Г. Ф. Лавкрафт - Потомок не окончено

H. P. Lovecraft: The Descendant

В Лондоне живет человек, который кричит, когда звонят церковные колокола. Он живет один со своей полосатой кошкой в Грейс-Инн, и люди называют его безобидным безумцем. Его комната заполнена книгами банального и легкомысленного вида, и он час за часом пытается потеряться на их бледных страницах. Все, что он ищет в жизни, - это возможность не думать. По какой-то причине мысль очень ужасна для него, и от всего, что волнует воображение, он бежит как от чумы. Он очень худой, серый и сморщенный, но есть те, кто заявляет, что он не так стар, как выглядит. Страх вонзил свои ужасные когти в него, и звук заставляет его замирать с остекленевшими широко раскрытыми глазами и украшенным капельками пота лбом. Друзей и компаньонов он избегает, потому что не хочет отвечать на их вопросы. Те, кто когда-то знал его как ученого и эстетика, говорят, что им очень горько видеть его сейчас. Он отрешился от них много лет назад, и никто не уверен, покинул ли он страну или просто исчез из поля зрения, скрывшись в каком-то малоизученном месте. Прошло уже десять лет с тех пор, как он переехал в Грейс-Инн, и о том, где он был, он ничего не говорил, пока юный Уильямс не купил «Некрономикон».
Уильямс был мечтателем, ему было всего двадцать три года, и когда он переехал в древний дом, он почувствовал странность и дыхание космического ветра вокруг серого иссохшего человека в соседней комнате. Он навязал ему свою дружбу, когда старые друзья уже не осмеливались делать подобное, и поражался страху, который обитал в этом тощем изможденном наблюдателе и слушателе. То, что этот человек всегда смотрел и слушал, никто не мог сомневаться. Он смотрел и слушал своим умом больше, чем глазами и ушами, и все время словно старался заглушить что-то своим непрерывным изучением веселых, безвкусных романов. И когда звонили церковные колокола, он закрывал уши и кричал, и серая кошка, обитавшая с ним, вопила в унисон до тех пор, пока последний раскат колокола не умирал.
Но, как бы ни старался Уильямс, он не мог заставить своего соседа говорить о чем-то глубоком или скрытом. Старик не соответствовал своему внешнему виду и манерам, но симулировал улыбку и легкий тон и болтал лихорадочно и возбужденно о веселых мелочах; его голос с каждым мгновением повышался и становился все сильнее, пока, наконец, он не раскалывался в непонятном и пронзительном фальцете. Его знания были обширными и полными, его самые тривиальные замечания были предельно ясны; и Уильямс не удивился, узнав, что он был в Харроу и Оксфорде. Позже выяснилось, что он был не кем иным, как лордом Нортамом, о чьем древнем наследственном замке на побережье Йоркшира рассказывали так много странных вещей; но когда Уильямс попытался заговорить о замке и его предполагаемом римском происхождении, он отказался признать, что в нем было что-то необычное. Он даже визгливо рассмеялся, когда поднялся вопрос о предполагаемых скрытых склепах, высеченных в твердой скале, которая хмурится над Северным морем. 
Так продолжалось до той ночи, когда Уильямс принес домой скандально известный «Некрономикон» сумасшедшего араба Абдула Альхазреда. Он узнал об этом страшном томе еще в шестнадцать лет, когда его зарождающаяся любовь к эксцентричному заставила его задавать странные вопросы кривому старику-продавцу книг на Чандос Стрит; и он всегда задавался вопросом, почему люди бледнели, когда говорили об этом. Старый продавец книг сказал ему, что только пять копий, как известно, пережили раздраженные эдикты священников и законодателей, направленные против этой книги, и что все они хранились взаперти испуганными хранителями, которые осмелились начать читать эти отвратительные строки, написанные готическим английским шрифтом. Но теперь, наконец, он не только нашел доступную копию, но и приобрел ее по смехотворно низкой цене. Он нашел книгу в еврейском магазине в убогих окрестностях Клэр-Маркет, где часто покупал странные вещи и раньше, и ему даже показалось, что кривой старый левит улыбнулся среди пучков своей бороды, когда он сделал это великое открытие. Громоздкий кожаный переплет с латунной застежкой притягивал взгляд, и цена была такой нелепо низкой.
Одного его взгляда на титул было достаточно, чтобы он жадно схватил этот том, а некоторые из диаграмм, приведенных в смутном латинском тексте, вызвали самые напряженные и самые тревожные воспоминания в его мозгу. Он чувствовал, что должен забрать этот тяжелый том домой и начать его расшифровывать, и поэтому он унес его из магазина с такой опрометчивой поспешностью, что старый еврей захихикал волнующе у него за спиной. Но когда, наконец, он оказался в безопасности своей комнаты, он обнаружил, что сочетания старого готического шрифта и мрачных идиом слишком тяжелы для его способностей лингвиста и тогда с неохотой обратился к своему странному испуганному другу за помощью в переводе извивающейся средневековой латыни. Лорд Нортам что-то бессмысленное бормотал своей полосатой кошке и аж подпрыгнул, когда вошел молодой человек. Затем он увидел том и дико вздрогнул, и упал в обморок, когда Уильямс прочитал название. После, когда пришел в себя, он рассказал свою историю; рассказал о своем фантастическом плоде безумия яростным шепотом, чтобы его друг поспешил сжечь проклятую книгу и развеять ее пепел.

*   *   *

Должно быть, шептал лорд Нортам, в самом начале было что-то не так, но это никогда бы не пришло ему в голову, если бы он не зашел в своих исследованиях слишком далеко. Он был девятнадцатым бароном линии, чьи истоки уходили в далекое прошлое, - невероятно далекое, если принять во внимание смутные традиции, потому что в семейных историях говорилось о происхождении из до-сакских времен, когда некий Гней Габиний Капито, военный трибун в Третьем Легионе Августа, расположенном в Линдуме в Римской Британии, был поспешно выслан своим командованием за участие в некоторых обрядах, не связанных с какой-либо известной религией. Габиний, по слухам, наткнулся на пещеру на склоне утеса, где странные люди собирались вместе и творили Старший Знак в темноте; это был странный народ, к которому британцы не испытывали ничего, кроме страха, и который был последним из тех, кто выжил с затонувшей великой земли на западе, от которой остались только острова с гребнями, кругами и святынями, из которых Стоунхендж был самым величайшим. Конечно, не было никаких фактов в легенде о том, что Габиний построил неприступную крепость над запретной пещерой и основал род, который пикты и саксы, датчане и норманны были бессильны уничтожить; или молчаливых предположений, что из этого рода произошел смелый спутник и лейтенант Черного принца, которого Эдвард Третий сделал бароном Нортама. В правдивости этого не было никакой уверенности, но об этих вещах часто говорили; и на самом деле каменная кладка Нортамской крепости выглядела до ужаса похожей на кладку стены Адриана. В детстве лорду Нортаму снились необычные сны, когда он спал в старых частях замка, и он приобрел постоянную привычку оглядываться в памяти на полу-аморфные сцены, образы и впечатления, которые не были частью периода бодрствования. Он стал мечтателем, который нашел жизнь скучной и неудовлетворительной; искателем странных сфер и связей, некогда знакомых, но нигде не лежащих в видимых областях земли.
Наполненный чувством, что наш осязаемый мир - это всего лишь атом в обширной и зловещей ткани, и что неизвестные территории наполняют и пронизывают сферу известного в каждой точке, Нортам в юности и зрелости, в свою очередь, осушил все источники официальной религии и оккультных тайн. Нигде, однако, он не мог найти простоты и информации; и когда он стал старше, скучность и ограничения жизни стали для него все более и более безумными. В девяностые годы он увлекался сатанизмом, и все время жадно поглощал любую доктрину или теорию, которые, казалось, обещали ему уйти от тесных перспектив науки и неизменных законов Природы. Такие книги, как «Игнатий» Доннелли, химерический рассказ об Атлантиде, который он с жадностью впитал в себя, и дюжина туманных предшественников Чарльза Форта покорили его своими причудами. Он много путешествовал, чтобы проследить смутную деревенскую историю о ненормальном чуде, и однажды отправился в арабскую пустыню, чтобы найти Безымянный Город из смутных отчетов, который никто никогда не видел. В нем возникла дразнящая вера в то, что где-то существуют врата, которые, если он найдет их, свободно впустят его в те внешние глубины, чьи звуки эхом отдаются в глубине его памяти. Это может быть в видимом мире, или все же лишь в его разуме и душе. Возможно, он держал в своем собственном полу-изученном мозгу ту загадочную связь, что пробудит его к старшей и будущей жизни в забытых измерениях, которая связала бы его со звездами, и с бесконечностью и вечности за пределами.
...