Своих не сдаем. Глава 10

Глава 10
Удалили катетер. Начал поворачиваться и даже чрез каждые 15 минут получалось вставать на карачки.
Через два дня мне занять такую позу почти не представляло труда.
Начал пытаться садиться и опускать ноги на пол. Руки удавалось завести за спину. Все это отдавалось тупой, но терпимой болью в позвоночнике.
Вставать на ноги полностью сил не хватало.
Подогнали коляску. С трудом, с помощью рук научился в неё перемещаться. Избавился от унизительных предметов: утки и судна. Самостоятельно начал посещать оборудованный для инвалидов туалет. И уже осторожно, с помощью ног, держась руками за специальные поручни, пересаживался на горшок.
Доктор удивлялся. Но удивлялся злобно. Не радовали его мои успехи.
Узнав его фамилию, я его неудовольствие понял. Не было причин у него радоваться моим успехам. Он оказался младшим братом того деда, которого меня заставили осудить.
Антонина продолжала ставить капельницы. В первые два дня после ее контакта с Эдиком она присаживалась на табурет. Сядет, поерзает на нем, ожидая, вероятно, чуда. Но чуда не происходило. Чудеса они ведь такие: каждый день не посещают. Несколько раз пыталась накрывать меня простыней и, как бы, нечаянно касалась причинного места. Дружок мой лениво, но отзывался на эти ее знаки внимания к нему. Но истинная причина такого ее внимания, вероятно, через мой спинной мозг передалась и ему. И он перестал реагировать.
Антонина потеряла интерес к этой процедуре, но изредка, все же нежно гладила сиденье табурета.
Табурет кто-то поменял. Другому табурету Антонина внимания не уделяла.
…………………………………………………………
- Как там Антонина поживает? – Усмехаясь, спросил Эдик.
Ко мне он после своего единственного посещения больше не приходил. Встреча первая после его посещения больнички в его апартаментах, как оказалось, была последней.
- Сходи сам и посмотри. Она, кажется, понесла от тебя.
- Нет, не от меня. Она уже была беременна. Твой доктор постарался ещё до меня. Она хочет сына. И тут я ей уже помог. У неё обязательно будет сын. Корректировать хромосомы мы умеем. Я уже и ангелов-хранителей ему подготовил и ей в штат ещё двоих назначил. Меня тут Петр и Гавриил немного пожурили. Но они и сами не без греха. Любят баб земных. Но… назначили меня старшим ангелом. Штатным расписанием такая должность не предусмотрена, но они ввели ее для меня.
-Так что? Обмоем твое новое назначение?
- Вообще-то пить с тобой я уже решил прекратить. Но ради такого случая, пожалуй, можно. Однако…, - тут Эдик сделал небольшую паузу, - у тебя уже восстанавливаются нормальные функции, и чтобы ты не почувствовал приступы похмелья, как всякий нормальный человек, больше пятидесяти грамм я тебе не налью.
Какие-то странные, доселе незнакомые мне, появились ощущения.
Раньше, когда я был в полной отключке, во время визитов к Эдику я со стороны видел свое неподвижное тело в больничке. Сейчас я его тоже вижу. Вижу, как оно садится в коляску, как пытается встать на ноги. И, при этом одновременно, как дракон с двумя головами, я ощущал работу мозга в двух местах: в больничке и у Эдика одновременно.
- Да, - подтвердил Эдик, - это так. И поэтому наши встречи, чтобы у тебя не стало развиваться раздвоение личности, наши встречи у меня, - уточнил Эдик,- я прекращаю. По надобности, я буду иногда тебя навещать. Там у тебя. А сюда…, сюда придет время, тебя доставят естественным путем.
………………………………………………………………..
Начался процесс. Дед был настойчив. Все обвинения отрицал. Но не просто отрицал, а каждый свои аргументы подтверждал документами.
Ещё во время следствия он настаивал на проведении экспертизы по установлению даты нанесения записи на одном из документов. Следствие пять раз отказало ему в экспертизе. В суд с этим требованием он также обращался пять раз. Я отказал. Дело, итак, на ладан дышало. Экспертиза бы подтвердила его утверждение. И добивать деда было бы сложнее. Все равно добили бы, но лишние хлопоты….
Я тянул время. Процесс начался в сентябре, а мне следовало вынести приговор не раньше января. Мы рассчитывали, что постановление об амнистии будет принято где-нибудь в начале апреля. Для рассмотрения апелляционной жалобы отводится два месяца. К моменту вступления в законную силу этого постановления, как раз, и должен наступить срок рассмотрения его апелляционной жалобы. А в том, что он ее подаст сомнений не было. Ловили его не вдаваясь в суть его изложений. Искали крючки. А в апелляционном постановлении был даже искажен смысл одного из его аргументов. Да так искажен, что можно было истолковать…. Короче он написал: его пытались обвинить по статье, которая находится в подследствии следственного комитета. Но следственный комитет отказал в возбуждении уголовного дела. А в апелляционном постановлении судья написал, что дед считал, что его должны были обвинять по статье, которая…, а далее по предыдущему тексту. Вроде мелочь, но из текста в такой редакции следовало, что дед, вроде бы признавал себя виновным по указанной им статье, а следственный комитет, следовательно, ошибся, отказав в возбуждении уголовного дела.
Да и я постарался. Когда прочел окончательную редакцию приговора, волосы дыбом встали. Нестыковок больше чем говна в неухоженном деревянном сортире.
Но дед начал писать, писать, писать. А его посылали, посылали, посылали.
Меня по каждому его обращению, которое присылали в суд, вызывал председатель на беседу. Мы оба зная суть, выпивали грамм по 150 чего-нибудь крепкого. Выкуривали по нескольку сигарет. И я уходил писать отчет председателя о проведенной им со мной работе. Естественно, что никаких нарушений я не допустил.
За полтора года таких бесед было три. А потом меня шарахнуло, и я попал в больничку.
Как бы еще протянуть два с половиной года и уйти в отставку дожидаться гособеспечения. Жена сообщила, что пока я «отдыхаю» в больничке, председатель ушел в отставку.
Легче от этого не стало. Галка-хохлушка всех наших премудростей не знала и, конечно, не догадывалась, что радости это известие мне не принесет.
Вселился страх. Кто придет на его место? И не найдется ли в какой-нибудь инстанции, в которые обращается дед, очень влиятельный человек, и такой влиятельный, что с ним не поспоришь, которому нужен факт недобросовестной работы судьи.
Маловероятно.
А вдруг?
Очко, как говорят в определенных кругах, не железное.