полубога Перуновы прислужники. И доказательством тому таланты, коих у него отродясь не было. Силы он стал недюжей – на одной руке двух девок с вёдрами поднять могёт. А вот грамоте разучился. Похорошел да так, что ровни не сыщешь ему. Али дурак-дураком стал. Глаз соколиный – за несколько вёрст букашку на травинке узрит, а вот в уши ему кричать надобно. Росту такого, что богатырей не сыскать ему вровень.

А я гляжу на него и думаю: «Ну, брешет же пёс смердящий». Как я прознал-то? Рост, дескать, три аршина у него, а я погляжу – в нём и два-то с трудом будет.

А Ивашка пуще прежнего кричит, про сады Перуновы рассказывает, про явства да питьё, коим там его потчевали. Бабы, грит, глаз не оторвать — вынь да положь на блюдце. И не ногами там ходють, а по воздуху всё летают. Прямо как птица в небе. А музыка там какая, нигде на свете такой не услышишь, игры никому неведомые, танцовщицы коих свет не видывал.

– Тять, а что потом было?
– А потом… Вот подрастёшь, тады и расскажу. А теперь опочивать пора.