Реки Накъяры часть вторая глава девятнадцатая

Два дня, шхуна продолжала путь в Талукан. Паруса дыбились от попутного ветра, скрипели такелажем мачты, и пенилась за кормой растревоженная вода. Гакур много времени проводил в каюте, разглядывая книгу. Запомнились почти все рисунки, но смысл их по прежнему скрывался в витиеватых, незнакомых буквах. Мирий больше не рассказывал удивительных историй, сославшись на занятость. Он и брат неустанно спорили о том, куда выгоднее было идти после Талукана. Чтобы отвлечься от мрачных мыслей, и не мешать близнецам, Гакур подружился с корабельным кузнецом. Тот, оказывается, любил играть в кости, так что денег прибавилось.

Утром, зашли в бухту и бросили якорь. Гакур, близнецы и четверка матросов отправились к причалу на шлюпке.

Легкий ветерок приятно освежал лицо брызгами остывшей за ночь воды. Впереди отчетливо виднелись мачты пришвартованных кораблей. Какое-то судно выходило из порта в открытое море. Оно медленно скользило, покачивая выцветшими парусами, на каждом из которых была изображена баранья голова — символ удачи калийских купцов.
Причалили. На берегу уже вовсю кипел портовый день. Со всех сторон неслись разнородные звуки: гремела наковальня, надрывали глотки крючники, мычали тянувшие телеги буйволы и кричали над головой вечно голодные чайки. В воздухе перемешались запах дыма, сырой пеньки и гнилой рыбы. В общем, обыкновенный порт.

Гакур попрощался с братьями и, минуя порт, вошел в город. Он шагал, наблюдая за прохожими и разглядывая вывески лавок, и трактиров. Несмотря на ранний час, многие были полны, и судя по шуму, их посетители уж хорошенько набрались. Дорога уходила вверх и похоже упиралась в обросший домиками холм. Гакур вдруг осознал, что идет просто так, бесцельно, и решил остановиться, и подумать, как быть дальше. Дед, как-то говаривал, что когда некуда идти, то идти нужно в трактир. Гакур зашел.
В трактире было шумно, стучали миски, гремели о столешницы кружки, кричали пьяные, но через несколько мгновений воцарилась тишина. Гакур почувствовал на себе десятки глаз, сверкнувших в преддверии легкой наживы. Он совсем забыл, что выглядит молодым, но главное — господином. Из-за стола сбоку поднялись два верзилы. Что будет дальше, он видел не раз, когда сидел в трактирах будучи гномом. Удар в голову раззяве, и пойди разбери после, кто первый начал. Под свист и улюлюканье, Гакур выбежал.

На улице он влился в оживленную толпу, немного поработал локтями, чтобы оказаться подальше от трактира, и зашагал, как полагается человеку, никуда не спешившему. Люди громко обсуждали какого-то убийцу, время от времени раздавался смех. Гакур поравнялся с высоким, худым мужиком, пытавшемся на ходу приладить к черенку вилы.
— Эй, друг, — сказал Гакур, подбоченись для важности, — где здесь можно найти приличный трактир?
Человек осмотрел Гакура и стукнул черенком о землю:
— Это тебе, молодой господин, туда надо, — сказал он, и указал вилами в сторону холма. Возьмешь направо, через пол версты будет мост через Ласку, речка такая, а после еще развилка. Значит возьмешь там влево. Еще верста и выйдешь к поселку, а там значит все талуканские господа живут, и трактиры для проезжей знати тоже есть.
Гакур поблагодарил мужика, и направился к холму.
Солнце палило с утра, и раскаленные булыжники отдавали жар, добавляя мучений и без того изнуренному путнику. На другой стороне речного моста, Гакур решил отдохнуть и освежиться.

Вода была на удивление холодная. Гакур умылся и даже окунул голову. Когда поверхность успокоилась, из реки на него посмотрел темноволосый юноша, с чуть оттопыренными ушами. Гакур невольно обернулся: никого. Он уже привык к высокому росту, длинным ногам, молодому голосу и тонким пальцам на руках — в общем, всему тому, на что часто падал его взор и улавливал слух. Начал даже привыкать, что в жару едва двигался, и еще медленнее думал. Привыкнуть к новому лицу никак не получалось. Быть может оттого, что видел его редко или же оттого, что оно настолько отличалось от прежнего, гномьего.
Щелкнув по уху отражению на воде, Гакур встал, обтер руки о полу куртки и побрел наверх, к дороге.
 
Мелькнула мысль: раз уж он явится в поселок, где жили знатные господа, то почему бы не добавить блеска, и выглядеть побогаче. Диковинный перстень, лежавший без дела в кармане с лихвой сослужил бы такую службу. Лес, в котором нашелся перстень, остался далеко за морем, а значит на этом берегу никто не мог предъявить на находку свое право. Деньги были, но за постой в дорогом трактире их могло бы и не хватить. А так, прикинувшись богатеем, можно жить в долг, и разобравшись, что делать дальше, тихо съехать.

Поселок встретил Гакура внезапным, коротким ливнем. Укрыться было негде, и пришлось идти вжав голову в плечи, и вздрагивать, каждый раз, когда за шиворот затекала прохладная струйка. Вдоль улицы тянулись каменные ограды, над которыми с обратной стороны нависали ветви цветущих яблонь, и доносилось ржанье лошадей. Иногда ограды прерывались воротами, скованными из высоких железных прутьев. Сквозь просвет виднелись двух и трехэтажные усадьбы. Пахло медом, цветами, и растревоженной дождем пылью.

Люди встречались реже, чем в порту. Женщины укрывались от ливня, растянув над головой яркие, шелковые платки, мужчины же, как и Гакур, стойко продолжали путь, иногда останавливаясь, чтобы стряхнуть с одежды воду.
Навстречу шли две молоденькие девушки. Одна из них, поравнявшись с Гакуром, захихикала, прикрыв рот тоненькой ручкой. Минуя их, он обернулся, чтобы посмотреть вслед хохотушкам и едва не попал под колеса вынырнувшей из-за поворота кареты. Промелькнула голова запряженного коня. Гакур отпрыгнул в сторону и крепко выругался. Теперь уж обернулись девицы и засмеялись еще сильней. Не зная как ответить, Гакур лишь развел руками.

Впереди показался столб с фонарем и указателями, торчавшими по бокам в разные стороны — вроде широких рук с надписями. Одна из них гласила, что всего в ста шагах находилось заведение под названием «Лунная дорога». Облизав пересохшие губы, Гакур захромал в сторону пальца-указателя.
Над дверьми трактира висела исписанная доска, приглашающая «заезжую и местную знать, а также их лошадей и прислугу». Из-за приоткрытой двери доносился запах жареного мяса и почему-то малины. Гакур вошел.
В прихожей, человек в высоком фартуке, расставлял на полках посуду. Гакур подошел, и, опершись руками на гладкий, деревянный край ближнего стола, как можно спокойнее произнес:
— Дай воды.

Человек достал с полки кружку и только потом взглянул на гостя. Гакур ожидал заискивающей улыбки и поклона, но лицо трактирщика будто окаменело. Казалось, он пытался что-то произнести, но потерял дар речи. Томившемуся от жажды Гакуру было не до загадок, хотелось пить. Он уже собирался повторить громче, но тут хозяин очнулся и закричал сам: «Ратан! Ратан! Где тебя черти носят? Живо сюда!»
Сбоку от Гакура предстал мальчишка, лет пятнадцати. Одетый в широкие штаны и рубаху, такого ярко-красного цвета, что ее обладателя можно было разглядеть и затылком.

Ухватив паренька за шиворот, человек в фартуке прошипел:
— Проводи господина в белую комнату. Потом бегом на кухню. Скажешь, чтоб подали окорок с кровью и кувшины с водой и вином. Быстро.
Затем, повернувшись к Гакуру, он склонил голову и добавил:
— Сынок мой, так-то он смышленый малый, но иногда хоть десять раз ори – не дозовешься.
Гакур уж понял, что человек в фартуке наверняка был хозяином трактира, и все же такой встречи он не ожидал. Все открылось в следующий миг: Гакур заметил, что хозяина не просто смотрел в пол, как казалось раньше, он не отрывал глаз от сапфира. Гакур медленно убрал руку с перстнем, и трактирщик облегченно выпрямился.

Комната находилась в дальнем конце трактира. Хозяин назвал ее «белой», но все стены были выкрашены в красный цвет. Посередине стоял деревянный стол, окруженный тяжелыми табуретами. В одном углу размещалась кровать, в противоположном — темнела очаг, огороженный стальной решеткой. Судя по еловым лапам, жавшимся к одному окну, комната граничила с лесом.

В дверь постучали. Мальчишка принес воду, еду и вино. Поставив поднос на край стола, он, словно щенок, над которым занес руку злобный хозяин, боязливо глянул исподлобья и произнес:
— Желает ли господин Архат чего-нибудь еще?
— Ступай, скажи отцу, что господину все понравилось, — сказал Гакур еле сдерживая желание броситься к кувшинам на столе.
Глотая холодную воду, другой рукой Гакур схватил кувшин с вином и, едва закончилась вода, начал вливать в себя кисло-сладкую жидкость, пока не подавился. Откашлявшись, он сел во главе стола. Теперь, когда разум очистился от назойливых причитаний «Дай воды… Хочу пить…», можно было повнимательней осмотреться. Стол не был прямоугольным, а вытягивался продолговатой каплей, и Гакур сидел у самого ее основания. Ставни крепились внутри, так что их можно было закрыть в мгновенье ока. В потолке над столом проглядывался круг, выкрашенный светлее тоном. Решетку у очага украшала сплетенная из железных прутьев звериная морда.

Кронсово чутье подсказывало, что все это казалось чрезвычайно странным, и лучше было бы поесть, пока была возможность. Гакур не любил мясо с кровью, но ведь готовили для, как его там, Архата, человека за которого приняли Гакура. Медленно жуя холодную баранину, которую к тому же то ли забыли посолить, то ли намеренно приготовили пресной, Гакур обошел комнату. Надежда на то, что никто не знал хозяина перстня на этом берегу — не оправдалась. Так ли? Быть может старый владелец нового тела Гакура и был этим самым Архатом? Вряд ли, Гакур вспомнил, как трактирщик не отрывал взгляда от перстня. Выходит в лицо он Архата не знал. Это хорошо. Последний раз перстень носил вожак оборотней. Это плохо. Поэтому, лучше исчезнуть. Отдохнуть денек и в путь.

Гакур вернулся к столу и начал осматривать самую узкую его часть — основание капли. Искать пришлось недолго. На ровно выструганной поверхности, среди срезанных сучков и причудливых разводов, у самого края столешницы виднелась впадинка в форме сапфира. Как и в хижине колдуна, едва коснувшись впадинки, перстень воткнулся, будто притянутый с другой стороны.