Галина

В комнате  с отклеившимися обоями, старым потрескавшимся столом, покосившимся старым сервантом и покосившейся кроватью, стоял плотный запах сигаретного дыма, перегара и пережаренной картошки. Лохматая собака развалилась на грязном немытом полу и поскуливала во сне. От ее негромких повизгиваний Галина открыла глаза. Внутри все болело. Голова раскалывалась, желудок словно прирос к спине, во рту было противно. Сероватая сальная простыня пахла тухлой водой и слезами. Женщина перевернулась на бок и чуть не раздавила мальчонку лет девяти. Ее сын. Ванюша. Он, казалось, сладко спал. Бровки, выгоревшие на солнце, были неподвижны, ручки с грязными неряшливыми ноготками лежали на подушке. Рыжеватые вихры сбились в грязный засаленный клок. Ванюша был похож на того же уличного пса, который прибился  к ним месяц назад – такой же худой, грязный, но необычайно ласковый.
Галина грузно поднялась с кровати, пнув пустую банку из-под шпрот. Тихо выругавшись, побрела на кухню, где возле плиты стояли многочисленные бутылки из-под водки.  Не найдя горячительного, Галина  принялась лихорадочно трясти  пустые бутылки, стараясь добыть последние капли горячительного.
– Мамочка.
Женщина обернулась. В кухонном дверном проеме появилась маленькая фигурка сына.
– Есть хочешь? – Галина подошла к нему ребенку вплотную. В его огромных черных глазищах она увидела страх. Сын смотрел на нее жалобно и обреченно. Комкая в ручонках носовой край простыни,  мальчик молча кивнул, подошел к крану и стал жадно пить грязную сырую воду.
Открыв холодильник, Галина достала из него заплесневелую корку сыра и сморщенный огурец.
«Закуска есть! – подумала она. – Еще б достать меди на бутылку».  Устремившись в прихожую,  женщина  начала  бешено рыться в карманах старого плаща, потертого пиджака, сыновней курточки.Не найдя ни единой копейки, Галина зашлась в пьяной похмельной истерике, неистово проклиная и себя, и сына, и мать, и несчастного уличного пса. Рвала на себе волосы и щипала кожу. Ваня стоял рядом и, дрожа, что-то шептал себе под нос.
– Мама, вот, –  он протянул ладошку, на которой блестело золотое кольцо с красным камнем.
Она тут же растерла слезы по чумазому лицу и поднялась с колен. Всматриваясь в личико сына, подошла  к нему ближе. Ваня смотрел ей прямо в глаза, продолжая невнятно шептать.
Галина взяла из руки сына кольцо. Сквозь путаницы мыслией, она все– таки вспомнила его. Мамино. Нисколечко не постарело. Оно, как свеча, горело в ее исцарапанной руке. Подарено на свадьбу с Гошей. Как  мама радовалась тогда за дочь! Никогда еще София Антоновна не видела свою девочку такой счастливой, веселой и влюбленной. Кольцо стало ее талисманом. А куда оно делось потом, после ухода Гоши мужа в другую семью и ее падения? Не вспомнить. И вот сейчас колечко вновь заблестело на ладошке ее еще совсем маленького и беззащитного сына.
Опустилась она быстро. Взять себя в руки и начать жить заново не хотела. Отчаявшуюся брошенку не могли остановить ни болезнь отца, ни увещевания матери. Ни даже сын, плачущий по ночам и впоследствии слонявшийся днем по улицам. Галина проклинала  бывшего мужа, и соперницу, ненавидела себя и ребенка. В алкоголе она  ежедневно искала утешения и покоя. Конечно, друзья и подруги отвернулись моментально . И лишь сердобольная соседка Афанасьевна подбрасывала порой деньжат и продуктов для Ванечки. Тем и жили.
 Она прошла шатающейся походкой в ванную, где на стене висело треснувшее зеркало. Открыв воду,  долго вглядывалась в безобразное отражение. Из половинчатого зазеркалья – на нее смотрело бледное, изможденное лицо в мелких морщинках, с копной спутанных черных волос. Некогда красивое  личико превратилось в жалкую физиономию.

Смотрю в глаза – озера синие,
«Луна и звезды, – ты твердил, –
Какая ты сейчас красивая
в  сиянии лихих светил!».
Я окуналась в его плен,
вВлекомая безумьем, негой.
Нет счастья без него совсем.
Он был со мною. Или не был?

  Будто очнувшись от страшного сна, Галина стала лихорадочно срывать с себя одежду. Бросившись под душ, неистово и остервенело терла себя хозяйственным мылом. Под ледяной водой она начала кричать. Больная душа требовала просила исцеления. Колкие капли впивались в  грудь и плечи, резали глаза и щеки, били по лицу и шее, пронзали кожу. Обернувшись  полотенцем, усталая женщина вышла из ванной. Ваня сидел на табуретке и также, как во сне, подперев узкое лицо ручками, смотрел в окно.
– Ванечка, – позвала она сына.
 Мальчик повернулся к ней. Было в его взгляде что-то неспокойное. Жуткое. Морщинка пролегла на его детском лобике. Галина  отшатнулась, но в ту же секунду , осознала, насколько чудовищными были последние месяцы.  Что творилось теперь в ее сердце в эту минуту – не описать. Дикая боль пронзала  женское тело и словно резала на части. Ради чего и кого она живет? Подойдя к сыну, Галина зарылась лицом в его пыльную шевелюру. Но ни слез, ни истерик больше себе не позволила. Ваня нежно обнял ее за шею и сказал: «Доброе утро, мамочка!».
Взяв его милую  мордашку в свои сухие ладони, она  стала жадно целовать родные щеки, нос, глаза. Неожиданно для обоих они оба стали расхохотались. Пес, прибежавший на возню, громко лаял и подпрыгивал, виляя хвостом.
– Мама, мамулечка, а пошли в парк?
Галина улыбнулась:
-–Хочешь в парк? – Галина улыбнулась.– Хорошо. Но сначала начнем с главного!– она подмигнула Ванюшке и поставила на плиту чайник.
– С какого главного? – мальчонка недоверчиво посмотрел ей в глаза и нахмурился.
– Выпьем чая с медом. Помнишь, Афанасьевна приносила? – И она достала из кухонного комода баночку с золотистым нектаром. – А уж потом – в парк!
Ваня  ринулся доставать чашки и накрывать на стол. Вместе  они начинали новую жизнь. Она – без прошлого. А он – с новым настоящим.

Летели голуби по небу,
Летела жизнь, а с нею – счастье.
Ты был со мною? Нет. Ты – не был.
Лишь только шрамы на запястье.
Но солнце светит ярко всем,
Я тоже быть хочу счастливой.
 И без тебя могу смогу, поверь,
стать чьей-то  лучшей и любимой.