Лилии и Маяки. Глава 2

Глава 2


- Где оставим наш байк, Кэтти? – прошумел Хэм. - Смотри-ка на это!
Он размашисто указал рукой на море из разноцветных скутеров и мотоциклов. Громада из пластика, резины, металла с разными историями, целями и ценностями, выставка достатка и амбиций, человеческая комедия в технике и инструменты достижения положения в сложной иерархии прибрежного штата.
Их зеркала и металлические детали отражали набегающие волны, как вольные пляжные собаки, слизывавшие мусор дневного нашествия людей, да кусочки звездного свечения с иссиня-черного неба, а еще песчаные замки, устоявшие в массовом танцевальном трайбле на закате, и кое-где мерцали огни далеких лодок, качающихся в водах Аравийского моря.
За один только этот вечер Кэт утратила свою обычную городскую тревожность, собранность, стремление многое или почти все контролировать, везде вникать в суть и решать сложные ситуации; она превратилась в мягкую замедленную женщину, которая не борется за сильную позицию, которая отдает принятие решения мужчине, которая не напрягается по пустякам и из-за отсутствия места на парковке.
- Сейчас что-нибудь найдем, дорогой! Скутеры стоят прямо на песке, можно немного увеличить границы стоянки. И нам ничего за это не будет! – озорным звенящим смехом ответила она ему, обняла его за талию и чмокнула в колючую щеку. – Мне так сейчас хорошо! Давай где-нибудь бросим мотоцикл и поспешим найти столик в «Морском коньке». Скоро все начнется!
Они на минутку растаяли в вечерней темноте, обнявшись и обменявшись искрящимися взглядами.
Все пахло той книжной пресловутой свободой, о которой часто рассуждали молодые писатели Парижа прошлого столетия за рюмочкой абсента. Теплый ночной воздух был пропитан вседозволенностью, безнаказанностью и недостижимой нигде в другом месте абсолютной безответственностью. А люди в этом плавали, как золотые одурманенные рыбки, делая ротиками «ом-ом», и оттягивали момент выныривания в очень далекую недружелюбную реальность.

На входе в кафе их встретил щуплый, но высокий официант и предложил места за столиком. Места были не у самой сцены, но со своими преимуществами. Кэт сразу же скинула босоножки и устроилась с ногами на диванчике, подобрав длинные просвечивающие полы сарафана. Браслеты громыхнули туда-сюда, а их хозяйка прильнула к основательному плечу своего спутника. Ей так и хотелось все время трогать его, повисая на его руках, плечах или шее. Хотелось стукаться об него бедром или таранить его болтающимися руками, хотелось придуриваться и не обращать внимания на условности и возраст. Что она и делала при любой подворачивающейся возможности. Хэм снисходительно улыбался, понимая, что если и он отпустит все сдерживающие резоны, то их пара будет смотреться инфантильными неадекватными европейцами на Ривьере. Поэтому он корчил из себя взрослого человека. Пока не понял, что он никому ничего не должен и приехали они именно за тем, чтобы поддаться всем внутренним порывам и выгулять своих внутренних детей, глотнуть бесценной свободы хотя бы эпизодом-отпуском. А кто их осудит? Сюда все приехали за этим. Остальная часть людей обслуживает эти желания и очень четко понимает, что высказывать свои оценки и неудовольствия себе же дороже. А, может, эти люди сохранили в себе внутреннего ребенка и совсем не боятся жить с ним на виду у всех, может, это часть менталитета и культуры.
Они изучили меню и сделали заказ. Ей спринг роллы, коктейль «Пина Колада» и мороженое с шоколадом. Ему скворчащий сиззлер с курицей, местное виски Paul John и маленькое ведерко со льдом. Через минуту на столе оказалась большая бутылка с водой и стаканы.

Свет в зале приглушили. А фоновая музыка, лившаяся со всех сторон, стихла. Трясущийся старикан-европеец с красными щеками и рыхлым носом хорошо и регулярно поддающего человека, одетый в гавайку и светлые шорты, в шлепках и в улыбке вышел в центр объявить начало программы. В микрофон он прокричал с мастерством ринг-аннонсера название музыкальной группы, откуда они и пересыпал объявление парой местных шуток на алкогольную тематику. Все столики были заняты. Вокруг курили разное. Все люди улыбались, лоснились и блестели красной кожей, все были одеты в одной манере – свободные хлопковые штаны на завязках и растянутые майки с ведическими принтами. Многие без стеснения скидывали обувь и под столами образовывались непарные и разноразмерные нагромождения вьетнамок, шлепок, кроксов и слипонов.    
Заиграла музыка. Четыре парня из разных концов Земли исполняли мировую нетленку с профессионализмом, запалом и харизмой. Веселело, клубилось и голоса повышались.
В этом интернациональном муравейнике были все: молодые, взрослые, старые; белые, желтые, черные, хоть и почти все красные от дневного изнурительного загара; были трезвенники, были наркоши, были алкопутешественники, была бомж, спали дети в колясках, работала в ноутбуке жена аннонсера; на заднем плане коптила сковородками и зажаривала во фритюре кухня, бармен ухитрялся смешивать правильные ингредиенты коктейлей, ледышки летели во все стороны бара и рассыпались на мельчайшие капли холодной воды. Юбки, штаны, бермуды, голые ноги месили воображаемое тесто из всевозможных составляющих, никто не оглядывался на стерильность, допустимость, осторожность, жирные и мокрые пятна. Никто не шипел на табачный дым и пары рома, никто не жаловался на шум и невозможность беседовать. Все собравшиеся, как единый многосложный организм с несколькими головами существовал, радовался музыке, праздновал жизнь и ликовал, воспевая момент. Жизнь в моменте! Все тела трясло и подбрасывало всем известными песнями, фонарями светомузыки, все вибрировали и отражались друг в друге. Мирно. Светло. Емко. Отдавая сгусток положительно заряженных эмоций в среду. Обмениваясь на отражения благожелательных улыбчивых глаз и сообща выкрикиваемых английских слов песен.
Принесли еду.
Мороженое беспощадно превращалось в молочный коктейль, смешивалось с шоколадом и расплывалось в коричневую бесформенную жидкость по креманке. Обнаружились фруктовые кусочки: сплошь ананасы, папайя, манго, апельсины и крайне иногда яблочные хрустящие дольки. Ели вместе, наскоро, чтоб ухватить эффект охлаждения. Официант-хитрюга, опытный халдей, принес уже сразу две ложки, чтобы гости не вылавливали его по всему взбудораженному музыкой и танцами залу и ему не пришлось повторно бегать.
В редчайшие минуты спокойствия от беготни с подносом официант Ананд подпирал затылком деревянную стойку и упрямо нажимал кнопки мобильного телефона. Ему не была интересна вся эта туристская бездна беспощадно сгорающих эмоций, выкрики известных припевов, флирт на танцполе и дым, окутывающий сцену. Ананд играл в «Тетрис» на раздевание допотопно нарисованной едкими цветами девушки в стиле аниме.
Музыканты наяривали все интенсивнее, они уже скинули пиджаки, с лиц капал пот, глаза изрыгали ритм и пламя!
Даже жена владельца «Морского конька» закрыла ноутбук и уже еле сидела в кресле первого ряда, отхлебывая пиво и пританцовывая ножкой. Ее багровый муж пил огромными стаканами, неосмотрительно смешивая пиво и ром, следом виски с товарищами из другого конца бара, потом снова ром с музыкантами в коротких перерывах между треками, и снова освежался охлажденным пивком с супругой. Его руки исполняли трясучку человека в агонии. Казалось, еще стаканчик, и его увезут в госпиталь Хирабхай Мемориал. Ближе к полуночи затряслись и коленки, и его жена на танцполе. Гитарные рифы вырезали любого бездействующего в зале, поднимали и затягивали, как тягун, опасное для пловца прибрежное течение. Музыка смешалась с алкоголем, сигаретами, маслом для жарки, уставшими фруктовыми нарезками и влажными поцелуями публики. Все бултыхалось в миксере пляжного бара «Морской конек», подача была безостановочной, лед в стакан этого грандиозного коктейля залетал откуда-то из-под крыши, босые и полуоголенные люди скакали и пели, запивали ночной жар и терлись потными и сладкими руками, прилипали и накалывались ногами, обнимались и фотографировались.
Кэтти к тому времени уже не знала, как избавиться от длины сарафана, так и сяк пыталась завязать и закрепить подол, боролась с ним время от времени, иногда забывая о духоте и помехах. Ее руки больше часа изображали свои собственные вертикальные танцы, символические движения и манящие взмахи. Ноги, как пружины, подкидывали ее фигурку вверх, выше и ниже, левее и правее, вокруг своей оси, навстречу в разомкнутые объятия Хэма. Он периодически делал остановки, усаживался на диванчик, покуривал и довольно наблюдал за ней, радостно и уже хрипло распевающей развеселые шлягеры и выпивающей ледяную «Куба Либре». Она вела себя как совсем девчонка, школьница, убежавшая от родительского контроля. Хэм любовался ее танцевальными па и как будто бы фуэте, наслаждался тем, что она захлебывается счастьем ничегонеконтролирования, просто живет в ритме испанской гитары и всеобщего как будто бы грехопадения, плещется в алкогольных парах, не задетая дымом марихуаны.
Он снял несколько видеороликов, чтобы вместе посмеяться за завтраком. Кэт настаивала на фотографиях. Они сделали много умилительных фотографий с пьяными глазками, страшными рожами, к ним примыкали разухабистые старички, размахивали косами парни-акробаты. Вся эта мешанина отдыхающих отдавала команды на своих языках, управляла группой, смотрящих в объектив, обнимала за скользкие шеи и пыталась застывать в гимнастических этюдах.

Утро обещало быть и трудным, и веселым, и шумным.
Выступление ансамбля заканчивалось несколькими медленными композициями. Хэм ловко и осторожно вытащил Кэтти из толпы счастливых танцующих собутыльников, притянул к себе, обнял и поцеловал в лоб: «Какая же ты еще девочка. И я так сильно тебя люблю!». Они покачивались в объятиях еще несколько минут под угасающую мелодию. Она остывала от диких танцев, он разогревался от осознания своего счастья и удачи, которая ему улыбнулась после долгих лет неудач на любовном фронте. Мысленно он благодарил небеса за шанс быть с ней.
Концерт был окончен, аплодисменты не затихали, все возможные бисы были исполнены. Хозяин бара посапывал в кресле первого ряда столиков. Его жена объявила артиста, играющего на ханге медитативный репертуар. Музыканты зачехляли инструменты, собирали предметы одежды, в порыве разбросанные по всей сцене. Посетители допивали напитки и докуривали свои нирдоши.
Звуки ханга подгоняли Кэт и Хэма на поиски мотоцикла на пляже.
Стала различимой кромка моря и неба. Лодки погасили свои фонари. Светало.
Хэм расплатился с Анандом, оставив щедрые чаевые. Официант пожелал спокойной ночи. Проверили, ничего ли не забыли на диване. Обнявшись, вышли в холодный белый песок засыпающего Арамболя.