Шведская семья с алкоголиком

    или Семейная жизнь втроём.



          В нашем рабочем посёлке стеклозавода жила семейная пара Миша и Зина. Зина работала медсестрой в фельдшерском – акушерском пункте (ФАПе) при  заводе, а Михаил был инженером-лесоводом в местном леспромхозе. Выглядели они достойной друг друга парой, когда приходили в поселковый клуб при заводе, на всякие официальные торжества. Зина имела цветущий вид деревенской девушки, с крепкой талией и широкими бёдрами, с крепкими икрами и стопами,  грациозно несущими эту женскую стать идя рядом с мужем, под ручку. Волосы имела русые, слегка вьющиеся вокруг лица и стройной шеи, естественно вьющиеся, без следов горячей завивки, рост имела  классический, метр шестьдесят четыре сантиметра.  Всегда румянец на круглом лице, во все  щёки, как говорится, "рдеет как румяно яблоко". Как медработник была она очень грамотным специалистом, народ хвалил, особенно хвалили её мужики, которым приходилось лечить интимные болезни. Михаил, муж её, имел вид худощавый, но интеллигентный, рост был выше среднего, волосы тёмные, прямые, на продолговатом, лошадином лице его, особенно выделялся нос,  своими размерами и обещал к старшему возрасту стать фиолетового цвета. Писал стихи для поселковой  газеты на исторические, патриотические темы, под  псевдонимом "Лесовод", поздравления в стихах на всяких юбилеях по любому поводу, за что всегда был приглашён, с супругой естественно. На мероприятия супруга приводила его в тёмном костюме, белой накрахмаленной рубашке, с галстуком, в начищенных ботинках. На работе он был в  передовиках, получал грамоты, портрет его висел на доске почёта посёлка, часто его усаживали в президиумах собраний торжественных, по случаю очередной годовщины.  Всё у них было как у людей, и даже по лучше.  Дом им дали свой, с участком, детей  у них народилось и росло двое, мальчик постарше и девочка, зарплаты получали приличные. Но одна беда имелась, как и у остальных семейств посёлка, муж Миша шибко выпивал, как  говорится, в каждой избушке свои погремушки, но одна погремушка у всех семей посёлка, была одна и та же, в виде бутылки. Но Миша выпивал "с умом", зарплату он не пропивал, всё отдавал жене до копеечки, пил на дополнительные доходы, источник которых у него был связан с лесом, вернее с деревьями, которые образовывали окружающие нас леса. Частные дома у нас в поселке были бревенчатые, поэтому спрос на древесину был стабильный в нашем посёлке, у наших жителей, да и населению близлежащих деревень древесина постоянно требовалась.

 
     Дом моих родителей, который остался мне в наследство, находился неподалёку от посёлка, километров семь до него напрямую, полевыми дорогами. Если ехать на автобусе по маршруту, через деревни, получалось в два раза больше. И  в ту эпоху «без лошадности», при коммунистах, когда индивидуально ходили все пешком, пешком ходили и мы с женой, на деревенскую усадьбу, так было быстрей, чем на автобусе, со всеми заездами и остановками. На усадьбе, мы с супругой ухаживали за огородом, выращивали и заготавливали на зиму картошку, капусту, огурцы, и грибы-ягоды всякие, за зиму всё подъедали семьёй. 


          Идешь бывало полевой дорогой, в середине лета, в деревню, кругом рожь колосится, сенокос идёт или кукурузу на силос косят, в воздухе аромат медовый стоит от трав, кисло-хлебный от силосных ям, где скошенную кукурузу трактором трамбуют, мнут, чтобы хранилась всю зиму в поле до весны, корм коровам на радость. Идёшь и вдыхаешь воздух  с наслаждением, как будто ароматом поля и лугов пропитываешься и пьёшь, мёд с хлебом ешь. Солнечно, солнышко ласково греет, не печёт, ветерок по небу облачных барашков гонит, стрижи-ласточки над землёй стремительно проносятся, это верный признак, наконец то дождик прольётся, в огороде всё польёт, на радость дачникам-огородникам. Мне от дождя тоже облегчение,не придётся воду на полив таскать ведёрками из соседнего с огородом прудика. Идешь по дороге, любуешься красоте божьей вокруг, вдруг, в кювете видишь, валяется велосипед. Все уже знали, что метров через 50 будет валяться Миша, сморённый, принятым перед, этим подношением стакана.  Это значит, что Михаил,  при обходе близлежащего лесоучастка застал кого-то за самовольной порубкой деревьев. В результате разбирательства, стороны пришли к консенсусу, и Михаил был удовлетворён предложенными условиями. Михаил передвигался по своему рабочему участку всегда  на велосипеде,который становился для него тяжким бременем, через одну две встречи с нарушителями. В этот раз Михаил двинул в сторону нашей деревни, так как на участке обнаружил ещё следы волочения брёвен трактором, в сторону нашей деревни. Методики поиска порубщиков-самовольщиков у него были отработаны досконально, нюх у него был собачий, никто не ускользал от консенсуса с Мишей. Точно, через сто метров, в траве не кошенной, мирно спал Миша, улыбался во сне и что-то бормотал, то есть живой и в стадии пробуждения. Туловище  головой лежало  в сторону деревни, то есть Миша наметил отловить очередного нарушителя, вычислить его и привести его, нарушителя, к консенсусу, что и будет железно им исполнено, после его пробуждения. Я его ещё увижу, часа через два, бредущим мимо моего огорода, с велосипедом, который  он, держа за ручки руля, одновременно использует в качестве катящейся опоры. Миша никогда не бросал своего "железного друга", потому что чаще передвигался опираясь на него, чем крутя педали. Поэтому я, с чистой совестью, от того что Миша живой, будить его даже вредно и я его скоро увижу, мы с ним поздороваемся, двигаюсь дальше по дороге, в сторону деревни, тем более что я уже увидел вдалеке, за перелеском, красную крышу своего дома. Усадьба, у нас с женой, была первой на входе в деревню, если идти со стороны посёлка.


         У Зины, были свои заботы, ей всегда хотелось «мужика». Миша пил, всегда был пьяный, такой возможности для удовлетворения Зининой потребности  не имел.  Зина решила проблему просто, завлекала знакомых мужчин, которые ей нравились, а нравились ей все, приглашала их на «попить чайку», чаепитие всегда заканчивалось "скотским двором", импортным сексом заниматься времени не было. Выбор кандидата, она всё таки проводила. Завод был не маленьким, мужского персонала было предостаточно, варка стекла имеет много производственных вредностей для здоровья, поэтому и медосмотры работников проходили регулярно. Критерии её приглашения "на чаепитие" были следующие, обязательно женатый, с коренастой, плотной фигурой, среднего роста и среднего возраста. Случалось, что во время чаепития,заглядывал без приглашения,  кто то ранее с ней  чаёвничавший,  вне очередной "чаехлёбарь", удалённый из круга "приглашаемых", попавший в разряд "отверженных". Приходилось Зине на ходу "разруливать"обстановку, с этим она успешно справлялась, согласовывала  ближайшее время с  "жаждущим", если он был этого "достоен", если был из числа "отверженных", Зина ему говорила, иди к жене, не лезь ко мне, у тебя жена есть, отваживала. "Отверженным" было к чему стремиться, как рассказывали по пьяни мужики, прошедшие "Зинины чаепития", "дело" Зина начинала в позе, лёжа на спине, колени максимально разведены в  стороны, до плоскости, ступни ног она заводила под собственный зад, на зависть иному Йогу. При производстве "дела", стонала Зина не хуже иностранных певиц, песни которых звучали в посёлке, с кассетных магнитофонов.После первого "захода", Зина, крутила мужика на спину, обхватив, как паук муху, руками и ногами, переползала к достоинству мужика, ему подставляла своё "безобразие", облизывала ему, его "достоинство" досуха. Не зря мужики говорили, что Зинино лицо рдеет от дармовой "спущёнки". Зина всегда "хотела" второй раз, если у мужика "не торчало", поднимала ему его "достоинство" ртом, если у мужика "достоинство" не поднималось, мужик  попадал в ряды "отверженных" и на "чаепитие" больше не допускался. Если "чаехлёбарь",во время "обратного расположения" начинал активно пользоваться клитором Зининого "безобразия", у Зины начинался и завершался очень быстро, второй раз, в процессе которого, Зина кричала очень громко и вспоминала мамочку. Затем переходили ко второму разу для "чаехлёбаря". После двойного второго раза, полагался краткий отдых, в процессе которого мужик, если проходил "посвящение" в первый раз, заводил разговор с Зиной о величине своего "достоинства" и удовлетворена ли она его размером. Для Зины, разговор на эту тему, уже был привычен и отработан,она сообщала "чаехлёбарю", что видимый размер "висяка" обманчив, бывают "нутряки", которые выдвигаются для "дела", в очень приличный размер, качество "достоинства" проверяются в "деле". Мужики, которые были способны заставить Зину, вспоминать мамочку, попадали в круг особо приближённых, которые становились закадычными друзьями Михаила.


      Все «чаехлёбари» были из нашего посёлка, друг друга знали, поэтому график-расписание старались соблюдать, чтобы не мешать друг другу, сбои были только если кого «нахлобучивало» и сбивало память по пьяни.


         Хозяйство Зина вела справно, дети обуты, одеты, накормлены,  растили супруги двоих детей, парень и девочка, вывела их в люди. Муж тоже ходил чистенький, прилично одетый с утра, гладко выбритый, но почти каждый день возвращался пьяный и сильно загрязнённый, особенно в дождливую погоду. И Зинуля, как роза цвела безо всякого макияжа, щеки всегда  были залиты румянцем, а если встречалась на улице жена какого-нибудь Зининого  «чаехлёбаря», Зина распрямлялась ещё больше, хотя спиной чувствовала,  что ей плюют  во след, но эти "проклятия" её только развлекали.  В посёлке всем, всё, про всех было известно.  Мужу Зининому, доброжелатели говорили, намекали про чаепития, говорили с кем Зина, на что Миша реагировал с  неизменным спокойствием  и добродушием и отвечал, да хороший человек, теперь мы с  ним роднее будем.


         Каждый жил своими интересами, он вечно пьяный, она распивала  чаи, как возможно чаще. Но из дому его она не выгоняла, почему? А он зарплату отдавал ей всю до копеечки,  пил на другие средства,  его просто поили пойманные им похитители деревьев и те, кто выполнял работы, за оплату, по расчистке леса. Миша составлял акты, на выполненные работы, указывал объём работ к оплате и передавал документы в  бухгалтерию. Исполнитель всегда преподносил Михаилу  благодарность, в виде  некоторого количества поллитровок, за "правильно" указанные Михаилом объёмы работ. Михаил был человеком строгих правил и деньгами не брал, только натуральным продуктом. Сам  он по характеру был человек не злобивый, жену не бил за её "чаепития", синяков ей не навешивал, пальцем не трогал и даже замечаний не делал, получается не любил, как полагается,  "по русски" .


     Однажды, Зине попался холостой парень, без угла без двора, который приехал по найму на стеклозавод работать. Был он холостой, из себя видный,и Зина изменила своему правилу, приглашать "попить чайку" "женатиков". Пётр был сразу же приглашён на чаепитие, по следующим соображениям, при прохождении медосмотра, он впечатлил Зину рельефной мускулатурой не только выше резинки трусов, но и выдающимся "мускулом" в трусах. Зина работала медсестрой в местном ФАПе, и все вновь поступающие на работу, на  стеклозавод, проходили медосмотр через неё. Кроме того, Пётр приехал работать на завод по объявлению и никаких знакомых и родственников в посёлке не имел. Остался Пётр жить у Зины с Мишей на постое, на квартире, сразу же, и стали они жить дружной семьёй, втроём. Миша и Пётр дружили, временами играли в шахматы, когда Миша мог, Пётр не пил вообще, держал сухой закон, не потому что "завязал", а был хороший спортсмен, боксёр-разрядник и даже входил в состав поселковой футбольной команды, игравшей на первенстве района. Выглядел Пётр соответственно, крепкий парень, что было заметно и под рубашкой на его фигуре, среднего возраста. Лицо Пётр имел полукруглое, нижняя часть лица имела выдающиеся скулы и квадратный подбородок с ямочкой посредине. Нос был приплюснут и сворочен слегка шрамом на правую строну, местное хулиганьё стало обхаживать Петра, приглашать его в свои компании, но Пётр,эти приглашения, доброжелательно отклонял. Волосы на голове у Петра были рыжеватого цвета, короткие, слегка курчавились, были видны начинающиеся залысины на голове. Мише даже было приятно, что в семье "чаепития" прекратились. Замужние жительницы поселка тоже успокоились, к Зине стали приветливей относиться, перестали плевать ей во след, но по поводу Зины и Петра, стали злословить местные невесты.

       А Зине было очень хорошо, Миша отдавал зарплату, Пётр деньги за  постой и кормёжку  платил, и отрабатывал за всех «чаехлёбарей», а на местных невест ей было начхать. В посёлке наступило перемирие между Зиной и её оплевывавшими женщинами. Зина вообще расцвела и засияла, «чаехлёбари» только облизывались на неё, но она оценила выгодность ситуации и строго её охраняла.


       Но грянула перестройка и реформы лесного хозяйства вместе с ней. Рубки ухода за лесом прекратились, леса стали частными владениями.  Миша,  стал меньше закладывать за воротник  и  задумываться о жизни, а когда  клиенты исчезли со всем, а  с ними и их "благодарности",  Миша завязал с алкоголем, зарплаты тоже не стало, пить стало не на что.  Стекольный завод рухнул, закрылся, лесхоз ликвидировали, Пётр уехал, куда то, в поисках работы. Только Зина осталась при зарплате, ФАП передали в муниципалитет, и хоть сильно упал размер зарплаты у Зины, но всё таки она была. Михаилу пришлось идти работать к частнику, открывшему пилораму, пилить у него брёвна на доски.


           Семья из трёх распалась, а из двух восстановилась. У Зины с возрастом, "потребность" снизилась,  до раз в неделю, с чем Миша по трезвости управлялся. Михаил увлёкся выращиванием цветов на своей усадьбе. В палисаднике перед домом он вырастил плетистые розы, которые в высоту достигали карниза его дома и имели разные цвета, на левой клумбе палево-жёлтые, на правой клумбе, ярко красные. Ковёр из роз расползался по устроенной вертикальной решётке по всему фасаду дома. С верха забора палисадника, на улицу свешивались цветы клематисов синих тонов. Вся зона улицы, вдоль забора его участка была засеяна газоном и стояли деревья можжевельника, чередуясь по высоте, высокое низкое. Жители посёлка водили, приезжавших к ним гостей, к Мишиному дому и сами старались пройти мимо него, когда ходили по посёлку. Михаил стал подрабатывать на цветах, кому нужны были цветы, для разных событий, все шли к нему и за какие то деньги их получали. Миша приспособился выращивать и продавать цветы, тюльпаны, в большом объёме к 9 мая, ко Дню Победы, иногда сидел с цветами, продавал на дороге к местному кладбищу. Всегда был трезвым, пьяным его уже не видали. Дети их выросли, стали взрослыми, выучились, разъехались по местам работы, завели свои семьи, на рожали маме Зине внуков, пока внуки были маленькими, их привозили к бабушке с дедушкой "погостить". Зина гуляла с внуками в поселковом сквере на детской площадке, а Михаил охранял от них, от своих внуков, свои насаждения. Как то раз, заезжал к ним в гости Пётр. Весь в золотых цепях, перстнях, с бычьей шеей, раздобрел, растолстел, в свой огромный джип садился и вылезал с явными затруднениями. Погостил у Зины с Мишей недолго, на другой день к вечеру исчез.
            Что не  делается в этом мире, всё к лучшему.