Рождённая на стыке веков 35 глава

     - Приехал, значит... радость-то какая... кеное? Дождались мы наконец и нашего Абдуллу. Иди, обниму тебя, племянник. Как же мы по тебе соскучились. А возмужал-то как, совсем взрослый стал, - радостно говорила Мухаббат, крепко обнимая Абдуллу и целуя в обе щеки.
     Абдулла смущённо улыбался. А я любовалась его статью. Он и правда изменился, лицо стало суровое, лишь глаза и улыбались. Стал старше, возмужал, на груди медали "За мужество", "За отвагу", я гордились своим сыном.
     - А Махсуд акя знает, что его сын вернулся? - спросила Мухаббат.
     - Нет, Абдулла ко мне на работу пришёл. Мухаббат, сегодня пораньше домой приходите и Гульнару раньше заберите, сын мой вернулся, отпразднуем. И Мирза с Дашей придут, - сказала я.
     - Да, я отпрошусь на пару часов раньше, причина веская, племянник с фронта пришёл, - поглядывая на Абдуллу, с улыбкой сказала Мухаббат.
     Мы шли к дому, а я держала сына за руку, словно боялась, что он опять уйдёт.
     - Как дома, мама? Отец как? Здоров? А сестрёнка выросла, наверное? - спрашивал Абдулла.
     А я отвечала ему и всё время поглядывала по сторонам, видят ли люди, какой у меня сын. Герой! Вечером с работы пришёл Махсуд, а я с нетерпением ждала его, дома уже накрыли стол, пришли Мирза и Даша с Замирой. Мирза крепко обнял Абдуллу.
     - С возвращением, герой. Вижу-вижу... как блестят твои ордена. Молодец! Видать, бил фашистов рьяно, - сказал Мирза.
     - Били, дядя Мирза и гнали до самого Берлина, - ответил Абдулла.
     - Жаль, Хурсандой с Санджаром не пришли. Правда, Батыр акя? - сказала Мухаббат.
     - Придут ещё. Теперь наша дочь принадлежит другой семье и у неё хозяин есть. Разрешит - придёт, нет - значит будем ждать, когда Санджар разрешит ей прийти до нас, - ответил Батыр.
     Махсуд, войдя во двор, увидел Абдуллу, тот тут же подбежал к нему и они крепко обнялись, вызывая слёзы мои и Мухаббат.
     - Какой ты стал, сын. Красавец. Медали вижу... молодец, не посрамил наши с матерью седины. Как же тебе свой возраст удалось скрыть, а? - спросил Махсуд.
     - Я долго думать не стал. Когда решил уйти воевать, в паспорте, на дате рождения, кляксу поставил. Мне поверили, я же выглядел старше своих лет. А когда начал воевать, в бою меня и испытали, - ответил Абдулла.
     О том, что Махсуд вернулся без ноги, мы Абдулле не писали, а он, увидев отца, сначала остановился, но ни словом не обмолвился об этом.
     - А я вот... без ноги в сорок третьем вернулся. Мать твоя сама за мной приехала. Я и не ждал... возвращаться не хотел, да что возвращаться? Жить не хотел. Здоровый мужик и без ноги, - с грустью сказал Махсуд.
     - Вы ногу потеряли на войне, отец. Не на празднике, в битве. Я в бою и не такое видел. Главное, Вы живым вернулись, - сказал Абдулла.
     - Ты прав, сынок, человек ко всему привыкает. Работаю, наравне с другими, меня на автобазе уважают. А ты что собираешься делать, Абдулла? Мужчине профессия необходима. Может учиться пойдёшь? - спросил Махсуд.
     - Я думал об этом. В этом году я уже опоздал, вот на следующий год буду поступать в строительный. Опыт работы у меня есть, сейчас, после войны, когда города разрушены, думаю всероссийская стройка начнётся, строители будут очень нужны, - сказал Абдулла.
     У меня чуть не остановилось дыхание.
     Абдулла, сынок? Не хочешь же ты уехать из Ташкента, нет? - спросила я.
     - Мамочка, не пугайтесь так. Год ещё в запасе есть, поработаю здесь, потом хочу поступать в Москве или в Ленинграде, - ответил Абдулла.
     При упоминании Ленинграда, я вспомнила об Анне. Подумала, если сын всё же решит уехать, в Ленинграде он может жить в доме Анны, да и мне спокойнее будет. Но говорить об этом я не стала.
     Дети уже спали, а мы допоздна сидели на топчане и тихо разговаривали. Махсуд спрашивал, где и как воевал Абдулла. Сын подробно рассказывать не стал.
     - Я когда из дома ушёл, сел в поезд. Подумал, доеду до России, а там найду, куда примкнуть. Воевал во многих городах, через Польшу до Берлина дошли. Что удивительно, пули свистели над головой, взрывы, танки, а на мне ни царапины. Наверное, мамины молитвы береги меня. Потом, в конце сорок четвёртого года, мне наконец разрешили сесть в танк. Учился на ходу, между боями. Мощная машина, я вам скажу, - говорил Абдулла.
     - Я каждый день молилась, сынок. За тебя, за отца, за Батыра и за всех наших сыновей. Молилась Всевышнему, просила уберечь всех вас, - ответила я.
     - Поздно уже, спать пора. Халида, нам с сыном на топчане постели, сама с Гульнарой в доме ложись, - сказал Махсуд.
     Быстро убрав со стола, я попросила сына убрать с топчана и хантахту. Я постелила своим мужчинам постель и зашла в дом.
     На следующий день Абдулла вышел из дома вместе с Махсудом. Сын решил зайти в стройтрест, чтобы устроиться работать.
     - Может снимешь гимнастёрку, сынок? Твои вещи я все перестирала и погладила. В шкафу висят, - сказала я.
     - Сегодня в форме пойду, устраиваться на работу, а завтра надену брюки и рубашку, - ответил Абдулла.
     - Хорошо, как скажешь, - ответила я, провожая сына и мужа.
     Мы с Мухаббат тоже пошли на работу. Детей мы забрали с собой, Замиру я забрала в школу, Даша, уходя, оставила её, так как девочка уже спала. Мухаббат забрала Гульнару в садик. Различия не было, твоя дочь, моя дочь. Получалось, у обеих девочек было две мамы, даже три, вместе с Мухаббат. Вечером, Абдулла сообщил нам, что устроился на работу.
     - Начальник сказал, что месяц я поработаю рабочим, если моя работа ему понравится, зачислит меня прорабом. Узнал, что я в строительный поступать собираюсь, сказал, что напишет мне хорошую характеристику. Говорит, для тех, кто воевал, будут особые льготы для поступления, - радостно сказал Абдулла.
     Шли дни, наверное, похожие один на другой. Абдуллу через месяц зачислили на постоянную работу, в должности прораба, Махсуд был доволен своей работой. Батыр вернулся на прежнюю работу. Мы с Мухаббат тоже работали, она три месяца проучилась на дошкольно-педагогических курсах и стала работать воспитателем.
     В конце февраля, ранним утром воскресного дня, постучали в калитку. Открыв её, я увидела Санджара.
     - Халида опа, я отцом стал! Где аяжон? Суюнчи! У меня сын родился! - радостно сообщил он.
     Из дома выбежала Батыр акя и Мухаббат. Она держал в рукаха новый чапан, приготовленый заранее. Тут же накинув его на плечи своего зятя, она заплакала от радости.
     - Слава Аллаху, внук у нас, Батыр акя, - сказала Мухаббат.
     Махсуд подозвал к себе Санджара, чтобы поздравить. Парень, положа руку на сердце, быстро подошёл к топчану.
     - Ассалому аляйкум Махсуд акя. Как поживаете? - спросил Санджар, как и полагалось.
     - Ва аляйкум ассалом, сынок. Хорошо поживаем. Поздравляю с рождением сына. Пусть растёт с отцом и матерью, пусть будет хозяином материнского молока. Матери и отцу здоровья, - сказал Махсуд, обнимая парня и давая ему деньги.
     - Спасибо Вам, дай Аллах, чтобы Ваши слова сбылись, - ответил Санджар, взяв суюнчи.
     В этот день, мы с Мухаббат, проводив парня, сварили аталю и пошли в родильный дом, чтобы проведать и поздравить Хурсандой. Мухаббат от радости плакала, обнимая дочь, которая вышла к нам в коридор. Ровно через неделю, когда Хурсандой с малышом выписывали, Мухаббат пожарила пельмени, мы вместе сделали юбкА (тонкое тесто, едва пережаренное на сковороде, обмазывая её маслом, завёрнутое вчетверо с начинкой из лука и красной моркови, пережаренных заранее) новорожденному, так полагалось. Мухаббат сама сшила одеяльце, распашонки, приготовила пелёнки и сложив всё это, мы вдвоём пошли в дом сватов.
     Нас приветливо встретили и усадили за накрытый дастархан. Санджар и Хурсандой, с малышом на руках, приехали на трамвае. Сваха, мама Санджара, когда молодые зашли, осыпала малыша и мать монетами и конфетами. Гости и родственники, с радостными возгласами стали собирать с земли монеты и конфеты. Потом в дом зашли музыканты, с домброй, карнаем и сурнаем. Резкие звуки этих национальных инструментов, созывали всю улицу. Женщины танцевали, угощались и благославляли малыша и его родителей. Хурсандой с ребёнком, из комнаты не выходила, ей надлежало держать чиллю сорок дней, чтобы ребёнок рос здоровым и не дай Бог, его не сглазили. Когда закончилось торжество, мы, попрощавшись с Хурсандой и хозяевами дома, ушли.
      Так, в наш дом пришла радость. Но Махсуд подумывал о том, чтобы переехать в свою двухкомнатную квартиру, жильцы которой, поблагодарив нас, вернулись на родину.
     - Зачем Вам уезжать, Махсуд акя? Мы с Батыр акя вдвоём остались, места много, живите, - с мольбой просила Мухаббат.
     - Спасибо тебе, сестра. Ты в тяжёлые для нас дни была рядом, отца без меня похоронила. Но у тебя своя семья, мы поедем. Часто приходить будем, да и вы приезжайте, - ответил Махсуд.
     - А что же со второй квартирой делать будете, акя? - спросила Мухаббат.
     - Пока стоит, её тоже уже освободили. Сын взрослый, нужно будет женить когда-нибудь. Вот и будет с молодой женой жить там. А дети пойдут, мы туда с Халидой переедем, а Аббулле двухкомнатную отдадим, - ответил Махсуд.
     И мы, собрав вещи, ранней весной переехали в свою квартиру. Но Абдулла с нами оставался недолго. Летом, он много занимался и в конце июля уехал в Ленинград, поступать в строительный институт. Мы часто с ним обсуждали, где он будет жить в Ленинграде. Я хотела предложить ему пожить в доме Анны, тем более, как она писала, свекровь её вскоре умерла и она с детьми осталась одна. Но Мухаббат меня отговорила.
     - Не нужно, чтобы Абдулла жил в доме молодой женщины. Шайтан может попутать, не дай Аллах. Анна - молодая женщина, ей же ещё и тридцати нет, верно? Абдулла Ваш красавец, молодая кровь. Вы понимаете, о чём я говорю, кеное? - тихо говорила мне Мухаббат.
     - Ой, неужели Вы думаете... а я ведь об этом и не подумала. Вы правы, лучше не рисковать. Да Абдулла и сам не хочет жить в чужом доме. Говорит, я их знать не знаю. Общежитие, говорит, дадут и на время вступительных экзаменов, и если поступит, пять лет там жить сможет. Хорошо, что Вы мне сказали, Мухаббат, - воскликнула я, осознав, насколько она права.
     Так, мы проводили Абдуллу, приготовив ему поесть в дорогу. Махсуд дал денег, хотя сын и отказывался брать, сказав, что столько месяцев работал и откладывал деньги.
     - Ничего, деньги лишними не бывают. В чужом городе они тебе пригодятся, сынок. А нам с матерью много не надо. Гульнара ещё маленькая, так что бери и не отказывайся, - сказал Махсуд.
     - Только писать нам не забывай. Как поступишь, сообщи, обрадуй нас. А на следующее лето и сам на каникулах приедешь, верно? - сказала я.
     - Не волнуйтесь за меня, мама, всё будет хорошо. Обещаю Вам. Никогда Вас не огорчу, - ответил Абдулла, стоя перед поездом, на вокзале.
     Махсуд научился ходить на костылях, не любил, чтобы его поддерживали, не любил казаться беспомощным. Да и в городе мы часто встречали таких, как он. То без ноги, то без руки... эхо войны. Абдулла уехал, ещё поезд не скрылся, а я уже стала тосковать без сына.
     - Как хорошо, что у нас с Махсудом дочка есть, наша радость, наша Гульнара, - думала я, держа за руку дочь.
     Первое письмо от сына я получила через месяц.
     "Здравствуйте, родные мои мама, папа, наш цветочек Гульнара. Можете меня поздравить, я студент строительного института. Мне дали комнату в общежитии, со мной в одной комнате живут ещё трое парней. Русский парень с Волгограда, Сергеем зовут, Яков, приехал из Одессы, он еврей и Саид из Таджикистана. Мировые парни, все воевали. Очень с ними подружился. Я здоров, не волнуйтесь за меня. Привет от меня Батыр акя, тёте Мухаббат, Мирзе и тёте Даше. Обнимаю вас, ваш сын Абдулла."
     Я прочитала письмо Махсуду, Батыру и Мухаббат.
     - Может станет наш Абдулла большим человеком. Вот ещё бы невесту ему хорошую найти, - сказала Мухаббат.
     - Об это рано ещё говорить. Пусть учится, там видно будет, - сказал Махсуд.
     - Хорошего сына Вы вырастили, Махсуд акя. Жаль, нам Бог сына не дал, - сказал Батыр.
     - Вам Бог внука дал, Батыр. Вашего Шерзода, львёнка, - сказал Махсуд.
     - Слава Аллаху. Такой хорошенький. Ему уже восемь месяцев, ползает везде, непоседа, - сказал Батыр, в глазах которого была нежность и теплота.
      Прошёл год, наступил сорок седьмой год, о войне никто не забывал, конечно, вспоминая тех, кто отдал свои жизни за победу. Жизнь понемногу стала налаживаться, на полях сажали хлопок, кукурузу, картофель, морковь, лук. Цвели сады, давая хороший урожай. Гульнара пошла во второй класс, училась в классе, где классным руководителем была Даша. Я принципиально не взяла дочь в свой класс, понимая, что это будет неправильно. Летом, я ждала Абдуллу, но он написал письмо, сказав, что у него на месяц практика на стройке, а потом он останется работать ещё на два месяца. Мы, конечно, старались иногда отправлять ему деньги, но однажды деньги, отправленные Махсудом, вернулись обратно. Абдулла написал, чтобы мы больше ему не высылали.
     - Прошу вас я сам справлюсь, - писал он.
     - Гордый. Ладно, не стоит принижать его мужское достоинство, - сказал Махсуд, улыбнувшись.
     А я волновалась, поел ли мой мальчик, одет ли?
    - Говорят, в Ленинграде зимы холодные. Абдулла писал, что на ноги бурки на базаре купил и телогрейку, может на зимние каникулы я поеду к нему, Махсуд акя? - с мольбой посмотрев на мужа, спросила я.
     - Ты мать, у тебя за детей всегда будет душа болеть. После Нового года и поезжай. За Гульнарой Мухаббат посмотрит или Даша. Я справлюсь один, поезжай, иначе покоя тебе не будет, - сказал Махсуд.
     Я была ему благодарна. Он всегда относился к Абдулле, как к родному, часто забывая об этом. Собственно, мы и не говорили никогда на эту тему и Абдулла считал Махсуда своим отцом.
     Так, наступил сорок восьмой год, я собиралась в дорогу.
     - Надень мой ватный чапан, махси и галоши на ноги, так тебе теплее будет. Пуховый платок на голову не забудь, - говорил Махсуд, когда я складывала в сумку продукты для сына. На поезд меня проводили Мухаббат и Батыр. Я с волнением простилась с ними, сказав, что через неделю вернусь.      
     Конечно, в общежитии с сыном я не смогу оставаться, но я думала об Анне. Адрес я положила вместе с деньгами, на дно сумки. Ехала почти пять суток, ела немного, хотя Мухаббат вместе с Дашей и наготовили мне в дорогу поесть.      
     Ленинград встречал меня хмурым утром, столько снега я не видела никогда. Ватный чапан и пуховый платок, защищали меня от пронизывающего ветра и холода. Расспрашивая прохожих, я нашла общежитие сына. Но комната, где он проживал с друзьями, была закрыта. Комендант общежития, пожилой мужчина без одной руки, в военной форме и фуражке, вышел мне навстречу. Я сказала, что приехала к сыну, проживающему в двадцать четвёртой комнате.
     - Так Вы к Аббулле приехали, уважаемая? - спросил он.
     - Да, я из Ташкента приехала, - ответила я.
     - Так у них сессия, экзамены парни сдают. Часа через два, а то и три придут. Посидите тут, в моей комнате. Чаю Вам заварю. Настоящий, индийский. Сейчас уже можно достать. Вот в блокаду было тяжело... - начал говорить мужчина, усаживая меня за стол.
     Он рассказал, как в блокаду люди голодали, падая на морозе прямо на улице, как мебель и книги жгли, чтобы хоть немного согреться.
     - В тот год зима лютая была, много людей погибло. Фашисты думали сломить дух народа, да разве ж его можно сломить? Вы бы видели, как народ на улицы вышел, когда наши блокаду прорвали. Улицы от льда и снега чистили, сами голодные, истощённые, а с песнями вышли на улицы. А я вот руку потерял на фронте, в сорок втором, под Брянском, - рассказывал мужчина.
     Наверное, воспоминания и давались ему нелегко, но я, не перебивая, слушала его.
     - Мама? Вы? Давно ждёте? - прервал мужчину голос Абдуллы.
     Я вскочила с табурета и бросилась обнимать сына. Ватные чапан и телогрейка сына, мешали мне обнять его крепко, уж очень я по нему соскучилась.
     - Спасибо Вам, Матвей Григорьевич, мы пойдём в комнату? - спросил Абдулла.
     - Да, конечно. Но ты ведь знаешь, что на ночь твоя мать остаться не может. Не положено, - сказал Матвей Григорьевич.
     - У меня в Ленинграде знакомая проживает, во время войны её дети жили у нас. Я к ней пойду, - быстро ответила я, чтобы сыну не было взыскания.
     - Ну что ж, тогда идите, - разрешил Матвей Григорьевич.
     Ребята взяли две мои сумки и мы пошли в комнату. Там я вытащила из сумки катламу, жареные пельмени, лепёшки, сухофрукты и немного жареного мяса. Яков побежал на кухню с чайником и заварив чай, быстро вернулся. Поев, ребята вышли, оставив нас с сыном одних. Мы снова обнялись.
     - Как же Вы приехали, мама? Холодно тут. Как все дома поживают? - спрашивал Абдулла.
     - Не могла я не приехать, полтора года не видела тебя, сынок. Папа разрешил, сейчас у детей зимние каникулы, вот я и приехала. Все тебе привет передают, - ответила я.
     Абдулла показал мне комнату, свою кровать. Сказал, что у него всё хорошо. Но я заметила, что мой сын похудел.
     Не волнуйтесь за меня. Учёба днём, а вечером мы с ребятами уголь разгружаем, всё деньги. Летом на стройке работал. Начальник стройки говорит, что он ходатайство в институт напишет, чтобы на отработку после института я в Ленинграде остался. Предложил насовсем остаться, - сказал Абдулла.
     - Как навсегда? Сынок, но ты наш единственный сын, отец мечтает женить тебя, квартира есть. Да и у нас сейчас понемногу строят дома. Работу и в Ташкенте можно найти. Как же мы без тебя, Абдулла? - расстроилась я.
     - Это ещё не точно, мамочка. Ещё доучиться надо. Давайте, я провожу Вас до дома Анны. Рано темнеет, - сказал Абдулла.
     Я поднялась и надела ватный чапан, завязала на голову платок.
     Я показала сыну адрес Анны.
     - Так к ней на метро можно доехать. Пойдёмте, - сказал Абдулла.
     Слово "метро", я слышала впервые. И предположить не могла, что нужно спускаться под землю. Я со страхом схватила сына за руку. Он посмотрел на меня и улыбнулся.
     - Не бойтесь, это просто поезд под землёй, - обняв меня за плечи, сказал Абдулла.


Рецензии