Рождённая на стыке веков 34 глава

     Наступила весна сорок пятого года, все жители вышли на субботник. Говорили о скорой победе, настроение было хорошее,по радио даже звучала музыка. Сажали цветы и деревья на улицах города. Вечером, пришла Анна с детьми.
     - Пашенька! Катюша! Вы мои хорошие. Тётю Халиду пришли навестить? - говорила я, обнимая и целуя детей.
     - Здравствуйте, Халида опа. Наконец, пришло письмо от свекрови, - сказала Анна, присаживаясь рядом со мной на топчан.
     - Дети, идите поиграйте с Гульнарой, она соскучилась по вам, - сказала я, давая им по конфетке.
     Я посмотрела на Анну, когда дети радостно побежали к Гульнаре, которая игрались на открытом айване. Айван - это совершенно открытая терраса, без окон и дверей, только четыре столба поддерживают крышу, типа навеса. На полу циновка, на которой часто и играла Гульнара. Игрушки почти все сделанные Махсудом, только Даша принесла тряпичную куклу дочери, Замира выросла и в куклы уже не играла. Гульнара никогда не расставалась с ней, даже спала, обняв её. Я увидела печаль и слёзы в глазах Анны.
     - Что-то случилось, Анна? Почему слёзы в глазах? - спросила я.
     Анна протянула мне письмо свекрови. Развернув его, я стала читать.
     " Здравствуй Анна. Вчера приходили офицеры из части Юрочки. Они рассказали, как погиб мой сын. Он с заданием летал над вражеской территорией, а когда подбили его самолёт, был дан приказ покинуть территорию и по- возможности, выжить. Мне тяжело писать, но ты должна знать. Юра решил иначе, может подумал, что уже не дотянет до своих, но он направил горящий самолёт на немецкий бронепоезд. Юра уничтожил поезд, вместе с боеприпасами и немцами, как сказал офицер, объект был очень значимый для русских, танки, пушки, я в этом не очень разбираюсь. Юрочка геройски погиб, при исполнении важного задания. Он награждён орденом Героя Советского Союза, посмертно. После победы, будут проведены митинги и салюты в честь героев, павших в этой страшной войне. А ты, Анна, возвращайся, одна я осталась. Не умерла в блокаду от голода и холода только благодаря надежде,  что мой сын жив. Теперь меня ничто не держит на этом свете. Что тебе делать на чужой земле? Хотя ты и писала, что земля узбеков стала для тебя родной, но похоронить меня будет некому. Внуков хочу ещё раз увидеть. Одно не даёт мне покоя, могилы у сына не будет, хотела в последний раз проститься с Юрочкой".
     Я читала письмо и мурашки бежали по коже. Я посмотрела на Анну.
     - Соболезную Вам, Анна. Подвиг наших солдат, останется навечно. Держитесь, дорогая, у Вас есть ради кого жить. Поезжайте, боюсь, Вы можете не успеть. Похоже на предсмертное письмо, - сказала я.
     - Вы правы, она ещё не так стара, но горе старит больше, чем годы. Мы пришли попрощаться и поблагодарить Вас за всё. Никогда мне не забыть того, что сделал для меня и моих детей, для тысячи таких, как мы, ваш народ и Вы, в частности, - сказала Анна.
     Мы обнялись с ней и долго стояли так, молча.
     - Я Вам напишу свой адрес, приезжайте в Ленинград, Халида опа, самым дорогим гостем будете в моем доме, - сказала Анна.
     - Вам в дорогу поесть нужно собрать, дорога не близкая. Когда уезжаете? - спросила я.
     - Сегодня вечером и поедем. Я и вещи собрала, не Бог весть какие, но мы готовы ехать, - ответила Анна.
     - Хорошо, до вечера время есть. Мухаббат? - позвала я.
     - Анна? Как хорошо, что Вы пришли. А почему плачете, что случилось? - спросила Мухаббат, подходя к нам.
     - Сегодня вечером Анна с детьми уезжают в Ленинград, нужно картошки отварить и катламу сделать, она питательная и сытная. У нас мука осталась? - спросила я.
     - На катламу хватит и жир немного есть. Я сделаю. Значит решили уехать... что ж, может так и правильно. Там Ваш дом, - сказала Мухаббат.
     Анна осталась до вечера, мы приготовили ей катламу, отварили картошки, положили сушёные фрукты. Мухаббат сварила машхурду, правда без мяса, но зёрна маша и без мяса сытные. Мухаббат накрыла на стол  мы все вместе поели и проводили Анну с детьми. Прощались тепло и долго, со слезами, будто родных людей провожали. Адрес, что написала мне Анна, я убрала в шкатулку, где лежали все документы.
     Начало мая, в Ташкенте светит солнце, почти отцвели плодовые деревья, во дворе стоял аромат райхона и цветов, особенно вечерами, когда мы из арыка поливали двор. Махсуд почему-то пришёл с работы раньше, я заволновалась, уж не заболел ли. Но лицо у него было очень радостное.
     - Халида? Мухаббат? Победа! Немецкое командование подписало полную капитуляцию, мы победили! Ура! - громко говорил Махсуд.
     Мы с Мухаббат обнялись, плакали от радости. Потом обняли и Махсуда. На улице раздавались радостные голоса соседей.
     - Радость-то какая! Абдулла... сыночек мой, теперь он вернётся, наконец, - говорила я, вытирая слёзы.
     - Непременное вернётся. В последнем своём письме он писал, что они подходят с боями к Берлину. Наш мальчик до Берлина дошёл. Горжусь им, молодец, мой храбрец, - с гордостью сказал Махсуд.
     У меня сердце наполнилось нежностью и теплом. На улицах праздновали победу, обнимались и целовались совершенно чужие друг другу люди. Ото всюду, по репродукторам, громко говорил диктор, оповещая о победе над фашизмом. Это была великая победа, которая досталась нам кровью и потом.
     Лето, солнце палит с самого утра. Каждый день ожидания был для меня очень тягостным. Я вздрагивала от каждого стука в калитку. Вскакивала с места и готова была бежать к выходу.
     Но прошло и лето, начало сентября. Наконец открылись школы и детские сады. Я из шкатулки взяла свой диплом и вместе с Дашей отправилась в школу. Ведь мне, закончив институт, так и не пришлось поработать учительницей. Махсуд продолжал работать на автобазе, Мухаббат устроилась в детский сад нянечкой. Хурсандой один раз в месяц приходила нас проведать, Мухаббат всё ждала радостную весть, что её дочь наконец беременна. Но у нас говорить об этом считалось неудобным, поэтом мы и узнали о беременности Хурсандой, когда у неё появился животик, скрыть который было уже трудно, даже под широким узбекским платьем.
     - Если бы Батыр акя мог порадоваться вместе с нами, доченька. Какая это радость, у меня внук или внучка будет, - плакала Мухаббат, когда узнала новость.
     Хурсандой стыдливо улыбалась. В этот день, Санджар разрешил ей остаться на ночь в доме матери. Мухаббат спала в комнате вместе с дочерью, крепко обняв её, когда глубокой ночью в калитку громко постучали. Мы с Махсудом и Гульнарой спали во дворе, на топчане, погода стояла ещё тёплая и не хотелось на ночь заходить в дом. У меня отчаянно забилось сердце, я быстро встала и побежала открывать калитку. Из дома, на стук выбежала и Мухаббат с Хурсандой.
     - Абдулла! Сыночек, это он, он вернулся, - радостно говорила я.
     Ноги стали ватными от волнения, я боялась упасть, не дойдя до калитки.
     - Кто там, Халида? - громко спросил Махсуд.
     - Кеное, это Абдулла? - словно в тумане, услышала я голос Мухаббат.
     Открыв калитку, я замерла. За дверью стоял Батыр, в военной форме, с орденами и медалями на груди, в фуражке и с вещевом мешком за плечами. Сапоги его запылились от долгой ходьбы.
     - О, Аллах милосердный... Батыр акя, Вы? Мухаббат, Хурсандой, о, Аллах, Махсуд акя! Батыр акя вернулся! - кричала я.
     Мы с Батыром были одного года, но уважение к мужчине требовало называть его акя и конечно же, на Вы.
     - Здравствуй, Халида. Я вернулся... с того света, так сказать, - пробормотал Батыр, широко улыбаясь.
     - Мамочка! Что с Вами? Помогите! Маме плохо! - услышали мы крики Хурсандой.
     Батыр сбросил вещевой мешок и подбежал к жене, которая лежала на земле без сознания. Я быстро набрала воды из арыка, Батыр поднял жену и положил на топчан, на курпачу, откуда я только что встала. Гульнара, проснувшись, испуганно прижалась к отцу. Я брызнула воды на лицо Мухаббат, она медленно открыла глаза. С минуту полежав, не понимая, что произошло, она вдруг с плачем бросилась на шею мужа. Хурсандой тоже обняла отца.
     - Батыр акя, родненький, живой, живой! О, Аллах, благодарю тебя за это чудо, - говорила  Мухаббат, не переставая плакать.
     - Папочка, папочка... - только и могла сказать Хурсандой.
     Я стояла с кружкой в руке, улыбалась и плакала от  радости.
     Наконец, Батыр, выпустив из объятий жену и дочь, повернулся к Махсуду.
     - Ну здравствуй, брат. Рад, что ты вернулся живой, - обнимая Батыра, сказал Махсуд.
     - Я тоже рад видеть Вас живым, Махсуд акя, - легонько хлопая по плечам Махсуда, сказал Батыр.
     Эту ночь мы не спали, радость переполняла нас всех. Уснула только Гульнара. Мы накрыли на стол, собрав всё, что было в доме, согрели вечерний ужин, суп маставу и почти до утра все сидели на топчане и тихо разговаривали.
     - Как же так, Батыр акя, нам покойный Тахир акя похоронку принёс, мы... простите... мы и поминки по Вам провели. И вдруг такое чудо, Вы живой возвращаетесь с войны, - спросила Мухаббат, сидя без стеснения, прижавшись к плечу мужа.
     - На войне по-всякому было. В бою непонятно, что да как. Помню, немцы прямо на нас с танками и автоматами пошли. Тот бой мне не забыть никогда, много ребят полегло, совсем молодых ребят, - начал рассказывать Батыр.
     При последних его словах, у меня сердце защемило, мой Абдулла тоже совсем молодой, как же он воевал?
     - Вокруг дым, взрывы от гранат и из танков палят. В секунду, такая боль пронзила моё тело, что поначалу и не понял, куда я ранен. Потерял сознание, как военный врач сказал, от болевого шока. Боль и правда, была невыносимая. Несколько ранений от пуль и осколочные ранения. Видимо, отряд с боями вперёд ушёл, сколько я  и не помню. Видимо, с поля боя я не вернулся, вот и подумали, что погиб и отправили вам похоронку. В госпитале я пролежал полгода, с поля боя меня тогда сестричка вынесла  может услышала, что стонал я, когда между телами и раненными ползала. Я и имени её не спросил. Ведь, если бы не она, не сидел бы сейчас с вами, кровью бы истёк, наверное. Грязь, слякоть, пронизывающий холод, жутко было. А когда хотел в свою часть вернуться, узнал, что её перекинули, скорее, соединили с дивизией, мало людей осталось. Пока добирался до своих, война закончилась, но бои не прекращались. Даже после полной капитуляции, гибли ребята, наверное, это было обидное всего, погибнуть в конце войны. Но мне повезло, сказали, что с моими ранениями, я отвоевался. Демобилизовали, до дома больше месяца добирался.    
     Батыр замолчал и долго смотрел себе под ноги, видимо, воспоминания были тяжёлыми. Мы не мешали ему, Мухаббат тихо плакала, поглаживая плечо мужа. Хурсандой едва сидела, я тронула её за руку.
     - Иди спать, дорогая. Ты едва сидишь, - тихо сказала я ей.
     Она благодарно посмотрела на меня и спустившись с топчана, ушла в дом. Уснули мы почти под утро. Нас разбудил Санджар, калитка оставалась открытой, вот он и вошёл.
     - Хурсандой? - позвал парень.
     Я тут же поднялась, умывшись водой из арыка и взяв полотенце, я вытерла лицо и руки. Потом только подошла к Санджару.
     - Ассалому аляйкум, кеное, - подставляя плечо, сказал он.
     Я похлопала его по плечу.
     - Ва аляйкум ассалом, сынок. Проходи, Хурсандой сейчас выйдет. У нас же радость такая! Отец Хурсандой с войны вернулся, - сказала я.
     - Двойная радость, кеное, мой брат тоже под утро пришёл с фронта. Вот и отца ждём, дай Аллах и он скоро придёт, - радостно говорил Санджар.
     - Поздравляю, сынок. Ты за Хурсандой наверное пришёл. Заходи, чай вместе попьём, - предложила я.
     - Спасибо, но нам идти надо. Мама просила не задерживаться. Родственники придут, услышали, что брат вернулся, его жены мама и тётя придут. Сестра мамы. Идти нам надо, - сказал Санджар.
     - Ну что ж, надо, значит надо. Я сейчас её позову, - ответила я и пошла в дом.
     - Хурсандой, дочка? Санджар за тобой пришёл, говорит, идти надо, - сказала я, войдя в дом.
     - Уже иду, кеное, спасибо, - ответила девушка, прощаясь с родителями.
     - Будь осторожна, дочка, береги себя, - обнимая дочь, сказала Мухаббат, выходя вместе с Хурсандой во двор.
     К вечеру и у нас собрались гости, соседи пришли, Даша и Мирза с дочкой. Батыр вытащил из вещевого мешка свой паёк, как он сказал: две тушёнки, две буханки хлеба, сахар кусковой, даже сало и банку рыбных консервов. Мы пожарили картошку с тушёнкой, сделали салат из помидоров и огурцов с луком, испекли катламу, накрыли на стол. Такая радость на всех. Но душа моя была неспокойна, в ожидании сына.
     - Война закончилась, пять месяцев прошло, что же  наш сын Абдулла не возвращается, Махсуд акя? И писем нет, - спрашивала я мужа.
     - Думаю, наш Абдулла нашёл полезное дело, жителям помогает, наверное, истинный патриот. Молодость... - задумчиво ответил Махсуд.
     - Только бы вернулся живой и здоровый, - произнесла я.
     В этот вечер пришла Хадича, которая не появлялась у нас долгое время, она пришла с дочерью Салихой, очень нас удивив.
     - Халида, я пришла проведать тебя, дорогая. Долгое время болела, слава Аллаху, теперь здорова. Как вы поживаете? Ходила к тебе на квартиру, но там семья с Украины живет, к Махсуду на квартиру зашла, там тоже чужие. Сказали, из Ленинграда приехали. Что же теперь? Им свои квартиры отдала? - спросила Хадича, отдавая мне мешок с продуктами, которые были так кстати. Крупы, макароны, соль, которую достать было тяжело, та же тушёнка, аж три банки, сахар и лепёшки. Увидев всё это, я ахнула.
     - Хадича опа, столько всего, откуда? - спросила я.
     - Ты бери и адреса не спрашивай, Халида. Так что с квартирами? Батыр вернулся, вам тут теперь тесно будет, - ответила Хадича.
     Салиха тут же побежала к Гульнаре и они уже игрались вместе, в свои, только им известные игры, в дочки-матери.
     - Наверное, они уедут, в Ленинград и Харьков, тогда и переедем. Не выгоню же я их. Многие сейчас уезжают, многие уехали. Не до квартиры сейчас. Дождусь сына, потом видно будет. Заходите, садитесь. Как поживали в войну, Хадича опа? Колю, наверное, на фронт не призвали, нет? - спросила я.
     - Нет конечно, вернее, здесь оставили, на партийной работе, бронь дали, - ответила Хадича.
     Больше о Коле спрашивать я не стала, наверное понимая, как он сделал себе бронь. Но за продукты была искренне ей благодарна. Посидев пару часов, она уехала, чтобы не появляться до самой весны.
     - Что она говорит? Небось, эти годы и нужды не знала? - спросила Даша, после ухода Хадичи.
     - Оставь её. Она просто выживала с дочерью. Смотри, сколько всего нам принесла. Я ей благодарна за это, - ответила я.
     Работа в школе мне очень нравилась. Нравилось наблюдать за детьми, с вечно перепачканными чернилами пальцами, их любознательными глазками, нелепыми вопросами, которые часто вызывали улыбку.
     Конец октября, ожидание стало невыносимым. Кажется, я вздрагивала от каждого шороха, от каждого стука. Даже от звонка, возвещающего о конце урока.    
     Шёл урок чтения, дети хором читали: ма-ма, ра-ма, водя пальчиками по букварю. Дверь со скрипом открылась.
     - Прошу не мешать, идёт урок, - сказала я, повернув голову к двери.
     На меня смотрели весёлые глаза Абдуллы. Я на секунду замерла, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть видение.
     - Мама... Это я, Ваш сын, Абдулла, - громко произнёс Абдулла.
     Вскочив со стула, я бросилась к двери, Абдулла буквально подхватил меня на ходу, ноги мои подкосились и я едва не упала. Мы молча стояли с ним, крепко обнявшись, ничего и никого не видя.
     - Абдулла... сокровище моё... ты наконец вернулся, - я со слезами радости, гладила лицо сына, целовала его глаза, щёки, а он целовал мои руки.
     В классе стояла тишина, обернувшись, я увидела удивлённые взгляды детей.
     - Дети, на сегодня уроки закончились, идите домой, - сказала я детям.
     Послышался шум крышек от парт, дети быстро собрались и по-одному, дружно вышли из класса.
     - Ты дома был? Отец ещё на работе. Гульнару видел? Она выросла, Хурсандой замуж выдали, за хорошего парня. На Батыр акя похоронка пришла, столько мы горевали, бедная твоя тётя Мухаббат, чуть с ума не сошла. А тут вдруг он сам пришёл. Где же ты так долго был, сынок? Я так тебя ждала, - говорила я, не выпуская сына из объятий.
     - Простите меня, мама, знаю, как Вам было больно и тяжело. Но иначе я не мог. Так нужно было. До Берлина дошли, а потом помогали жителям, дел много было. Пойдёмте домой, мама, - сказал Абдулла.
     - Давай к тёте Даше зайдём и к тёте Мухаббат. Она недалеко тут работает, в детском саду, - сказала я.
     Мы подошли к классу Даши в тот момент, когда прозвучал звонок. Если до прихода Абдуллы я вздрагивала от этого звука, сейчас я была рада звонку.
     - Даша? Мой Абдулла пришёл, - открыв дверь класса, радостно сказала я, пропуская ребятню на перемену.
     - Абдулла? Сынок? Вернулся, наконец! Как же я рада видеть тебя, - радостно восклицал Даша, крепко обнимая моего сына.
     А я вдруг вспомнила, что она тогда в лагере принимала Абдуллу, когда я его родила. Он вырос у неё на глазах. Верная моя подруга.
    - Как поживаете, тётя Даша? Как дядя Мирза? Замира? - спросил Абдулла.
     - Всё хорошо. Я после работы приду к вам. У меня два урока осталось, - сказала Даша, ласково поглядывая на Абдуллу.
     - А я отпустила детей, надеюсь, от директора нагоняя мне не будет. Зайду, предупрежу её, - сказала я.
     - Сынок, ты постой тут, я быстро. Только скажу директору, что ухожу, - сказала я, хотя не хотела оставлять сына ни на секунду.
     Директор выслушала меня, порадовалась вместе со мной и конечно, разрешила идти домой. Мы с Абдуллой вышли из школы и пешком дошли до детского сада. Мухаббат, увидев Абдуллу, выронила швабру из рук.