23. Чебышевская рапсодия

               

     Витька часов с трех ночи пытался собрать себя в кучу, но получалось на больную голову не очень. Час назад выпроводил из своих апартаментов разбитную бабенку Машку Сисю, упавшую ему на хвост возле вокзальной забегаловки. Чем они занимались весь вечер и половину ночи помимо поглощения червивки - яблочного крепленого вина местного розлива – Витька практически не помнил, но проснулся он от удушья, понеже голая Машка правой грудью последнего размера перекрыла ему кислород, основательно придавив лицом к подушке.
     Поводом для загула стала первая зарплата на воле. Почти два месяца после освобождения Витька обивал пороги городских фабричек, торговых организаций и прочих мелких шарашек типа нэповских артелей. Бывшего зека отфутболивали на раз, едва узрев в трудовой книжке запись о судимости. Чуть по «чердачной» 209-й УК РСФСР не угодил за тунеядство. Мать предлагала работу у себя в быткомбинате, но такой расклад был Витьке вовсе не по нутру.
     Наконец взяли штукатуром-маляром на «пьяный» завод, то бишь, фактически разнорабочим из тех, что « бери больше, кидай дальше, пошел на хрен» Сказать, Витька был рад месту – погрешить против истины. Ему, шоферу-инструктору, водителю первого класса было, вполне естественно, в лом таскать за бригадиршей Танькой Капут ведро с раствором, однако нужда кого хочешь заставит вшивого любить.
Вообще-то Танька была вполне приличной старухой лет пятидесяти. Бугра из себя особо не давила. Наоборот, за свою бригаду горой стояла. Расценки снижать не позволяла, снабженцев гоняла  в хвост и в гриву, не давая им возможности мухлевать со стройматериалами. Имела баба авторитет, ибо была полным кавалером ордена Славы и четырех орденов Красного Знамени. Без малого три сотни фрицев положила из именной снайперской винтовочки. К Герою собирались представить, да война закончилась: отправили в отставку за ненадобностью.
     На работу, по случаю великого похмелья, Витька в этот день не пошел. Кое-как вскарабкался на Уланову гору, где рядом с третьей городской школой находилась главная «автопоилка» - продовольственный магазин, в угоду и на благо алкашей открывавшийся в семь утра. Ну, а там понеслось! Витька взял бутылку водки и горсть «черноглазки» - кильки пряного посола. Закусь, между прочим, адекватная организму, особливо с давешнего перепоя… Как водится, тут же образовались «лучшие подруги», - на этот раз в образе бывших одноклассниц, сестер-близняшек Верки и Надьки Бурлаковых, до безобразия страшных на морду, нахальных, безотказных и улизливых до поры.
     Бухали, покуда у Витьки были деньги, потом как-то незаметно растворились в окружающих эмпиреях. Витьку уже затемно подобрали менты  под Улановой горой, во дворе детского дома. Забрел он туда, похоже, на автопилоте. После армии немножко поработал там шофером и, по совместительству, подменным кочегаром в котельной, потом ушел в райпотребсоюз.
     Из вытрезвиловки выручила Танька Капут. Продавщица, Танькина соседка, поведала той, как менты усердно пинали Витьку, прежде чем загрузить в «козлик». Танька подхватилась уже ближе к ночи и по февральской замети рванула в райотдел. Устроила нехилый разнос дежурному капитану из кураковских роганков, пригрозила свидетелями немотивированного избиения задержанного и главврачом районной больницы на предмет снятия и фиксации побоев и пообещала всем стражам порядка полный и бесповоротный капут. Витьку  ей выдали.
     Жила Танька на центральной городской улице имени Карла Маркса. В общем, недалеко от райотдела милиции, коль считать мерками районных городков, где все и вся недалеко. Накормив Витьку жареной картошкой с обалденно вкусными солеными огурчиками и похмелив  парой стопочек перцовки, Танька, то бишь, Татьяна Андреевна определила ему ближайшую перспективу.
     -Ты вот что, мужик! Кончай болтаться, как говно в проруби. Сопьешься и сдохнешь где ни то под забором. И не фыркай, не фыркай! Я таких героев, что под мухой горы языками ворочают, повидала на своем веку вдосталь. Сама попервам, как из армии турнули, чуть не спилась. Спасибо Нинке, твоей матери. Хоть и моложе меня, а на ум - разум наставила. Ты б ее послушался, пень настырный! А на работу ко мне в бригаду больше не выходи. Ни хрена ты там не поднимешься выше пятого разряда. Трудовую я твою сама заберу в отделе кадров. Езжал бы ты к дочери и первой своей жене… - добавила Татьяна Андреевна после довольно продолжительной паузы.
     Ну, это Танька Капут загнула! Хотя, ежели попробовать здраво рассудить, почему бы и нет? Терять, действительно, нечего, понеже будущее свое Витька видел очень и очень смутно, можно сказать безопределенно. Он никак не мог взять в толк преимущества трезвого бытия. Пытался, но не мог. Казалось, трезвость – это скука, тоска зеленая, хотя еще каких-то пять-шесть лет назад сам с презрением смотрел на тещу и Таньку, когда те ухрюкивались до обоссачки. И сам же не заметил, как перешагнул черту, отделявшую пьющего от пьяницы.
     В общем, накатила на Витьку слезливость, жалось к самому себе, и решил он поехать в Чебышевку. С понтом дочку проведать, а там как карта ляжет. Дабы не передумать, так вот в  тот же момент, как посетила его данная светлая мысль, он рванул на автостанцию. Поспел к открытию забегаловки с претенциозным названием «Ока». Несколько минут назад зарекался ни капли в рот не брать, но решил, что капля-то как раз и не помешает в данной ситуации. Взял кружку пива. Подумал и добавил прицепом «маленковский» стакан портвейна и бутерброд с холодной бледной котлеткой.
     Завеселело. В Одоеве добавил чекушку водки, доехал на попутке до Жемчужино и оттуда подался пешком через деревню Воскресенское на Танькину родину.
     Надо было после Воскресенского перейти широкий, сотни в две метров, овраг, потом километра три по лесу, тянувшемуся до самой околицы Чебышевки. Ежели по лесу, то это еще куда ни шло, а в овраге пришлось покорячиться едва ли не по пояс в снегу, рассопливившемуся ввиду трехдневной оттепели, так что к тещиному дому Витька подгреб мокрый, как суслик, которого выдавили водой из норки.
     Теща встретила, будто вчера расстались:
     -Чего надоть?
     - В хату пусти, обогрей, обсуши, стопочку поднеси, потом спрашивай, моя ты безысходно любимая тещенька!
     -А не зарежешь?
     -Не пустишь – зарежу.
     -Ой, Витечка, душенька безгрешная, анчутка ты полуночная, ушкуйник злючий, сиротинушка горькая, я теперича никого не боюсь! Брошеная я, насовсем брошеная! Нет у меня ни дочки, ни внучки! – заголосила Надёга визгливым причетом: - Пропали, как есть, пропали, анчутки неблагодарные, бросили старуху на произвол судьбы!..
     Теща расщедрилась. Очистила и нарезала селедку, напластала свежепосоленного сальца, достала из погреба миску квашеной капусты. Витька помнил изумительный вкус и хруст Надёгиной капусты. При всей своей природной вредности и безалаберности любые заготовки на зиму теща умела творить – пальчики оближешь. Почитай, весь как ни на есть совхозный народ бегал к бабке Надёге за рецептами, да не у всех  получалась подобная вкуснотища. Соленые да маринованные грибочки, приготовленные старой ведьмой, были вообще вне конкуренции.
     Ну, да ладно, это все лирика, а Витька даже банку с  самогоном отодвинул на край стола, так  ему не терпелось услышать новости о дочке Альке и бывшей своей жене.
Танька жила с приблудным, как и Витька в свое время, мужиком Толиком Беконом, совхозным трактористом.
     -Знаешь, ничего плохого о нем не скажу. Ему директор даже квартиру дал, двухкомнатную в Рылееве-то. И внучку, мою кровиночку, не обижает. Старый вот только; скорее мне, грешным делом, в прихехе годится. И тощий, будто беконный поросенок.
     -Чего тебе, резать его, что ли?- не удержался Витька от мимоходной шпильки, переваривая в голове полученные от тещи новости.
     -Не-а, ты хоть и ушкуйник, прости Господи, (где она подцепила оное словечко?), а все ж красавец! – выдала теща, пожалуй, впервые с момента знакомства  комплимент зятю; - И девка, внученька моя ненаглядная, вся в тебя, паразита. Хоть и в зеркало не смотрись.
     -Эк тебя разнесло! – хихикнул Витька: - По новой что ли сватаешь?
     -Ой, да нужон ты ей, родимец тебя расшиби! Наливай! – подвинула Надёга ближе к зятю банку с самогоном: - Согреешься хоть, чтоб ты сдох!
Не успели экс-родственнички стопки до рта донести, как хлопнула с визгом входная дверь, и вместе с ощутимым сгустком холода в хату чертом влетела Танька.
     - Витечка! Родненький! тпрутенька моя, теленочек мой брухастенький! – и повисла у Витьки на шее, обдав въевшимся запахом парного молока и силоса, оросив до кучи  Витькину небритую харю слезами.
     -Во, анчутка, шалава  драная! Чего ты на мужиков, как на кусок колбасы кидаешься. Не твой он. Есть у тебя, дуры, мужик! – вклинилась теща.
     -Я его тебе, ведьме, отдам, того мужика! Посолишь себе на зиму… - счастливая Танька выпустила наконец из объятий полузадохнувшегося бывшего мужа; - Плесни-ка, старая, и мне наперсточек. Грех за встречу не выпить.
     -Плесни ей… Опять нажрешься, вечернюю дойку пропустишь… - теща споро достала из  шкафчика над столом граненую стопку: - Кто коровушек-то доить будет?
     -Да провались оно все пропадом! Меня Витечка в город заберет. Заберешь, тпрутенька?
     - Еще раз назовешь тпрутенькой,- передернулся Витька, – в лоб дам!
     Танька залилась счастливым смехом, бабьим нутром почувствовав победу. Ухватила банку с самогонкой, единым махом наполнила стопки.
     -Ну, давайте за встречу!.. – повернулась лицом к матери, - Молчи, ведьма! Припечатаю, хрен отдерешь! – прикрикнула она, придавив в зародыше едва не сорвавшуюся реплику из уст Надёги.
     -Тю, анчутка…- потухла теща; -Я ж чего, я ничего…
     Едва успели хлопнуть по второй, Витька чуть с табуретки не сковырнулся, ибо и представить себе не мог чудо, явленное из распахнутой настежь входной двери. Он запомнил детеныша шестилетней давности, рахитичного, кривоного и патлатого, а тут перед ним предстала девочка из сказки, стройненькое белокурое создание с огромными зелеными глазами.
     -Ты чего, коза, с уроков сбежала? – Танька не донесла до рта навильник с капустой, - Жопу надеру!
     - Сказали, папка приехал. Нина Андреевна отпустила.
     -Во, уже весь совхоз знает! – фыркнула Танька, -  Точно папка, папка это твой. Ты подойди, чего бычишься! Обними папку-то. Да попроси получше, чтобы он нас с тобой к себе забрал. Хватит нам в говне-то ковыряться…
     -Девку не отдам! – взвилась теща, -Режьте меня на кусочки, не отдам!
     -А куда ты, на хрен, денешься! – огрызнулась Танька, - Меня просрала, так и девку хочешь?
     - Рятуйте, люди добрые! – заголосила с полпинка Надёга, - Я  ночей не спала, кусок от себя отрывала, одевала тебя, обувала, суку неблагодарную, а ты выросла и вот чем матери отплатила!..
     Витьке весь этот тухлый базар был не в новинку, а по сему, он и впрягаться не стал. Глядя на дочку, чувствовал он себя крайне неловко, аж уши огнем зажглись. Алька меж тем уронила портфель на пол и как-то осторожненько, бочком подвинулась от порога к сидящему за столом отцу. Витька подхватился навстречу, обнял ребенка враспах, прижал к себе. И задохнулся, запалено, как после марш-броска в противогазе, хватая ртом воздух.
     Да, это была его дочь, и в башке сработал переключатель: он вдруг понял, что расставаться с ней отныне нет никаких сил. Ему в одночасье стало вдруг до фени, куда он заберет дочурку, а в довесок и Таньку, на какие шиши они будут существовать, получится ли из него отец? Ведь опыта у него отцовского, фактически, кот наплакал. Так вот карта легла, что ни с дочерью, ни с сыном не пришлось пообщаться и потетешкаться, не говоря уж о воспитании.
     И еще раз щелкнул в голове переключатель: Витька с удивлением и чувством растерянности понял, что пить-то ему вовсе не хочется. Банка с самогоном уже не манит, не сулит расслабухи и веселья, напротив, вызывает рвотный позыв. Такое Витьке минуту назад и в страшном сне не приснилось бы, а вот же – на тебе, мужик, не обляпайся!
     Напротив выходящих на дорогу окон горницы с ревом тормознул расхлябанный и копченый до кончика выхлопной трубы гусеничный ДТ-75. Витька на миг углядел чкнувшегося по инерции головой в лобовое стекло кабины мужичка, впридачу чуть не вывалившегося наружу из-за отсутствия боковой дверцы. Витька напрягся, привстал с табуретки, направляя легким движением руки Альку к себе за спину, но Танька в миг разрядила обстановку:
     -Сиди, Витечка, он бздун! Щас топтаться начнет, как теленок по говну. А потом плакать будет…
     - Толик он добрый, - неприятно резанул Витьку дочкин голосок, - не ругай его, мам, он тебе ничего плохого не делал!
     -Дура, он тебе дядька чужой, а папка твой - вот он!
     -Все равно не ругай.
     Толик так и не зашел в дом. Потоптался где-то с полчаса на мокром снегу, сел за рычаги и увел свой раздолбанный трактор прочь. Через пару дней с Танькиным взбрыком смирились все: совхозное начальство, классная Алькина руководительница, Надёга и Толик. Знали люди – Таньку из пушки не прошибешь, коль затеяла что-либо. Витька на данный отрезок времени обрел семью. На, сравнительно, небольшой отрезок.