Туманные крылья

Старенький ЛАЗик, заполненный едва на половину, задорно скакал по ухабистой дороге вдоль бескрайних снежных полей. Егор в очередной раз прислонил ладонь к заледенелому стеклу. Большое автобусное стекло, покрытое толстым слоем льда, имело небольшую, с ладонь, проталину на уровне глаз. Прислонив ладонь и немного потерпев щипание холода, можно было открыть для себя прекрасные виды родных сердцу мест.

Поля, поля. Это сейчас они укрыты белоснежным одеялом зимы, искрящимся в лучах солнца до зайчиков в глазах. А летом эти места всегда золотятся хлебом, кучерявятся кукурузой или рассыпаются миллионами маленький солнышек – подсолнухов.

А вот с того поля Егор с пацанами тягал кукурузу. Был у их компашки большой казан, который они заполняли речной водой. В том казане, на речной водице, над костром, что пацанва разжигала на полянке в лесу, ребятишки варили кукурузу. Вкусная была! Сейчас такой не найти. Может потому, что ворованная, колхозная? А может и потому, что родом с детства.

А вот там, за тем поворотом, уже городская окраина. Пригорок, за ним кладбище, а за кладбищем начинается густой лес. Эх, сколько всего в том лесу было по молодости! Разве можно было дома да во дворах удержать их, неугомонных пацанов и девчат, если под боком, буквально в получасе резвой ходьбы, начинается такое диво! Кто велосипедами, кто пешком. А Мирон, как самый старший, вообще на батином мопеде.

А за вот теми двумя соснами, что макушками торчат поверх всего леса, тихо таится лесная поляна. Как же она хороша летом! Егор частенько прибегал на ту поляну раньше всех, еще только солнышко встанет. Прибегал, сходу падал в лесную растительность и жадно вдыхал носом все ароматы лесной жизни. Роса, еще стоявшая после холодной ночи, окрашивала запахи цветов и трав в совершенно удивительные тона. Пожалуй, так пахнет молодость! Егоркина молодость.

На той полянке он первый раз Светку поцеловал. Ну, перецепился, как бы…и невзначай коснулся губами ее губ. На удивление, затрещины не последовало. С чего бы это? Светка, став в миг пунцовой, как маковый цвет, постаралась сделать вид, что ничего не заметила. Не очень-то у нее это получилось.

«Черт, как же болит спина!». Боль в пояснице, донимавшая Егора еще в поезде по дороге из столицы в областной центр, все усиливалась и усиливалась с каждым километром. Старенький ЛАЗик так и норовил повыше подскочить на очередном ухабе, чтобы досадить Егору пинком. «Наверное, в поезде протянуло» - думал Егор о боли в спине, вспоминая адские щели в тамбуре и жуткий сквозняк, лютым холодом обдававший курцов столичного экспресса.

Но никакая боль не может омрачить радости возвращения к родным пенатам! И Егор широко улыбался, глядя сквозь маленькую проталину в окне. Родина!
А вот и автовокзал! От него до отчего дома минут 20 ходу. Мимо двухэтажной больницы, неизменно окрашенной в зеленый цвет, мимо детсада, мимо школы и стадиона, где они с пацанами за пару часов легко могли истрепать в лоскутки еще новехонькие туфли старым мячом.

Браво выскочив из автобуса, с чемоданом наперевес, Егор бодро зашагал хорошо знакомой дорогой к родному дому, где он не был уже 5 лет. Учеба в столице все никак не давала вырваться. А тут – такая удача! Сама судьба подмигнула Егору лукавым глазом, дав распределение в областной центр, что в каких-то 60 верстах от родных мест. Грех не взять отгул дней на 10 и не проведать своих! И еще это письмо отца. Мать прихворала. «Все будет хорошо! Мирон Тихонович мамку поправит. Все будет хорошо!» - думал Егорка, весело шагая к отчему дому. Да и как бы оно могло быть по-другому, если сам Светленький в город пожаловал?!

Внезапно чей-то женский голос, приятной дрожью отразившийся во всем теле, окликнул Егора.

- Егор! Светленький!

- Света? Светка! – как полоумный закричал Егор и, бросив чемодан, помчался стрелой через дорогу обнимать милую девушку в пуховой шали, стоявшую с распростертыми объятьями по ту сторону улицы.

- Дай-ка я на тебя посмотрю! – сдерживая слезы, произнесла девушка, и, оторвавшись от крепких мужских объятий, стала с нежностью всматриваться в лицо парня.

- Возмужал, чертяка! – дивясь на парня, произнесла девушка, – седины-то то еще нет?

Егор лихо сорвал с себя шапку, под которой томились соломенного цвета волосы, норовившие тут же упасть парню на плечи. Они весело искрились в лучах морозного солнца, источая, казалось, свет самой молодости.

- Как видишь, Светик! – ответил Егор, лихо мотнув головой, разбрасывая прическу в разные стороны.

- Егорушка, зайчик, я побежала, – быстро затараторила девчонка в шали, – меня сейчас начальник живьем съест! Ты надолго? К родителям? Хоть на пару дней останешься? Вечером, чтоб, как штык, был у меня! Кое-кто из наших соберется. Так что вечером непременно ко мне, после восьми. Я побежала!

И девушка в шали, быстро чмокнув в щеку парня, умчалась вдаль по улице, так и не дав Егору ничегошеньки сказать в ответ. «Ох, Светка, Светка!» - мечтательно подумал Егор ей в след.

***

Артемка встал рано-рано. Только светало. Ему очень хотелось встать раньше всех. Раньше мамы, раньше пап, даже раньше ленивого, рыжего кота, мирно развалившегося на пуфике возле Артемкиной кровати.

Артем аккуратно отложил плюшевого медведя, тихонько нырнул в тапочки (ведь без тапочек ходить нельзя) и в полумраке квартиры отправился в опасное и увлекательное путешествие. В родительскую спальню. В спальню родителей без разрешения никак нельзя было входить. Артемка об этом хорошо знал, но ведь сегодня-то такой день. День рожденья! Семь лет! И не сообщить об этом папе с мамой он никак не мог. Для чего же он тогда так рано вставал?

Тихонько пробравшись к двери родительской спальник, Артем стал вслушиваться в то, что происходило внутри. А внутри громыхал душераздирающий папин храп. Папа умел громко храпеть! Пожалуй, даже громче, чем дядя Миша, изредка остававшийся у них ночевать, если им с папой нужно было что-то важное обсудить, сидя на кухне чуть не до утра.

«Если папа храпит, значит он спит, - думал Артемка, - а если мамы на кухне нет, значит она тоже спит». Ведь мамино мирное сопение сквозь папино громкое рычание и задорное хрюканье совсем нельзя было услышать.

Артемка осторожно открыл дверь и тихонько, на цыпочках, пробрался  к спящей маме. К спящему папе подходить опасно!

- Мама... Мама! – шепотом на ухо пропищал Артемка.

- Сыночка, – сквозь сон ответила Валентина, – зайчик мой, ты уже проснулся?

- Мама! – уже не сдерживаясь, заголосил Артем. – Мама! А ты знаешь, какой сегодня день?!

- Конечно знаю, зайчик, мой! С днем рождения, сыночка! – ласково сказала мать, крепко обняла и расцеловала ненаглядное чадо.

Папа подозрительно хрюкнул, приподнял голову с подушки и сонными, абсолютно отрешенными глазами поглядел на отпрыска.

- Папа! А ты знаешь, какой сегодня день?! – радостным вопрошал Артем на этот раз отца.

Папа сонным басом что-то нечленораздельное буркнул и перевернулся на другой бок.
 
Валентина быстро встала, накинула халат, надела тапочки (мамам ведь тоже нельзя без тапочек ходить) и со словами: «Тихонько, пусть папа еще поспит», повела непоседу на кухню. Моторчик, что был внутри Артемки, уже проснулся и заработал на полную мощность, немедля требуя всеобщего веселья и шоколадных шариков на завтрак. Артем вприпрыжку отправился с мамой, оставив  в покое грозно храпящего отца. Пусть поспит. Сегодня выходной, а это значит, что папа может спать о-ооочень долго. Даже дольше, чем ленивый, рыжий кот.

Папа проспал недолго. Артемка еще не успел доесть тарелку завтрака, как раздался противный звонок папиного телефона.

- Алло, да… - папа сонным голосом разговаривал с кем-то.

Опять папина работа не дает папе поспать!

Буквально через пару минут после звонка, в кухню вышел Валентин.

- С днем рождения, сынок! – радостно сказал папа, обнял уже позавтракавшего сына и нежно потрепал ему волосы. – Ты уже такой большой!

- Да, папа! Пап, а я достаточно большой, чтобы мне велосипед подарили? – спросил Артемка.

- А это мы увидим вечером, – интригующе ответил Валентин.

- Пап! А дедушка будет? А Тетя Люся придет? А что мне бабушка подарит? Мам, а мы сегодня идем в развлекательную комнату? А супермен будет? Мам, а там будет картошка фри? Пап, а можно я на твоем планшете пока поиграю?

Остановить этот водопад слов было совершенно невозможно! Родители просто улыбались. Никто не ругал Артемку, не просил минуточку помолчать, не отсылал тут же чистить зубы (хотя зубы чистить надо!). Папа даже позволил поиграть на своем планшете, пока он собирается на работу. Ведь сегодня такой день!

Быстро одевшись и перехватив на ходу то, что было наспех приготовлено женой, Валентин на прощание чмокнул жену, обнял сына, клятвенно пообещал управиться до обеда и умчался на какую-то аварию. Вот вечно эти аварии случаются тогда, когда у папы выходной!

А мама, как, впрочем, все мамы на свете, тут же принялась собираться. Ведь до праздника, до детского праздника в честь дня рождения, оставалось каких-то жалких 6 часов. Развлекательный центр ждать не будет. И приглашенные гости, девочки и мальчики с их родителями, скорее всего, заскучают, если Артем с мамой опоздают. А гости, как известно, скучать не должны.

Нужно было быстро попугать пыль по квартире, чтобы пыль не испугала вечерних гостей: дедушку, бабушку, тетю Люсю и еще кого-то, кто обязательно придет. Нужно было выбрать наряд для Артемки, перебрав 20 рубашек, 20 брюк в совершенно невообразимых комбинациях. И сменку еще подобрать. А еще маме нужно было подобрать наряд для себя. Ведь мамы всегда должны выглядеть лучше всех на свете. Маме нужно было накраситься, сложить большую сумку, накормить ленивого, рыжего кота, позвонить тете Гале и обсудить что-то очень важное… Много, много всего нужно было сделать. А времени оставалось так мало. Ох, не понять мужчинам этих женских забот!

***

Каждый вдох давался с огромным трудом. С каждой попыткой вдохнуть, воздух становился все тяжелее и горячее, словно не воздух это был, а расплавленный свинец. Сердце с огромным трудом прокачивало кровь. Каждый удар пламенного мотора, до последних сил боровшегося за жизнь парня, отражался болью в груди и грозился стать последним. В голове, кроме непроглядного, черного, как ночь, тумана, ничего больше не было. Равно, как и вокруг. Ничего. Ни звуков, ни людей. Кромешная тьма в голове, как ночное небо молнией в грозу, изредка озарялась одной мыслью: «Держаться! Держаться, держаться, держаться…».

Все! Держаться больше не за что! Очередной удар сердца так и не последовал. Лишь боль, кратковременная, но невыносимая боль, означавшая конец борьбе. И темнота. Непроглядное, абсолютно необитаемое ничто.

Внезапно необитаемое ничто озарилось тысячами и тысячами огоньков. Маленькие светлячки в невероятном количестве закружили перед глазами парня. Красные, зеленые, синие, фиолетовые… Они кружились, группируясь в различные фигуры и рассыпаясь по сторонам, мигали и меняли цвета, приближались и удалялись. Совершенно удивительное зрелище, представшее перед глазами парня, манило и увлекало за собой куда-то. Куда?

В один миг все светлячки, как мыльные пузыри, просто лопнули, оставив после себя маленькие светящиеся облачка. Все. Кроме одного. Последний, самый стойкий, летел прямо по длинному, светлому коридору, ведя за собой ничего не понимающего парня. Возле стойки, что находилась посреди коридора, светлячок лопнул, обнажив взору парня крайне интересную картину.

Огромный стол, за которым сидела какая-то женщина, напомнил пареньку стол заказов в столичном ателье. За женщиной вдоль стены располагался длинный, высокий шкаф с кучей дверок. Женщина что-то тихо писала, не обращая внимания на подошедшего.
Возле стола заказов стояли двое граждан. Один высокий, худой, в светло-салатовом костюме из приталенного пиджака и брюк-дудочек с шикарным клешем. Пышная прическа из кучерявых, почти белых волос, торчащих во все стороны, визуально делала голову гражданина несоразмерно большой, в сравнении с остальным, длинным и худощавым телом. В своем облегающем костюме, гражданин выглядел, как заправским модник из прошлого десятилетия. «Одуванчик» - мелькнуло в голове парня. Не взирая на кажущуюся дисгармонию, Одуванчик казался вполне интересным, милым и добросердечным гражданином. И пахло от него чем-то приятным.

Второй гражданин, стоявший немного поодаль, не был столь привлекателен в своей внешности. Длинный, сухой, болезненно бледный мужчина с заостренными чертами лица своим видом напоминал безнадежного больного, грозящегося умереть в любой момент. Аскетичная и потрепанная до дыр одежда с трудом скрывала болезненную худобу тела этого неприятного типа. Запах, исходивший от этого сухаря, был очень похож на жуткое амбре конторы ритуальных услуг. Свежая сосновая доска вперемешку с краской и плесенью. Фу! Отвратительный, пугающий запах! Как, собственно, и сам гражданин. Заплесневевший,  погрызенный мышами сухарь, что полвека провалялся за печкой – вот, кто он!

Одуванчик держал в руках папку. Мило улыбаясь, Одуванчик вежливо пригласил парня пройти с ним в какой-то кабинет. Но лишь стоило им двоим сделать шаг от стойки, как Сухарь тут же подскочил к парню и быстро всунул ему в руки другую папку со строгим наказом: «Не выпускай из рук!».

- Не выпускать из рук? – переспросил парень.

Но Сухарь, который уже отскочил от парня так же быстро, как и подскочил, промолчал. Парень вопросительно посмотрел на Одуванчика. В подтверждение слов Сухаря, Одуванчик просто кивнул и, взяв под руку парня, повел его в какой-то кабинет, находившийся рядом со стойкой. «Чем же от него пахнет?» - все силился понять парень, перебирая в голове все знакомые ароматы. Это было что-то из далекого детства, такое близкое и родное, что никем и никогда не забывается. Но что?

***

Остаток дня и ночь прошли у Егора совсем не так, как он планировал. Досадная боль в пояснице к вечеру разлилась ломотой по всему телу. Безумно болела голова, ломило суставы и поднялась температура. Егор даже к Светке пойти не смог, хотя ждал этого свидания долгих 5 лет. Силясь одеть рубашку, Егор словил себя на мысли, что совсем не может застегнуть пуговицы. Пальцы наотрез отказывались слушаться. Скрепя сердцем, Егору пришлось согласиться с настойчивыми требованиями матери остаться дома.

Всю ночь Егор не спал. То и дело перекуривая бессонницу, он все думал о событиях пятнадцатилетней давности.

Тогда они с пацанами зимой лихо гоняли с ледянки – раскатанной в лед горки недалеко от леса. Хоть горка была и не высока, но ребята раскатали ее так, что аж дух захватывало от скорости. Внизу был маленький бугорок, который ребятня перескакивала на ходу. Такая себе преграда, испытание на крепость и ловкость. Кто послабже – проскакивал на корточках, немного подлетая на бугорке и плюхаясь после него на бок. Но Егор-то – не из слабых! Только стоя! И вот, в очередной раз, то ли утратив бдительность от храбрости, то ли просто устав, Егор на полной скорости спиной плашмя ляпнулся на горке. Прямо на тот бугорок. В глазах мигом потемнело, а во рту тут же почувствовался неприятный привкус крови. Но не это было бедой.
 
Егор и до этого не единожды падал. Синяки и ссадины для пацана – что помада для девочки. Неудачно приземлился он в это раз. От падения внутри у Егора как будто что-то оборвалось, будто что-то очень важное, висевшее буквально на ниточке. Безумно заболела поясница и стали отниматься ноги.

Ребята с большим трудом довели Егора до дома. А дома. Дома Егор попытался разуться в прихожей. Вовремя его мать в прихожей подхватила, сползающим по стене уже без сознания.

И потом началось! Больницы с их отвратительным запахом хлорки и медикаментов, заумные врачи в белых халатах, уколы, пилюли и встревоженная мать, измученная всеми этими похождениями и полным неведеньем о внезапной болезни сына. Пока остальные пацаны играли в лова, в салки, в «казаков-разбойников», Егор таскался от больницы к больнице, уныло проводя время в четырех белых стенах со скрипучей кроватью и надоедливыми медсестрами, норовящими что-то болючее уколоть в попу.

Вердикт светил медицины был суров: аномалия строения тела. Уродился таким. Егор не особо разбирался с тем, что не так, но с тех времен знал о своей особенности. И если бы не это досадное падение, ни он, ни мать, ни врачи..., да никто на свете не знал бы об этой самой особенности. Вот надо же было так ляпнуться! Сергей Дементьевич, их местный светила, о котором даже в столице знали, оперировать мальчика не рекомендовал. Да и мать не соглашалась лишний раз резать сына, слишком велик был риск. Сергей Дементьевич настоятельно рекомендовал обследоваться ежегодно, чтобы держать под контролем болезнь. И Егор, хотел он того или не хотел, две недели в году был вынужден проводить время в четырех белых стенах, вместо аромата полевых цветов, вдыхая вонь хлорки и медикаментов.
 
Так продолжалось вплоть до того, как Егор поступил в столичный ВУЗ. А потом наступила долгожданная свобода! Ни о каких обследованиях и речи быть не могло. Да и кто же, будучи молодым и абсолютно свободным студентом в здравом уме, станет тратить две недели драгоценного времени на отлежку в больнице?! Тем паче, что Егора, кроме шила в попе, ничто не беспокоило.

Бессонной ночью, изнемогая от боли и слабости, Егор все думал о своем нынешнем состоянии. Уж очень оно было похоже на то, что с ним сталось 15 лет назад. И какой черт снова разбудил эту его особенность – не известно. Может сквозняк в поезде, может старенький ЛАЗик, скакавший на ухабистой дороге? Поутру предстоял совсем не запланированный поход в больницу, к старому другу, к Мирону.

С самого утра Дарья Ивановна, Егорова матушка, вместе со своим неразумным сыном, стояла возле кабинета с надписью «Заведующий отделением». Да, да, за те годы, пока Егор учился и балбесничал в столице, Мирон Тихонович стал ни кем иным, как перспективным врачом, ведущим специалистом и заведующим хирургического отделения. Откровенно говоря, в их совсем небольшой больнице отделений-то было всего 3. Но это никоим образом не умоляло заслуг старого друга Егора.

Возле кабинета никого не было, как, впрочем, и в кабинете. Рановато пришли. Мать нервно теребила большущую папку с Егоровыми обследованиями. Всю историю Егоровой хвори, до листика, Дарья Ивановна берегла, как зеницу ока. Авось снадобится.

- Мам, ну чего мы тут торчим? Идем домой. Вот видишь, Мирона нет. Может у него сегодня выходной? – Егор все пытался уговорить мать.

- Да, да, – отрешенно отвечала Дарья Ивановна, совершенно не обращая внимания на нелепые попытки сына.

- Мам, ну продуло меня, понимаешь! Я пару деньков отлежусь – и все наладится! – не унимался Егор.

- Ага. Вижу я, как оно за ночь наладилось! – сурово отвечала непреклонная мать. 
Да, с мамами спорить совершенно бесполезно! Проще сделать то, что мама хочет. Себе дешевле.

Пока Егор безуспешно пытался обратить мать в бегство из распроклятой больницы, в коридоре послышались тяжелые шаги. К кабинету приближался здоровенный дядька в огромной меховой шапке и шубе. Мирон!

- Это кто тут ко мне пожаловал? – грозным басом заголосил Мирон.

- Мирон! – радостно крикнул Егор.

И старые друзья крепко обнялись.

- Щупленький ты какой-то, товарищ Светленький, – пробасил Мирон Тихонович, – куришь, поди?

- Дымлю помаленьку, – виновато ответил Егор.

- А я, вот, брат, бросил эту вредную привычку, чего и тебе желаю!

Мирон быстро открыл кабинет, пригласив стоявших в коридоре присесть возле стола. А сам быстро скинул с себя шубу, шапку и, набросив белоснежный халат, тут же превратился в самого настоящего врача. Ну вот как они, настоящие врачи, это делают?! Как они в мгновение ока из обычных, ничем не примечательных людей, превращаются в настоящих врачей?! Что ни говори, а настоящий врач – это не профессия, это – талант!

- С чем пожаловали? – спросил Дарью Ивановну Мирон, прекрасно понимая, что Егор ничего путного ему не скажет.

Дарья Ивановна вручила Мирону большую папку с историей болезни и стала тревожно рассказывать о состоянии сына, местами сгущая краски. Егор даже слово вставить не мог. Мирон принялся листать историю болезни, время от времени поднимая глаза на безропотно сидевшего Егора.

- Вот, что мы, братец, сделаем, – сказал Мирон, закончив изучать Егорово дело, – я тебя на пару деньков положу в больницу и погляжу на тебя. Если все будет хорошо – держать не стану, сам выпихаю в зашеек, больно ты мне ту нужен. А ежели нет – будем тебя на ноги ставить. Светке-то здоровый жених нужен, не так ли? – хитро ухмыляясь, говорил Мирон.

- Да ну! Мирон, а может как-то без больницы можно? – запротестовал Егор, но, глянув на мать, понял: протесты бесполезны.

- Нет, братец, – категорично завил Мирон, – полежать придется. Я тебя в хорошую палату положу, сам лежать будешь. Пойми, дружище, то, что с тобой сейчас твориться – это не шутки. Я бы и сам предпочел пообщаться с тобой при иных обстоятельствах. Но отпустить тебя домой в таком состоянии просто не могу. Ни как врач, ни как друг. Понял?

- Понял, - обреченно выдохнул Егор, понимаю, что больничной палаты ему никак не избежать.

- А если будешь себя хорошо вести, – продолжал басить Мирон, – я вечером к тебе Светку доставлю.

- Что, правда, Светку пустишь? – заинтригованно спросил Егор.

- Если будешь себя хорошо вести! – по-отцовски ответил Мирон.

- Вот за Светку тебе – большое спасибо, дружаня! – довольно сказал Егор.

- Будешь должен! – с улыбкой сказал Мирон, и уже обращаясь к Егоровой матери, добавил: – Идите в приемное отделение и оформляйтесь. Скажите, чтобы в третью палату определили. Мирон Тихонович так велел.
 
- Спасибо тебе, Мирон Тихонович! – с благодарностью ответила Дарья Ивановна, подхватывавшая уже под руку Егора, чтобы не сбежал.

- Сменную одежду взяли? – спросил Мирон.

- Да, да, все взяли, – ответила Дарья Ивановна, предусмотрительно прихватив с собой все, что надо.

- Вот и хорошо! Идите, оформляйтесь.

Через час Егор уже лежал в просторной палате на больничной койке. Глядя, как за окном припускается снегопад, Егор с досадой думал: «Ну, почему именно сейчас?! Ну как же она не ко времени, эта болячка! Вот, не могла подождать чуток?!».

***

Детский праздник был в самом разгаре. Поздравления были высказаны, подарки подарены и наступило время беготни. Лабиринты, батуты, игровые автоматы. Даже надувной дракон, норовивший своей надувной, то и дело закрывающейся пастью, проглотить Артемку – все было в распоряжении праздновавших. Жаль, что картошки фри, пиццы и торта пока не было. Вот все бы вместе, и побольше!

- Галочка, я побегу за тортом, а ты присмотришь за Артемкой? – перекрикивая всеобщим гомон, Валентина попросила подругу.

- Конечно, Валюша, беги, а прослежу! – ответила Валентинина подруга.

- Галь, проследи, чтобы Артемка помыл руки! И пусть переоденет рубашку! Я ее на стуле повесила, – Валентина рукой указала на детский стул с белоснежной рубашкой поверх спинки.

- Да, да, Валюша, не переживай, все сделаем! – уверила ее Галина.

Валентина не хотела оставлять сына одного, но так сложились обстоятельства. Муж, на которого она так рассчитывала, срочно уехал на работу, и привезти из магазина торт было просто некому.

Быстро схватив сумку и крикнув подруге: «Я скоро» - Валентина стала искать глазами Артема, чтобы сказать ему о том, что мама убежала очень ненадолго. А то переживать будет. Уж даже не понятно, кто больше: она или разыгравшийся сын?

Артем с Митькой в это время мужественно боролся с надувным драконом.

- Артем! Арте-ом! – кричала Валентина, пытаясь совершить невозможное: перекричать полсотни вопящих детей.

Мимо Вали промчался табун визжащих детей, едва не отдавив ей ноги.

- Да что же это такое?! Те-еееема-ааааа! – Валя все пыталась привлечь внимание не на шутку разыгравшегося сына.

Валентине на мгновение показалось, что Артемка, только что взгромоздившийся на голову надувной рептилии, посмотрел в ее сторону, кивнул и даже помахал рукой. «Слава Богу, докричалась!» - с облегчением подумала Валя и помчалась за сладким.

А ведь Артемка так маму и не заметил. Он мужественно карабкался на скользкую и мягкую, а потому совсем неподдающуюся голову чудовища. И ему наконец это удалось! Об этом событии обязательно должен был узнать весь мир. Ну, хотя бы те, кто был возле надувной горки. Чтобы все видели героя, Артемка вскинул руки вверх, в знак нелегкой победы.

А еще с головы дракона был отличный вид на праздничный стол. Милые девушки в белых передниках выносили на стол тарелки с чем-то золотистым, пахучим и парующим. Не иначе, как картошка фри?

- Митька! Картошка фри! – завопил Артемка с наблюдательной позиции.

Митька, мужественно боровшийся с зубастой пастью дракона, тут же полетел вниз.
- Подожди меня! – закричал Артем.

Митька, пусть и неохотно, тут же остановился в ожидании друга. Ведь картошку фри есть без именинника как-то не принято. Да и не по-товарищески это.

- Дети, бегом мыть руки, принесли еду! – что было силы, закричала Галина.

«Мыть руки? Зачем?! Они ведь и так чистые. Вот если бы в песке копались или на горке в парке катались – тогда да, руки были бы грязные. А так что?», думал Артем, глядя на свои ладони. Они и вправду казались совсем не грязными, эти руки. Но перед едой руки надо мыть! В особенности, когда этими же руками будешь аккуратно брать брусочек за брусочком, макать их в красный соус и с удовольствием отправлять в рот.

Артемка с Митькой переползая и перескакивая через ребятню, что резвилась на надувной горке, направились к выходу.

- Митька, – зашипел Артем в ухо другу, – мне в туалет надо.

- Так ведь туда и идем, – ответил Митька, обувая туфли, – нам же руки мыть надо.

- Не, мне совсем в туалет надо, – стыдливо сказал Артемка.

- А-ааа, понятно.

- Митька, я быстро! – торопливо говорил Артемка, – а ты мою тарелку картошки никому не отдавай!

- Конечно, не отдам! – заверял мальчик.

- Нет, ты совсем не отдавай!

- Я возьму меч и буду храбро защищать твою тарелку от всех! – гордо произнес Митька.

От этих слов у Артемки как-то потеплело на душе и даже во рту стало как-то вкуснее.

По дороге к туалету мальчики живо обсуждали, как Митька с мечем в руках будет храбро защищать тарелку драгоценной картошки от посягательств ненасытных недругов. И Артемка даже представил себе Митьку эдаким суперменом, в накидке и с оружием в руках, яростно отбивающим атаки зубастых врагов. В особенности той девочки с косичками, которая ест быстрее всех и имени которой Артемка так и не мог запомнить. То ли Аня, то ли Аля… Не важно! Важно, что с ее аппетитом у совершенно беззащитной тарелки совсем не будет шансов.

Митька помчался толкаться к рукомойнику, а Артемка быстро прошмыгнул в только что освободившуюся кабинку. В туалет нужно было очень-очень!

Сидя в кабинке, Артем с досадой думал: «Ну вот почему в туалет хочется всегда так не вовремя?! Вот всегда так!».

***

Одуванчик завел парня в небольшой, уютный кабинет, оформленный в тонах, подстать костюму хозяина. Парень уселся в предложенное кресло, стоявшее возле небольшого письменного стола.

- Что это за место и почему я здесь? – спросил парень.

- Место? Самое обычное место, – спокойно отвечал Одуванчик, – все тут бывают. Кто частенько заглядывает, а кто – редкий гость. А здесь ты лишь потому, что сам того хотел.

- Я хотел?

- Ну да.

«Интересно, когда это меня угораздило?» - подумал парень.

- Не так давно. Вот тут же и угораздило, – словно видевший мысли парня, ответил Одуванчик.

«Все ровно ничего не понятно!».

- В твоем деле все есть, – сказал Одуванчик, помахав черной папкой, которую он все это время держал в руках.

- И все-таки, почему? Кто ты, что это за место и что со мной?

- Мы приходим в неведении и уходи в беспамятстве… - философски ответил Одуванчик.

- Уходим? Я что, умер? – забеспокоился парень.

- А ты как считаешь? – лукаво ответил вопросом на вопрос Одуванчик.

«Нет, это какой-то бред! - вертелось в голове парня, - Если я умер, то кто он такой и почему я с ним разговариваю? И как так умер?! Вот же я, вот руки, вот ноги. Не, не верю я во все эти поповские россказни про всякие чистилища и прочую ерунду! Скорее всего, что я просто брежу».

- А разве все это похоже на бред? Разве ты сейчас чувствуешь себя психом, болтающим со своим больным воображением?

Вот сейчас-то как раз парень себя чувствовал на редкость здраво. Голова и тело работали безотказно, мысли были стройны и вполне логичны. Если это и бред, то вполне правдоподобный. Бредить парню доселе не доводилось, да и все, что происходило вокруг казалось более, чем реальным.

- А что в папке? – спросил парень, указывая на материал в руках Одуванчика.

- Твоя история, – улыбаясь, ответил Одуванчик.

Парень потянулся за своей папкой, но Одуванчик, покачав пальцем из стороны в сторону, повторил слова Сухаря:

- Не выпускай из рук!

- Почему нельзя выпускать из рук? – спросил Одуванчика парень, крепко держа в руках врученную Сухарем папку.

- Историю, как жизнь, можно прочесть и прожить лишь единожды.

- А если отложить на чуть-чуть, а потом снова? – продолжал выспрашивать парень.

- То это будет уже другая история. И другая жизнь.

Так до конца не поняв, почему нельзя, парень все же решил не выпускать из рук врученной ему папки. «Чем же от него пахнет?» - все силился понять сбитый с толку визитер.

- Я могу посмотреть? – спросил Одуванчика парень, показывая папку в своих руках.

- Конечно, – тепло ответил Одуванчик, – ведь она сейчас в твоих руках.

Парень раскрыл красивую, увесистую папку в темно-коричневом переплете. На первой же странице, ровными и строгими, будто строй солдат на параде, буквами было написано: «В 14:20, ростом 46 см и весом 3500 гр. в семье любящих друг друга людей родился долгожданный первенец…»

«Ну что же это за запах?!». Аромат, исходивший от Одуванчика, совсем не давал покоя парню, щекоча, казалось, даже мозги.

«Тут же приложенный к груди…».

«Материнским молоком!!! От него пахнет материнским молоком!» - наконец догадался парень. Ну как же, как же он не догадался сразу?! Ведь этот запах навсегда остается с нами, до самой последней минуты! Только, к несчастью, забывается быстро.

Далее история повествовала о безмятежном младенчестве, непослушной пустышке, коликах в животе, зубах, которые с болью все никак не вылезут и забавной физиономии, наверное, папы, делающего смешное: «Бу». Детский сад, манная каша с комочками (бе-е), компот, в котором обязательно будет плавать какой-то нахальный фрукт и мальчик в клетчатой рубашке, постоянно забирающий машинку.

«Прямо, как в моем детстве» - читая, думал парень. Все, что было описано в совершенно чужой истории, очень напоминало парню его жизнь. Ведь детство, которое остается в памяти, оно у всех одинаковое. Только времена другие, а детство все такое же.

Школа, исписанная парта, орущая завуч, девочка с косичками, постоянно щипающая за руку, двойки, отцовский ремень, первая любовь… «Как же все это знакомо!» - думал парень.

- А что такое компьютер, планшет, гаджет? – спросил у Одуванчика парень, не единожды натолкнувшись в тексте на непонятные слова.

Одуванчик с удовольствием стал рассказывать парню обо всех диковинках, что обязательно появятся в будущем. Парень читал историю и слушал собеседника с раскрытым ртом. В такие чудеса просто невозможно поверить, пусть бы это даже был фантастический рассказ! А Одуванчик все рассказывал и рассказывал. О мощнейших вычислительных машинах с чудо-экраном, помещающихся в самую обыкновенную сумочку, о собственных телефонах, без проводов и диска, позвонить по которым можно было откуда угодно и куда угодно, о телевизорах в полстены, едва ли толще спичечного коробка.

Парень слушал, но все никак не мог понять одного: как можно играть с друзьями, не выходя из дома, сидя на пятой точке и уставившись в большой экран? А как же салки, лов, «казаки-разбойники»? Как же горки, мяч? Как-то неправильно все это, не так, что ли…

Военное училище, строгий командир, первая серьезная передряга…

И хоть парень был далек от воинской службы, рассказ о славных похождениях курсанта даже в нем, человеке совсем не военном, вызывал какую-то гордость за весь мужской род.

Первый автомобиль. «Свой?! Иностранный?! У обычного пацана?! Черт, как же не вовремя я родился! Вот угораздило меня вперед времени рвануть на свет! Погодил бы несколько десятилетий!».

***

Егор лежал на больничной койке, глядя то в окно, заметаемое снегом, то на капельницу, по каплям нудно отсчитывающую прозрачный раствор из бутылька с алюминиевой крышкой. Боль в пояснице стала потихоньку утихать, зато все тело сделалось деревянным. Будто не Егор лежал на койке, а Буратино.

- Ты как, братишка? – спросил Мирон, заскочивший в палату к Егору.

Егор хотел было ответить «Нормально», но у него почему-то не получилось сказать это простое слово с первого раза. Как так? Такое простое слово, а он сказать не может?

- Нормально, – промямлил Егор с пятой попытки.

- Нормально, – озабоченно повторил Мирон, осматривая Егора. Судя по выражению лица старого друга, Егор понимал, что все совсем не нормально.

Внезапно в палату заглянула какая-то миловидная девушка в очках и белом халате.

- Мирон Тихонович! Тут больной поступил с кровотечением! – с тревогой произнесла она.

- Лечу! – ответил Мирон девушке и, обращаясь уже к Егору, добавил: – не переживай, братишка, все поправим! До свадьбы заживет, даже и не вспомнишь, где было!

- Маша! – крикнул суровым басом Мирон девушке, уже скрывшейся за дверью, – Машенька, зайди-ка.

Невысокого росточка девушка в очках и белом халате зашла в палату.

- Маша, вот тебе пациент. История на тумбочке. Будь добра, проследи за динамикой. В случае ухудшения сразу сообщи мне, – дал наставления Мирон, направляясь к двери.

- Да, конечно, Мирон Тихонович! – ответила девушка и тут же взялась изучать историю болезни Егора.

- А ты, балбес, не обижай мне молодого специалиста! – в шутку бросил Мирон Егору, уже выходя из палаты.

Егор хотел что-то остроумное ответить, но с речью так и не ладилось. Пришлось промолчать.

В коридоре Мирон столкнулся с Потапычем, заснеженным водителем скорой помощи, только что привезшим кровоточащего больного.

- Ух, и метет там, Мирон Тихонович! – эмоционально сказал Потапыч.

- Да, да, метет, – безразлично повторил Мирон на ходу, будучи мыслями уже с новым пациентом.

- Метет там, говорю, – повторил Потапыч медсестре, стоявшей в коридоре, – я на силу доехал! Теперь уж не выездной, хоть плач, хоть помирай. Снегу – по самые колени намело, а то и больше!

- А с вызовами-то как? – спросила медсестра.

- А что с вызовами? Я ж тебе говорю, замело там все, колес не видно. Вон, наш второй, радированный, на областной застрял. Хорошо, порожняком ехал. Говорит, их там десятка два машин стоит. Метет – не приведи Господь!

- Вот беда! – встревожено сказала медсестра, – как же мы теперь-то с вызовами?

- А никак. Пока дорогу не расчистят – никуда не тронемся. Летать-то я не умею.

Бегло ознакомившись с историей болезни, доктор Маша куда-то убежала, оставив Егора одного в палате.

Доктор Маша достаточно быстро вернулась, неся в руках какой-то шприц.

-  Я Вам сейчас лекарство поставлю, Вам легче станет, – сказала Маша и проткнув шприцем резиновую крышку бутылька, впрыснула содержимое шприца. В ожидании этого самого «легче», Егор закрыл глаза, решив просто отключиться от всего. Боль начала стихать, словно улетала куда-то, прихватывая с собой все окружающие звуки, и Егор просто провалился в темноту.

- Сынок, сынок, – тихий материн голос разбудил Егора.

- Мама! – сквозь сон слабо промолвил Егор.

- Сынок, как ты? Поспал?

- Я спал, мама? – удивленно спросил Егор. И еще больше удивился тому, что вернулась речь. Он попытался пошевелить рукой – и ему это удалось. Тело вновь слушалось. Буратино снова стал Егором из плоти и крови. Ему действительно стало лучше.

- Мама, а есть какая-то еда? – спросил Егор, внезапно ощутивший приступ голода.

- Конечно, сыночек! – радостно ответила мать и тут же полезла в сумку, стоявшую возле прикроватной тумбочки.

Егор с удовольствием умял еще теплый пирожок, запив его компотом.

- Мама, я схожу, курну.

- Куда ты собрался?! – возмутилась Дарья Ивановна. – Только недавно еле языком ворочал! Лежи мне тут, курец!

- Ну, мама! – застонал Егор.

- Лежи, говорю! – непреклонно наказала мать.

Ну как лежать, если уши пухнут?! Как ей объяснить?

- Как Вы себя чувствуете? – спросила доктор Маша, вошедшая в палату.

- Замечательно! – бодро ответил Егор, – только очень курить хочу. А вот мама, – и Егор обиженно указал на сидевшую подле мать, – не пускает. Лежи, говорит! Я ей объясняю, что мне двигаться надо, что движение – это жизнь, а она «лежи».

- Я бы рекомендовала Вам пока воздержаться от курения, – ответила Маша, запев с Егоровой матерью в одну дудку.

- А я тебе говорила, что нельзя, неслух волосатый! – радостно подхватила Дарья Ивановна, найдя в докторе Маше единомышленника.

- У-ууу, ополчилась, женская рать! – раздосадовано сказал Егор.

- Не умничай! – оборвала Егора мать, – сказано – лежи, значит лежи!

- А погулять хоть просто можно? – невинно спросил Егор, ища любые способы улизнуть из этой юбочной осады.

- Можете погулять по коридору, – согласилась Маша, – только не долго! Я сегодня на дежурстве, загляну еще.

Егор аккуратно встал с кровати, обул тапочки и накинул куртку поверх спортивного костюма, в котором он лежал. В голове еще сильно кружилось и шумело.

- Выложи-ка, милый мой, курево из карманов, – с хитринкой сказала мать, раскусив белобрысого хитреца.

Егор, которому ничего не оставалось делать, с огромной неохотой выложил на тумбочку красненькую пачку Мальборо – остатки буржуйской роскоши из столицы.
«Вот же ж Шерлок Холмс!» - с досадой подумал Егор. Осталось надеяться только на курцовскую солидарность. Ведь не он же один в больнице курит, кто-то – да угостит.

В больничном коридоре Егор нос к носу столкнулся с Мироном, уже собиравшимся идти домой.

- Ты куда намылился? – пробасил Мирон.

- Да погулять, воздухом подышать, – невинно ответил Егор.

- Курить? – грозно спросил Мирон.

- Да куда там! Воздуха хоть глотну. Вытрусили всего до нитки, – сказал Егор, вывернув карманы куртки, – изъяли при выходе.

- Эт правильно, – с улыбкой сказал Мирон, про себя отметив прозорливость Дарьи Ивановны, – хорош травиться, братец.

- Э-эх! – с грустью вздохнул Егор.

И друзья направились к выходу из больницы, беседуя по дороге к двери.

- До завтра, дружище! – уже на больничном крыльце пробасил Мирон, крепко пожимая руку другу на прощание.

- Счастливой дороги, Амундсен! – в шутку бросил Мирону Егор, глядя на колоссальные снежные заносы вокруг.

Егор посмотрел вслед Мирону, мужественно пробиравшемуся через снежные завалы, и стал глазами выискивать хоть кого-то с сигаретой. К счастью для Егора, в этот момент сторож с папироской в зубах ленно махал лопатой, очищая больничные ступеньки от снега. На улице отчаянно мело, и вся кропотливая работа сторожа тут же сводилась на нет. 

- Угостите сигареткой, дорогой товарищ! – обратился Егор к сторожу.

- А от чего же и не угостить, коли человек хороший, – сипло ответил сторож и полез в карман за пачкой Беломора.

«Давненько я этот яд не курил» - подумал Егор, глядя на квадратную пачку с картой и надписью: «Беломорканал». Еще со времен старших классов, когда втихушку тырил папироски у отца.

Сторож протянул папироску со спичками Егору. Егор как следует, размял «патрон», по старой памяти загнул козью ножку и подкурил дармовое курево.

- Крепкая, – сквозь кашель с непривычки заметил Егор, с трудом выдыхая ядреную «курятину», - не Мальборо!

- Да уж, – сквозь смех ответил сторож, – эт тебе не ваши дамские сигареты, не покурить, не поплеваться! 

Егора повело, как в детстве, и он, чтобы удержать равновесие, сделал пару шагом в сторону лестницы. Старый тапочек скользнул по заснеженным ступенькам, на мгновение лишив своего хозяина опоры, и Егор, подлетев над крыльцом, рухнул спиной на лестницу, поясницей приземлившись как раз на ребро ступеньки. В голове тут же выключили свет.

***

Внезапно в коридоре раздался громкий хлопок, как от большой хлопушки или салюта. Снаружи все громко закричали и завизжали.

«Салют? Нет, не похоже. Обычно, когда стреляют салют, взрослые не кричат «Огонь». И «Пожар» не кричат» - подумал Артемка, сидя в кабинке. Там, то ли в игровой части, то ли на фуд-корте, действительно что-то нехорошее произошло.

Артем быстро, как ему показалось, доделал дела, натянул штаны и выскочил из кабинки. Туалет весь был затянут едким, черным дымом. Где-то там, за пределами туалета, кричали дети и взрослые. Артем рванул на выход.

Перешеек, маленький коридорчик, отделявший туалет от остальной части здания, был перегорожен большим куском горящего, яростно дымящего и стреляющего пластика, еще недавно висевшего под потолком и служившего указателем в туалет. Артемка в ужасе остановился. Перед ним сплошной стеной бушевало пламя, не давая бедному мальчику сбежать от надвигающейся опасности. Горевший пластик стрелял огненными искрами во все стороны и издавал страшный звук, как злобный монстр из кошмаров. Назад бежать было некуда. Из туалета, к сожалению, не было выхода на улицу. И все, что оставалось делать Артемке – это перескочить горящий и стреляющий кусок пластмассы.

Артемка несколько раз видел, как герои в фильмах бесстрашно перескакивают через пылающий огонь и остаются невредимыми. Но то - герои. И в фильмах. А он? Маленький, семилетний мальчик, напуганный до полусмерти, совсем один перед лицом полыхающей опасности. Не киношной, а совсем, совсем реальной!

Артемка, как кот перед прыжком, стал перебирать ножками и метиться прыгнуть. Но было очень страшно. Он несколько раз разгонялся и даже пытался перескочить, но было очень страшно и жарко. Полыхавший пластик то и дело отпугивал несчастного мальчика, нарочно стреляя огненными залпами прямо в Артемку. Артемка все время звал маму, звал тетю Галю, хоть кого-нибудь из взрослых. Увы, никто его не слышал.

А в основном зале, тем временем, творился сущий кавардак. Все просторные помещения торгово-развлекательного комплекса быстро заволокло черным дымом. Подгоняемый пламенем, дым надвигался отовсюду, опускаясь все ниже и ниже. Все аттракционы в игровой части быстро занялись огнем. То, что по идее, не должно было гореть, полыхало и дымило, обдавая людей едкой копотью и жаром. Начал гореть фуд-корт. Горели тяжелые занавески и пластиковые вывески над стойками с едой. Пластиковые столики и стульчики некоторых кафешек стали съеживаться от огня и покрываться пузырями. Огонь подбирался к торговым залам, грозясь отрезать путь к спасению.

Взрослые и дети вперемешку толкались к выходу. В этой толчее совершенно невозможно было понять, кто, где и куда идет. Массивный людской поток увлекал к выходу всех, кто в него попал, давя и перемалывая тех, кто имел неосторожность оступиться и упасть.

Галина, увлекаемая толпой, крепко прижимала к себе сына Митьку и судорожно искала глазами перепорученного ей именинника Артема. Остальные дети, пришедшие на день рожденья, как ей казалось, были впереди. То ли с родителями, приведшими их, то ли сами. Да и разобраться в этой толчее не было никакой возможности. Митька был под боком и теперь, в этом сумасшествии, оставалось только найти Артема.
 
- Артем! Артем! – что было силы, кричала Галя в надежде, что сквозь крики и плач вокруг, Артемка все же ее услышит. Но ее крики беспомощно тонули в оглушающей панике. Митька что-то пытался сказать матери, но Галя его не слышала. Да и не хотела. Нужно было срочно найти Артема и покинуть здание.

- Артем!

- Тетя Галя, – крикнула Галине шедшая впереди девочка с косичками, то ли Аня, то ли Аля, – я видела Темку. Он впереди всех бежал.

- Точно видела? – переспросила Галя, глазами все еще выискивая мальчика.

- Да, вон он, в клетчатой рубашке, – ответила девочка с косичками и пальцем показала вперед толпы.

Впереди, метрах в десяти от Гали, в безудержной толпе, действительно маячил мальчик в клетчатой рубашке, очень похожей на Артемову. «Ладно, по выходу разберемся» - подумала Галя, продвигаясь вперед с толпой и крепко прижимая к себе Митьку. Тем более, что остановиться и осмотреться не было никакой возможности. А Митька не унимался и все что-то хотел сказать матери. Но в этом дурдоме было не до него.

На выходе их уже ждали пожарные, прибывшие к месту происшествия достаточно быстро. Огнеборцы быстро отводили спасающихся подальше от выхода. Паника творилась и среди тех, кто уже покинул здание. Люди толпились, кричали и искали в толчее друг друга. Галя снова стала искать Артемку.

- Артем! – кричала она, потеряв из виду того мальчика в клетчатой рубашке, что шел впереди.

- Да послушай, мама! – наконец докричался до матери Митька. – Артем в туалете остался!

- Где?!

- В туалете! Я же тебе пытался сказать, когда мы шли, но ты меня не слушала!

О Боже!

Галя строго-настрого наказала Митьке стоять на месте и никуда не уходить, а сама рванула к пожарным, организовывавшим эвакуацию у одного из выходов. С трудом пробиваясь против течения толпы, Галя наконец-то добралась до одного из мужчин в каске.

- Там ребенок! – кричала Галя пожарному.

- Где? – спросил огнеборец, не прерывая работы.

- В здании! Он в туалете.

Пожарный быстро расспросил Галю о том, как зовут ребенка, как он выглядит и где предположительно он может быть, после чего доложил кому-то по рации все приметы и снова принялся за эвакуацию.

- Что мне делать?! – в ужасе спрашивала Галя.

- Ищите ребенка среди вышедших. Вполне возможно, он уже на улице, а мы сейчас проникнем в здание и будет искать его там, – спокойно ответил пожарный.

А Артемка тем временем в слезах все пытался перепрыгнуть пламя. Едкий черный дым, опускавшийся с потолка, резал глаза и душил несчастного именинника. Артем на мгновение даже подумал, что ему никогда не сладить с этим заданием. Но он вспомнил, как когда-то, еще в совсем детском детстве, он боялся спрыгнуть с бетонного блока во дворе. Бетонный блок был высокий, едва ли не в рост мальчика. Остальные дети уже спрыгнули, и теперь очередь была за Артемкой. «Они спрыгнули – и я смогу», подумал тогда маленький Артемка и, закрыв глаза, полетел вниз с блока. Приземлившись, он тогда больно ушиб коленку. Но все-таки смог спрыгнуть!

Артем вспомнил этот случай, вспомнил, как герои в фильмах бесстрашно перескакивали бушующее пламя и твердо решил прыгать. Иного выхода просто не было. Едкий дым с каждым вдохом вызывал омерзительный кашель, едва ли не до рвоты.
Артем разогнался, как следует, оттолкнулся от земли, что было силы, и, закрыв глаза перед самым прыжком, чтобы не видеть бушевавшее под ним пламя, прыгнул. В мгновение взмыв в небеса, Артем стремительно полетел вперед. Казалось, этот полет длился вечность.

Мальчик упал, кубарем покатившись по мягкому напольному покрытию. Артемка открыл глаза и посмотрел назад. Сзади, в коридорчике, горел и дымил кусок пластика. Ему все-таки удалось перепрыгнуть! Но радость была не долгой. К ужасу Артема, все пространство, ведущее к выходу, было залито пламенем. Полыхавший надувной дракон раздувал огонь по всей обозримой площади перед Артемкой. Этого костра Артему не перепрыгнуть никогда! Справа, отрезанные пламенем, располагались торговые павильоны и выход из здания, а слева был охваченный пламенем фуд-корт.

Посреди фуд-корта стоял большой, железный стол. К этому столу родители частенько подходили, чтобы купить какую-то невкусную гадость, кажется суши. Решив, что железо не горит, Артем побежал к столу и быстро нырнул под него. Под большим, железным столом было не так страшно, как снаружи. Казалось, что пламя, боясь железа, бушевало и ревело где-то, обходя стороной Артемкино убежище. И дыма под столом было намного меньше. Забившись в самый угол подстольного пространства, Артем решил переждать пожар. Он поджал под себя ноги, закрыл лицо руками и лишь изредка стал выкрикивать: «Помогите», в надежде на чью-то помощь.

***

Парень  с интересом продолжал читать чью-то занимательную историю жизни. Суровые годы воинской службы на флоте, первые награды…

«Что это?» - с интересом подумал парень, глядя на маленькие искорки, поглощавшие одинокую запятую в тексте. «А вот еще одна». Вместо запятой перед словом «что» на белоснежном листе бумаги красовалась пропаленная дырка. «А вот еще»… Маленькие искорки безжалостно поглощали все знаки препинания в тексте, будь то запятая, точка или двоеточие, оставляя после себя прожженные дыры с рваными краями.

Маленькие искорки, шаловливые дети прожорливого пламени, не унимались, перескакивая уже со знаков препинания на хвостики букв. Что это за заглавная буква «Б» без козырька сверху? Просто большой мягкий знак, а не «Б». И «Ю» без перемычки – совсем не «Ю». Забавно как-то…

- Что это? – спросил парень у Одуванчика.

- Время, – ответил Одуванчик, никак не прояснив парню ситуацию с происходившим.
«Время… Что время?! - ничего не понимая, подумал парень, - Видимо, время чтения истории ограничено».

- Жизнь скоротечна и непредсказуема, – вновь стал философствовать Одуванчик.

- Что это значит? – недоумевая, спросил парень.  - Он, чью историю я сейчас читаю, он погибает? Погибнет? Сгорит? Когда? Как? Тут про это сказано?

- История в твоих руках. И только тебе решать, как и когда она закончится, – спокойно отвечал Одуванчик.

- Мне?!

- Да, тебе. Придет время – и ты сам примешь решение.

«Сумасшествие какое-то! Как я могу решать чью-то жизнь?» - думал парень, продолжая чтение.

А искорки продолжали шалить. Теперь запятых и хвостиков им было мало. Они стали поглощать текст целыми буквами. «П  еве  н на  у но…». Огонь уже не казался забавным. Он просто сжигал заживо жизнь еще одного замечательного человека! Чью-то жизнь, старательно записанную на бумаге и упакованную в аккуратную папку. Жизнь, врученную в руки тем, в кого не веришь, в месте, которого нет, в руках того, кто понятия не имеет, что с этим делать. «Безумие!».

«Может быть, пламя разгорается из-за того, что я слишком сильно листаю страницы? Может я его сквозняком раздуваю?» - подумал парень и стал крайне аккуратно перелистывать страницы истории. Но огонь это никак не останавливало. «Надо читать быстрее! Может быть, дальше есть какие-то подсказки» - решил всерьез напуганный чтец и стал энергичнее проглатывать текст.

Женитьбы, дети. «Черт, даже имен не разобрать!». Снова служба.

Огонь безжалостно поедал буквы целыми словами.

«Пре…, пре…, представлен к награде? Не то, дальше, дальше!». Слова стремительно сгорали прямо на глазах ошеломленного парня. Горела доблестная служба на флоте вместе с  правительственными наградами и повышениями, полыхал первый класс и маленькая девочка с красными бантиками, уже до дыр прогорел дом мечты и розарий перед входом.

«Постой, постой, погоди чуток, дай мне немного времени!» - уговаривал огонь парень. Но глухое к мольбам чтеца пламя продолжало пожирать историю человеческой жизни.

От огня, уже не на шутку полыхавшего внутри папки, сама папка стала разогреваться и обжигать руки парню. «Держать!» - приказывал себе парень, продолжая чтение и перекладывая папку из руки в руку. «Держать!».

Пламя поглощало текст целыми абзацами. От огня, бушевавшего внутри папки, поднимался сноп искр, закручиваясь в смертоносный вихрь. Этот вихрь, как чудовищный смерч, подхватывал жизнь целыми годами, безжалостно унося ее в огненную реку забытья.

Увы, историю о счастливом времени седовласого старца, нянчащегося  с милыми внуками, прочесть было невозможно. Страницы просто выгорели до корешков. Дальше искать было нечего. Надо вернуться.

«Господи, да что же это?!» - листая назад, сокрушался парень. Там, где еще совсем недавно была вполне читаемая история, где еще пару минут назад теплилась надежда на спасение, страницы стремительно догорали до корешков. Горел курсант с первой серьезной передрягой, полыхал табель с двойками, девчонка с косичками, исписанная парта…

«Боже, как страшно! Как обидно и страшно! На моих глазах сгорает человек, а я ничего не могу поделать!» - в ужасе думал парень, судорожно перелистывая назад чью-то историю.   

***

Состояние Егора сложно было назвать пребыванием в сознании. Все, происходившее вокруг, то фрагментарно появлялось перед глазами, окрашиваясь в кроваво-красный цвет, то исчезало куда-то, утопая во тьме. Голоса, которые с трудом можно было разобрать, смешивались с гулом в ушах. Как только пульсировавший гул немного утихал, можно было что-то расслышать. Сколько сейчас времени, кто рядом и что происходит, было совсем не понять. На боль и бессилие, разлившиеся по всему телу, было уже наплевать. Становилось тяжело дышать. Безумно тяжело и больно дышать! Сердце то колотилось, как бешенное, то замирало, пугая зловещей тишиной в грудной клетке.

А в это время, с трудом пробираясь через снежные завалы, Мирон неторопливо добирался до работы. Благо дело, жил он совсем рядом с больницей. И торопиться было некуда. Больной с кровотечением был еще вчера стабилизирован, Егор шел на поправку. Никаких неожиданностей.

Придя на работу и переодевшись, Мирон первым дело решил заглянуть в палату к Егору. Заглянув в палату, Мирон тут же понял, что что-то случилось. Вся в слезах Дарья Ивановна, измученная, не спавшая всю ночь Светлана, встревоженная Маша, копошившаяся возле кровати пациента и Егор, бледно серый, опухший и безжизненно лежащий с капельницей в руке.

- Что случилось? – тревожно спросил Мирон Машу.

- Мирон Тихонович, Мирон Тихонович… – затараторила Маша, рассказывая о вчерашнем печальном событии и сдабривая рассказ обилием медицинских терминов, характеризовавших состояние больного.

Мирон с тревогой слушал Машу и осматривал Егора. Катастрофа! Состояние более чем тяжелое, со стремительной, негативной динамикой. Мирон тут же понял: силами их районной больницы друга с того света достать никак не удастся. Нужно срочно перевозить Егора в область. Не так давно там открылся новехонький медицинский центр с новейшим оборудованием и высочайшего класса специалистами. Лишь на них одних была надежда. Правда, очередь туда – на годы вперед, не пробьешься. А значит нужно немедля бежать к Сергею Дементьевичу, главному врачу больницы. Уж он-то точно что-то придумает. Старенький профессор, заслуг которого хватило бы на сотню медицинских светил, просиживавших столичные кресла, имел знакомства, казалось даже с самим генсеком.

- Давай историю! – скомандовал Мирон Маше и, прихватив большую папку, помчался на второй этаж в кабинет главврача.

Не взирая на ранний час, Сергей Дементьевич уже сидел в своем небольшом кабинетике и листал иностранный медицинский журнал. Столичные друзья из совсем не простых людей постоянно снабжали старенького профессора свежей прессой и на полках шкафа в кабинете главврача, среди многочисленных справочников, красовались иностранные журналы на английском, немецком и даже французском языках. Кресло главврача, которое с гордостью занимал Сергей Дементьевич, совсем не отражало его заслуг перед медицинской наукой. Но профессор, будучи истинным адептом медицины, всегда во главу угла ставил не карьеру и славу, а заботу о больных и собственные убеждения, чем крепко раздражал вышестоящее начальство. Над его креслом никогда не висел портрет очередного вождя с грудью, усеянной медалями. Это место всегда занимал портрет Ивана Петровича Павлова, неприметного бородатого старичка, имевшего поразительное сходство с Сергеем Дементьевичем. А в углу на шкафчике, укрытая маленьким полотенцем, стыдливо пряталась икона архангела Рафаила.

- Доброе утро, Сергей Дементьевич! – поприветствовал Мирон профессора, зайдя в кабинет.

- И Вам не хворать, Мирон Тихонович! – оторвав взгляд от журнала, откликнулся профессор, неизменно называвший Мирона только по имени-отчеству. – С чем пожаловали, голубчик?

- Сергей Дементьевич, у меня тут крайне сложный случай, – начал Мирон, протягивая профессору историю болезни Егора, – вчера обратился ко мне мой давний друг, приехавший погостить на недельку.

- Посмотри, посмотрим… – сказал профессор, начав бегло изучать историю болезни, слушая при этом Мирона.

- Постойте-ка, голубчик, – внезапно заметил профессор, читая историю болезни, – уж не тот ли это светловолосый сорванец, что постоянно окна мне в больнице бил мячом? И фамилия у него, подстать цвету волос…

Мирон стыдливо промолчал. Ну а кто же это еще мог быть?! Откровенно говоря, Мирон и сам пару раз прикладывал к этому постыдному поступку ногу. Случайно. Но сейчас, стоя перед своим начальником и наставником, признаваться в таком ребячестве Мирону совсем не хотелось.

- Тот, который с горки упал? Ну точно, он!

«Мне бы такую память в его-то годы» - с завистью подумал Мирон.

- Что предлагаете делать? – спросил профессор, закончив читать историю.

- Считаю, нужна срочная перевозка больного в областной гематологический центр! – ответил Мирон.

- Согласен.

- Сергей Дементьевич, там у них очередь на год вперед расписана, нас, как пить дать, завернут. Может у Вас есть какая-то возможность?

- Какая-то есть, – улыбаясь, ответил профессор, – по счастью, один специалист из руководства больницы – мой давний друг и ученик. Я ему сейчас позвоню и попробую договориться, чтобы Вас, Мирон Тихонович, приняли с этим Вашим Светленьким. Я думаю, он не откажет своему старому наставнику. Идите и готовьте больного к перевозке, а я все улажу.

- Спасибо Вам большое, Сергей Дементьевич! – радостно пробасил Мирон и помчался в гараж, чтобы занарядить машину для перевозки Егора.

В гараже водитель скоро помощи Потапыч попивал чай, мирно беседую с санитаркой.

- Потапыч, кончай чаи гонять, запрягай кобылу! – скомандовал Мирон.

- Не выйдет, Мирон Тихонович, – спокойно ответил водитель, – никуда мы не поедем.
- Это как так?! – возмутился Мирон.

- А вот так «так»! Я Вам еще вчера говорил, что занесло нас по самые уши. Второй радированный до сих пор с областной добраться не может. Их там десятка три собралось, пробиваются за техникой. Может скоро и к нам прибудут.

- Да что же это за напасть! – с досадой выпалил Мирон, вспоминая, с каким трудом он добирался до работы сегодняшним утром. – Слушай, Потапыч, ты можешь сейчас связаться со вторым и узнать, где они? Может уже на подходе?

- Сию минуту, Мирон Тихонович, – ответил Потапыч и, отставив в сторону стакан с чаем, пошел к рации.

- Если что – я в третьей палате! – убегая, крикнул Мирон.

В палате ничего не поменялось. Егор все так же лежал ни живым, ни мертвым. Все так же со слезами и отчаяньем в глазах сидела возле кровати мать. Все так же тревожно хлопотала возле больного Маша. Разве, что Светлана ушла. Рабочий день ведь.

Мирон присел возле друга и тихим, спокойным и уверенным голосом стал просить Егора.

- Егор, дружище, помощь уже в пути, скоро расчистят дорогу. Нам только нужно немного продержаться. Я тебе обещаю, я сделаю все, что смогу. Пообещай мне держаться. Изо всех сил держаться! Терпи, не уходи, держись!

«Держаться, держаться…» - пробивалось сквозь гул в ушах. «Терпеть, держаться…». «Я держусь, держусь, дружище!» - в мыслях проговорил Егор, с трудом собрав остатки сознания.

Мирон встал и подошел к окну. За окно уже стихал снегопад, и даже кое-где сквозь тучи пробивалось солнце. Постукивая огромным кулачищем по подоконнику, Мирон стоял и думал: «Черт, как же так?! У меня на руках умирает друг! Прямо сейчас умирает! А я ничего, совершенно ничего не могу сделать! Черт, как же больно и обидно!».

***

Пожарные ломали рекламный стенд, загораживавший один из пожарных выходов.

- Какой идиот его тут поставил?! – возмущался Семен, командир пожарного расчета.
Стенд рухнул, обнажив пожарный выход, по ту сторону которого уже толпилось с пяток человек.

- Стас, выведи людей! – скомандовал Семен одному из пожарных.

Парень в защитном костюме быстро отвел людей в сторону от здания.

- Вова, Макс! Вы на третий, в бизнес-центр. Проверьте, все ли покинули помещения. Стас, Серега, вы на первый, помогайте эвакуации. Леша, ты со мной на второй, – четко дал распоряжения Семен и храбрые огнеборцы устремились внутрь здания.

Второй этаж был весь в едком, черном дыму. Почти ничего не было видно. Где-то дальше был слышен шум льющейся воды, звон стекол и треск пламени.

- Надеть противогаз! – скомандовал Семен. Алексей, парень, шедший в паре с командиром, привычным движением натянул на себя маску.

- Семыч, что делаем? – спросил Леша.

- Идем в сторону игровой зоны. Ты осматриваешь фуд-корт и туалет, если доберешься, а я – торговый зал и игровую зону.

- Есть! – ответил Алексей.

Пригнувшись, пожарные двинулись по коридору, в котором уже не было людей. К счастью, все уже успели спуститься на первый этаж. Чтобы попасть к месту обследования, нужно было пройти всего несколько метров по широкому, затянутому дымом коридору. 

- Прекратить поисковые работы на втором этаже до выяснения обстоятельств! – внезапно прозвучало по рации.

- Что не так?  - удивился Алексей.

- Огонь в здании разгорелся от старого баллона с пропаном. Его какие-то криворукие аниматоры пронесли для своих фокусов, – стал пояснять Семен, видимо, знавший о пожаре больше членов своей команды, – баллон рванул, подпалив все вокруг. Сейчас выясняют, не было ли еще каких-то взрывоопасных предметов.

- Так что делаем? – раздраженно спросил Алексей.

- Ждем, – спокойно ответил Семен, и пожарные присели на корточки возле входа в фуд-корт.

А внизу тем временем другой пожарный расчет заливал пылающее здание из брандспойтов. Звенели стекла, лилась вода, сквозь разбитые окна на улицу вырывались клубы черного дыма. К сожалению, окна были только в торговой части здания и в помещение, где Артемка прятался от огня, вода никак не могла попасть. Фуд-корт и развлекательная площадка находились внутри здания и струи спасительной воды совсем не попадали ни на пылающего дракона, ни на большой железный стол, позволяя огню бесчинствовать и поглощать все вокруг. Удушающий, черный дым стал проникать под стол, вызывая у бедного мальчика омерзительный кашель при каждом вдохе. Артемка скинул с себя клетчатую рубашку и обернул ее вокруг головы.

Прилетевшая с тортом Валентина безуспешно пыталась прорваться через пожарный кордон. Конечно же, ее никто не пускал. А как могло быть иначе? Пожар – это дело профессионалов, храбрых пожарных. И на пожаре совсем не место обычной женщине. Даже если она - мать погибающего в огне сына.

- Черт, Сема, чего мы сидим?! – ерзал Алексей.

- Ждем подтверждения информации, – покровительственным голосом ответил командир.

- Да там же сейчас пацан сгорит, пока мы тут чего-то ждем!

- А мне лишних трупов на пожаре не надо! – жестко отрезал Семен. – Я за тебя и за пацанов башкой отвечаю! Хватит с меня погибших по глупости. Если там сейчас рванет – нас, как пить дать, вперед ногами понесут! Ждем! 

«Ждем… Какого хрена ждем?!» - думал Алексей, сидя на корточках и нервно постукивая себя кулаком по коленке. «Черт, вот аж злость берет! Там сейчас мальчонка в огне погибает, а мы тут сидим и ждем. И ни черта не можем сделать!».

***

- Стой! Останови это! – закричал парень, уже не в силах удержать в руках раскалившуюся, полыхающую папку. – Стой!!!

Сей же миг огонь остановился. Языки пламени неподвижно повисли в воздухе, словно держа на привязи шаловливые искорки, весело мигавшие над ними. Все вокруг остановилось. Замерли часы на письменном столе, пылинки, кое-где мелькавшие в воздухе. Казалось, что даже слова, сказанные секунду назад, замерли в воздухе незримыми волнами. Повинуясь наказу чтеца, остановилось время.

- Я хочу остановить это безумие! – произнес парень.

- Как? – спросил Одуванчик.

- Я хочу, чтобы он жил! – с уверенностью ответил парень.

- Он? – удивился Одуванчик.

- Да! Он. Вот этот парень, история которого прямо сейчас пылает. И пусть я никогда не увижусь с ним, пусть он никогда не узнает обо мне. Я не хочу, чтобы его жизнь, долгая и интересная жизнь, оборвалась, едва начавшись. Пусть он живет.

- Пусть живет, – тихо ответил Одуванчик, – а как же ты?

- Я?

- Да, ты. Ты ведь даже не взял в руки свою папку. Разве тебе не интересна твоя история жизни?

- Интересна, – улыбаясь, отвечал парень, - но я ее знаю. Каждое слово, каждый абзац. Аж до сего момента.

- А дальше? – спрашивал Одуванчик, глядя на парня пронзительным, зеленоглазым взором.

- А дальше… А давай мы дальше поставим многоточие! – с ироничной улыбкой ответил чтец.

- Ты же понимаешь, что это означает? – серьезно спросил Одуванчик, все еще надеясь на благоразумие парня.

- Конечно, понимаю. Историю, как жизнь, можно прочесть и прожить лишь единожды, – процитировал Одуванчика парень, – свою жизни я уже прочел. Теперь его черед читать.

Парень, сидевший напротив Одуванчика, так мило улыбался, словно маленький ребенок, получивший долгожданную игрушку в подарок. Его лицо светилось удивительным, светло-молочным светом, точно таким же, как кабинет, в котором они сидели и коридор, где был стол заказов. Особенно ярко светились его светлые волосы, модной прической ниспадавшие на плечи.

- Твоя воля, – покорно ответил Одуванчик, – но ты все еще можешь изменить свое решение.

- Ты знаешь, дружище, я, наверно, слишком сильно люблю жизнь, – с удивительной теплотой в голосе, мечтательно ответил парень, – я это только сейчас понял. Я просто не силах оборвать жизнь этого хорошего человека, о котором я знаю почти все, но которого я совсем не знаю. Пусть он живет.

- Да будет так! - твердо сказал Одуванчик и положил папку парня на письменный стол. – Положи его папку поверх своей.

Парень аккуратно положил еще минуту назад полыхавшую папку в уже покореженном огнем коричневом переплете поверх небольшой папочки на столе. Руки никак не хотели отпускать чью-то жизнь. А вдруг огонь снова разгорится и окончательно сожрет дело славных прожитых лет?

- Не бойся! – с улыбкой сказал Одуванчик.

Нехотя, парень отпустил руку, крепко вцепившуюся в папку. В тот же миг обгорелая папка превратилась в красивое, наполненное белыми страницами, дело в темно-коричневом переплете. А скромная папочка под низом слегка усохла, сиротливо держа на своих хрупких плечах массивное, темно-коричневое дело.

- Дело сделано. Пойдем.

И двое собеседников неспешно двинулись на выход из кабинета.

***

Печальные раздумья Мирона прервал водитель скорой, Владимир Потапович, тихонько заглянувший в палату к Егору.

- Что?! – с надеждой в голосе спросил Мирон, увидев в дверях Потапыча.

- Уже едут к нам, полчаса, час – у нас будут! – ответил Потапыч.

- Ну что, дождались, дружище! – радостно пробасил умирающему Егору огромный мужчина в белом халате, – Едут!

- Господи, что нам делать, Мирон Тихонович? – засуетилась Дарья Ивановна, доселе сидевшая подле Егора, как на иголках.

- Собирайте вещи, Дарья Ивановна, одевайте Егора. Маша Вам поможет, – сказал Мирон, уже собравшийся бежать к главврачу за историей болезни, – Машенька! – обратился Мирон к уставшей после ночной смены коллеге, – поможешь Дарье Ивановне с перевозкой?

- Конечно, Мирон Тихонович! – устало ответила Маша.

- Потапыч, иди, откапывайся, ехать скоро будем! – бодро скомандовал Мирон водителю.

- Откопаемся, не переживайте, – ответил водитель и скрылся за дверью.

Мирон помчался на второй этаж в кабинет Сергея Дементьевича за историей болезни. Нужно было еще узнать, состоялась ли договоренность с тем, с кем надо.

- Вас будут ждать, голубчик – с улыбкой ответил главврач запыхавшемуся Мирону, буквально влетевшему к нему в кабинет.

- Спасибо Вам большое, Сергей Дементьевич!

- Да ну, голубчик, не стоит благодарности! – смущаясь, ответил старенький профессор и стал подробно рассказывать Мирону, куда и к кому обратиться по прибытию.

Обратно в палату Мирон бежал в приподнятом настроении. Наконец-то, дело сдвинулось с мертвой точки! Да, предстоял еще нелегкий путь в областной центр. Но теперь теплилась надежда спасти друга.

Буквально в пяти шагах от двери слух Мирона внезапно пронзил истошный крик доктора Маши: «Помогите, кто-нибудь! Остановка!».  Огромным прыжком преодолев расстояние до двери, Мирон пулей влетел в палату.

***

- Да ну, к черту! – выпалил сидевший на корточках Алексей, подскочил и, пригнувшись, быстро пошел в сторону фуд-корта.

- Стой, твою мать! – крикнул командир, пытаясь на ходу схватить убегающего Алексея.

- Прикрой! – донесся из непроглядного дыма крик уже скрывшегося из глаз огнеборца.

- Я тебя, гад, так прикрою – век помнить будешь! – сквозь зубы прошипел Семен, прокрадываясь сквозь непроглядный дым вслед Алексею.

Фуд-корт весь был в дыму, видимость была не дальше вытянутой руки. Алексей решил обследовать те места, где мог бы скрыться мальчик. Идти в сторону игровой площадки и туалета было бессмысленно – там уже все давно полыхало. Если парень остался там – ему точно не выжить. Некоторые стойки кафешек все еще были свободны от огня. Алексей быстро осматривал их, громко выкрикивая: «Артем», в надежде на то, что мальчик услышит его в диком реве пожара и отзовется. Увы, кроме пожара, голосившего громким треском и ревом, никто на Лешин окрик не отзывался.

Сидевший под столом Артемка стал задыхаться. Клетчатая рубашка, пропитавшаяся едким дымом, совсем не сдерживала удушающей гари. Сделать очередной вдох совсем не давалось, как будто в горле перекрыли какой-то краник. «А что, если совсем не дышать?» - мелькнуло в голове Артемки. Вдохнуть все равно не получалось, и Артемка решил просто ничего не делать. Вот не дышать – и все. Обычно, если долго-долго не дышать, очень хочется хоть немножко глотнуть воздуха. А тут совсем не хотелось. В голове стали показывать какой-то непонятный мультик. Кто-то обмакивал кисть в банки с краской и быстрым взмахом руки разбрызгивал краску прямо перед глазами Артема. Зеленая, красная, голубая… Как интересно! А еще кто-то его звал издалека. Едва слышно. Кто это?

- Что у тебя? – спросил Семен по рации.

- Пока ничего, продолжаю поиски, – ответил Алексей.

- Сворачиваемся. Сейчас кишку к гидранту протянут, будем заливать и искать по ходу! – скомандовал командир пожарного расчета.

«Куда сворачиваемся? Ну, уж нет, ищем дальше!» - в мыслях запротестовал Алексей.

- Понял, выхожу! – отрапортовал по рации Алексей, сам при этом продолжая быстро искать погорельца.

«Черт, ну где же ты, пацан?! Отзовись!».

Мальчика нигде не было видно. Да и как тут кого-то увидеть, если все помещение заволокло непроглядным, черным дымом, который, пробиваясь даже сквозь противогаз, вызывал неприятные ощущения в горле? «Где ты, где?» - вопрошал Алексей, ни на секунду не прекращая поиски.

Внезапно кто-то потащил Алексея к большому, железному столу, вокруг которого уже полыхало пламя. Будто бы взял за руку и силком потащил. Будь рядом командир, Алексей непременно подумал бы на Семена, но рядом никого не было. Леша не стал противиться незримой силе и быстро двинулся в сторону стола.

- Есть! Нашел! Обеспечьте эвакуацию и скорую! – закричал по рации Алексей.

***

Даже не набрасывая шубы поверх белого халата, Мирон вышел на больничное крыльцо. Снегопад уже прекратился и яркое, зимнее солнце, светившее вовсю, тут же ослепило Мирона бликами от белого снега. По улице шумела техника, расчищая дорогу от снежных завалов, а в больничном дворе водитель скорой, Владимир Потапович, на пару с другим водителем, дружно откапывали старенькую «буханку» от снега.

- Потапыч! – устало крикнул Мирон водителю.

Отставив в сторону лопату, Потапыч неспешно подошел к Мирону.

- Что, Мирон Тихонович?

- Угости-ка ты меня, братец, сигареткой. Если не жалко… - обреченно попросил Мирон.

Потапыч молча достал пачку сигарет со спичками из кармана и протянул их заведующему отделения.

***

- Что дальше? – спросил Одуванчика парень уже в большом, светлом коридоре, куда они вышли из кабинета.

- Тебе прямо, – ответил Одуванчик, показывая рукой вдаль коридора, где клубилась белая дымка, подсвеченная нежно-молочным освещением.

- Увидимся? – спросил на прощание парень, протягивая Одуванчику руку для рукопожатия.

- Увидимся, – с грустинкой ответил Одуванчик, крепко пожимая парню руку.
И парень уверенным шагом двинулся вглубь коридора, растворяясь в туманной дымке. Туман вокруг  статной фигуры светловолосого парня диковинно закручивался, рисуя за спиной идущего будто бы крылья. Такие легкие, ажурные крылья из тумана…

- Уходит? – спросил подошедший к Одуванчику Сухарь.

- Уходит, – с грустью ответил Одуванчик.

- Все уходят… – философски сказал Сухарь.

- Нет. Этот уходит.

- Да ты не горюй, пушистый! – стал успокаивать Сухарь, – Ему-то сколько осталось? Лет десяток, не больше. А вот этот, – и Сухарь показал пальцем на большую папку в коричневом переплете, – этот поживет - будь здоров!

- Да, поживет… – грустно отвечал Одуванчик, все глядя вслед парню.

- Ладно тебе киснуть! – по-отечески сказал Одуванчику Сухарь, - Мы с тобой сейчас большое дело сделали. Понимаешь, большое! Давай-ка мне дела, – и Сухарь, взяв из рук Одуванчика две папки, понес их к столу заказов в коридоре.

А Одуванчик все стоял и смотрел вслед уходившему парню. Статная фигура молодого человека постепенно скрывалась в туманной дымке. А туманная дымка коридора все рисовала и рисовала ажурные крылья на спине парня.

************

Через пару дней после происшествия, храбрый огнеборец Алексей решил проведать спасенного мальчика, заглянув в больницу. Увы, Артемку в этот раз повидать не удалось. Мальчик мирно спал, и медсестра не пустила Лешу к Артемке.

- Пусть спит, я как-нибудь позже зайду, – сказал Алексей медсестре и уже двинулся к выходу. Но в этот момент его кто-то взял за руку. Ненадолго отходившая Валентина заметила возле палаты сына какого-то рослого мужчину, мирно беседовавшего с медсестрой.

- Вы, пожарный? Тот пожарный, который вынес моего сына?! – со слезами на глазах спросила Лешу Валентина.

- Ну…- смущаясь, отвечал Алексей, – наверное, я.

Валя тут же упала на колени, крепко держа Алексея за руку.

- Ну что Вы, что Вы!  - красный от смущения Леша стал поднимать Валю с колен. А медсестра, стоявшая рядом, с восхищением смотрела на героя-пожарного, спасшего из огня мальчика.

Алексей, старательно избегая повествования о своих заслугах, стал рассказывать о том чуде, что сталось на пожаре. Словно бы это не он спас погибавшего Артемку, а кто-то совершенно другой. И его заслуг в спасении, ну почти, что нет. Да только кто же ему поверит, скромному парню, обычному герою и храброму спасателю?!
Так они и стояли в коридоре. Алексей рассказывал о пожаре, Валя крепко держала Лешу за руку, периодически вытирая слезы, градом катившиеся по щекам, а медсестра с удивлением слушала историю о счастливом спасении из уст самого храбреца.

А за окном ярко светило солнце и весело пели птицы.

И никто, никто из присутствовавших: ни герой-пожарный, ни счастливая мать, ни восхищенная медсестра, ни даже птицы, певшие за окном не знали. Не знали, что вот таким же солнечным, только морозным днем, много лет назад, далеко от них, в месте, которое и на карте не сразу сыщешь, хоронили одного парня.

Хоронили тихо, не как героя, без музыки и почестей. Старенькая лошадка, запряженная в сани с гробом, неспешно вела за собой печальную процессию из едва ли десятка человек. Кто-то тихо плакал, кто-то просто шел, больше не в силах рыдать… И лишь белый снег весело хрустел под ногами, наивно радуясь морозу и солнцу.

За городским кладбищем, возвышавшимся на пригорке, простирался густой лес, окутанный снегом и морозной дымкой. Две высоченные сосны, макушками торчавшие поверх всего леса, заснеженными верхушками причудливо образовывали мужской силуэт. Бывает же такое! А туманная дымка, стоявшая над лесом, все рисовала и рисовала воображаемому силуэту крылья…