Пасынок. Альтернативная история. Глава 22

После ухода Гусарова Этери с трудом сдерживала себя: ей хотелось бежать за ним, догнать и вернуть. Но, она понимала, что не в силах изменить ход истории и успокаивала себя, что время ещё есть. «Ещё целых пять дней, – думала она, - а пять дней это немало». Хотя, что могут изменить пять дней? Гусарова вылечат от туберкулёза? Он бросит пить? Его начнут издавать огромными тиражами и нарасхват печатать в журналах? Нет, на всё это нужно много времени, гораздо больше, чем пять дней!

С каждым часом её надежда на возвращение несчастного поэта становилась всё менее реальной. Поначалу она ходила из угла в угол, натыкаясь на предметы и опрокидывая их, но, когда он не вернулся к утру, она вдруг успокоилась, душа наполнилась холодом неизбежного: она поняла, что всё свершилось. Всё-таки она повлияла на ход событий: гибель Гусарова она ускорила.

Максим тоже не спал, сидя в кресле он время от времени задрёмывал, но тут же просыпался и начинал успокаивать Этери.
- Он, наверняка, «наступил на пробку», напился и сейчас спит у Олега. Вот увидишь, через пару часов заявится, как ни в чём не бывало!
Этери молчала, смотрела в одну точку, потом спросила:
- А позвонить ему нельзя? У Олега телефон есть?
- Да откуда у бывшего зека телефон?! Он и сейчас «под колпаком» у КГБ из-за своих убеждений. Он же у нас уфолог. И вообще, всякой мистикой занимается.
- А, так это тот самый Олег Белобров?
- Ты о нём слышала?
- Краем уха.

Этери не стала уточнять, что сведения о нём есть в загруженной в её память программе. Макс ничего не знал о том, кто она и что вся эта канитель из-за неё. Гусаров не успел ему ничего рассказать. А Этери сейчас было совсем не до этого.

За окнами светало. Этери встала и подошла к окну. На подоконнике лежал лист бумаги, заполненный аккуратными строчками. Это был его почерк, немного затейливый, не по-мужски аккуратный, с красиво выписанной буквой «м». Это было новое стихотворение. Видимо, написал вчера, но не прочёл, а просто положил на подоконник. Этери начала читать.

Пасынок

Когда-нибудь вечером синим,
без дум, без любви и мечты,
я вдруг попрощаюсь с Россией,
и стану с Россией на “ты”…

Зачем ты меня не любила,
терпела, стыдливо кривясь?..
В припадках беззлобного пыла
с тобой я налаживал связь.

Покорный твоим обещаньям,
признания ждал много лет.
Возьми же теперь на прощанье
моей головы амулет!

Прощай, и забудь кривотолки.
Ведь люди чего не наврут!
…Курки моей верной двустволки
чачакнут - и станут во фрунт!

К исходу лирической ночи,
как раз на коровьем реву,
бровями взмахнут мои очи,
и шумно взлетят в синеву!

Как тогда у костра, у неё защипало в носу, перехватило дыхание. Воздух стоял в горле, и сил протолкнуть его в лёгкие у неё не было. Она почувствовала, что задыхается. Максим подбежал к ней, не понимая, что случилось, и увидел в её руках листок со стихами. Потом он откачивал её нашатырным спиртом, водой и корвалолом и всё уговаривал: «Ну, заплачь!». Наконец, воздух прошел в лёгкие и она зарыдала. Она заголосила, как бабы голосили над похоронками – животным воем, низким, утробным, на разрыв аорты.

В дверь заколотили соседи, предполагая что-то страшное. Но, к ним вышел Макс и сказал, что ему пришла телеграмма о смерти лучшего друга. Вид у него был жуткий, пахло корвалолом и нашатырём и соседи ему поверили.
- Опять напьётся…, - вздохнула соседка, когда дверь закрылась, - не везёт мужику. Только, вроде, завязал…