Кальвин и Августин. Обзор

КАЛЬВИН И АВГУСТИН
Коллектив авторов

Вступление

Когда Рим обвинил протестантских реформаторов во введении новшеств в традиционное христианское учение, Жан Кальвин опроверг это обвинение с помощью двухстороннего аргумента. Во-первых, он указал на отвратительные новшества, которые сам Рим вводил на протяжении веков. Во-вторых, он доказал, что протестантское богословие отнюдь не новшество, ибо оно толкует Священное Писание так же, как и многие Отцы Церкви, которых чтут католики.
Среди многих почтенных людей, призванных сослужить службу Кальвину, Аврелий Августин (354-430) оказался его самым сильным союзником. В окончательном издании "Наставления" 1559 года Кальвин ссылается на сочинения Августина в восемь раз чаще, чем на любого другого автора. В этой статье мы рассмотрим начало влияния Августина на Кальвина, его появление в работах Кальвина, в чем Кальвин был не согласен с Августином и в чем он вышел за его рамки.

Начало влияния Августина на Кальвина

Около 1532 г. Кальвин прочел трактат Августина "О Духе и букве". В своем написанном в том же году комментарии на трактат Сенеки "О милосердии" он прямо ссылается на него. Тогда же его привлекло учение о благодати, которое сильно напоминало "Рабство воли" Мартина Лютера: сам по себе падший человек способен только на зло. Делать добро значит любить Бога, что возможно только при получении неотразимой благодати. В первом издании своего "Наставления" (1536) Кальвин ссылается на Августина около 70 раз, хотя и не по вопросу человеческой воли и Божией благодати. Это, однако, появляется в переиздании 1539 года, где Кальвин объясняет, почему десятая заповедь «не желай» запрещает даже желание совершить те грехи, которые уже запрещены в предыдущих заповедях. Это потому, говорит Кальвин, потому что  желание, над которым у нас нет контроля,  предшествует каждому действию нашей воли и лежит в его основе. Только любовь к Богу, сформированная в сердце Его спасительной благодатью, может преодолеть это желание. "Путь к этому, - добавляет Кальвин, - был впервые открыт мне Августином" (Opera selecta 111.389). С этого времени Кальвин всегда отождествляет учение Августина о благодати со своим собственным.

Августин у Кальвина

1. Благодать. В своем исследовании "Августин в творчестве Жана Кальвина" Л.Смитс насчитывает около 1700 явных ссылок и более 2400 скрытых цитат или перифразов. Хотя некоторые из них взяты из писем Августина и его толкований на Псалмы и Евангелия, большинство из них относятся к его антипелагианским сочинениям, особенно к работе "О развращении и благодати".  Легко понять, почему это так. Пелагий учил, что Бог дает благодать в ответ на добрую волю, которая может принять или отвергнуть ее. Неверно, ответил Августин, человеческая воля теперь настолько радикально развращена, что она не способна ни к чему, кроме греха. Единственное лекарство - это Божья свободная благодать, которую Он суверенно дарует тем, кому пожелает.
 Поскольку это учение составляет основу доктрины Кальвина о спасении, оно прекрасно послужило его целям. "Почти все церковные писатели, - с сожалением отмечает он, - кроме Августина, говорили на эту тему так неоднозначно или непоследовательно, что из их сочинений  нельзя извлечь ничего определенного" (НХВ 2.2.9). Соответственно мы часто видим, как Кальвин опирается на этого Отца, чтобы разрешить свои вопросы. Например, "Августин без колебаний говорит о рабстве воли, о том, что человек не освобождается от греха, кроме как по милости Спасителя, что  только воля, освобожденная Богом, а не свободная от природы, подчиняется Божию святому закону" (Ibid.).
Насколько же Европа должна быть благодарна Богу за то, что уже при своем обращении Кальвин увидел ценность учения североафриканского епископа, жившего тысячелетием раньше!  Что значил для него Августин, видно из его собственного признания в том, что он "при решении этой проблемы потратил много труда на доказательство свободного выбора воли, но Божия благодать восторжествовала".  Верен вывод Н.Нидхэма: "Богословие Реформации, особенно Кальвина, может справедливо считать себя наследником учения Августина о благодати, но не потому, что этому учил Августин, а скорее потому, что Августин нашел это в Писании, учение которого на эту тему он мастерски излагает".
2. Предопределение. Августин также всплывает в учении Кальвина о предопределении. В своем ответе католику Пигию на первых же страницах Кальвин утверждает, что Августин «ничем не отличается от меня». На самом деле, добавляет он скромно, «Августин столь сформировал мои убеждения, что если мне придется написать исповедание, то было бы вполне достаточно составить его полностью из отрывков его сочинений". Особенно прекрасны, замечает Кальвин, мысли Августина по поводу избрания Христа как Человека, ибо Его человеческая природа соединилась с "дивным Спасителем мира, Сыном Божьим".  От Него как нашего славного Главы и "Источника всей благодати" "поток благодати к избранным" течет ко всем Его членам в соответствии с мерой, назначенной Богом. Две мысли Августина о предопределении особенно внедрились в ум Кальвина. Вот одно из его часто цитируемых замечаний: "Люди избраны не потому, что они верят, но для того, чтобы они могли поверить" (Calvin's Calvinism. L.,1856. P.22). Вот другая метафора, которая стала одним из главных инструментов Кальвина в сдерживании спекуляций о божественных истинах: "Ответ на вопрос, почему один верит, а другой нет, говорит Августин, - глубокая пропасть. Пусть те, кто осмелится ступить сюда, остерегаются сорваться" (Ibid. P.23).
3. Отвержение. В своем учении об отвержении Кальвин также ссылается на своего любимого Отца Церкви. «Опять же, в другом месте он [Августин] говорит: «Кто создал отверженных, кроме Бога? И почему? Потому что Он  пожелал это.  Зачем Он это сделал? А кто ты такой, человек, чтобы задавать Богу такие вопросы?" (Ibid.P.40).
4. Стойкость. Не менее ценным для Кальвина является объяснение Августина, почему святые настойчивы: «Августин... учит, что безопасность нашего спасения заключается в свободной и безвозмездной воле Божией, и ни в чем другом".(Ibid. P.23). В другой работе он более полно утверждает, что поскольку избранным свободно даровано упорство, "они не могут отпасть от него". Те, кто отпали, изначально не входили в это число избранных, "потому что они никогда не были отделены" от общей массы погибших предопределением Божиим, и потому "никогда не были призваны по Его замыслу". «Могущественные дела Божьи [избрание, призвание и упорство] великолепны и идеальны  в каждом случае", ибо все происходит "согласно Его предвидению" (Ibid. P.25-26). Кальвин заключает: «Я с удовольствием извлек эти несколько вещей из сочинений Августина" (Ibid. P.26) - и этого достаточно, чтобы опровергнуть ложное обвинение в том, что Кальвин преподавал учение, отличное от древнего.
5. О евреях. Учение Кальвина о месте евреев в Божественном домостроительстве совместим с Августином, если не происходит от него. Отвергая подход Августина, допускавший принуждение к обращению язычников и преследование раскольников, Кальвин с готовностью принимает позицию, что, когда мягкое убеждение терпит неудачу в споре с евреями, нужно отнестись к этому спокойно и с человеколюбием. Это Божий древний народ, который не оставлен Им полностью. Кальвин также поддержал убеждение Августина, что еврейский Ветхий Завет исполнился во Христе и благодатная вера удерживается от евреев лишь временно, чтобы спасение могло прийти к язычникам.  Их первоначальное призвание, однако, необратимо, и их будущее обращение «будет уникальным и беспрецедентным».
 
Кальвин против Августина

1. Библейское толкование. То, что Кальвин был не просто систематизатором богословия Августина, очевидно из откровенного неприятия им некоторых аспектов его мысли. Например, в «Библейском толковании» он обнаружил, что Августин слишком склонен к тонкостям. "Августин, - пишет он, - занимается вопросами доктрины, и в этом он несомненно превосходит всех остальных. Но в поисках значений Писания он становится чрезмерно тонким и несоизмеримо менее надежным" (Augustine Through the Ages: An Encyclopedia. Grand Rapids,1999. P.116). Несомненно, как и большинство древних наставников, он был склонен к аллегоризации, которая раздражала Кальвина, так как он сам строго придерживался грамматико-исторического метода.
2. Молитва за умерших. Кальвин отвергает веру Августина в действенность молитв за умерших и в выбор мест захоронения рядом с могилами мучеников. Молитва за умерших для него - результат обманного учения о чистилище, которое исключается Божиим предопределением к спасению или погибели. Справедливости ради Кальвин упоминает, что Августин не учил о чистилище более-менее конкретно.
3. Природа греха. Более глубокая и далеко идущая разница видна в отклонении учения Августина о природе греха. Для Августина грех - не сущность, а "лишение добра". Бог благ, и дела Его рук хороши, но со времени падения Адама зло существует в сердцах людей как отсутствие добра, так же как тьма - это отсутствие света. Безусловно, продолжает Августин, его воздействие на человека разрушительно - оно сбивает с толку и ослепляет его разум, ожесточает его сердце и лишает его способности выбирать то, что хорошо. Но все это сводится только к негативному - отсутствию добра. Кальвин также связывает эти разрушительные последствия греха с влиянием развращенной природы. Но, наблюдая за агрессивной и разъедающей силой греха,  он рассматривает сердце человека как "источник" или "фабрику" зла. Грех, утверждает он, не является плодом невежества в человеке (это платоническое представление о нем Августин, возможно, сохранил при обращении), но это дерзкое неповиновение Богу и ничем не обоснованная гордость своими воображаемыми способностями. Отказ Кальвина от взгляда Августина, вероятно, объясняет его отказ отдельно ссылаться на трактат «О природе добра», где это учение появляется наиболее явно. Тем не менее, его возражение формулируется мягко, но ясно: «Я не буду утверждать с Августином, что в грехе или зле нет ничего положительно существующего» (СR 8:353).
4. Проклятие некрещеных младенцев.  Наиболее решительное неприятие Кальвином Августина относится к его прискорбному представление о том, что души младенцев, которые умирают некрещеными, страдают в аду. Признание Отца Церкви, что «когда это доходит до страданий младенцев, поверь мне, я в ужасном положении» (Augustine Through the Ages. P.119), не уменьшило отвращение Кальвина к этому учению. Даже когда Августин относит страдания некрещеных младенцев к "самым мягким" из наказаний ада, Кальвин твердо стоит на своем. Это учение, протестует он, «является безумием".”Почему так? Потому что Бог обещал быть «Богом нашего семени после нас". Он усыновляет наших детей и оставляет их для Себя до того, как они родятся. Это обетование включает в себя их спасение и его должно быть достаточно, чтобы заверить нас в нем, ибо они "имеют право усыновления в завете [благодати], которым они входят в общение со Христом".
5. Церковь и Таинства. Отход Кальвина от учения Августина о Церкви не нуждается в обширных доказательствах. Пресвитерианство реформированной Женевы, в которой все служители были равны, и все верующие сформировали Тело Христово, отделено световыми годами от священной иерархии и духовной исключительности Рима. Хотя Августин не создавал этого, это взрослое дерево, семя которого он посеял как учитель Церкви. На первый взгляд, учение Кальвина о таинствах имеет мало сходства с Августином, отчасти из-за неоднозначности языка последнего, из которого его невежественные средневековые ученики легко вывели доктрину ex opere operato из-за его скудно выраженной уверенности в необходимости вовлечения сердца. Тем не менее, в то время как его учение о крещении, кажется, делает внешнее действие средством соединения со Христом, Августин наиболее решительно выступает против тех, кто вкушает Вечерю без сердечной любви ко Христу. Если бы учение Августина о Церкви было таким же здравым, как его учение о благодати, все движение Реформации было бы просто возрождением августинизма.

Кальвин за рамками Августина

Согласно мудрому провидению Бога Августин получил только те дары, которые были необходимы для успешного поражения манихейства, донатизма и пелагианства - самых влиятельных врагов Церкви в то время (при этом, строго говоря, донатизм был скорее расколом, чем ересью). Его диалектическое мастерство, знание классической философии и опыт в риторике превосходно подходили для этого огромного вклада в сохранение библейской истины в Церкви. Но ученость Кальвина  в области права, свободное владение обоими библейскими языками (Августин был слаб в греческом и почти не знал иврита), понимание истории Церкви, феноменальная память, освоившая труды Отцов и средневековых схоластов, способность усваивать и методизировать реформатское учение его современников дали ему несколько преимуществ по сравнению с его патристическими наставниками. В своей филологической экспертизе, систематизируя тенденции учения и создавая удивительно практический взгляд на жизнь, он нашел силы, которые увели его далеко за богословский горизонт Августина. По крайней мере, в четырех областях Кальвин вышел далеко за пределы почтенного Отца Церкви: это Троица, тройственное служение Христа, Святой Дух и практическая христианская жизнь.
1. Троица. Утомительный трактат Августина о Троице умозрительно бродит по полям человеческих аналогий. Он тратит страницу за страницей, пытаясь выяснить сходство между Божественной Троицей и различными земными триадами, и все безрезультатно (? - Пер.). Это запутанное мышление оставляет его читателей в недоумении без каких-либо вразумительных идей. Иногда он сам почти отчаивается когда-либо прийти к полной и удовлетворительной доктрине Троицы. Ввиду непостижимой вечности и бесконечности Бога этот тяжкий путь к совершенному пониманию обречен на провал.
 Кальвин, напротив, предпочитает «не выходить за рамки простых заявлений Писания по этому вопросу» (Луис Беркхоф), прямо отвергая «уместность заимствования подобия у земных вещей" (НХВ 1.13.18). Без единой капли домыслов Кальвин может заверить нас в том, что "те, кто охотно и внимательно следят за Словом Божиим", будут иметь «устойчивую почву, на которой они могут уверенно отдохнуть» (НХВ.1.13.21). Поэтому он довольствуется тем, чтобы вычленить неотъемлемые свойства каждого Лица - рождающего Отца, рожденного Сына и исходящего от Отца и Сына Духа, как это признано всей западной Церковью, и показать роль каждого из  Лиц в великом деле спасения человека.
2. Тройственное служение Христа. Титул Посредника является доминирующим в христологии Августина, но он объясняет посредническую роль Искупителя в основном с точки зрения раскрытия Им Бога человеку, без чего Бог остался бы нам непонятен. Он утверждает, что Христос должен быть Посредником между Богом и людьми, «потому что Он Бог с Отцом и  Человек среди людей" - но и это выражено довольно туманно. Все же, поскольку Августин хотел прежде всего  победить в споре с пелагианами, его взгляд на посредническое дело Христа принял новый богословский смысл. «Самый великолепный свет на предопределение и благодать, - пишет он, - это Сам Спаситель, Сам Посредник, Христос Иисус" (неточно: цитата из СТ Фомы Аквинского! - Пер.). Его несравненная благодать как Богочеловека делает Его уникальным, а сама структура Его Личности как Бога, явившегося во плоти, есть высшее проявление Божьей благодати для нас. И все же во всем своем объяснении дела Христа Августин нигде не вводит прекрасное учение о трех Его служениях. Это сделал только Кальвин. С самого начала он решительно разделял подход Августина: "Мы глубоко обеспокоены тем, чтобы Он был нашим Посредником, а для этого Ему нужно быть Самим Богом и Человеком" (НХВ 2.12.1). Это вытекает из Божия указа-завета, так что это "самое лучшее для нас решение милосердного Отца" (Ibid).
И все же Кальвин не может оставить этот вопрос в таком виде. Поскольку "никогда не было обещания Посредника без Крови", Бог Сын  стал для нас священником, умилостивляя Отца, жертвуя Собой как добровольная жертва Божественной справедливости. Его царское служение осуществляется главным образом с небес, в защите Своего народа. Вооруженный «вечной силой», Он действенно обеспечивает «вечность Церкви» и «благословенное бессмертие» для каждого верующего. Та же самая сила гарантирует окончательное свержение «дьявола, мира и всего, что может причинить нам вред" (НХВ 1.15.4). Как наш Пророк, Он использует Свое Слово, через научение Его Духа, чтобы привести Своих избранных к познанию Бога, самих себя, своего Искупителя и Его великого спасения.  Все три посреднических служения Христос «получил от Отца», был помазан Духом и совершил Сам. Каждое Лицо Божества осуществляет свой вклад в наше спасение. Августин никогда не видел этих истины ясно, несмотря на его ненасытный поиск окончательного знания.
3. Святой Дух. Отцы Церкви начиная с Василия Великого исследовали Личность Святого Духа, хотя он сделал это почти исключительно в терминах Его отношения к Отцу и Сыну. У Августина в его толковании на Евангелие от Иоанна много хороших учений о Святом Духе. Но его основной вклад в эту область богословия был направлен против пелагиан, которые "считали, что свободная воля человека способна своими природными силами, без помощи Святого Духа, обратиться к Богу, поверить в Евангелие, быть послушной закону Божию и, таким образом, своим добровольным послушанием заслужить прощение грехов и вечную жизнь" (Джордж Смитон). Августин противостоял этому пагубному учению, напомнив своим противникам, что Христос прямо обещал Свой Святой Дух, «без Которого мы не можем ни любить Бога, ни соблюдать Его заповеди" (Works 11:274).. Его мысли о личности и работе Святого Духа, как и его учение о Христе как Посреднике, ощутимо подкрепляют учение о благодати, хотя и служат не только этому. 
Гораздо более полное учение Кальвина широко освещает "тайное действие Духа" в том, что Он соединяет избранных со Христом, запечатлевает их спасение, делает их Своей благодатью и силой активными членами Его Тела, взращивает в них истинную и спасительную веру, свидетельствует в них как Дух усыновления, вводит их все больше и больше в истины Писания и благословения святой жизни и готовит их к славе небес. Это учение встречается повсюду в трудах Кальвина и резюмируется в примечании: "И начало, и взращивание всего доброго в нас исходит от Святого Духа" (Комм. на Еф.1.16). Именно поэтому Б.Уорфилд назвал Кальвина богословом Святого Духа.
4. Практическая христианская жизнь. Письма Августина изобилуют пастырскими советами, предназначенными для того, чтобы  решать практические проблемы, с которыми сталкивались его корреспонденты. Он написал чудесную духовную автобиографию - "Исповедь". Несомненно, его епископские визиты и руководство монашескими общинами были примером того, как он давал своим священникам и ученикам мудрые практические советы по христианской жизни. Но если не иметь в виду последующих читателей, которые приняли его советы к сердцу, его влияние осталось локальным. Августин не произвел быстрых моральных изменений в западной Церкви или странах Северной Африки.
 Практическое влияние Кальвина, по сравнению с этим, было огромным. Подлинные библейские советы встречают нас почти на каждой странице его проповедей, писем и "Церковных установлений". Тщательно изучив его жизни, сочинения  и распространение кальвинизма, Уорфилд заключил, что Кальвин стал "практическим гением Реформации". Это означало, что Кальвин с самого начала поставил перед собой  задачу «реорганизовать протестантизм» и дисциплинировать его. "На самом деле, - продолжает Уорфилд, - Кальвин нашел протестантизм как толпу и превратил его в армию" (Selected Shorter Writings. V.1. Nutley,1970. P.404). Это не просто риторика. Кроме усилий по продвижению новой литургии, церковного пения и катехизации в школах, Лютер просто призывал своих собратьев-служителей проповедовать Евангелие, полагая, что все остальное позаботится о себе само. Кальвин же ввел в Женеву организацию и церковную дисциплину, и добился того, чтобы это привело к реформам в городе и государстве. В итоге его труда Женева стала морально крепким сообществом. Такой серьезный наблюдатель, как Джон Нокс, свидетельствовал: "В других местах я вижу, как проповедуется Христос, но таких искренних реформ и чистоты манер я не видел больше нигде" (McCrie T. The Life of John Knox. Edinburgh - L.,1855. P.96). Или послушаем Дж.А. Уайли: «В Женеве при Кальвине христианство засияло в чистоте и великолепии своих первых дней. Более того, этот небольшой город стал убежищем для гонимых из многих стран и школой для целых народов. Здесь люди могли видеть лучшую модель христианской жизни и изучать самые чистые принципы Евангелия. Влияние, которое Женева оказала тогда, было действительно замечательным, и в мировой истории нет ничего подобного". Из Женевы эта полезная закваска распространилась на другие нации, производя энергичный протестантизм, который стоял и страдал за свободную церковь в свободном государстве. В Швейцарии, Франции, Голландии, Германии, Шотландии, Англии, Америке, везде, где привились реформатские Церкви, путь проложил именно женевский кальвинизм.

Заключение

В течение тысячелетия после Августина западное христианство стало во многом то, что его сторонники взяли от него. Церковь отступнического Рима на основании его учения о Церкви превратилась в грозное здание богатства и угнетения. Некоторые из его ведущих мыслителей боролись, с каждым ученым инструментом, бывшим в их распоряжении, чтобы приспособить свою церковь к его учению. Эти усилия не прекращались до тех пор, пока августинизм не впитался в протестантизм во время Реформации и не был вытеснен полупелагианством в римской контрреформации. Но давайте никогда не будем забывать, что теология благодати Августина была высечена из Священного Писания, которое сформировало основу кальвинизма - богословия, которое берет всю славу от человека и по праву отдает ее Богу. Уорфилд говорит: «Отличительный знак кальвинизма, отделяющий его от всех других систем, лежит в его доктрине действенной благодати, которая, как он учит, является незаслуженной, и следовательно, безвозмездной и суверенной милостью Бога, которую Он действенно дарует ко спасению тем, кому пожелает" (Selected Shorter Writings. P.415). Главным долгом реформаторов перед Августином было их «чувство важность падения и последствий первородного греха, масштабов ущерба, подлежащего исправлению... Лютер и Кальвин поставили особый акцент на бессилие человека и действенность благодати" (Джиллиан Эванс). Это неизменное наследие Августина и его преемников - реформаторов.

Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn