Редкая птица...

                Читать Гоголя было интересно. Иногда со страхом закрывал его очередной ужастик и быстренько  вставлял на законное место в ряду, среди томов его полного собрания сочинений.

                Чтобы успокоиться, немедленно начинал читать другую книжку, желательно про войну. Партизаны, фашисты и разнокалиберные шпионы с диверсантами хорошо отвлекали. Но, нет-нет, а с опаской, я все же посматривал обратно, на верхнюю полку шкапа, где примостились и Вий, и множество вурдалаков с вампирами, окружённых скачущими ведьмами и колдунами. Погосты, летающие гробы , смеявшийся Пацюк, порхающие  галушки в сметане. Они манили и пугали одновременно.

                Позитивное отношение к великому писателю надломилось после  неприличной частоты  слова «Жид», особенно в известном «Тарасе Бульба». Оно употреблялось писателем в специальном, особо уничижительном и оскорбительном контексте.

                Вписывал Николай Васильевич это слово с каким-то подчеркнутым маниакальным упоением и только в места, подчеркивавшие неряшливость, жадность, мелочность и трусливость. Каким он ,все же, казался здесь мелким и  закомплексованным.

                Живописное садистское описание погромов, со сценами утопления и убиения моих соплеменников, довершало пароксизм удовольствия от странного и явно болезненного смакования. Чувствовалось, что признанный мастер художественной эквилибристики, был не только на одной стороне с оголтелыми упырями, но и сам маниакально участвовал в жестоком насилии. Мастер. Ничего не скажешь. Но больной.

                Навязчивая частота употребления оскорблений могла сравниться, разве что, с пулеметной очередью ,

                - Жид-жид-жид,- иногда раздавалось вслед и мне. Еще с раннего детства.  Что по дороге в  садик, что в школу, что в сторону Шипота, манившего своими замечательными хрустальными родниками

                - Ну это ж антисемитизм бытовой, не государственный,- успокаивали знающие люди

                Второй вопрос в отношении известного писателя проявился в пятом классе нашей дорогой Тираспольской одиннадцатой школы. Возник он с неожиданной стороны. В любимых « Вечерах на хуторе близ Диканьки», в полном соответствии с программой обучения, строгая Мария Осиповна Чистякова задала на дом отрывок, который следовало выучить наизусть.

                «Чуден Днепр при тихой погоде...» Объём текста к заучиванию, по моим понятиям, был гигантским. Я повторял его перед сном, с утра, и снова, вечером. Мучил, поочерёдно, отца с мамой и бедных бабушек, заставляя их терпеливо выслушивать прекрасный, но очень уж длинный текст. Получалось плохо.

                - Почему, все-таки, написано « Редкая птица долетит до середины Днепра»? ,- на этом месте я возмущённо останавливался и не хотел слушать ничьих объяснений
             
                Писатель, конечно,  имеет право на художественный вымысел, аллегории и прочие ассоциации, отличающиеся от обычных стереотипов. Хотя мне кажется, что, если бы не эта гиперболизация и не эта странная «птица», видимо утонувшая, так и не долетев до середины великого Днепра, то и отрывок этот, не стал бы таким знаменитым.

                Еврей Штейн, уютно расположившийся на соседней полке купе,  в  скором поезде Москва-Бухарест, тоже был птицей, на мой взгляд, очень редкой и, на удивление, разговорчивой.

                Рыжие кудри обрамляли его небритые щеки, отливавшие золотым. Глаза, с пушистыми как у ребёнка ресницами,  удивленно хлопали, когда он слышал от меня нечто новое.
               
                - Не терплю начальства!,- громко заявил Гришка, сразу, как только я ввалился в купе с двумя тяжеленными сумками. Одну из них пришлось под завязку загрузить апельсинами. Такие роскошные ароматные и редкие подарки к Новому Году, по цене рубль сорок за килограмм, были как нельзя кстати

                В Москве эти цитрусы продавалось на каждом углу. Несмотря на черненькие наклейки с надписью «Марокко« и «Яффо», поговаривали, что они израильские. Для друзей и близких в Тирасполе они были хорошим угощением.

                - Чем же начальство тебе так не угодило? ,- поинтересовался я,- когда мы со Штейном уже вполне выспались и легко преодолели  середину Днепра в вагоне, да ещё вместе с несколькими стайками неустанных птиц, а красавец-Киев, ещё с моста, празднично заиграл куполами, блестящими под щедрым украинским солнцем

                - Через месяц-два, порчу отношения с любыми директорами, начальниками и прочими главными надсмотрщиками,- мой собеседник, казалось, хвастался своей особой строптивостью и неуживчивостью

                - Это у тебя со времён египетского рабства, наверное,- попытался пошутить я

                - Нет. Думаю, что болезнь такая. Ещё со школы. Не уживался с учителями и прочими, кто пытался учить меня уму-разуму. Кое-как закончил институт.

                И пошло-поехало. Как только устроюсь на хорошее место, получу первую зарплату, так , тут же, начинаю дерзить, ругаться и увольняться. Вот и переходил из конторы в контору. Причем, многие-многие годы. Даже на работу брать отказывались. В трудовой книжке, ведь, места живого не осталось от многочисленных записей.

                - А где же тебе, Гриша, удавалось задержаться более всего?,- поинтересовался я

                - Только там, где не было никакого коллектива, а начальство, если и присутствовало, то только где-то далеко, за горизонтом! Место, где я продержался  почти год, было аж на Новой Земле, за северным Полярным кругом. Там я работал водителем громадного грузовика и перевозил породу. Начальство видел всего раз в пару месяцев. Но, как-то раз, пригласили на собрание, посвящённое дню Великой революции, даже слово попросили сказать. А я возьми и брякни,

                - На х-р нам такая революция, если Петрович запчасти пиз..т ?

                - А сейчас? Теперь-то, работаешь?

                - Работаю,- заулыбался Гришка,- сам себе не верю. Уже лет десять , как без перерыва,- он энергично размешал сахар и звучно отхлебнул крепкого ароматного янтарного чаю, какой бывал, в своё время,  только в фирменных поездах дальнего следования

                - Чай, конечно, крупнолистовой. И проводник лишку не зажал. Но почему и здесь недостатки? Отчего, Эмануил, здесь, всегда вода? ,- Гришка вытащил стакан из блестящего вычурного подстаканника и слил из него на коврик остатки жидкости,

                - Ведь, когда пить начинаешь, сразу, зараза, проливается и все норовит, то рукав рубахи замочить, то за ворот забраться. Да. О чем я? - И Гришка продолжил,               

                - Добрался, я , как-то, до Тюмени, а там, в аэропорту, вертолёт один под погрузкой увидел. Они туда столько водки грузили, что я , невольно , возьми и спроси,

                - Куда, ребята, столько горючего?

                - Над тайгой к нам лететь часа два с гаком, - хмуро ответили бородатые мужики. Не понравилась им моя фамильярность

                - А когда обратно?,- праздно полюбопытствовал я

                - Вертолёт возвращается сразу,- огорчённо посетовали они. Полеты к нам только раз в месяц. А сейчас, вот, грозятся вообще отменить, если буфетчика не найдём. Старого торгаша медведь в прошлом месяце завалил. Что делать? Ума не приложим. Электричества у нас нет, школы нет, кто поехать согласится?,- мужики выглядели несчастными и наивными, как большие дети

                - А лампочка Ильича? Как это вы умудрились без электричества оказаться?

                - Староверы мы. Лет триста назад, наши прадеды бежали в тайгу. Там и жить приспособились. Потом, только геологи нас обнаружили. Сказали, что революции и войны разные были. Начальство даже, как-то раз, прилетало. Рассказывало много про справедливость, про то, что землю крестьянам раздали

                И нас все выспрашивали. Кому и что принадлежит. Удивились, когда увидели, что избы наши круг большой образуют. Посредине площадь , а сзади домов тайга бесконечная .

                Вот мы им и объяснили, что весь лес, что позади каждого нашего дома, на сотни верст и есть земля каждой  семьи. Они недовольно покрутились- покрутились, да улетели.

                Потом избу отдельную справить заставили, буфетчика прислали. Хороший мужик был. Раз в месяц водку выписывать стали и два раза в год лектора, что лекции читал по праздникам. Жаль, что начальства больше не бывало. Оно хорошее. Завсегда выпивку привозило. Пару раз доктора приезжали. Все удивлялись, что не болеет никто. Только зубами страдаем. Кому невмоготу, сюда летаем. Доктора очень хорошие и работают быстро. Мы же шкурками белки или песцов рассчитываемся.

                Так у вас , что? Начальства нет?,- удивился я. Мне , сразу, все это показалось у них очень заманчивым и интересным,- возьмите меня с собой. Ничего, что электричества нет. Буду Вам хорошим буфетчиком. Христом-Богом клянусь. Я неудачно попытался перекреститься, но меня быстро поправили, показав, как это у них-староверов, делается.

                - Так у вас , действительно, власти никакой нет?, - не унимался я,- возьмите-возьмите меня с собой

                - Власть у нас Божья,- строго поправил бородатый мужчина. Все сходом решаем. Но водка и буфетчик тоже нужны,- он поскрёб бороду,- Только жениться тебе надо. Часа два хватит?

                - Где тут, у Вас, в Тюмени, институт или университет?,- лихорадочно спросил я милиционера и , поймав такси, бросился в город

                Таксист оказался посланцем Небес.

                - Тебе, прямо к общаге надо, у них сейчас дипломы обмывают. Пьяные все. Может, кто-нибудь, какая-то ненормальная, и согласится. Это ж глушь какая. Без электричества. Ни в кино сходить, ни в театр. Это тебе в монастырь съездить надо. Точно говорю

                - Времени нет, отец. Гони в общагу!

                У общежития меня ждала моя Татьяна - заплаканная отличница мединститута, у которой только что, на выпускном  вечере, увели любимого. Ей хотелось повеситься, утопиться и разбиться. Поэтому я ,просто, усадил несчастную в такси, погрузил ее маленький чемоданчик, и в аэропорт.

                Сейчас у нас восемь детей,- радостно поведал Гришка.- Белку научился бить прямо в глаз, а шкурок сдаю побольше любого матёрого охотника

                - Что , стреляешь лучше всех?,- не поверил я

                - Да нет. Сейчас же кооперативы разрешили. Так я, помимо буфета, генератор электрический купил и фильмы-видики кручу всем нашим. Входной билет - одна беличья шкурка. На индийские двухсерийные - по две шкурки платят. Мужики здоровые, а плачут на индийском кино , как девушки. Вот в Америку с нашими детишками слетали. Родственников у меня там полный Бруклин. Зовут наперебой к себе

                - А ты как? Поедешь?

                - Да нет! Что я, убил кого? Милее моего медвежьего угла ничего нет на свете. Вот, адресок тебе черкану . Если тяжело станет, приезжай. Избу тебе сообразим хорошую. Не сомневайся

                Гришка начертал координаты своего райского сада. Но , в суете мирской, я затерял тот заветный листочек. Даже названия не запомнил. Слишком простое было. А сколько раз в жизни, я вспоминал потом то Гришкино предложение.

                Редкая птица долетит до середины Днепра, - Замечательный отрывок у Гоголя. Надо бы  перечитать. Ведь, точно, все это , в очередной раз, будет восприниматься уже , совершенно-совершенно, по-другому...