Подушка

Днем я бродила по городу, любуясь на новые дома и фонтаны, тоскуя по старому Еревану. Ночью меня мучила подушка. То ли я отвыкла от маминых подушек, то ли они за восемь лет сильно видоизменились, но на них невозможно было спать. Все три были ужасно большие и тяжелые, как мешки с цементом. К тому же я, приехав в Ереван, подцепила вирус (типа ангины). Ночь была для меня кошмаром, подушка превращалась в монстра. Лёжа, она занимала полкровати, мне негде было лечь. Я, ослабшая от вируса, не могла ее поднять. Я устанавливала ее вертикально, оставляя выступ под углом 90 градусов, к которому прислоняла голову. Подушка периодически сползала вниз, мне приходилось отталкивать ее назад. Но в конце концов я к ней привыкла. Человек ко всему привыкает, к счастью (или к несчастью).
В другой комнате боролся с подушкой сын. Каждую ночь он ныл:
– Дай другую подушку! – надеясь на чудо.
– Других нет, смирись, – говорила я.
Он сдирал наволочку, набивая ее разными тряпками, но так было хуже. Полночи он метался, глухо ругаясь, под утро, обессилев, засыпал.

Мы пытались купить подушку, спрашивали во всех магазинах, у женщин, торгующих на улицах фруктами, где можно купить подушку. Они не знали. Их вид выражал безразличие к теме. Ни у кого, кроме нас, не было этой проблемы.
В Ереване у всех есть подушки – изначально, со дня рождения, доставшиеся от дедов и прадедов, переходящие детям и внукам. Никто здесь не покупает их и не продает. Но сын нашел-таки одного продавца подушек на какой-то ярмарке. Он шел, безнадежно глядя по сторонам, и вдруг увидел подушку – нормальных размеров. Он устремился к ней, не веря своим глазам, как Колумб, увидевший землю. Продавец, зевавший от скуки, у которого никто не покупал подушек, заметив несущегося к нему покупателя, ожил. Их взгляды сошлись, выражая обоюдное счастье. Продавец, оценив ситуацию, заломил цену – 20 долларов. Сын, не раздумывая, выложил деньги. Он дал бы и $100, и полцарства, если б его имел. В эту ночь он спал как король.
– Хочешь, я и тебе куплю? – сказал он великодушно.
– Лучше купи за эти деньги коньяк, марочный.
– Ну как знаешь.

Через пару дней к нам зашел его друг, который тоже приехал в Ереван из Канады и жил у своих родственников. Он был настроен меланхолически. От него ушла девушка, с которой он встречался месяц. Она слегка заикалась, но по его словам, это ее не портило. Теперь он страдал от одиночества и депрессии. Он говорил, что жизнь печальна и его пугает ее исход. Сын предложил ему остаться у нас на ночь, друг согласился.
Я отвела сына в сторону:
– Ты понимаешь, это не лучший вариант в его состоянии, в смысле подушки. Разве что ты одолжишь ему свою...
Сын сказал, что не понимает, как такая мысль могла у меня возникнуть, он готов пожертвовать ради друга всем, кроме подушки.

Друг устроился на диване в столовой. Я постелила ему белье, сын притащил подушку – монстра. Мы разошлись по комнатам. Ночью сквозь сон я ощущала какое-то движение, кто-то вздыхал, стонал, но под утро все стихло. В 7 часов я пошла на кухню, пройдя мимо столовой. Друг спал, поджав под себя ноги, отодвинув в дальний угол подушку и положив под голову брюки. За завтраком он сказал, что чувствует себя лучше.
– Ночью я много думал и пережил, – сказал он, глотая кофе. – Я теперь не боюсь смерти...

Я позвонила в Монреаль и спросила маму, куда делись мои пять подушек, которые я оставила у нее, уезжая в Канаду. Она сказала, что объединила их со своими для экономии места.
– Согласись, что так лучше.
Я не согласилась. Она обиделась и повесила трубку.

Уезжать не хотелось. Жаль, что мы приехали в Ереван на один месяц, надо было на два. Хотя и за два месяца, и за всю жизнь не насмотришься на Арарат, не напьешься воды из фонтанчиков, не утолишь тоску...