Разговор с форточкой

Тушь текла по щекам, как две черные реки — жуткие, густые, щиплющие. Вена на шее пульсировала, отдавая немыслимой болью в голове. Виски давило, гневило, ломало. Тело было ватным, тяжелым, угасшим, мертвым. Ко всему прочему над редеющим и вымирающим городом образовалась такая же черная туча — страшная, мешающая думать и дышать. Туча была похожа на старую ведьму, которая пытается украсть все живое и сломить все любящее. Окно было открыто. Форточка, как капризный ребенок, шмонялась туда-сюда, стуча и колотя себя в грудь. Вечер наступал на пятки, упирался и в без того больную грудь, заставляя снова и снова становиться на колени.
Римма битый час разрезала на куски свое прошлое- фотографии с тем, в ком видела смысл своей уже бессмысленной жизни: парк с лебедями, море без моря, поцелуи с нежностью на фоне плакучей ивы, брудершафт в новом ресторане у кромки озера. В зеленую корзину Римма с сожалением отправляла кусочки глянцевого мира. Сопли на кулак? Ясное дело, не по-пацански! Взять в руки не получалось, хотя Римма всегда и для всех была Гром Бабой с крутым норовом и манящим взглядом преобразившейся ундины. Она никогда не любила до НЕГО. Случайные связи были настолько случайными, что от случаю к случаю она теряла своей облик шикарной самовлюбленной дамы. Сильной она была настолько, что сама забивала гвозди самоуверенности в сердце любого, кто посягнет на ее Эго.
Роман стал основой их романа. Ничем непримечательный экономист с замашками не экономиста. Роман стал для Риммы ребенком. А ребенка она хотела. Но не родить. Иметь. В начале любовного пути Роман с радостью отдавался объятьям сильной дамы, шикарной груди, вкусным ужинам и тотальному контролю. Любил оплату всевозможных счетов и утирание слез обид на брата-негодяя, тунеядку тетку и вообще все вселенную с ее блокадами, штрафами и ценами на молоко. Роман любил Римму-маму откровенной сыновней любовью. Он дарил ей Луну и звезды, откровенничал о тайных эротических желаниях и не звал никогда замуж.
Ушел он вечером. Туча была такой же черной, форточка капризной, а тушь на щеках «мамочки» текла двумя черными речками. Он извинился за причиненные неудобства и ушел к подруге Риммы, вяло пожелав «всего хорошего».
Обрывки фотокарточек валялись в урне, на полу, столе и ковре жалко и беспомощно. Римма пила остывшее молоко и улыбалась. Она знала что делать дальше. Сила не в груди и сильном голосе. Даже не в слезах и грешных помыслах. Она выкинула сим-карту, пообещав перекроить самое себя напрочь, поменять тушь и замки в квартире. Новая жизнь -это борьба с собою. Опыт- полезный брат, если родной.
По мостовой шла красивая женщина с красной сумкой в руках. Она улыбалась загадочной улыбкой чему-то своему. На губах переливалась алая помада. Глаза были не накрашены. Но отдавали игривым светом счастливицы.
Новая жизнь-это всегда Вера. А без Веры весна не весна.