Олеся. Глава 10

Глава Х



Мы сидели молча. Мне надо было разобраться в себе, а Федор, почувствовав это, не хотел мне мешать.

Какой смысл себя обманывать? Я любил эту девушку. Уже давно — со вчерашнего дня. Это могло бы показаться смешным, но мне было не до смеха. Я пропал, растворился без остатка в бесконечности ее глаз, в запахе ее волос, в ее улыбке, в ее силе колдуньи и одновременно слабости почти ребенка. Скажи мне об этом кто-нибудь еще два дня назад — ни за что бы не поверил, что так может быть. Жизнь, все, что я делал до вчерашнего дня, казалось мне сейчас только пустым томительным ожиданием этой любви. Я не понимал уже, как я мог существовать, чем-то заниматься, даже веселиться и получать от жизни хоть какое-то удовольствие, когда рядом не было Олеси. Строить планы на будущее, в котором не было этой девушки. И, ужас-то какой, я даже не подозревал о ее существовании! Я ненавидел Москву — там не было моей Олеси, я терпеть не мог свой студенческий городок Нью-Хейвен, с которым с грустью расставался всего две недели назад, обмывая с друзьями свой диплом. Я с трудом мог вспомнить (да и зачем, собственно?) лицо моей подруги Женьки, оставшейся где-то в совершенно бессмысленном и пустом мире, потому что в том мире не было Олеси. Я жалел все человечество — они, эти несчастные миллиарды людей, ничего не знали о моей любимой и могли при этом спокойно и бессмысленно жить. Бедняги.

Жалкими остатками скучного здравого смысла, который в испуге от взорвавшегося фейерверка чувств забился в самый дальний и пыльный уголок моего сознания, я понимал, что влип. Но как же я был этому рад! Я был благодарен даже бандиту Мише и подлецу Силантьичу. Они, сами того не понимая, помогли мне встретиться с моей судьбой. Вергилий все-таки довел меня до моей Беатриче, хоть и порывался грохнуть по дороге.

Ребенка? Да хоть двух! Тоже мне, этическая проблема для доктора философии. Так бы сразу и сказали.

— Так я сразу и сказал, — неожиданно подал голос Федор.

Я о нем совсем забыл. Вот черт, их способность читать мысли напрягает.

— Да ничего я не читал, — возмутился Федор, стараясь, чтобы улыбка не расползлась дальше ушей, ­– у тебя все на лице было написано здоровенными буквами.

Ну да, конечно, не читал он. Жулик.

Дверь распахнулась, и на пороге появились Мария и Олеся. У Марии в руках была здоровенная кастрюля, а Олеся держала корзинку, накрытую полотенцем.

— Обед готов, ребята. Вы тут голодные си… — Олеся осеклась на полуслове, встретившись со мной взглядом и моментально все поняв.

— Ты уже все сказал ему, Федор, — с укором не спросила, а констатировала она. Щеки ее пунцово вспыхнули, она развернулась и бросилась из дома прямо как была, вместе с корзинкой, чуть не сбив по дороге едва успевшую отскочить Марию.

— Вот тебе и женщина-вамп, — махнул рукой Федор. — Маша, догони ее, что ли, успокой. А то она нам бурю с градом какую-нибудь сейчас устроит. А у нас огурцы с помидорами в огороде дозревают.

— Не надо, Мария. Я сам. — Я встал и направился к выходу. — Что она мне сделает? Ну в лягушку превратит. Подумаешь, делов.

Мария перевела взгляд с меня на мужа в ожидании подтверждения. Тот только кивнул. А я вышел из дома.

Далеко идти не пришлось. Олеся сидела на ступеньках крыльца и решительно доедала кусок пирога, извлеченного из той самой корзинки под полотенцем. Видимо, правду говорят психологи — от стресса женщины начинают есть все, что попадет под руку.

Я уселся рядом, демонстративно заглянул в частично опустошенную корзину и решительно заявил:

— Это был мой пирог. Мария, между прочим, его для меня пекла. Ты. Съела. Мой. Пирог.

Олеся, перестав жевать, посмотрела на меня совершенно ошалевшими от такого заявления глазами и аккуратно положила надкусанный ломоть обратно в корзинку. Потом поняла, попыталась удержать на лице серьезное выражение, но не смогла и неожиданно для самой себя прыснула от смеха. Крошки от пирога, вылетев изо рта, тут же стали добычей обрадованных нежданным деликатесом кур. Через секунду мы оба хохотали, не в силах остановиться, а выскочившие на крыльцо Федор с Марией взирали на нас как на окончательно и безнадежно ненормальных людей.

— Спасены твои помидоры, Федор, — только и смог выдавить я сквозь смех. — Пошли доедать, что осталось.

Заходя в дом, я оглянулся и успел заметить, как с быстротой льдинки, брошенной в кипяток, тает огромная черная туча на горизонте, растворяясь в синеве неба.