Еще один год подаренной жизни - II. 14

                Еще один год подаренной жизни - II. 14

     Мне, конечно, было не до работы, и работа отомстила мне. Без продажи холстов Вероники я на "сопутствующем товаре" еле наскребла тысячу. Причем, три раза к пани Маховой на станек бегала. Утром, но Владик не пришел, и вечером два раза, на второй раз попался, и я сказала:
     - Владик, отойдем на бордюрчик. Мне надо с тобой поговорить.
     - А мне не надо, - сказал он на чудовищном русском, как будто передразнивал меня, -  мне надо работать.
     - Владик, мне надо с тобой поговорить, - сказала я еще раз с нажимом.
     Он развернулся и пошел от станка, подняв правую руку и помахивая ей, как бы прощаясь:
     - А как же работа? - заорала я ему в спину, и уже не смотрела, что он там еще покажет мне руками, а развернулась к пани Маховой и в голосе моем пробились предательские слезы:
     - Светоушка! Что мне делать?!
     Светоушка, мать Давида, моего любимчика из детей Гавелака, всплеснула руками:
     - А что ты хочешь? Я вот Давида тоже над водой держу, всеми фибрами, без меня бы он и дня не прожил!
     - Да, но твой Давид работает у тебя на  станке с утра до вечера, без выходных, можно сказать, па-шет!
     - Ну, и ты поставь на свой станек Владика работать!
     - Щас, - сказала я, - он меня и моих авторов по миру пустит, месяца не пройдет, продавал он три года назад две недели на моем станке, пока я на операции лежала, в такой минус вогнал, что потом два месяца пришлось расплачиваться!
     - Да, - неопределенно сказала пани Махова, - картинки это другое, чем сувениры. Я бы тоже не смогла картинки. Надо ему работу приличную найти. Не на Гавелаке.
     - Но для начала ему надо вернуться с улицы в дом, помыться, переодеться во все чистое, поесть и все честно рассказать, мне и маме, прошу тебя, уговори его приехать ко мне вечером!
     - Я попробую, - сказала Светоушка. Она единственная, от кого Владик получает четыреста крон каждый вечер, при условии, что утром разбалит станек (фактически два: таг и улочку), а вечером забалит. Арман, оказывается, привлекает Владика к работе только по воскресениям, когда два молодца-из ларца, святой Валентин и Тенчо (болгарские грузчики Гавелака) отдыхают, им вера в этот день не позволяет работать. Ну, Арман щедрый, и наверное, дает пятьсот крон за ту же работу, которую Владик выполняет у Светоушки. Кстати, о Валентине. Вернее, о Тенчо. В тот день, когда я поругалась с Владиком, и он мне бросил ключ на пульт, я, перед тем, как катить тележку на склад, добежала до Седы, и ей досталось.
     - Смотри, чтоб твоя тележка на своем месте стояла, прошлый раз, когда мне самой пришлось отвозить вещи, она стояла поперек! Я на ней как обезьяна, висела, а с места стронуть не смогла! А я инвалид второй группы!!! У тебя там что, свинцовые подрамники?!
      - Это все Валентин, - залепетала Седа, она у нас интеллигентный человек, - Я ему скажу. А хочешь, я ему скажу, чтоб он и тебе вещи отвез? Ва-лен-тиин!

     Они появились как из-под земли. Такие смешные. Один здоровый, как лось, а другой маленький и хрупкий, как саксонский фарфор.
     - Ты это, - сказал Валентин, - помоги даме, Тенчо, видишь, она потребует помощь. Так-то она нас в упор не видит, ей все больше молодежь подавай.
      - Дурак! - сказала я, - у меня работал мой внук! А перед ним еще, два года, работал другой внук, средний, но ему учиться надо, и...
     Махнув рукой, я отправилась на свой станек за собранной тележкой, а Тенчо поплелся за мной. И с тех пор, каждый вечер, как штык, в половине шестого (кроме воскресения) он появляется у меня на станке, и еще норовит помочь с укладыванием вещей (и так же, как Франтик, любовно относится к работам художников, не то, что Владик, который швырял их и мял). И не за двести пятьдесят крон, которые я платила Франтику, и автоматически продолжала платить Владику, а за пятьдесят крон мелочью, обыкновенную таксу у художников грузчикам. Я за две недели сэкономила три тысячи крон.

     По пути домой заглянула в платяную лавку и купила две мужских футболки и шорты. Тысяча крон.
     Владик не пришел.