И свет не пощадил. Глава 2

   Необыкновенное оживление с самого утра царило в Зимнем дворце. Придворные служащие суетились по коридорам и лестницам: одни спешили на кухню, где вовсю  уже готовился праздничный обед, другие – к Большой церкви.
   Утро одиннадцатого января было серым и пасмурным;  давно рассвело, но ни одного солнечного луча не проникало сквозь витражные окна придворного собора. И тем прекраснее гляделось его убранство в освещении многих тысяч свечей, что горели в огромных раззолоченных люстрах и различных подсвечниках.
   Хор придворных певчих, духовник и протодиакон в парадных облачениях – все были готовы. Вскоре начали подходить и гости – тот небольшой круг приглашенных, что собрался присутствовать на церемонии бракосочетания Александры Россети и Николая Смирнова. И жених, и невеста давно остались без родителей, потому среди гостей были, в основном, их друзья и знакомые.
   Приглашенные со стороны Россети легко отыскали друг друга: Вяземский улыбнулся старому другу Жуковскому, которого видел впервые после долгой разлуки, тот, в свою очередь, приветливо кивнул Евдокии. Она стояла подле мужа, как на всякое официальное торжество, приглашенная вместе с ним, и разглядывала гостей. Несколько незнакомых лиц – вероятно, друзья Смирнова. Наталья Николаевна Пушкина как всегда выделяется своим ростом и красотою, рядом – Александр Сергеевич с обыкновенною живостью быстрых глаз. А рядом... Евдокия опустила глаза, чтобы скрыть удивление: такою неожиданностью было для нее увидеть здесь Ольгу Степановну. Она боялась смотреть прямо на нее, но позади стоял Жуковский, и Евдокия невольно искала поддержки в его добрых черных глазах. Рядом с княгиней  - мужчина в камер-юнкерском мундире, лица не видно – отвернулся. «Не может быть, чтобы она приехала одна, хотя я не знала о том, что ее вообще пригласили».
 «Владимир Федорович, - Жуковский тронул князя за плечо – поглядите туда, вас Петр Александрович приветствует»,  - произнес он и указал взглядом на противоположную сторону залы, отделенную длинной ковровой дорожкой. Одоевский кивнул Плетневу, взгляд его скользнул чуть в сторону. «Почему я не знала, что он камер-юнкер?» – была первая мысль Евдокии, прежде чем ее охватил радостный порыв такой силы, что пришлось поднять голову наверх, будто разглядывая потолок храма. Ни Владимир, ни она не ожидали увидеться здесь. За приглашением для подруги, муж которой не имел придворного чина, Россети обращалась к императору особо, и Евдокия получила его лишь накануне вечером, не успев дать об этом знать Одоевскому. По-прежнему изучая роспись на потолке собора, она чувствовала на себе взгляд Владимира и такое знакомое смешение отчаяния и радости.
   Едва уловимый шорох легкой волною пронесся по обеим сторонам толпы. И в следующее мгновение, не успела Евдокия оглядеться по сторонам, как все собравшиеся замерли в безмолвных низких поклонах – в церковь входила императорская чета. За государынею следовало несколько фрейлин, среди которых Евдокия узнала Надину Ветровскую. Как только император с супругой заняли свои места невдалеке от алтаря, раздались первые звуки певческой капеллы. Все взоры устремились ко входу в собор, и через несколько мгновений вошел жених, сопровождаемый посаженными родителями – министром императорского двора князем Петром Михайловичем Волконским и супругой вице-канцлера Марией Дмитриевной Нессельроде. Шли они, как полагалось, довольно медленно, и Евдокия успела разглядеть Смирнова. Ей не хотелось себе в этом признаваться, но первое впечатление о женихе Александры сложилось едва ли не отталкивающим: он выглядел как-то искусственно со своими явно не природными, нелепо глядевшимися кудрями, чересчур щегольским, даже для свадьбы, костюмом. Взгляд из-под круглых стеклышек очков тоже показался будто нарисованным. Евдокию охватило вдруг странное чувство тревоги за Александру – в Николае Михайловиче  ей увиделся человек, чем-то неуловимо напоминающий ее собственного мужа...  «Как Саша может добровольно идти за него?» Евдокия стала перебирать в памяти  все, когда-либо сказанное подругой о своем женихе, и вдруг поняла, что никогда не слышала от Россети, что она любит его. «Государыня так добра, что выбрала мне в мужья Николая Михайловича», «я буду счастлива исполнить волю ее величества», -  вот что чаще всего говорила Александра. Они с Евдокией никогда прямо не заговаривали о личном, отчего-то старались обойти эту тему стороной – обеим было, что сказать, но не хватало решимости открыться.
   «Я надеялась, что хотя бы Александрин будет счастлива...Господи, неужели это не дано никому?».
Евдокия по-прежнему глядела перед собою, лишь теперь заметив, что жених уже приблизился к алтарю. Вновь почувствовав, как на нее смотрит Владимир, она решилась повернуть голову  в его сторону, и на секунду они встретились взглядами. Потому что в следующее мгновение вновь послышались шаги, и вскоре в дверях показалась невеста, окруженная шаферами, братьями Иосифом и Александром, и посаженными родителями.  Александру вели под руки государев брат, великий князь Михаил Павлович, и вдова историка Екатерина Андреевна Карамзина, давно связанная с Россети чувством по-матерински глубокой привязанности. Лицо Александры было скрыто вуалью, но это не мешало увидеть того, что не было сейчас в нем искренней радости. Она улыбалась, но то была обыкновенная улыбка, под которою Россети, будучи фрейлиной, давно привыкла скрывать любые свои чувства. «А я была счастлива в день свадьбы», - вдруг вспомнила Евдокия, и невольная горькая усмешка отразилась на ее лице. Украдкою поймав еще один взгляд Владимира, она вслед за мужем  развернулась в сторону алтаря, чтобы внимать начинавшейся церемонии.

***
 После принятия новобрачными официальных поздравлений от лиц обоего пола и принесения благодарений их императорским величествам и их императорским высочествам, как было записано в камер-фурьерском журнале, все прошли в одну из просторных зал Зимнего, где были поданы шампанское и чай. А затем чета Смирновых, гости и члены императорской фамилии отправились в собственный дом Николая Михайловича на Аптекарский остров. И снова – череда поздравлений, благодарений, и снова чай; августейшие гости уехали, а оживление и суета царили все те же. Евдокии удалось сказать Александре лишь несколько официальных поздравительных фраз. И так же, украдкою, они встречались глазами с Владимиром, и так же в груди ее все одновременно ликовало и сжималось. Но и этот так рано начавшийся и оттого казавшийся бесконечным день подошел к концу – стемнело, начался разъезд. Так и не поговорив с Александрой, не обменявшись ни единым словом с Одоевским, Евдокия садилась в карету и ехала домой, переполненная каким-то необъяснимым смешением чувств облегчения и тревоги.