Старший Эвил, младший Эвил

Фред Эвил, звучавший как Evil в оригинальном написании, сидел в уютном кресле готического зала с рогами над камином. Отблески последнего играли в бокале кровавым закатом. Старый чёртендевил АД редко позволял себе роздых, работы было валом, но сегодня был особенный день. Его сын, Мэнсон, закончил высшую школу преисподни, и получил копыта нечистьнанта - такой повод стоил того, чтобы немного расслабиться и выпить за сына бокальчик крови христовой.

Глядя по облаку видения старую документальную ленту "Смерть Спасителя. Взгляд из-под креста", его любимый фильм, не "основано на реальных событиях", а реальные кадры кинохроники, под музыку Вагнера, дымя любимой сигарой, со вкусом ладана, Эвил ждал своего отпрыска. Тот должен был быть вот-вот. И будет. Он пунктуален, как отец.

До обещанного времени оставались минуты. Как раз, чтобы досмотреть, допить, докурить, сесть за массивный мраморный стол с полированной столешницей из красного дерева, и сделать "рабочий вид". Нечего Мэнсону видеть радость за него в глазах отца. Ещё примет за признание успехов. Самомнение и так било в молодом офицере через край. Впрочем, это было семейное.

С боем курантов вошёл адъютант и доложил о сыне.

— Проси, — сказал Фред Эвил, и принялся просматривать бумаги. Когда тот вошёл, встал навстречу. На Мэнсона, с тяжёлого, словно вырезанного из обожжённой кости, лица смотрели холодные серые глаза. Ни тени недавних чувств. Отец рукой указал на столик у камина. Они сели.

— Как добрался?

— Спасибо, хорошо.

Голос старшего Эвила был безразличен, сын отвечал в тон.

— Тебя можно поздравить?

— Да, отец. Думаю, можно. Меня взяли в штат объединённого комитета начальников штабов.

— За что такая честь?

— Мне кажется, ты знаешь.

— Когда кажется — креститься надо.

— Я не крещён.

Отрезок рта старшего Эвила немного растянулся. Это означало улыбку. Сын ответил тем же. Вот и посмеялись.

— Выпьешь чего-нибудь?

— Нет, спасибо. Я ненадолго. Меня ждут в главном офисе. На семь назначено моё представление по поводу назначения. У самого. Он высоко оценил мою работу, хочет познакомиться лично.

— Я что-то слышал, но не было времени ознакомиться. О чём там?

Всё он читал. И работу, и рецензии. И сделал пометки на пару авторов особо негативных комментариев. Пойдут работать в поля: на землю или к топке. Пусть там разглагольствуют, раз не хватило мозгов понять на кого лают. Сявки! Надо же кому-то и с грешным народом работать. Таким моронам там самое место. Но Мэнсону это знать необязательно. Из тех же воспитательных соображений.

— Рабата называется "Церковь не место для Бога". Она заняла первое место среди работ выпуска. И стала третьей за столетие.

— Что не дало, однако, тебе и выпуститься первым.

— Да, я — седьмой. Сказались грехи первых курсов.

— Причины не важны. Важно, что ты — седьмой. Это останется в архиве.

— И моя работа.

— Будем надеяться. Так о чём она?

— Я брал воцерковлённых товарищей и кому через врачей, кому через приговор, кому через видения, кому ещё как объявлял о том, что у них остался на земле последний день. И давал денег. С горкой.

— И?

— И не один, практически, за очень редким исключением, не пошёл к своему богу. Молиться там, причащаться. Все пошли улаживать свои мирские дела. Вплоть до кабаков и притонов. Представляешь?

— Вполне. Это признанный факт.

— Но никто до меня не сделал практических изысканий и теоретических выкладок на их основе. Факт был, а цифр нет.

— Один делает открытие. Другой получает патент. Не велика заслуга.

— В Комитете так не посчитали.

Видно было что Мэнсон расстроился. Не такого разговора он ждал. На фанфары он  и не надеялся, понятно, но и на подобное пренебрежение не рассчитывал. Однако, показ своих чувств — это ошибка. Даже перед собственным родителем. Хорошо, что отец не преподаватель, оценок не выставит, балл не снизит. Он даже акцента на этом не сделал. Время сделает. И порывы молодости сменит маска опыта. Всему свой срок.

Фред Эвил посмотрел на часы — это означало конец аудиенции. Он на полвздоха опередил сына в его желании откланяться первым, не быть попрошенным на выход. Не ты уходишь, а я с тобой прощаюсь. Что поделаешь, служба. Ты теперь не просто Мэнсон Эвил, сын Фреда Эвила. Ты теперь нечистьнант Мэнсон Эвил, офицер вечной ночи. Должен понимать. Вот так, сынок, свободен. Шагом арш!

И всё же он не удержался, протянул-таки сыну руку на прощание. Докатился. Выдал себя. То-то у Мэнсона глаза округлились. Дойдёт до обнимашек, подумал старший Эвил, придётся подавать рапорт. С чувствами на службе не место. Не институт благородных девиц. И будет в отставке внуков нянчить. Там и слезу пустить не грех. Внуки не дети, их можно не воспитывать, это дело родительское, их можно просто любить.
16:52
10.07.19