Форточник

-Это Биржа?- От внезапного вопроса, главным образом даже не от вопроса, а тембра прозвучавшего голоса, (будто сапогами ворошили щебень) у Елизаеты Петровны сбился на сторону шиньон.
-Где?-Она постаралась успокоиться и, поправляя сползший кокон, улыбнулась субъекту в окошечке отрепетированной улыбкой. Субъект на улыбку отреагировал вяло. Он стащил с пологого лба плоскую кепчёнку, и перед Елизаветой Петровной пронеслись первые графические характеристики посетителя. На тыльной стороне ладони, сквозь богатую шерсть, проглядывала татуировка: над восходящим солнцем в спиральных лучах летали четыре жирные буквы «ГЕНА». Там, в шерстяной тени много ещё чего было выколото аккуратным, убористым почерком. Ручьи эпистол сливались в реку и уносились под рукав плаща.
-Тут вот у вас что, биржа?- Повторил пришелец свой вопрос.
-У нас здесь, отдел по  трудоустройству граждан.- Не без некоторого снисхождения с пафосом произнесла Елизавета Петровна.
-Мы помогаем гражданам подобрать профессию по их желанию и способностям.
-Это как раз то, что мне надо. -прошелестел щебень в глотке субъекта.
-Давайте ваши документы, пожалуйста – улыбка чиновной особы несколько пообвисла и вскоре затерялась окончательно в пределах упитанного лица.
На призыв «давать документы», визитёр просунул в окошечко кулак. Кулак распахнулся суставчатыми пальцами из которых вывалилась ветхая бумажонка.
По ходу чтения, гладкое лицо дамы подёрнуло болезненной рябью, ибо бумажка была ничем иным, как справкой об освобождении Геннадия Васильевича Колпакова из  мордовского исправительного учреждения. В отделённых, узких кругах, Геннадий Васильевич был известен под именем Гена Колпачок.
-Масть у меня блатная от деда через папашу. По профессии форточники мы. Хочу профессию поменять, красавица, по причине потери здоровья. – Железный зуб говорящего гипнотизировал обитательницу окошка вспышками отражённого света лампы.
-Какую профессию? – Не поняла Елизавета Петровна.
Второй раз Гену не нужно было подталкивать к разговору, ибо он вообще любил это дело, а уж профессия! Та просто обязывала на всякий критический случай  иметь язык без костей.
-Я по профессии своей форточник, но последнее время занимаюсь чемоданами на поездах.  На ходу по верёвке влезаю с крыши  в купе через окно и специальным дрыном выуживаю с полок чемоданы. Посмотри на меня, во мне после столба одни болезни.
-Какого столба?-Удивлённо прошептала женщина.
-Телеграфного, красавица! Того самого столба, который я башкой своей сосчитал. Тащу багаж, ветрище-жуть! Спину прострелило, я от боли сошкой выгнулся и башкой столб примерил! Пока лечился, пока сидел, ночи напролёт одни столбы снились. Теперь хочу профессию поменять на что-нибудь полегче. И подальше от железной дороги.
Могу по фамильной части нишу заполнить, вам за Гену Колпачка многие по правильному скажут.  На любом вокзале могу за колпачки сесть, лохов тормошить. Кто у вас тут в авторитете…к кому за рекомендацией обращаться?
Елизавета Петровна не успела заметить, как шиньон сполз в противоположную сторону. Стройный список заученных, шаблонных ответов и рекомендаций в голове чиновницы развеяло смерчем колпачковских откровений.
-К-Какой авторитет? Вы кого имеете в виду?- Запинаясь переспросила она, отдавая при этом инициативу в цепкие руки Геннадия Васильевича
-Минуточку – щебень в глотке загрохотал нотками протеста.
-Я вас, барышня, за язык не тянул! Сами сказали «Отдел по трудоустройству»! Сами заявили, что по перемене профессии – сюда! И теперь что же, для своих тёпленькие места приберегаем!?
Гена Колпачёк начал потихоньку заполнять собой отверстие в стеклянном оконце. Чиновница вспомнила ту часть услышанных откровений, в которой сообщалось о династической истории форточников и лихорадочно захлопнула перед, наливающимся багрянцем носом Гены пластиковую перегородку. За сим, в динамике под закрытой нишей прозвучал голос  Елизаветы Петровны:               
 -Подождите, гражданин Колпачков, приходите,когда получите паспорт. Ваш вопрос будет рассмотрен.
Обещание чиновницы было обусловлено некоторой деликатной подробностью. Начальник отдела трудоустройства Борис Степанович Шмель выстраивал штат сугубо женского коллектива по простому и понятному принципу сексуальной пригодности работницы для его личного Бориного баловства. Она не единожды наталкивалась на экзаменации начальника в самых неожиданных закутках здания. По всей видимости, витиеватые петли коридоров и чуланы будили в сознании Бориса Степановича необходимое вдохновение.  По сей причине, опасность поджидала молоденьких работниц на каждом шагу, таясь за пыльными портьерами архитектурных щелей. Самой же Елизавете Петровне перевалило за пятьдесят. Благоприобретённая трезвость в самооценке не позволялаей строить, в отношение себя, успокоительных химер. По сей причине, содрогаясь от очередной ротации, она с утроенной энергией нажимала на профессионализм, поскольку главным оружием Шмеля в чистке гарема была придирчивая оценка личных показателей работниц по трудоустройству.
Итак, вернёмся к нашей истории, ибо несокрушимо близился день визита.
Получив паспорт, Геннадий Васильевич немедленно отправился по прежнему адресу, дабы обрести, наконец, вожделенный доступ к переполненной в его отсутствие  мошне.
За стеклянной перегородкой отдела его ожидал некоторый сюрприз. Обновлённая Елизавета Петровна лишь слабо улавливалась во вновь обретённом образе. Блестящие волосы были гладко зачёсаны назад. В наложенном макияже сквозили инфернальные, демонические тона. В довесок к зловещей внешности, в углу рта чиновницы вызывающе торчала потухшая папироса. С таким лицом, в обычных обстоятельствах, можно работать в справочной морга, но только в обычных, а не тех, что сложились вокруг клерка отдела по трудоустройству, « ; laguerre, как говорится, comme ; laguerre!» Под стать боевой раскраске приходился глухой чёрный свитер, поверх которого, на царственной груди Елизаветы Петровны  блестел серебром кулон в виде извивающегося в голодных корчах крокодила. Рептилия злобно взирала на Гену Колпачка кровавыми глазными бусинами.
Во чреве Геннадия робко шевельнулся щебень:
-Как с моим вопросом, барышня?
Холодный нож серо-голубых глаз преображённой чиновницы полоснул Гену, от чего он с удвоенной прытью смахнул кепку с лысоватой головы.
-Всё ништяк! Записывай! – Она протянула опешившему посетителю заточенный карандаш и тот, мёртвой рукой принялся выцарапывать на бумажке то, что диктовала ему фурия.
Запихивая за пазуху драгоценный адрес, Геннадий Васильевич робко поинтересовался:
-Неужели выгорит, красавица?
-Зуб даю!- Рявкнуло в ответ из-за окошечка, и ошеломлённый посетитель торопливо отбыл.
Расправившись с трудной ситуацией, Елизавета Петровна отдышалась, выбросила в урну папиросину и принялась стаскивать с себя тесноватый свитер.
В этот момент к ней в кабинку по какой-то казённой надобности вошёл похотливый нач. отдела. Полноценные формы подчинённой, помноженные на взволнованное состояние последней, подвели Шмеля к опасной черте, Вынырнувшее из горловины свитера взопревшее лицо сотрудницы и губы, от которых к щеке тянулась полоса смазанной чёрной помады, довели дело до завершающей фазы. Толи от отчаяния, то-ли, через чур глубоко войдя в роль, а может ещё по какой причине, но Елизавета Петровна за полчаса внештатной нагрузки на целый год обеспечила себе абонемент по закоулкам в обществе шефа, далеко опередив показатели молодых сотрудниц. Дорога к пенсии обрела спокойное, безоблачное русло.
Завершение.
Странный эпизод произошёл на стамбульском рынке Лялели через месяц, после описываемых событий. На рынке непонятным образом появился некий русский, утверждающий, что прибыл по направлению из Питерского Отдела. При этом он показывал братве бумажку с собственными куриными строчками. Турецкие жулики, как и русские приняли пришельца за посланца новой криминальной структуры и не стали противиться. Тем более, что претендовал пришелец единственно на «трон» напёрсточника. По решению интернационального сходняка, «Обещанная»вакансия была немедленно предоставлено Колпачку.