Гидуфим. Начало

Глава первая

За окном шёл противный мелкий, весь день моросящий дождь. Пожелтевшие листья уже давно опали на землю, продолжая увядать в грязи под ногами прохожих. Деревья, словно облезлые скелеты, сгибались под сильными порывами ветра. Их тощие чёрные очертания стояли немыми стражами, наблюдая за людской суетой. Настенные часы тихо тикали, будто замедляя свой ход. Их звук становился всё тише и тише, удаляясь, словно поезд в тоннеле. Время теряло всякий смысл, растворяясь в вязкой атмосфере квартиры. Вокруг безраздельно царили две извечные сестры — темнота и тишина. Вся квартира была наполнена мрачной, но в то же время успокаивающей, обволакивающей темнотой, заключая в свои мягкие, но леденящие душу объятия. Тишина гудела и звенела, давя непомерным грузом, будто была готова вот-вот разорваться диким, немыслимым криком из неоткуда. По полу со звоном катились пустые флаконы из-под лекарств. В углу комнаты, рыдая, сидел юноша, содрогаясь от страха. Он плотно обхватил ноги в коленях, поджимая их под себя, раскачиваясь вперёд-назад, едва слышимо шепча трудноразбираемые слова.
— Нет, только не это! Как же я мог допустить этого? Это конец!
По его щекам стекали слёзы. В этой давящей на уши тишине, он слышал тихий, едва уловимый шёпот. Голоса о чём-то говорили ему, рассказывая, касались его ушей своим холодным, неживым дыханием. Мертвенно-ледяной воздух путался в его волосах, вставших дыбом, медленно спускался к шее, оставляя на ней след мурашек. Страх сковал юношу, нервно затаившего дыхание. В его глазах, полных слёз, был неподдельный ужас. Он хотел бежать, крича и вопя в панике, но не мог даже пошевелиться, лишь изредка всхлипывая и содрогаясь. Его губы дрожали, шепча.
— Пожалуйста, пусть это прекратится. Умоляю, оставь меня в покое!
Шипящий смех раздался над его ухом, вызвав очередной панический всплеск. Ледяные руки коснулись плеч юноши, больно сжав их. Жгучая боль взрывом раздалась в голове парня, погружая его в непроглядную темноту. Он зажмурил глаза, со скрипом сжимая зубы. Его пальцы до боли вжимались в ладони, а костяшки уже давно побелели от напряжения. С трудом преодолев страх, сковавший тело, юноша нащупал лежащий рядом телефон.
— Только бы дожить, — прошептал он, набирая экстренный вызов.
В бело-голубом свете монитора, озарившего комнату, он увидел Это. Оно было высоким, едва ли не доставая до потолка, а длинные кривые руки, напоминавшие корявые ветви сухих мёртвых деревьев, скреблись по полу. Огромное существо, будто сотканное из темноты, стояло, совершенно не двигаясь. Его глаза, тускло светящиеся белёсым цветом, не моргая смотрели на юношу, словно сверля его, заглядывая внутрь, в самую душу, сжавшуюся в жалкий комок. По стенам ползли огромные чёрные пауки, покрытые густой щетиной, а их мелкие многочисленные глаза блестели, словно светлячки. Эти твари пощёлкивали своими хелицерами в предвкушении скорой трапезы.
Парень попятился назад, ещё больше вжимаясь спиной в стену. Его руки задрожали ещё сильнее, а из горла вырвался ишь сдавленный хрип. Лишь беспомощный жалкий сип сорвался с уст парня, когда на другом конце сотовой связи раздались очередные гудки. Существо медленно повернуло голову в сторону юноши, словно изучая его. Длинная рука протянулась вперёд, коснувшись обжигающим холодом шеи парня, сдавив её. Тело юноши неестественно выгнулось, а из горла вырвался булькающий хрип. Безвольно шаркая ногами по полу, парень отчаянно пытался найти хоть какую-то опору, но всё было тщетно.
— Диспетчер слушает, — обыденно сказали на другом конце связи.
Глаза юноши, уже начавшие закатываться вверх от удушья, искали любую возможность спасения. Тварь неспешно подходила всё ближе и ближе к своей жертве, с сухим треском, напоминавшим хруст стекла под ногами, сгибая конечности. Юноша едва дышал, тяжело хрипя, а из его глаз неустанно лились жаркие, обжигающие слёзы. Лицо Твари, если его можно так назвать, сровнялось с лицом юноши. Мерзкое, словно запах покойника, дыхание коснулось щёк парня, ударив в нос. Внутри у него всё сжалось от страха и рвотных позывов, плотной массой, застрявшей в горле. Руки юноши обессиленно скользили по лапе чудовища, пытаясь хоть как-то ослабить железную хватку.
— Улица Победы, дом тринадцать, — сдавлено прохрипел юноша, надеясь, что его услышат, — оно убьёт меня. Я сдаюсь.
Диспетчер ещё что-то спрашивал, но парень, обессиленно обмякнув, повис безвольной куклой, прижатой к стене чёрной рукой. Темнота окончательно окутала его, вновь захватив власть в комнате. Экран телефона погас, а вместе с ним и надежда на спасение. Уже безжизненное тело рухнуло на пол, словно ненужная вещь. Гулкую тишину разорвало тиканье часов, казавшееся неимоверно громким в тот миг.
Приехавшая бригада врачей с нарядом полиции, вскрыв входную дверь, вошли в квартиру. Ни в одной из комнат не работал свет, а в углу лежало мёртвое тело. Нога фельдшера случайно задела пустой флакон.
— Сильные транквилизаторы, — рассматривая название, сказал медик, — что с телом?
— Удушье, — констатировал сержант полиции, осматривая шею умершего.
Когда тело уже выносили из квартиры, сержант подошёл к шкафу, стоящему в прихожей, одна из створок которого была закрыта плотной тканью. Как только он коснулся её, она незамедлительно упала на пол, открыв большое зеркало. «Одно единственное, и то закрыто. Парень был явно не в себе», — подумал сержант. Уже уходя, он мельком увидел краем глаза чёрную фигуру под потолок, исчезнувшую в тот же миг.
— Показалось, — прошептал он, спешно покидая квартиру...

Прошло три дня после обычной, на первый взгляд, смерти наркомана в собственной квартире. Но сержант полиции Волков Сергей не мог спокойно жить после случившегося. Именно он был в его квартире, когда выносили уже мёртвое тело.
«Он не был похож на обычного наркомана, — думал сержант, сидя перед зеркалом у себя дома, закурив очередную сигарету, — нет следов от уколов на руках, да и в доме не найдено ни единого наркотика, кроме пустого флакона от транквилизаторов». Сергей снова и снова перечитывал дело, пытаясь понять случившееся.
— Завтра надо сдать дело в архив, где оно и будет пылиться вечность, — сухо прохрипел мужчина, перелистывая очередную страницу, — надо переписать самое важное.
Он открыл толстую тетрадь, заведённую специально для этой цели. В ней уже были сделаны различные пометки. Сергей прочитал самую первую из них: «Прошёл день с момента смерти неизвестного мне парня. Я был в его квартире. Там было странно абсолютно всё, но в то же время обыденно. На всю жилплощадь было одно единственное зеркало, будто наспех закрытое плотной непроницаемой тканью, и ни в одной комнате не работал свет. На утро, когда приехали специалисты, электричество было исправно. Но это всё мелочи по сравнению с тем, что я увидел краем глаза. Мне показалось это или оно действительно было рядом? Что-то огромное, чёрное, зловещее, появилось возле меня, сразу же исчезнув. Сначала я посчитал, что мне показалось, но прошёл всего лишь день, а я уже не нахожу себе места. Эта тварь будто преследует меня, но держится всегда на расстоянии, словно боится чего-то или выжидает удобного случая для нападения. Ещё и постоянно мерещатся огромные пауки, ползающие по стенам, но мгновенно исчезающие, будто их и не было вовсе. Но не это стало причиной записи, а сон. Я очнулся посреди комнаты, той самой, где нашли парня. Он стоял, вжатый в угол, дрожа и рыдая. Его взгляд, казалось, проникал в самую душу. Страх и ужас, отчаяние и понимание собственной обречённости читались в них. Нет, не так. Не читались. Они кричали об этом! Его губы мелко дрожали, а рукой парень указывал куда-то позади меня. И он прошептал лишь два слова: «Спаси меня!». В этот момент я проснулся весь в холодном поту. Сколько было всяких убийств, зверских, жестоких, кровавых. Но ни что не пугало меня ни разу! Теперь я взял больничный, выписанный психологом. Плевать на смешки мужиков! Я не могу работать! Там что-то было, я уверен в этом!»
Сергей тщательно записывал всё, что находилось в деле, которое он взял «по-блату». В комнате повсюду лежали пустые бутылки из-под мартини, которым он пытался заглушить нескончаемый шёпот в голове, что был на грани слышимости.
— Сухоруков Константин Викторович, — проговаривал сержант, записывая в свою тетрадь, — двадцать два года, отклонений по психике ранее не наблюдалось, как и приводов в правоохранительные органы. В пустом флаконе обнаружены следы таких химических веществ, как буспирон и мепробомат. Сильнодействующие транквилизаторы подавляющего действия. В доме очень мало зеркал и любых отражающих поверхностей. В крови обнаружены вышеуказанные вещества. Предположительная причина смерти — самоубийство во время галлюцинаций. На лицо явные расстройства психики и попытка самолечения, приведшая к обострению заболевания. Характеристики с места работы исключительно хорошие, как и с места учёбы.
Сергей снова закурил. Его не покидало чувство, что за ним кто-то наблюдает, стоит прямо за спиной, дыша в затылок. Сержант резко обернулся, но никого не увидел. В комнате стоял лёгкий, едва уловимый цветочный запах. Его взгляд скользил по комнате, пока не уставился в зеркало. Там, в отражении, виднелся тонкий высокий силуэт, дрожащий, словно воздух на жаре. Клубы дыма оплетали эту фигуру, упирающуюся в самый потолок. Сергей вздрогнул, затаив дыхание. Его руки потянулись к кухонному ножу, лежащему на столе с завтрака. По комнате пролетел прохладный, будто могильный, сквозняк, разогнав клубы дыма, а вместе с ними и устрашающую своей таинственностью фигуру. Мужчина медленно сполз со стула на пол, отползая к стене. В комнате воцарилась звенящая тишина, давящая на уши. Цветочный запах усиливался. Что-то невидимое ходило по комнате, цокая когтями по полу. Сергей дрожал от страха, будучи не в силах с ним совладать. Он бросился бежать к двери, уповая на то, что тварь не схватит его. Все стены были усыпаны множеством огромных пауков со светящимися белыми глазами. Не помня себя, он бежал по улице, широко раскрыв глаза, в которых застыл дикий животный ужас. Мужчина, обессилев, упал на тротуар, прислонившись спиной к стене. Дрожащей рукой он достал телефон из кармана, начав спутанно набирать номер по памяти.
— Алло, Макс, срочно приезжай в ту квартиру, где был найден пацан на днях, — кричал он в трубку своему старому другу и сослуживцу, — дело дрянь!
— Ни слова больше, уже еду, — ответил Максим, пребывающий в звании капитана полиции, — на месте расскажешь.
Они встретились возле подъезда, где была злополучная квартира. Поздоровавшись коротким кивком, не сговариваясь, закурили. У каждого в голове копошились вопросы. Первым не выдержал Максим.
— Что случилось? Впервые вижу тебя таким.
— Оно реально.
— Что именно? Я не понимаю, о чём ты говоришь.
— Парня убило нечто живое. И это не маньяк! — Сергей переходил на крик. — Я видел тогда в квартире что-то, но не придал значения. Но оно преследует меня. И тот сон, о котором я тебе рассказывал. Помнишь? Ты помнишь его?!
— Тише-тише, успокойся. Ты понимаешь, как это звучит?
— Ты мне не веришь?
— Верю, хотя и с трудом. Помнишь, когда умер мой брат? Я видел его до сорокового дня. Поэтому во всю эту мистику верю, какой бы абсурдной она ни была. Думаешь, здесь найдутся ответы?
— Не знаю, — затушив сигарету, ответил Сергей, — но надо с чего-то начать. Возможно, мы что-то упустили, какую-то деталь.
— В деле, которое я с немалым трудом, предоставил тебе, указано всё. Он реально поехал крышей и глушил себя этой дрянью. Никаких записок не было, ты же знаешь.
— Должно быть что-то, даже если он псих. Некий дневник, возможно на компьютере.
— Мы проверили его. Чист абсолютно, даже музыки нет. Может, ты просто перенервничал? Ну или тот парень к тебе привязался, точнее душа его. По телеку говорили, что такое возможно.
— Нет, ты не понимаешь. Это что-то иное. Не человеческое. Можешь пробить это как повторный обыск?
— Не переживай, всю бумажную волокиту возьму на себя. Если ты думаешь, что в квартире найдутся ответы, то делай то, что считаешь нужным. Я с тобой до самой смерти.
— Спасибо, — просипел Сергей, открывая железную дверь подъезда.
Мужчины подошли к опечатанной квартире, затаив дыхание. Максим аккуратно снял несколько печатей, отперев замок. Сергей вопросительно уставился на своего друга.
— Не, а как ты планировал проникнуть внутрь? — заговорщически улыбаясь, ответил капитан. — Я и печати взял на всякий случай, так что не подмазаться.
— Ты точно псих, — хмыкнув, сказал Сергей, — выкрасть ключи из вещдока!
— Не кричи громко об этом. Пусть лучше в конторе никто не узнает.
Они плавно перешагнули через порог, будто боясь спугнуть кого-то своими шагами. Повсюду царил лёгкий полумрак, разрываемый тонкими лучами солнечного света, пробивавшегося сквозь щели между занавесок. В золотистых нитях, пронзавших комнату, витали частицы пыли, поднятой сквозняком от открытой двери. Полицейские осмотрели пространство вокруг, закрыв за собой дверь.
— Что ты хочешь найти здесь? — спросил Максим.
— Не знаю, — пожав плечами, ответил сержант, — любые подсказки, упоминания о том, что с ним происходило.
Они обходили все комнаты, заглядывая под мебель и ковры, лежащие на полу, но нигде не было ни единого листка бумаги или ещё чего бы то ни было, способного хранить информацию. «Лишь одно зеркало, — не покидала мысль Сергея, — быть может в нём есть ответ?». Он подошёл к шкафу, имеющему створку с зеркалом, долго всматриваясь в него.
Мужчина сам не знал, что хотел увидеть в отражении, подходя всё ближе и ближе к гладкой поверхности. Его дыхание скользило по зеркалу, оставляя мутные следы. В них прослеживались тонкие линии, складывающиеся в буквы.
— Макс! Я нашёл что-то! — крикнул Сергей, продолжая дышать на зеркало.
«Оно рядом! Беги!» — было написано по всему зеркалу дрожащими, прыгающими буквами.
— Макс, чёрт возьми, сюда! — снова крикнул сержант, но, так и не дождавшись ответа, направился в единственную комнату, которую не мог обозревать из прихожей, в ванную.
То, что он в ней увидел, привело его в ужас. Максим распластался на полу с широко распахнутыми глазами, сдавлено постанывая. Воздух над ним колыхался, а повсюду едва заметно пахло цветами. Неожиданно Максим встал, бегом подбежав к стене и прижавшись к ней спиной.
— Что за тварь? — спросил он, положив руку на кобуру. — Что это было, я спрашиваю?
— Именно об этом я и говорил тебе, и, думаю, оно же и убило парня, — ответил Сергей, подбежав к другу, — я установил закономерности по запаху, колыханию воздуха, а также по зеркалам и появлению пауков, которые потом бесследно исчезают. Это всё предвещает его появление. Алкоголь приглушает восприятие, поэтому я и упивался мартини, но не избавляет от твари.
— А он транквилизаторами, — сказал Максим, снимая пистолет с предохранителя, — как думаешь, пуля убьёт гадину?
— Не знаю, да и её здесь уже нет, запах пропал, — ответил сержант, дрожащей рукой закурив сигарету, — теперь ты мне веришь?
— Теперь я себе не верю! Что именно здесь происходит?
— Не истери. На зеркале было послание. Значит надо искать дальше, парень должен был оставить что-то полезное.
Сергей постучал по кафельной плитке костяшками пальцев, задумчиво смотря в сторону зеркала.
— Макс, ты думаешь о том же, о чём и я? — спросил он, протягивая половину сигареты другу.
— Если ты о том, что надо сваливать, то я абсолютно согласен!
— Пустоты! Кто-нибудь искал их в квартире? Тебе не кажется странным, что в доме нет зеркал? Он избавился от них, чтобы не видеть эту тварь. Парень думал, что оно приходит через зеркала, хотя, на мой взгляд, это не так. Но одно он оставил, сделав послание на нём, что оно рядом и надо бежать. Что если между зеркалом и стенкой есть полость? — быстро говорил Сергей.
Они оба рванули к шкафу, начав осматривать его створку. На задней стенке было четыре небольших гвоздочка, криво прибитых, будто наспех. Максим, достав из кармана раскладной нож, попытался подвздеть гвозди, в то время как Сергей всматривался в зеркало, неистово дыша на него.
— Ты был прав, здесь некая тетрадь, — сказал Макс, достав её из вскрытого тайника, — а теперь, пожалуйста, давай свалим отсюда.
— Поверь, не поможет. Эта тварь найдёт тебя всюду, — сказал Сергей, смотря в глаза друга, наполненные страхом, — но да, здесь нам делать больше нечего. Поехали ко мне.
Они покинули квартиру, заперев её и вновь опечатав. Максим едва ли не бегом покидал подъезд, стремительно спускаясь по лестнице. Он уже пожалел о том, что решил помочь другу. В одно мгновение ему показалось, что на стене находился паук, но, моргнув глазами, мужчина уже не видел его.

В квартире сидели два полицейских, дрожащими руками держащие найденную тетрадь. Страницы были исписаны неровными строками, скачущими, будто написанными в спешке. На некоторых страницах была нарисована высокая чёрная фигура с длинными когтистыми лапами. Её будто окутывала витиеватая аура, сотканная из нитей тьмы. Под ногами существа роилось великое множество пауков, словно некий холм, на котором и стояло нечто. Повсюду между строк мелькали непонятные символы и цифры, не несущие, казалось бы, никакого смысла.
— Он не был психом, — прошептал Сергей, указывая на одну из страниц, — посмотри сюда, он искал способы остановить эту тень.
«Сегодня семнадцатый день, как Тварь преследует меня. Изначальное предположение, что это Демон, опроверглось. Я решился на отчаянный шаг — попрошу помощи у Исчадий Ада. Мою душу уже не спасти, но я собираюсь прекратить распространение этого паразита...»
— Демонов призывать? — хмыкнув, сказал Максим.
— Для победы над одним злом нужно другое. Но, как я понимаю, у него не получилось.
Раздался телефонный звонок, разорвавший гнетущую тишину. Сергей с опаской взглянул на ослепительно яркий экран, одновременно снимая трубку.
— Да, сынок, — прохрипел он в трубку.
— Пап, у меня под кроватью ночью был бабайка, — едва ли не плача, сказал мальчуган четырёх лет, — высокая чёрная тень рычала и хватала меня за ногу.
— А что говорят папа Денис и мама? — нервно закуривая, спросил Сергей, переключая на громкую связь.
— Они не верят, говорят, что всё от телевизора.
— Я поговорю с ними, не переживай. Сейчас бабайка рядом?
— Нет, утром он сказал, что ушёл к тебе.
Сергей подавился дымом, сильно закашлявшись. Лица мужчин были влажные от выступивших капель пота, а их руки нервно дрожали. Сергей, изо всех сил стараясь скрыть свой страх, продолжил разговор.
— Мама дома?
— Угу, — ответил ребёнок.
— Ждите, скоро приеду.
Он положил трубку, другой рукой вытирая пот с лица. Максим не мог выдавить из себя ни слова, крутя в руках сигарету. Не сговариваясь, они пошли к двери, поняв друг друга без слов.
Уже будучи в машине, Сергей вновь открыл тетрадь Константина, перелистнув несколько страниц, начав читать вслух.
— Демоны дали ответ во сне. Тварь можно заточить в некоем контуре материального объекта. Я смог ограничить его своей квартирой, но для этого мне необходимо самому быть в заточении, и это лишь на время. Надо дождаться лунного затмения. Цена полного заточения этой Твари — человеческая жизнь, отданная добровольно. Я заключу его в этой тетради, выкинув её в мусоропровод на последнем издыхании. Так этот паразит прекратит своё существование в нашем мире.
— Не самая лучшая перспектива, — проговорил Максим, — откуда оно вообще взялось? Посмотри, может в начале дневника что-то найдётся.
Сергей открыл самую первую страницу, испачканную каплями крови. Строки на ней были очень кривыми, будто писались в крайней спешке. Он начал читать их.
— Второй день, как меня мучает какая-то тень в сопровождении паука, похожего на птицееда. Они появились после того, как я сбил цыганку, опаздывая на работу. Она шла, будто не замечая ничего вокруг, разговаривая с кем-то невидимым для остальных. Эта женщина посмотрела на меня таким взглядом, что по спине пробежал мороз. Её глаза будто кричали страхом и отчаянием. Она прошептала: «Помоги», — но я ушёл прочь, думая, что это очередная попрошайка. А ночью мне приснился сон, что она стояла на мосту и снова просила спасти её. Уже утром увидел Тень. Сначала она была в зеркале, но потом я стал слышать её голос. Этот шёпот сводил с ума, а пауки не давали покоя, ползая по стенам и по мне, словно не зная страха. Алкоголь быстро перестал заглушать Тварь, после чего я перешёл на транквилизаторы. В интернете нашёл на форумах упоминания о подобных случаях. Никто не выжил. Именно тогда я и решил прибегнуть к помощи Демонов. Это точно не расстройство психики! Тварь убивает! Оно реально!
— Цыганская магия? — спросил Максим.
— Не думаю. Цыганка, скорее всего, сама страдала от этого Нечто. Теперь оно перешло на меня и на Славу. Мы открыли ящик Пандоры, войдя в его квартиру, — мрачно ответил Сергей, открывая дверь машины, — надеюсь, Света поверит мне.
— Не думаю, — пробубнил Макс, — в это сложно поверить.
Они вбежали по лестнице на третий этаж, в квартиру Дениса — нового мужа Светы. Собравшись духом, Сергей нажал на звонок. Дверь открыла заплаканная испуганная девушка.
— Что случилось? — врываясь в квартиру, спросил сержант.
— Я не знаю, как объяснить, — ответила Светлана.
— Тень, — сухо констатировал Максим, почувствовав слабый аромат цветов, постепенно улетучивающийся.
— Откуда ты знаешь? — удивилась девушка.
— Мы уже столкнулись с ней. Со Славой всё хорошо? — спросил Сергей, запирая дверь.
— Папа! — радостно закричал ребёнок, бросившись на шею мужчине.
— Пройдёмте на кухню, надо многое рассказать, — сказал Максим, по привычке держа руку на кобуре.
Сидя за столом, выпивая одну за другой чашки чая, Сергей рассказывал обо всём случившемся, время от времени читая записи Константина. Максим подтвердил его слова, рассказав о случившемся с ним инциденте. Светлана уже выпила несколько таблеток успокоительного, и лишь Слава что-то спокойно рисовал, сидя на полу. Когда же Сергей посмотрел на его рисунки, то был невероятно сильно напуган. Он выхватил их, чтобы показать остальным, одновременно демонстрируя такие же рисунки уже покойного Константина.
— Но как остановить эту Тварь, если она реальна? — непонимающе спросила девушка, до сих пор не желавшая верить в происходящее.
— Детали неизвестны, парень не оставил точных указаний, — ответил Сергей, вставая из-за стола, — демоны сказали ему, что для этого нужно лунное затмение и жизнь, отданная добровольно.
— Затмение уже завтра, — уточнил Максим, сверившись в интернете, — что ты собираешься делать?
— Повторю то, что сделал парень. Проконсультируюсь у Демонов.
— Что? Ты с ума сошёл! Это опасно! Да и как заточить тварь? Должен быть иной способ! — закричала Света.
— Нет времени искать альтернативу. Макс, отвези меня домой. После этого советую вам идти в церковь. Быть может, тварь не сможет пройти внутрь.
Бывшая жена Сергея что-то ещё кричала, пытаясь остановить мужчин, но они молча покинули квартиру. Сергей был полон решимости, так же, как и страха. Но теперь он боялся не за себя, а за сына. Ему было плевать на свою жизнь и даже на душу, для него важно было спасти Славу.
— Серый, ты уверен? — спросил Максим.
— Да.
— Я буду на связи. Звони в любой миг. Ты знаешь, за тебя жизнь готов отдать.
— Этого не потребуется, — сказал Сергей, выходя из машины, — отвези их в монастырь, что в областном городе. Объясни настоятелю, в какой они опасности. Эти церковники должны принять нуждающихся в Боге, если он есть. И да, будь аккуратнее.
Мужчина быстро вбежал в свой подъезд, на ходу доставая ключи. «Как же призвать Демонов?» — спрашивал он себя в мыслях.
Сергей, закрыв дверь, не стал её запирать, на тот случай, если придётся снова спешно покидать квартиру. Он искал во всемирной паутине способы призыва Демонов, их способности и распределение обязанностей между ними.
— Агарес, Пеймон и Асмодей, вот кто мне нужны, — сказал мужчина, отхлебнув из горла водку, — слышишь, чудовище? Я уничтожу тебя!
В комнате резко запахло мертвечиной, а из-под Сергея кто-то выбил стул. Мебель по всему дому дрожала, а посуда разлеталась мелкими осколками. Чёрная тень носилась из угла в угол, круша всё на своём пути. Пауки свисали с потолка на паутинах, скреблись по стенам, ползли по ногам мужчины, поднимаясь всё выше и выше. Сергей вжался спиной в стену, начав читать молитву по памяти. Человекоподобный силуэт стоял перед ним, склонившись к лицу. Мужчина чувствовал ледяное вонючее дыхание на своей коже. Не в силах побороть свой страх, он заплакал. Рвота не заставила себя ждать, покинув желудок на пол. Тварь шипела и клокотала. Большая когтистая лапа коснулась шеи мужчины, начав сжимать её. Сергей ощутил на своей коже жгучий мороз, будто ледяной металл коснулся его железной хваткой. Он сдавлено хрипел, отчаянно пытаясь отбиться от чудовища. Никакие молитвы, вспоминаемые им в этот жуткий момент на пороге смерти, не помогали защититься.
— Ваш Бог оставил тебя, — прошипела Тварь, впечатав мужчину в стену с такой силой, что он едва не потерял сознание от боли, охватившей тело, — ты мой!
Тварь издала визг, растворяясь в воздухе, пропахшим сладковатым ароматом цветов и гнили. Сергей лежал на полу, тяжело дыша. Он держался за шею, а из его глаз лились слёзы. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что Тварь необходимо остановить. «Я не позволю тебе забрать моего сына, — думал мужчина, встав на колени, — что тебе нужно?».
Зеркало, что висело на стене, вздрогнуло. Кровавые потёки, появившиеся на нём, складывались в буквы и слова. «Тело», — такую надпись увидел Сергей перед тем, как рухнуть лицом в пол. Он потерял сознание.

Когда мужчина проснулся, была уже глубокая ночь. Он полз к прикроватной тумбочке, надеясь найти в ней церковные свечи, оставшиеся ещё с похорон родителей. Сжав их одной рукой, он посмотрел на экран телефона.
— Восемь пропущенных? — удивился он, звоня Максу.
— Ты куда пропал? Я тебе звонил! — закричал в трубку друг.
— Всё в порядке? — спросил Сергей. — Вы в монастыре?
— Да, я со Светой и Славой. Денис не отвечает на звонки.
— Держу пари, его уже нет в живых. Скоро всё это прекратится, поверь.
— Я жду архимандрита Антиоха. Говорят, что он уже сталкивался с этой чертовщиной и знает способ борьбы с ней. Он прибудет послезавтра только.
— У нас нет столько времени, — сказал Сергей, продолжив после того, как сбросил звонок, — если он не поможет, то до следующего затмения никто из нас не доживёт.
Он снова включил свой ноутбук, чтобы уточнить инструкцию призыва Демонов. Мужчина, на ощупь включив свет, закурил. Он осматривал погром в квартире, оставленный после гнева Тени. Идя на кухню за ножом и какой бы то ни было посудой, Сергей устало курил, едва перебирая ногами по полу. Собрав несколько наиболее крупных осколков тарелок и чашек, он взял нож и зубочистки, вернувшись снова в спальню. Дрожащей рукой разрезав ладонь, он сливал кровь в осколок, одновременно ища чистые листы бумаги. Мужчина пропитывал зубочистку кровью, вырисовывая сигилы Демонов. Допустив малейшую ошибку или неровность в фигурах, он сминал лист, отбрасывая его в сторону. Сергей снова и снова резал свои ладони, когда заканчивалась кровь.
— Всё должно быть идеальным, — твердил он сам себе, — тонкие ровные линии, кольцо, планетарные и числовые символы.
Полчаса спустя Сергей смотрел на свои ладони, на которых не осталось ни единого живого места. Они больше походили на куски рубленого мяса или даже кровавый фарш. Мужчина уже не чувствовал боль, с улыбкой наблюдая за тем, как кровь стекает с его рук. Сигилы были сделаны настолько идеально, насколько это вообще возможно. Сергей обмазывал своей кровью свечи, расставляя их в форме пентаграммы, очерчивая линии, соединяющие их, углём, купленным на запланированные на следующие выходные шашлыки. Сергей выключил свет повсюду, начав зажигать окровавленные свечи, повторяя, как мантру, имена призываемых Демонов. Комната озарилась мерцанием огней, неровно колыхающихся, потрескивающих. Густой чёрный дым струился от свеч, наполняя квартиру. Встав в середину пентаграммы, Сергей поджёг демонические сигилы, громко выкрикивая их имена.
— Агарес, Пеймон, Асмодей! Я призываю вас! Явитесь ко мне! Моя душа навеки ваша!
Он устало прикрыл глаза. Голова слабо кружилась, а ноги становились ватными. Мужчина снова и снова повторял слова, упав на колени. Нож в его руке казался непомерно тяжёлым. Он разрезал им свою одежду, начав царапать кожу на своей груди, вырисовывая перевёрнутые кресты. Где-то там, в глубине сознания, Сергей удивлялся данному действию, не понимая его смысла. «Этого же не требуется!» — кричал он в мыслях, не в силах остановиться.
Мужчина с трудом открыл глаза. Свечи в тот же миг погасли, будто кто-то их задул своим дыханием, но в тот же миг вспыхнули ярким красным пламенем. Оно было ровное, высокое, не испускавшее дыма. Перед мужчиной стоял огромный крокодил, а позади него были дромадер и змея, размером с человека. Животные, охваченные неистовым пламенем, принимали человеческие обличия.
— Смертный! — завопил змееподобный Асмодей.
— Прошу, помогите, — со слезами на глазах просил Сергей.
— Когда кровавая луна озарит ночные небеса, жизнь, что добровольно отдана, заточит любого на века, — перебил его длиннобородый старец Агарес, имеющий черты крокодила.
— Имя назови, со своим объедини, печать кровью напои, духа плотного ей заточи, — подхватил горбатый Пеймон, с сияющей диадемой на голове.
— Как зовут его? — протягивая руки к Демонам, спросил Сергей.
— Гидуфим! Гидуфим! Гидуфим! — наперебой кричали Демоны.
Свечи погасли. В комнате запахло сладковатым запахом гнилости. Мужчина хотел было рвануть к выключателю, но его отбросило к противоположной стене. Сергей начал размахивать окровавленным ножом, надеясь, что это защитит от Твари.
— Я не боюсь тебя, Гидуфим! — выкрикнул мужчина, встав на ноги. — Кем бы ты ни был, я уничтожу тебя!
Вместо ответа нечто схватило Сергея за лицо, охватив его своей огромной рукой, воняющей трупами и гноем. Издав рык, Тварь ударила мужчину головой в стену настолько сильно, что он потерял сознание, рухнув, словно мешок, на пол.

Голова ужасно болела и ныла, когда Сергей пришёл в себя. Коснувшись окровавленными пальцами затылка, он наткнулся на корку крови, слепившей волосы в один пласт. Боль вспыхнула с новой силой, взорвав сознание. Всё поплыло перед глазами. «День? Ночь? Когда затмение?» — спрашивал мужчина сам себя в мыслях. Он полз по полу к телефону, лежащему в другой комнате. Вокруг была темнота. Пустая, не живая, но и не мёртвая. Тонкий аромат цветов так и витал повсюду. Сергей, взглянув на телефон, пришёл в ужас. Он был почти сутки без сознания. Не в силах дотянуться до выключателя, он, включив фонарь на телефоне, начал писать в свой дневник то, что узнал, на тот случай, если его план не сработает. Закончив переписывание, Сергей снова порезал свою ладонь, начав писать кровью на шкатулке, оставшейся от Светланы, своё имя и этой Твари.
— Сергей Гидуфим! — выкрикнул мужчина первые слова, пришедшие ему на ум, сливая с ладони капли крови. — Я запечатываю тебя в этой шкатулке! Гидуфим Сергей! Мы навеки вместе!
В комнате появилась чёрная зловещая Тень, тянувшаяся к Сергею. Но мужчина, злобно оскалившись, вонзил нож себе в шею, перерезав горло и артерию. Кровь брызнула во все стороны, заливая стены и мебель.
— Сергей Гидуфим, — прохрипел он, падая на шкатулку, наполненную кровью.
Тварь взвыла, заметавшись по комнате. Её затягивало внутрь предмета. В щели между колыхавшимися занавесками появилась кроваво красная луна. Её свет отбросил Гидуфима к шкатулке, вмиг захлопнувшейся. Рука Сергея легла на крышку «тюрьмы», сжав её пальцами.
— Сергей Гидуфим...


Глава вторая

Искорёженная груда железа, некогда бывшая автомобилем, лежала в придорожном овраге, едва заметно дымившись. Слабый цветочный аромат улетучивался, растворяясь в воздухе, гонимым лёгким ветерком. Выбив ногой смятую дверь, цепляясь испачканными засохшей кровью пальцами за вывернутые грани машины, Денис пытался покинуть смертельно опасную ловушку, в которой его застал Гидуфим. Мужчина ещё не знал, что именно напало на него ночью, крепко сжав горло стальной хваткой. Холодная тень, возникшая из неоткуда, источавшая тошнотворное зловоние, пыталась убить Дениса — в этом у него не было никаких сомнений.
Обессиленно упав на землю, заросшую густой, сочной травой, мужчина пытался отползти от автомобиля, боясь его взрыва. «Я даже не могу позвонить жене», — думал он, вспомнив, что остался без телефона ещё вчера, вероятно, забыв его на работе. Всё тело Дениса изнывало от боли, будучи покрытым многочисленными синяками и ссадинами. Его лицо было испачкано коркой засохшей крови, вытекавшей из носа после удара о руль. Сам факт того, что мужчина остался жив после такой аварии, отделавшись лишь синяками и сотрясением мозга, являлся чудом, в которое он не мог до конца поверить. В его голове было множество вопросов, копошащихся, мельтешащих, словно потревоженный пчелиный улей. «Что это было?» — с трудом смог оформить нескончаемый поток хаотичных мыслей Денис, подняв глаза к небу.
Дорога была пуста, как никогда прежде. Обычно, здесь изредка проезжали грузовики, но сейчас до самого горизонта во все стороны царила романтика путешествий — сверкающий на полуденном солнце асфальт уходил в никуда ровной, прямой линией, окружённый лишь невысокими молодыми кустиками и молодыми деревцами. Денис продолжал ползти прочь от машины, периодически теряя сознание. Вдалеке послышался рёв мотора. Перед глазами мужчины всё потемнело. Последнее, что он запомнил — белёсые глаза, смотрящие из темноты и едва слышимый голос.
— Я жив, — прошептал Денис, не понимая, его это слова или же того голоса.

В коридоре больницы сидела Светлана со своим сыном. Она была настолько бледная, что сливалась с цветом некогда белоснежного, но теперь грязно-серого, болезненного на вид халата. В её глазах застыли слёзы. Этой ночью умер Сергей, своими жизнью, кровью и душой запечатав Гидуфима в шкатулке. Максим лично проводил обыск квартиры лучшего друга, умершего ради спасения своего сына Славы и бывшей жены.
Вся квартира, в которой умер Сергей, была залита его кровью, фонтаном разбрызгавшейся в разные стороны из перерезанной им же самим артерии. Его окоченевшие синюшные пальцы крепко сжимали окровавленную шкатулку, на которой были странные, неизвестные символы. Полицейские, помогавшие Максиму, пришли в ужас от увиденного. Многие из них выбежали из квартиры, будучи не в силах в ней находиться. Капитан понял, что Сергею удалось сделать то, что он планировал, а шкатулка — тюрьма для ужасной тенеподобной сущности, унёсшей как минимум три человеческие жизни.
Денис, которого уже посчитали мёртвым, всё ещё цеплялся за свою жизнь. Мотоциклист, проезжавший по той дороге, доставил мужчину в больницу в бессознательном состоянии. Лишь по найденному в кармане джинс именному пропуску на работу, перепачканному засохшей кровью, сумели установить личность пострадавшего, сообщив его жене о случившемся.
— Его жизни ничего не угрожает, —  сказал врач, вышедший из палаты, — даже можете поговорить с ним, но только недолго.
Встревоженная девушка, ворвавшись в палату, крепко обняла своего мужа, беззвучно заплакав. Жаркие слёзы стекали по её щекам, капая на больничное одеяло, которым был укрыт Денис. Мужчина не мог даже представить, как Светлана была перепугана.
В коридоре шёл Максим, отводя Славу в сторону, желая избавить его от детской травмы. Ребёнок ещё не знал, что его родной отец, Сергей, умер. Светлана решила, что будет лучше, если Сергей для Славы просто исчезнет, уедет куда-нибудь подальше. Девушка предпочла соврать сейчас и поддерживать эту ложь дальше, оградив своего сына от того, что просто не вписывалось ни в какие рамки действительности. «Пусть лучше ненавидит своего отца, считая, что он бросил его, чем узнает тот ужас, с которым нам пришлось столкнуться», — вспоминал Максим её слова, усаживая мальчишку в кресло.
— Ну что, герой, бабайка больше не приходил? — спросил капитан, едва сдерживая слёзы.
— А он и не придёт, — беззаботно улыбаясь, ответил Слава, — мой папа победил его.
— Да? — Максим неуклюже изобразил удивление.
— Заточил в шкатулке, которую ты домой забрал, — прошептал ребёнок, приблизившись к уху мужчины. От этого тихого голоса, глубокого шёпота, кажущимся многоголосым, Максим покрылся мурашками. Страх волной прошёлся по нему, сжав горло, передавив поток воздуха, пропахшего приторными цветами. В голове Максима роились мысли, озвучиваемые многоголосым хором, перешёптывающимся, словно ветер в трубе. В коридоре замерцал свет. Лампы натужно гудели, погасая и снова загораясь, но с каждым разом всё тускнее и тускнее, будто их мощность таяла, растворялась, уходя в никуда. Полумрак сгущался, полз от стен к центру коридора, скользя по полу живой стеной, из которой тянулись тонкие длинные руки с кривыми крючковатыми пальцами. Над головой Славы висел огромный паук, перебирающий лапами паутину, словно струну. Максим трясся от страха, чувствуя тошнотворное сладкое дыхание, касающееся его уха. Миг тишины был прерван звонким детским голосом, после которого мрак отступил, словно его и не было, — но ты же не будешь её открывать, верно?
Максим в ужасе отползал к стене, прочь от Славы, который улыбался, весело хихикая. Светлана была в палате, возле Дениса, но в зеркале, висевшем над раковиной возле кровати промелькнуло облако мрака, будто убегая от чего-то.
— Макс, ты чего? — спросила Светлана, увидев его лежачим на полу с раскрытым ртом, жадно хватающим воздух.
— Н-ничего, привиделось что-то, — соврал он, посмотрев на Славу, — устал я, перенервничал на работе. Не против, если я уйду домой?
Мужчина, не дождавшись ответа, быстро встал на ноги, едва ли не бегом направившись к выходу. Ему всё время казалось, что кто-то преследует его, бесшумно шагая по пятам. Но сколько бы Максим не смотрел боковым зрением, слегка выворачивая голову из стороны в сторону, он никого не видел. Лишь лёгкий холодок, словно сквозняк, скользил по его ногам. «Холодно, как в морге», — подумал мужчина. «Нет, там холоднее», — пронеслась мысль в его голове, озвученная неестественно глубоким, бархатным шёпотом. В тот же момент кто-то одёрнул его за рукав, вывернув в сторону зеркала, висевшего на стене возле входа в больницу. Там, в отражении, окружённый множеством теней, ползающих во всех плоскостях, словно пауки, стоял Сергей, сжимавший своё перерезанное горло.
— Спаси моего сына, — шептал он.
Огромная чёрная рука заткнула ему рот, утащив в бурлящую тьму, кишащую множеством конечностей и лиц. Два огромных белых глаза смотрели на Максима с поверхности зеркала, покрывающегося многочисленными трещинами. Его осколки, похожие на пыльцу, осыпались на пол, сверкая, переливаясь бликами от лампы, часто мерцающей над головой Максима. Мужчина бросился бежать в панике, не в силах совладать со своим страхом. Он не понимал, почему Гидуфим не оставил его и этот мир, ведь все условия были выполнены, если верить дневнику Константина.

Заперевшись в своей квартире, капитан накрыл все зеркала плотной тканью, включив везде свет. Максим читал дневник Сергея, пытаясь понять, почему Тварь не покинула их мир. Мужчина сжимал в руках окровавленную шкатулку, обмотанную многочисленными верёвками, чтобы она случайно не открылась при падении. Вся её поверхность была испещрена непонятными, будто выжженными символами. Их чернота шевелилась, перетекала, словно живая субстанция, приковывая к себе взгляд, гипнотизируя свою жертву. В голове Максима снова звучал хор голосов, призывавший открыть шкатулку, обещая несметные богатства.
— Нет! — закричал он, отставив тюрьму Гидуфима в сторону, накрывая её полотенцем. — Тебе не сломить меня!
В комнате раздался звонкий детский смех. Он эхом разносился по квартире, будто ребёнок бегал по ней, весело играя, заливаясь хохотом. Сквозняк проскользил по коже мужчины, покрывшейся мурашками. В квартире раздался хлопок, будто вся ткань, накрывавшая зеркала, одновременно рухнула на пол. Лампы вмиг потускнели. Максим, подорвавшись со стула, бросился к зеркалам, надеясь успеть поправить ткань до появления чего-либо. Он и сам не знал, что может проникнуть через них в этот раз, ведь Гидуфим не должен был появляться вновь. Мужчина замер на месте, словно вкопанный, увидев, что зеркала накрыты, как им и подобает. Позади раздался детский смех.
Неведомая сила толкнула Максима в спину, из-за чего он упал, беспомощно распластавшись на полу. Его лицо было возле зеркала, из которого тянулись сотни тонких чёрных рук, пытающихся ухватиться за ткань, но не дотягивающихся до неё считанные миллиметры. Голоса шептали, монотонно повторяя одно лишь слово: «Гидуфим». Мужчина, трясясь от страха, побежал к столу, чтобы схватить шкатулку. Он намеревался покинуть квартиру, поняв, что сам загнал себя в ловушку. Раздался телефонный звонок. Голоса в квартире умолкли, а свет снова стал ярким, как ему и подобает. Звонила Светлана.
— Алло, — испуганно, обессиленно прохрипел Максим, присев на пол, сжимая в руке шкатулку.
— Как ты? — спросила девушка. — Да, знаю, что глупый вопрос, но с тобой всё в порядке?
— Что-то не так, — честно ответил мужчина, смотря в сторону накрытого зеркала, — мы в чём-то ошиблись. Гидуфим не ушёл до конца.
— Что ты имеешь в виду?
— Давай встретимся завтра в моём кабинете, часов в девять, например. Это явно нетелефонный разговор.
— Да, хорошо, — будто испуганно прошептала девушка, — мне тоже есть что рассказать. До завтра. Будь осторожен.
Раздались короткие гудки. Максим, снова взглянув на шкатулку, крепко прижал её к себе, направившись к двери. Он решил уйти из квартиры, надеясь, что его пустят переночевать в церкви. «Спаси моего сына», — словно ветер, пронеслись слова по комнате, мигом умолкнув. Мужчина, решив больше не задерживаться ни секунды в квартире, стремительно покинул её, едва не забыв запереть входную дверь.
На улице была уже ночь. Луна ярким серебристым кругом освещала безоблачное небо, будучи обрамлённой желтоватым ореолом. Маленькие огоньки звёзд сияли, словно фонари далёких путников, блуждающих в кромешной темноте космоса, кажущимся пустым и безжизненным, холодным и негостеприимным. Внутри Максима было глубокая тоска по лучшему другу, добровольно отдавшему свою жизнь в безрезультатной попытке остановить Гидуфима. Вокруг ходили люди, что-то обсуждая между собой. Жизнь шла своим чередом. Никто даже не подозревал, насколько огромное зло находилось рядом с ними в этот момент, будучи запертым в небольшой шкатулке, которую Максим крепко сжимал в руках.

В церкви горело множество свечей, обливая теплом вошедшего в сопровождении настоятеля храма мужчину. Перед иконами всё ещё стояли прихожане, молясь о том, что для них являлось важным. В церковной лавке имелась лестница, ведущая вниз. Именно к ней и направился батюшка, безмолвно позвав Максима за собой, после того как мужчина попросил укрыться в стенах дома Божьего от зла.
— Нечасто к нам приходят с такой просьбой, — заговорил святой отец, спускаясь по лестнице, — но двери церкви всегда открыты для тех, кто в этом нуждается. Будь то финансовые проблемы или гонит кто — Господь не оставляет детей своих, так и мы не отворачиваемся страждущих. Скажи только, есть ли у тебя проблемы с законом или ещё что-нибудь, о чём я должен знать?
— Вы когда-нибудь встречали демона?
— Конечно. Ежедневно вижу и даже много их. Они же вокруг, в каждом из нас. Все наши деяния, помыслы — всё это пропитано соблазнами, искушениями, посланными Лукавым. Это и есть демоны, с которыми мы все сталкиваемся, но выбор всегда за человеком — следовать за Губителем мира или же за Спасителем, — священник обернулся, добродушно улыбнувшись, — я сделал свой выбор, уйдя от твоего мира, приняв сан. Давно это было, но я не жалею. Но, если ты думаешь, что во мне нет демонов этих, то ошибаешься. Многие из нас, служителей Господа, на самом деле, служат Дьяволу, занимаясь сбором денег с прихожан на свои нужды, обманывая их самым наглым образом. Да что я говорю, ты и сам всё знаешь.
— Нет, я о других демонах говорил. О тех, которые людям вредят, будто из плоти состоят. Как в фильмах. Но вы, наверное, не знаете.
— Отчего не знаю? Сан не запрещает смотреть телевизор. Я же должен знать, что губит души людские, подталкивая на грех. Только зная врага в лицо, можно его победить. То, о чём ты говоришь — страшные вещи. Видел я бесноватых, одержимых, как вы их называете. Но демона во плоти не довелось, слава Богу, — священник перекрестился, вознесся глаза вверх.
— Возможно, один из них придёт за мной, — честно признался Максим, показывая на шкатулку, — я не знаю, демон это или что-то еще, но оно явно злое. Мой друг совершил обряд, в конце которого убил себя, дабы заточить это нечто внутри неё. Но оно всё ещё гуляет по миру, преследуя меня.
— Здесь, в храме Божьем, ты под надёжной защитой. Слуги Нечистого не могут войти сюда, не имеют они власти в этих стенах. Спи спокойно. Завтра решим, что делать со шкатулкой твоей, — сказал батюшка, открывая дверь в келью, — вижу я, что человек ты хороший, не желаешь зла. Оставайся в храме столько, сколько сочтёшь нужным.  Если захочешь помолиться перед иконами — просто поднимись наверх. Меня Алексием зовут.
— Максим.
— Храни тебя Бог, — прошептал священник, перекрестив мужчину, — я буду наверху молиться за тебя и твоего умершего друга. Хоть он и совершил самоубийство, но из благих намерений. Надеюсь, Господь примет его в Царствие Небесное.
— Благодарю вас.
Отец Алексий, ничего не ответив, поднимался по лестнице. Он помнил, что когда-то давно в храм, находящийся при семинарии, пришла молодая женщина с младенцем в одной руке и со странной шкатулкой в другой. Она просила, умоляла впустить её хотя бы переночевать. По её словам, ей некуда было идти — за ней гналось нечто злое, не человеческое. Но настоятель храма не впустил её, посчитав, что она — очередная пьяница или наркоманка, которые то и дело просятся на ночлег. На утро её и ребёнка нашли мёртвыми на территории прилегающего кладбища. На шее женщины виднелись чёрные следы длинных пальцев, а глаза были широко распахнуты, будто она увидела перед смертью что-то ужасное. Младенец же умер от переохлаждения в канун Рождества. Рядом с ними лежала та самая шкатулка, раскрытая и разломанная. Настоятель тогда даже не высказал никакого сожаления, будучи твёрдо убеждённым, что поступил правильно. Алексий тогда хотел было покинуть семинарию, разочаровавшись в идеалах церкви, но ему приснился сон, убедивший остаться. Он видел, как сияющий белым светом ангел подошёл к нему, сказав, что однажды история повторится, что тот, кто убил женщину вновь окажется в тюрьме. Ещё ангел говорил, что Алексий может спасти жизни других людей, если сделает правильный выбор. Именно благодаря этому сну, он и остался в церкви, закончив своё обучение в семинарии. И вот, спустя долгие годы, слова ангела начали сбываться.
«Надеюсь, я сделал правильный выбор», — подумал батюшка, встав на колени перед крестом. Он слёзно молился за упокой души Сергея и о защите его близких. Храм постепенно пустел — прихожане расходились по домам. Время было уже за полночь. Огонь свечей неровно дрожал, колыхался, как от сквозняка, блуждающего в этих стенах, будто кто-то невидимый бродил от иконы к иконе. Из церковной лавки доносились тяжёлые, грузные шаги.
Максим, держа в руке шкатулку, подошёл к Алексию, стоявшему на коленях перед распятием. Лицо священника было покрыто слезами, капающими на пол. Церковь опустела, как никогда. Многие свечи уже догорали, превратившись в небольшие кусочки оплавленного воска, наверху которого ещё мерцал слабый, едва заметный огонёк.
— Святой отец, можно исповедаться? — шёпотом спросил Максим. — Не знаю, сколько ещё проживу, поэтому хочу раскаяться в своих грехах, коих очень много.
— Да, конечно. Обещаю, что сохраню всё в тайне. Давай только сначала помолимся.
— Простите, но я не знаю ни одной молитвы, — честно признался капитан, — не считал нужным ходить в церковь, а до смерти своего брата вообще не верил в Бога.
— Молитва должна идти от души и сердца, а не быть заученным текстом, — мягко улыбнувшись, сказал Алексий, — каждый молится о том, что ему нужно, важно. У каждого своя мольба, просьба к Отцу Небесному. Так почему все читают одни и те же молитвы?
— Не знаю, наверное, потому что так научили.
— Да, ты прав. Но ведь лучше, когда ты молишься искренне, а не рассказываешь заученный стих. Молись так, как считаешь нужным. Господь тебя услышит — Он никогда не отворачивался от своих детей.
Максим, ничего не ответив, встал на колени перед крестом, прикрыв глаза, полные слёз. Мужчина сожалел о многом, поняв, что многократно поддавался соблазнам и искушениям демонов, совершая воистину ужасные, просто чудовищные вещи. Он молился о принятии Сергея в Царствие Божье, о защите Славы и Светланы, о здоровье Дениса. Лишь в самую последнюю очередь он попросил дать сил для борьбы с Гидуфимом. Максим не просил для себя ничего, считая, что не заслужил и того, что имеет сейчас, но поблагодарил Бога за всё, склонив перед ним голову. По церкви пронёсся сквозняк.
Тени мелькали возле иконостасов, перешёптывались, царапая образы святых. Серая дымка неровными слоями стелилась по церкви, пропахшей приторным тошнотворным запахом. Возле входной двери раздался тонкий детский смех. Алексий, перепугавшись столь резким и необычным переменам, быстро перекрестился, поднявшись на ноги. Его примеру последовал и Максим. Они оба озирались по сторонам, видя, как из тёмных мест, этих чёрных, шевелящихся, блуждающих пятен, образовавшихся из-за неровного колыхания дрожащего огня свечей, вылезали обугленные руки, цепляющиеся за иконостасы, оставляя глубокие рваные следы когтей. Пауки живыми кляксами блуждали по церкви, закрывая своими тельцами окна, погружая храм в ещё большую темноту.
Было невыносимо дышать. Воздух стал тяжёлым, спёртым, пропахшим мертвечиной, трупным смрадом, гнилью разлагающихся тел. Свечи гасли одна за другой, погружая церковь в живой клокочущий мрак, из которого вылезали сотни рук и голов, лишь отдалённо напоминающие человеческие. Иконы выглядели зловещими, озлобленными, святые смотрели с немым укором на мужчин, а их глаза заполнялись неестественно белым светом, ярко выделяющимся на черноте кожи, будто покрытой дёгтем.
Алексий, повернулся к распятью, желая попросить защиты у Бога. Но священник застыл в немом ужасе. С креста на него смотрело чёрное дымящееся Нечто. Глаза этой твари были неестественно огромными, белёсыми, будто белки глаз, лишённые зрачков, подсвечивались изнутри. Тварь расплылась в ухмылке — уголки абсолютно чёрных губ были слегка приоткрыты, обнажая чуть более светлые кривые мелкие зубы, растущие неровными рядами, уродливо прикрывая друг друга. Эта жуткая Тень насмехалась над верой Алексия, приняв распятое положение Христа, заменив Его на кресте. По церкви кто-то бегал, перебирая маленькими ножками по полу, шаркая, подпрыгивая, тонко посмеиваясь. От всего этого у мужчин кровь стыла в жилах, будто становясь тягучей, вязкой. Кожа стала словно гусиная, вся покрывшись мурашками, а волосы встали дыбом даже на макушке. Все внутренности сжимались от невыносимого зловония и живого страха, дикого ужаса, воплощение которого пришло в храм Божий, осквернив его своим порочным присутствием, скверной, проклятием, отвергнутым даже демонами.
Слева от Алексия появилась тень покойного Константина. Юноша, склонив голову, что-то шептал, будто молился. «Богу ли, — подумал священник, — или же той богохульной твари?». Константин, повернувшись к Алексию, протянул к нему свою руку, слегка наклонив набок голову.
— Святой отец, отпустите мои грехи, — прошептал он, плавно подходя к мужчине, — грешен я, очень. Прошу, не оставьте меня во грехе.
В церковной лавке что-то гремело, разбрасывая все товары и утварь. Оттуда доносился весёлый, задорный детский смех. Дверь открылась. Её протяжный скрип, словно плач женщины, эхом разнёсся по церкви, практически полностью погружённой в густую живую черноту, в которой виднелись ещё более тёмные силуэты, шевелящиеся, покачивающиеся из стороны в сторону, перешёптывающиеся между собой. Они стояли, будто ожидая чего-то. В дверном проёме появилась невысокая худощавая фигура, будто детская. Максим узнал в этой фигуре Славу.
Крест за спинами мужчин захрустел, будто множество костей ломалось одновременно некой немыслимой силой. Алексий, обернувшись, хотел было закричать, но его рот закрыла чёрная рука с длинными когтистыми пальцами. Белые глаза приблизились к лицу священника, а до рвотных позывов противное дыхание скользило по его коже. Тварь, что недавно висела на кресте в богохульной насмешке над Христом, сжимала горло священника, скользя длинным тонким раздвоенным языком по его лицу, словно пробуя на вкус. Алексий мысленно обратился к Богу в молитве, прося защиты.
— Он тебя не слышит, Равви, — прошептала Тень, поцеловав священника в лоб.
Из мрака тянулось множество рук, пытающихся ухватиться за одеяния Алексия. Они цеплялись, тянули к себе, пока Гидуфим удерживал его за горло. Но вот мертвенно холодные пальцы разжались, вернув мужчине возможность дышать. Он с жадностью хватал ртом токсичный воздух, пытаясь дотянуться до чаши со святой водой.
— Не это ли ты ищешь? — спросил Слава, подойдя к Гидуфиму.
В его руке была та самая чаша, которую он протянул Тени. Тварь с жадностью пила её содержимое, словно странник, который никак не мог утолить свою жажду. Чаша со звоном полетела прочь, гремя по полу, скрывшись во тьме. По тому, что с трудом можно было назвать лицом Гидуфима, стекала кровь.
Тени утянули Алексия в свои объятия, окутав руками, словно верёвками. Они царапали его кожу и плоть, кусали, жадно слизывая раздвоенными языками выступавшую крупными каплями кровь, неуспевающую стекать на пол. Константин продолжал просить об отпущении грехов, протягивая руки к Алексию, словно прокажённый, молящий об исцелении. К Максиму, пытающемуся отбиться от окруживших его теней, подошёл Сергей, сжимающим своё горло. Он держал в руке шкатулку, шепча неизменное: «Спаси моего сына».
Как только мужчина взял шкатулку в руки — всё прекратилось. Тени исчезли, оставив перепуганных, израненных мужчин одних в разрушенной церкви. От креста остались лишь обломки, облитые кровью, изверженной Гидуфимом. Все иконы были изрезаны, обезображены, выжжены изнутри, продолжая тлеть, дымиться, а из глаз святых стекала кровь.
— Мы живы, — прошептал Алексий, целуя крест, висевший на шее, — но что это было? Как демон смог проникнуть в храм Божий?
— Это я у вас должен спросить, — прошептал Максим, помогая мужчине встать, — не сильно ранены?
— Жить буду. Расскажи, как давно это началось? Что это за создание?
— Честно, я и сам не знаю, — признался Максим, затягивая узлы на верёвках, которыми была обвязана шкатулка, — один парень был найден в квартире мёртвым. Его нашёл мой друг. После этого Тень появилась и в его жизни. Он совершил некий обряд, детали которого я не знаю. Для получения информации он призвал демонов. Именно это и хотел сделать юноша, но не успел. Сергей же завершил дело, но что-то пошло не так. Шкатулку никто не открывал, но Гидуфим, так зовут эту тварь, продолжает действовать. Теперь ещё и Слава, сын Сергея, помогает ему в этом.
— Когда-то я видел женщину с подобной шкатулкой. Она погибла, будучи задушенной. То, с чем мы столкнулись, уже давно бродит по миру, убивая людей. Я помогу тебе в твоей борьбе, хотя и не знаю даже, с чего начать.
— В моей квартире есть дневники Константина и Сергея. Быть может, вы что-то поймёте в них, — предположил Максим, смотря на единственную горевшую свечу возле иконостаса Сергия Радонежского.
— Что я скажу епархии и прихожанам? — спросил сам себя Алексий, смотря на разруху, царившую в церкви. — Меня лишат сана.
В его голове прозвучал давно забытый голос приснившегося ему ангела: «Не об этом ты думать должен, а о спасении душ людских». Священник покрестился, склонив голову. Он благодарил Господа за чудесное спасение жизни и за поддержку духа, за наставление на путь истинный.

Наступал рассвет. Первые лучи восходящего солнца игриво проскользнули через окна пустой церкви, скользя по полу жизнерадостными пятнами. Алексий и Максим уже подходили к квартире, чтобы забрать дневники. Дверь была открыта.
— Я помню, что запирал её, — прошептал капитан, доставая выкидной нож, — святой отец, что бы ни случилось в квартире — не открывайте зеркала. Тварь, возможно, проникает через них.
Мужчина вошёл внутрь, вслушиваясь в каждый звук. Вокруг царила немая тишина. По всему полу были кровавые следы босых детских ног, возле которых роились пауки. Максим, быстро пробежав в нужную комнату, взял тетради. Позади послышались шаги.
— Ты же не откроешь шкатулку? — донёсся с кухни голос Славы. — Мой папа будет недоволен, если ты откроешь.
Мальчишка исчез, превратившись в тёмный туман, как-только Максим вбежал на кухню. Мужчина спешно покинул квартиру.

В кабинет капитана постучалась Светлана. Не дождавшись ответа, она вошла внутрь, увидев Максима и Алексия, в очередной раз перечитывающих дневники.
— Где был Слава ночью? — сразу спросил капитан.
— Не знаю, — честно ответила девушка, по лицу которой текли слёзы, — он стал иным. Разговаривает с кем-то, шепчет что-то, постоянно спрашивая про Сергея и шкатулку. А сегодня утром я обнаружила, что его ноги испачканы засохшей кровью. Он — не мой сын.
— Тварь не ушла, — констатировал Максим, закурив сигарету, — она будто стала сильнее, изменив свою суть. Я предполагаю, что Слава — сосуд для этой твари.
— Отец Алексий, — представился священник, — я постараюсь помочь вам в борьбе с тем, кто зовётся Гидуфимом. Думаю, надо связаться с синагогой. Письмена на шкатулке похожи на иврит — священный язык иудаизма и народа израильского. Возможно, они смогут дать нам ответ, что это за существо. Максим, ты помнишь, как он поцеловал меня? Это напомнило мне одну Библейскую сцену — поцелуй Иуды. Думаю, это неспроста. Этот злой дух очень силён. Надеюсь, что нашей веры хватит, чтобы одолеть его.
— Свет, держи телефон всегда при себе и жди моего звонка, — говорил Максим, — если мы что-то узнаем, то обязательно сообщим тебе. Старайся не показывать, что что-то знаешь и подозреваешь. Если ситуация будет накаляться — звони мне.
— Но почему это не прекратилось? — вытирая слёзы, спросила девушка.
— Не знаю, честно, не знаю, — ответил капитан, — как Денис? С ним всё в порядке?
— Да, завтра уже могут выписать из больницы.
— Пусть остаётся там, среди людей. Я выявил закономерность, что Гидуфим нападает только если его жертвы остаются одни. В толпе он не трогает. У Дениса больше шансов выжить именно в больнице.
Девушка покинула кабинет, направившись домой. Она не знала, как вести себя со Славой, ставшим чем-то иным, но не её сыном. Максим и Алексий поехали в областной город — там была ближайшая синагога. Капитан даже не предупредил начальство о своём отъезде. Городская жизнь уже кипела. Люди мельтешили туда-сюда, гудя, словно пчёлы. Никто из них не подозревал об ужасе, поселившемся среди улиц. Алексий сжимал шкатулку, обёрнутую молитвенным поясом.
— Думаешь, у нас есть шанс? — спросил Максим.
— Пока есть вера — с нами Бог, — ответил Алексий, перекрестившись, смиренно склонив голову, — Господь, Пастырь мой, я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою, направляет меня на стези правды ради имени Своего. Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной. Твой жезл и Твой посох, они успокаивают меня. Ты приготовил предо мною трапезу в виду врагов моих, умастил елеем голову мою, чаша моя преисполнена. Так, благость и милость Твоя да сопровождают меня во все дни жизни моей, и я пребуду в доме Господнем многие дни.

Глава третья

Шёл холодный проливной дождь. Его крупные, просто огромные капли громко ударяли по машине, громыхая по ней, словно по барабану. Вся дорога превратилась в огромную бурлящую реку, потоки воды несли мелкий мусор в придорожные канавы, ставшие похожими на небольшие, но глубокие болотца. Максим и Алексий сидели в машине, укрывшись от непогоды. Движение на междугородней трассе приостановилось — где-то вдалеке перевернулся грузовик, перекрыв обе проезжие части. Священник молился о том, чтобы никто не пострадал в аварии, а если всё же это случилось, то чтобы Господь принял их души в Царствие своё. Наступал вечер, принёсший с собой мрачные, холодные сумерки. Не было видно лучей заходящего солнца — лишь слегка окрашенные алым светом густые серые, почти чёрные тучи. Где-то вдалеке сверкали молнии, приближающиеся к трассе, а раскаты грома разносились на всю округу, словно громкое рычание неведомого огромного зверя.
— По прогнозу, сегодня не должно было быть дождя, — сказал Максим.
— Путь против зла труден и тернист, ибо оно всегда будет бороться за свою жизнь, как и каждый из нас. И внезапный дождь — малое из того, что нам, возможно, предстоит повстречать на нашем общем пути против сил зла.
— Как думаешь, какие цели преследует Гидуфим? Он не похож на тех демонов, которых нам рисует мировая культура.
— Любое зло, под какой бы маской ни пряталось, желает лишь одного — человеческую душу. Они как волки в шкуре иных зверей, ведь, что хищник спрячется под личиной овцы, что за лошадь себя выдавать будет, от этого он не перестанет желать плоти и крови своей глупой и неосмотрительной жертвы. Вот и зло, скрываясь за множеством обличий, порой даже за самыми светлыми и безобидными, всё равно желает лишь собрать свою жатву из душ людских склонив их ко греху, особенно к самому из наитяжелейших — самоубийству.
— А где ещё бывают демоны и какие они?
— Вся мирская культура под их контролем, если разобраться. Различные шоу, игры, искусство — всё в мире пропитано греховными помыслами, даже церковь, которая должна быть местом без греха, прониклась им, заросла его корнями, уже давшими цветы. В Писании чётко говорится о блуде, что это такое, но в итоге этот запрет нарушен. Мужчины и женщины ложатся друг с другом вне брака, повсюду беспутные половые связи, которые поддерживаются мировой культурой. Однополая связь уже стала нормой в различных странах, а это блуд. Скоро и скотоложество, наверное, одобрять будут. А сколько пьяниц и наркоманов среди так называемых звёзд! Это ведь тоже греховно. Человечество вообще создало себе множество кумиров, идолов из таких же людей, которым поклоняется, а в Библии чёрным по белому написано, что нельзя создавать никакого кумира и идола, кроме Бога Единственного. А сколько сквернословия вокруг, богохульства, поклонения идолам различным, гордыни и зависти? Этот мир погряз во грехе, а он, грех, ничто иное как деяния демонов, искушающих род людской, ведущих нас к погибели.
Максим ничего не ответил, будучи погружён в собственные размышления по этому вопросу. Он был согласен со священником, но в то же время хотел было возразить, что во многих вещах и явлениях нет греховности, например, в половой связи вне брака. Алексий понимал своего собеседника, зная, как нелегко ему принять новую истину, противоречащую всем мирским нормам жизни, поэтому не торопил его с ответом, учтиво замолчав, вновь вернувшись к молитве.
На мобильный телефон Алексия кто-то позвонил. Он неспешно ответил на звонок, отвечая кротко и сдержанно, как подчинённый отвечал бы своему начальнику.
— Звонил игумен Захарий, настоятель местного монастыря, сообщил дурную весть. Он сказал, что архимандрит Антиох, который должен был приехать вчера ночью, был найден мёртвым. На его шее обнаружены чёрные следы длинных пальцев, глаза будто выгрызли, оставив кровавые зияющие пустотой дыры, а в горле найден крест, чётки которого лежали на дёснах вместо вырванных зубов.
— Гидуфим убил его, — прошептал Максим, по коже которого пробежал мороз.
— Но за что?
— Этого архимандрита мы ждали в монастыре. Говорили, что он когда-то уже сталкивался с подобным и знает способ борьбы. Но мы так и не дождались его, покинув стены монастыря рано утром. Сергей к тому времени уже завершил свой обряд, который, к сожалению, не принёс никакого результата.
— Демоны всегда цепляются за каждую возможность остаться в этом мире, дабы и дальше губить людей. Архимандрит Антиох был светлым человеком, многие говорили, что его надо причислить к лику святых — его молитвы исцеляли людей. Уверен, Господь забрал его в Царствие Своё.
По дороге шёл человек в чёрном бесформенном балахоне, укрывшись капюшоном от непрекращающегося дождя. Его ноги до самых щиколоток были погружены в бурлящие потоки воды, отчего таинственный путник время от времени оступался, едва не падая на асфальт, покрытый дождевой водой. Никто из водителей не открывал ему дверь, не желал помочь ему, считая, что проблемы человека — исключительно его проблемы, в которые не стоит лезть. Вся его одежда вымокла, отяжелела, давно начав тянуть вниз, мешая идти дальше вдоль машин, водители которых безучастно смотрели на незнакомца, отворачивались, делая вид, что не замечают его.
Алексий наблюдал за Максимом, за его реакцией. Ему было интересно, впустит ли он незнакомца или же поступит как все, предпочтя не вмешиваться. Путник тем временем остановился посреди дороги, подняв лицо к небу. Крупные капли дождя били по коже, стекая по шее. Тяжёлый капюшон упал, обнажив голову, покрытую множеством загадочных татуировок со странными, непонятными символами. Мужчина так и стоял под дождём, раскинув руки в стороны, смотря в хмурое, почти чёрное небо, беззвучно шевеля губами.
— Как ты смотришь на то, чтобы впустить его в машину? — спросил Максим, посмотрев на Алексия. — До города путь не близкий, так пусть этот человек хоть в тепле посидит.
— Я рад, что ты это сам предложил. Твоё сердце не такое чёрствое, как у других людей. Возможно, это одна из причин, почему демоны решили испытать тебя, появившись в жизни, — кротко, по-доброму улыбнувшись, ответил мужчина.
Максим выбежал на дорогу, направившись к путнику. Потоки воды сбивали его с ног, будто пытаясь остановить его, не позволив помочь бедолаге. Неподалёку раздался гром, раскаты которого сотрясали всю округу.
— Мужчина, вам нужна помощь? — спросил Максим, коснувшись плеча незнакомца. — У нас в машине есть свободное место, думаю, вам не стоит идти дальше пешком.
— О, вы так любезны, добрый самаритянин. Меня зовут Малах Ха-Мавэт, можете звать просто Малах, этого будет достаточно, — сказал неизвестный, повернувшись к Максиму. Лицо путника было покрыто загадочными письменами, непонятными символами, внешне похожими на те, что были на шкатулке в руках Алексия, а его широко распахнутые глаза словно закрывала белёсая пелена, похожая на гной. Он протянул свою руку, укрытую чёрной кожаной перчаткой, едва заметно улыбнувшись.
— Максим, ¬— пожав руку, представился мужчина, уводя путника к машине.
Скромно усевшись на заднем сидении, Малах вновь укрыл голову капюшоном, начав что-то шептать. Алексий, одобрительно кивнув, отвернулся, не желая мешать ему.
— Молитва всякая, на языке любом, к Богу обращена, в независимости от религии, — тихо проговорил он, пристально смотря вдаль.
— Далеко путь держите? — спросил Максим, дождавшись, когда гость закончит свою молитву.
— Моя дорога не знает предела, ибо Саваоф ведёт меня туда, где я должен быть. Сейчас моё место здесь, рядом с вами, ведь только вы впустили меня к своему очагу. Да благословит Бог ваши пути и деяния, укроет рукой своей от ненастий, да отведёт беду и грех, скверну и зло.
— Храни тебя Господь, — ответил Алексий, перекрестив гостя.
— Защитник, — протянул Малах, пристально смотря белыми глазами на священника, — не зря имя это тебе дали. Исполни то, что тебе предначертано, и, уверяю тебя, грехи твои простятся тебе. Спаси детей Божьих от того, чьё имя я не произнесу, ибо проклято оно, как и носитель его. У вас в руках то, что является скверной и губителем мира. Защити Величайшего, того, кому предначертано остановить Проклятого. Найдите раввина Йехиэля — он даст вам то, что вы ищите.
Мужчины застыли в изумлении от услышанного, затаив дыхание, слушая Малаха. Его письмена на лице перемещались, перетекали, словно живые, а глаза стали абсолютно белыми, будто варёными. Алексий достал крест с чётками, опасаясь, что перед ними некий демон, на что Малах лишь ухмыльнулся, положи свою ладонь поверх креста. На его лице застыла довольная улыбка, но от неё у мужчин пробежал мороз по коже.
— Адонай с вами, Он оберегает вас, наставляет на путь истинный. Завершите начатое и попадёте в Царствие Божье, в противном случае сгинете среди Проклятых.
— Кто ты? — спросил Алексий дрожащим голосом.
— Малах Ха-Мавет, — откинувшись на спинку кресла, сказал мужчина, — продолжайте путь несмотря ни на что.
Впереди просигналил грузовик, движущийся по встречной полосе, окатив всех брызгами. Впередистоящие автомобили едва заметно продвигались вперёд, постепенно набирая скорость. Последствия аварии, из-за которой образовалась огромная пробка, были устранены. Мужчины, отвлёкшиеся на возобновившееся движение, повернулись к загадочному, жуткому пассажиру, но не обнаружили его. Лишь влажное пятно на кресле доказывало тот факт, что он был на самом деле, а не причудился обоим.
— Что это было? — дрожа от страха, спросил Максим, закурив сигарету. Его глаза, влажные от слёз, смотрели на ночную, тёмную дорогу, на которой мелькали огни машин.
— Нечто не от мира сего, — прошептал Алексий, до побеления костяшек сжимая крест в ладонях, — но и не демон это. Он как-то связан с Гидуфимом — символы на его лице похожи на те, что на шкатулке, а ещё он узнал моё имя и его значение, хотя я не представлялся, также ему известно то, что мы хотим сделать. Он называл Бога на иврите, что говорит о правильности нашего пути.
— Давай поскорее доберёмся до синагоги и разберёмся с происходящим. Что-то мне подсказывает, что там мы найдём ответы на все интересующие нас вопросы.

Вскоре дождь, кажущийся вечным, прекратился. Бурлящие потоки воды начали утихать, превращаясь в небольшие ручейки, весело бегущие по асфальту, отражая огни фар в кромешной ночной темноте. Трасса постепенно пустела — машин становилось всё меньше и меньше, отчего дорога наполнялась некой необъяснимой тоской, наступающей волнами, желая накрыть с головой Максима и Алексия. К тоске добавлялись страх и тревога — в темноте мерещились силуэты людей, покачивающихся из стороны в сторону, склонивших головы, порой, стоящие на коленях. Но каждый раз, когда свет фар озарял пространство, поблизости никого не было. Они, эти таинственные силуэты, будто молились, сопровождая машину и её пассажиров по всему пути.
Забрезжил рассвет. Его робкие лучи боязливо пробивались сквозь густую завесу тёмных серых туч, проходя косыми столбами света, как на живописных картинах.
— Торжество света над тьмой, — сонно говорил Алексий, радуясь наступившему утру, — и даже в самую тёмную ночь мы знаем, что восход солнца неизбежен. Это знают и силы зла, трепещущие перед светом Божьим, потому они и торопятся терзать плоть и душу под покровом тьмы, ибо знают, что их время скоротечно и скоро придёт конец ему.
Позади послышалось чьё-то дыхание. Все окна в автомобиле мгновенно запотели настолько сильно, что через них невозможно было что-либо разглядеть. В салоне витал этот слабый, но до боли знакомый противный, отвратительный сладковатый запах цветов. Автомобиль изнутри наполнился непроглядной темнотой. Невозможно было разглядеть ничего, будто глаза ослепли, погрузив мужчин в объятия холодной, пугающей, живой, клокочущей, шепчущей темноты. Максим пытался съехать на обочину не видя дороги, доверившись удачи и памяти. Его руки оплетало множество тонких ледяных пальцев, словно детские ручонки отчаянно цеплялись за него, в надежде на спасение. Они тянули из стороны в сторону, мешая уводить машину с проезжей части. Во рту пересохло, словно мужчина не пил целые сутки. Горло пережала некая петля, утягивая его назад. Возле уха кто-то шептал, касаясь мертвенно холодными губами его кожи, а мерзкое трупное зловоние ударяло в нос, не позволяя потерять сознание из-за нехватки воздуха.
— Дядя Максим, зачем же вы оставили моего папу одного, как и Даниила? Их жизни на вашей душе грешной, — говорило нечто голосом Славы. Длинный тонкий раздвоенный язык прошёлся по краю уха мужчины, вызвав у него отвращение и страх, дикий, необузданный животный ужас. Максим, плача от собственной беспомощности, шёпотом молился, продолжая съезжать на обочину.
— Ваш Бог не слышит тебя, грешник, — рассмеявшись, сказала Тварь, — он оставил вас, преподнёс мне в дар, который я с удовольствием приму.
Дверь машины резко открылась, впуская внутрь яркие лучи солнечного света. На асфальте стоял Малах, окружённый неестественно белым ореолом. Он, протянув руки внутрь автомобиля, ухватил за одежды Максима и Алексия, вытащив их на улицу. Тьма внутри машины злобно шипела, сжимаясь в плотный комок, словно маленький беспомощный котёнок перед большой грозной собакой. Изнутри донёсся голос Славы.
— Малах Ха-Мавет, неужели это ты? Тебе не пасти этих убийц, они прокляты, — из машины вылетела чёрная рука, пронзившая мужчину с татуировками насквозь, после чего, рассмеявшись тонким противным, почти писклявым голосом, исчезла, оставив троих мужчин лежать на земле.
Алексий был без сознания. Его лицо покрывало множество маленьких, неглубоких царапин, оставленных будто небольшими коготками. Малах же, сжимая живот, пытался встать, тяжело дыша. У него совершенно не было крови, несмотря на сквозное ранение брюшной полости. Максим видел его спину, точнее то, что от неё осталось — огромная дыра зияла на её месте, словно после выстрела из дробовика в упор. Неожиданно ранение начало затягиваться прямо на глазах. Вскоре от него не осталось и следа, как и от загадочного мужчины, прошептавшего лишь два слова: «Завершите начатое».
— Алексий, ты жив? — спросил Максим, проверяя наличие пульса на шее мужчины.
— Д-да, — прохрипел священник, растирая своё горло, — Гидуфим не даст нам продолжить путь в машине. Лучше идти пешком.
— До города примерно двадцать километров, путь не близкий.
— Путь к Богу ещё дальше, — ответил Алексий, поднимаясь на ватные ноги, — но ради спасения своей и чужой души я готов пройти его, так неужели меня остановит мирской путь?
Максим, ничего не ответив, лишь закурил очередную сигарету, забрав из машины шкатулку, лежащую на полу. Мужчины неспешно шли по трассе, кажущейся бесконечной. Небо становилось нежно голубым, с редкими белёсыми перистыми облаками, гонимыми ветром. Вокруг щебетали полевые птицы, начавшие свою охоту за насекомыми, словно тучи, летающими над землёй.

Безмолвие царило с того момента, как мужчины покинули машину. Каждый был погружён в свои мысли, страхи и тревоги. Первым не выдержал Алексий.
— Помню, ты хотел исповедаться в церкви.
— Да, верно, но разве можно сделать это здесь, на улице?
— А разве исповедь совершается перед стенами, которые немы и безмолвны, ибо лишены жизни? Или же ты каешься в грехах передо мной, таким же человеком, как и ты сам? Мы исповедуемся перед Богом, а Он слышит нас всегда, если наша душа открыта для него, а помыслы чисты, как у ребёнка, лишённого страстей и пороков этого мира.
— Тогда я хочу покаяться в грехах своих, — отвернувшись в сторону, говорил Максим, не желая, чтобы его слёзы кто-то видел, — это было тринадцать назад. Тогда я ещё не имел звание, а был простым курсантом без денег, ибо семья вовсе не богатая. Именно тогда я начал заниматься мародёрством, забирая то, что оставалось в пустых домах, оставленных своими хозяевами. Находил немного, но этого вполне хватало на то, чтобы не умереть с голоду. Но потом я решил, что мне нужно больше денег. Так я и начал проникать на дачные участки в деревнях, оставляя лишь пустые стены, вынося абсолютно всё, что было в доме. Нас было трое: я, Сергей и Даниил. Один раз мы наткнулись на мужика, сидевшего в своём доме. Он сразу понял, что это мы ограбили почти всю деревню, направив на нас охотничье ружьё, он хотел было позвонить в милицию. Я не мог ему этого позволить. И не позволил. Бросив в его сторону лом, я быстро выхватил из его рук ружьё, после чего выстрелил в него. Прямиком в голову. В упор. Ошмётки мозгового вещества и куски черепа разлетелись по всему дому. После этого случая мы прекратили своё занятие. Даниил покончил жизнь самоубийством, повесившись в сарае. В предсмертной записке он всё описал. Она начиналась с того, что Бог наш судья, а дальше был подробный рассказ того, что случилось. Я был первым, кто нашёл его. Уничтожив записку, я увёз тело в лес, где и закопал. Его признали без вести пропавшим. Мне до сих пор снится то, как я убиваю того мужика, как вывожу и закапываю тело друга. И не было ни дня, чтобы я об этом не пожалел.
— Господь прощает всех раскаявшихся, — ответил Алексий, мягко положив руку на плечо капитана, — я тоже не без греха. Когда-то давно, будучи ещё ребёнком, я в уличной драке толкнул мальчика, который, упав, разбил голову о камень. Так как свидетелей не было, я соврал, что не видел его в тот день. Все в деревне списали его смерть на несчастный случай, а я всю жизнь хранил свою тайну, слёзно прося у Бога прощения. Мы с тобой оба греховны, убийцы, как сказал Гидуфим.
— Считаешь, что это испытание, посланное Богом? — спросил Максим, вытирая рукавом лицо, влажное от слёз.
— Господь испытывает праведных, их сердца Он испытывает на веру. Думаешь, мы достойны этого?
— Не знаю, но, хотелось бы верить. Ведь только так я могу пройти этот путь, зная, что он не вечный.
— Честно, я молился о прощении грехов своих, а ещё о том, чтобы Господь дал мне шанс искупить их. Твой приход прервал мою очередную молитву. В тот момент я заметил внутри себя гнев, которого не должно было быть вовсе. Думаю, твоё появление неспроста, а ответ на мои мольбы. Ведь не зря я уже сталкивался с этой шкатулкой ранее, Антиох является нашим общим знакомым, да и ты, я и Сергей — убийцы. В этом всём есть связь, это наш с тобой путь, а не чей-либо ещё.
Вдалеке показался город, точнее, вершины его зданий. Лучи взошедшего солнца переливались в окнах яркими бликами, маня к себе, как маяк неопытного мореплавателя. По трассе быстро проезжали машины, унося водителей и пассажиров в даль по их важным и не очень делам.

В синагоге читали Тору, когда Максим и Алексий вошли внутрь. Мужчины стояли в стороне, не желая мешать прихожанам. Вскоре люди стали расходиться, обходя стороной гостей, как вода обтекает камень. Прошло лишь несколько секунд, как внутри остались лишь несколько мужчин с пейсами у висков, выступающих из-под мафтир-гитл — чёрных шляп из твёрдого фетра, являющихся одной из отличительных черт еврейского народа.
— Шалом Алейхем! — воскликнул пожилой мужчина, подняв руки к небу.
— Шалом у-враха, — ответил Алексий, доброжелательно улыбнувшись.
— Не часто к нам гости приходят иной веры, — прищурившись, говорил старец, — по какому поводу пожаловали?
— Нам нужна помощь раввина Йехиэля по очень важному и срочному делу, — резко сказал Максим, вспомнив слова Малаха.
— Откуда вы о нём знаете?
— Путник поведал, — попытался уйти от ответа Алексий.
— Пройдёмте, он уже давно вас ожидает.
Мужчины растерянно переглянулись. Они не понимали, как этот раввин мог их давно ожидать, ведь ещё вчера они даже не думали о том, что окажутся здесь, в синагоге. Их удивлению не было предела — оно росло с каждым мигом от осознания того, что всё было предрешено заранее, возможно, задолго до их рождения.
Старец поднимался вверх по винтовой лестнице, зазывая гостей за собой, поторапливая их, говоря, что времени мало. Он часто говорил, что Йехиэль уже стар и немощен, но всё ещё ждёт их, часто спрашивая, не нуждался ли кто в его помощи. Вскоре они пришли к серой, давно некрашеной, выгоревшей от солнечных лучей деревянной двери, с которой осыпалась остатки старой краски. Старец, тихо постучавшись, склонил голову, слегка приоткрыв дверь.
— Входите, он ждёт вас, — сказал он, спешно удалившись, будто страшась чего-то.
Первым вошёл Максим, держа в руках шкатулку, накрытую полотенцем. Алексий, перекрестившись, последовал за ним.
— Правильно делаешь, сын Божий, — сказал немощный старик, лежащий в старой деревянной кровати, укрытый тонким одеялом, похожим на небольшой кусок ткани.
— Вы ждали нас? — спросил Максим.
— Если вы узнали о том, что я здесь, то именно вас и ждал уже более пятидесяти лет.
— Но мы тогда ещё даже не родились, — удивился Алексий, осматривая скромное убранство комнаты.
— Элохим сказал мне, что Проклятый будет заточён в тюрьме, став уязвимым, но не слабым. Мои предки потратили свои жизни в погоне за тем, чьё имя уже никто не помнит. Кто бы мог подумать, что я увижу тех, кто заточил его. Адонай велел мне быть здесь и ждать тех, кого ко мне направит путник. Один из них будет защитником, а другой величайшим. Долго я думал над этой загадкой, пока не понял, что это Алексей и Максим.
— Алексий, — поправил священник.
— Да, прости, ошибся немного. Как я понимаю, кто-то уже заточил в предмете того, кого называют Проклятым? Этот человек отдал свою жизнь ради спасения мира, но его душа проклята, как и души тех, кого убил этот дух. Они не увидят Бога, пока мы не убьём его.
— Скажите, как это сделать. Уверяю вас, мы справимся, — твёрдо ответил Максим, снимая полотенце со шкатулки. Письмена на ней застыли, сложив одно слово, постоянно повторяющееся. Ни Алексий, ни Максим не знали его перевода и произношения, но надеялись, что Йехиэль даст ответы на все вопросы. У них не было иного выбора, кроме как довериться этому немощному старику, неспособному даже встать с кровати, вынужденному беспомощно лежать в ней, ожидая двух незнакомцев более пятидесяти лет, не зная наверняка, придут они или же нет. Всё, что было и осталось до сих пор у этого раввина — это вера в Бога.
— Не так-то просто убить того, кто не жив, но и не мёртв. Он не человек, хотя и являлся им когда-то давно. Это было во времена, описанные в хамиша хумшей Тора — в Пятикнижии нашей священной книги, ставшем основой для вашего Ветхого Завета. В Берешит — что переводится «В начале» — более известном вам как Бытие, описано первое убийство человеком человека. Каин погубил Авеля, позавидовав ему, озлобившись на брата своего. Лицо его помрачнело. Не раскаявшись во грехе своём, он солгал Саваоф, что не убивал брата своего единокровного. За это Господь проклял его, отправив в изгнание. Его лицо, пропитанное злобой, гневом и ненавистью отпугивало всякого человека и зверя, отгоняя их всех от него.
— Это я прекрасно знаю, — перебил раввина Алексий, прекрасно помня этот фрагмент из книги Бытие, — но как Каин стал этим существом?
— Долго скитался он по миру, не находя пристанище ни в одном краю земном, — словно не заметив, что его грубо и бесцеремонно перебили, продолжил Йехиэль, — везде был изгоем и гоним был отовсюду, являясь порочным, грешным, проклятым. Питался он пауками, ставшими со временем его слугами, приносящими жертв. Лишь эти богомерзкие твари не гнали его прочь, а служили, как мы Саваофу. И с каждым днём его облик менялся, словно он выгорал изнутри, превращаясь в прах, покрываясь пеплом и окутываясь дымом. Вечные скитания — вот то проклятие, на которое обрёк его Элохим. Неизвестно, сколько прошло времени, но повстречал Каин женщину на берегу Красного моря, метавшую сотни и тысячи икринок. Это была Лилит — первая жена Адама, так же, как и он, сотворённая из праха земного. Она воспротивилась своему мужу и Господу нашему, возгордилась, после чего покинула Эдем. Три Ангела были отправлены за ней. Дабы вернуть её. Но она отказалась. За это Саваоф проклял её — каждый день сто детей, которых она родит, будут умирать. Так и было — первая сотня икринок, которые метала Лилит, были чёрными, мёртвыми. Возненавидела она потомков Адама и Евы, а горю и скорби её не было предела. Стала она потом губительницей детей рода людского, убивая младенцев. И вот Каин повстречал Лилит. Обрадовался он, подумав, что, убив её, заслужит прощение Бога. Много икринок Каин раздавил своими руками, а тех демонов, что успели появиться на свет, он с великим удовольствием задушил. Проснулись в нём злоба и жажда убийства, которую он не испытывал с того самого дня, как погубил Авеля. Набросился Каин на Лилит, но не смог одолеть дьяволицу. Оба они израненные лежали на берегу мора, окружённые сотнями мёртвых демонов. Ушёл Каин, поняв, что вовек не совладает с Лилит, но помнят Демоны о нём, а потому и страшатся его. Каин желал убивать, но в то же время хотел получить прощения Бога, потому и начал губить тех, кто грешен, особенно в убийстве повинен. Но с каждой забранной жизнью он лишь становился злее на Господа, всем сердцем возненавидев его. Те, кого погубил Каин, известный уже как Проклятый, становились его слугами, лишёнными своей сути, будучи искажёнными его злобой, гневом и ненавистью, жаждой убийства. Оттого и пахнет он смрадом мертвенным, разлагаясь долгие века, как и те, кого он убил. Не демон он, не ангел и даже не человек. Каин стал тем, кем является — Проклятым, а те, кто служат ему, беспрекословно исполняя его волю — Проклятые. Таков их удел во веки вечные.
— Почему вы не называете его новое имя? — спросил Максим.
— Этого нет в Библии! — воспротивился Алексий, будучи возмущённым такой, по его мнению, ереси.
— Нельзя называть имя того, кто проклят, — устало прикрыв глаза, пояснял раввин, — а то, что в вашем Писании этого нет вовсе не означает, что этого не было. Известно всякому, что тексты и свитки переводили многократно, заменяя слова, удаляя целые фрагменты. О данной легенде знают лишь единицы — наш орден свято хранил эту тайну тысячи лет, занимаясь поиском способа убить первого убийцу. Он словно паразит, как болезнь, переходит от одного грешника к другому из числа тех, с кем он контактировал в ближайшее время, цепляясь за наиболее грешных, мучая, издеваясь, стараясь довести до отчаяния, заставить совершить непростительное — самоубийство. Пока в виде духа бестелесного он, то не забирает жизни насильно, лишь те, кто сдался, прекратив борьбу, становятся его жертвами. Но обретя плоть, Проклятый может убивать абсолютно всех, не зная преград. Это, будто бы, доставляет ему удовольствие, приводя в экстаз, даёт больше сил, чем прежде, но и делает уязвимее. У вас в руках шкатулка, в которой заточена часть его сути, но в то же время она — источник его сил. Но есть и второй источник — ближайший кровный убийца, родственник того, кто совершил обрядовое самоубийство, создав этот сосуд для Проклятого. Он станет плотским воплощением того, кого мы не называем по имени. Если его не убить до того времени, когда по нашей традиции даётся имя ребёнку, то этого человека уже не спасти — он навсегда станет Проклятым, блуждающим во плоти по тверди земной. Уничтожив первый сосуд, вы вновь вернёте его в состояние духа бестелесного. Восемь дней с момента самоубийства добровольного имеется у вас на то, чтобы остановить Проклятого навсегда.
— Так давайте мы уничтожим шкатулку! — выкрикнул Максим, желая прекратить всё это.
— Уничтожив шкатулку, вы не убьёте Проклятого, а вернёте его в прежнее состояние духа. Найдите того, кто в его власти, откройте шкатулку перед ним и произнесите трижды имя Проклятого. Но знайте, что за всю историю нашего ордена никто не смог сделать этого. Мы неоднократно уничтожали первичные сосуды после того, как человек становился плотским воплощением первого убийцы.
— Найти этого родственника, открыть шкатулку и трижды произнести имя? — уточнил Алексий. — С Божьей помощью мы справимся.
— Не всё так просто, — раввин закашлял, прервав свой рассказ. Брызги его кровавой мокроты окропили одеяло, тонкими струйками стекая по ладони, которой он пытался прикрыть свой беззубый рот, — вас направил ко мне Малах Ха-Мавет. Вы знаете, кто он? Ангел Смерти, посланный самим Богом. Он вестник вашей погибели. Никто из ангелов или демонов не может убить Проклятого, оскверняющего своим присутствием весь мир, но лишь человек, потомок Адама и Евы, способен убить первого убийцу. Знайте, что он будет противиться этому, пытаться погубить вас, искушать, словно потомок Лилит, но всё, чего он действительно хочет всей своей сутью — чужие страдания и смерти. Прошу вас, убейте Проклятого.
Максим и Алексий молча сидели, понимая, что Слава является вторым сосудом Гидуфима, но они не могли понять, почему, ведь одним из условий являлось совершённое убийство. Мужчины недоумевали, теряясь в догадках. Йехиэль натужно кашлял, отхаркиваясь кровавыми сгустками. Несколько юношей, забежав в комнату, увели гостей, предложив им ночлег в стенах синагоги, сказав, что раввин слишком устал.
— Когда-то он потерял брата, пытаясь остановить некоего духа, — пояснил подошедший старец, утром встретивший мужчин у порога синагоги, — после этого Йехиэль часто и мучительно болеет. Если хотите с ним ещё поговорить — дождитесь вечера, а пока можете разделить с нами трапезу.
— Спасибо, — коротко ответил Максим, решив остаться ненадолго, чтобы обдумать дальнейший план действий.


Глава четвёртая
Трапеза в синагоге являлась минутой покоя и тишины после стольких ужасов, пережитых мужчинами. Они молча вкушали пищу, невольно озираясь по сторонам, боясь очередного визита Гидуфима. Где-то вдалеке был слышен шум города. Этот гул, словно рокот ракеты, разделял два совершенно разных мира: духовный, со своим спокойствием, и современный, наполненный технологиями и суетой. Синагога будто стояла на границе, расколов людей на два лагеря. Сверху доносился скрип. Сухой, протяжный стон старого дерева, покой которого был потревожен. По полу скользили, словно змеи, потоки холодного воздуха. Все, кто сидели за столом, прервали трапезу, пристально уставившись в сторону входной двери. Она была закрыта, как ей и подобалось. Наверху что-то било в стены и пол, царапало их, словно гвоздём, тяжело дыша.
— Йехиэль! — воскликнул один из мужчин, бросившись бежать к лестнице.
Ступени устало скрипели под ногами старца, с осторожностью ступающего по ним. Его лицо было искажено ужасом, перекосив его так, что едва в нём можно было узнать того, кто поведал иноверцам сакральную тайну своего ордена. От его прежнего спокойствия не осталось и следа. Его руки дрожали от страха и старческой немощности, а глаза были неестественно широко распахнуты. В них читался неимоверный страх. Ноги старца подкосились. Он падал вниз по лестнице, ударяясь о ступеньки раз за разом, ломая свои истончившиеся кости, сухо хрустевшие с каждым ударом. Кровавые пятна оставались на углах ступеней, становясь больше с каждым разом. Йехиэль лежал на полу в самой неестественной позе. Его руки и ноги были вывернуты и скручены, словно щупальца кальмара, а окровавленные сломанные рёбра торчали из-под морщинистой дряблой кожи, разорвав её, как бумагу.
Мужчина, первым бросившийся бежать к лестнице, упал на колени, закрыв лицо руками. Он плакал, практически переходя на рыдания. Что-то ударило в синагогальный ковчег изнутри. Удары повторялись снова и снова. Входная дверь тихонечко скрипнула, будто кто-то только что вошёл в синагогу. Помещение наполнилось омерзительным зловонием смерти. Под столом раздался детский смешок. Йехиэль зашевелился, попытавшись встать. Его многократно переломанные конечности скользили в луже крови, подкашивались, издавая хруст. Старец, выставив руку вперёд, пытался что-то сказать, беззвучно шевеля разбитыми губами. Его кожа шевелилась, будто что-то под двигалось, желая найти выход. Возле оголённых рёбер появились тонкие длинные чёрные пальцы, выступавшие изнутри тела. Беззубый рот Йехиэля был широко раскрыт, а внутри него виднелось два белых глаза. Синагогальный шкаф вспыхнул ярким красным пламенем, а из огня вышел молодой юноша, кожа которого была покрыта многочисленными шрамами и язвами, гноящимися ранами, истекающими кровью.
— Йехиэль, почему ты не спас меня? — спросил он, вытирая кровавую слезу со своего лица.
Тело старца разрывалось на части, словно ткань. Рой пауков вырвался из-под дряблой кожи, окутав мужчину, стоявшего неподалёку, накрыв его, словно морская волна, поглотив полностью и безраздельно. Полчища огромных чёрных тварей бежали по стенам и потолку, нападая на остальных мужчин, пока Слава сидел за столом, с жадностью поглощая пищу. Он черпал бульон руками, словно животное, обливаясь им, измазываясь смесью хрена и свеклы. Изо рта ребёнка вяло вытекала рвотная масса с кровью. Он повернулся к Максиму, широко улыбнувшись.
— Почему ты позволил умереть моему папе? — спросил Слава, сжимая в руке нож.
— Уйди прочь, порочный дух, оставь в покое мир! — выкрикнул Йехиэль, появившийся позади Славы. — Анохи рацон, хисталек мипней, пасуль, леханиах тевель!
— Я недооценил тебя, старик, — прошептал мальчишка, широко улыбнувшись, — ты уже несколько раз убежал от меня. В этот раз тебе это не удастся. Язык Авраама не поможет тебе, я не дух более!
Максим бросился на ребёнка, сбив его на пол, сжав его руки в запястьях. Слава тонко хихикал, расплывшись в улыбке, до крови впиваясь зубами в собственный язык. Его глаза были абсолютно белыми, будто в них никогда не было зрачка и радужки. Изо рта текла смесь крови, рвоты и гноя, а в животе что-то шевелилось, вытягивая кожу наружу.
— Убьёшь меня? — спросил он, плюнув капитану в лицо. — Давай, сделай это, я жду!
Алексий, скидывая с себя пауков, тянулся к шкатулке, намереваясь открыть её и завершить начатое, но обезображенный юноша, наступив ботинком на кисть священника, остановил его. Он схватил за подбородок мужчину, подняв его голову вверх настолько, что шея начала хрустеть, а кожа на горле была готова лопнуть, разорвавшись на два лоскута. Алексий задыхался, смотря в глаза незнакомому мучителю.
— Брат, может быть, ты хотя бы попытаешься спасти его? — спросил юноша, смотря на Йехиэля.
— Ты мёртв, как и все его жертвы, — с болью в голосе сказал старец, будучи не в силах сдержать свои слёзы.
— Мы живы в проклятии, — проводя ногтем по лицу Алексия, говорил юноша, — мы обречены на страдания и муки, на жизнь в вечной темноте, слушая плач и мольбы друг друга, ощущая бесчисленное множество пауков на своей коже. Они ползают по нам, забираются в рот, затыкая многоголосый хор. Ты не спас меня, а значит, то, что случилось со мной — твоя вина.
— Нет, мой брат сам согласился на обряд, прекрасно зная, что не выживет. Ты зря принял его облик, Проклятый!
Юноша ничего не ответил, лишь сильнее надавив пяткой на кисть Алексия, который стонал от боли, но всё ещё пытался дотянуться до шкатулки другой рукой, понимая, что только так можно уничтожить это ужасное творение Бога.
Неугасимый светильник мелко дрожал, будто тоже страшась Гидуфима. В его свете виднелись десять заповедей, но все они были написаны будто кровью, стекающей вниз огромными каплями. Максим, поняв безвыходность своего положения, ударил кулаком со всей силы Славу по виску, бросившись к шкатулке, но его ногу обхватило нечто огромное, мокрое, тёплое, усеянное изнутри чем-то шершавым, будто наждачной бумагой. Обернувшись, он увидел Славу, жадно заглатывающим его ногу, широко раскрыв рот, словно змея. Мальчишка, вцепившись в штаны обеими руками, продвигался всё дальше и дальше, поглощая ногу, добравшись практически до колена. «Это невозможно, — думал мужчина, зная анатомию человеческого тела, — ты не Слава! Уже не он!». Схватив стул, стоявший неподалёку, Максим начал бить им Славу, надеясь, что сможет вырваться из заточения.
Алексий, с трудом дотянувшись до шкатулки, пальцами пытался развязать верёвки на ней, едва не теряя сознание из-за нехватки воздуха. Он ощущал, как его лёгкие сокращаются, вздрагивают, пытаясь втянуть в себя хоть немного кислорода. Сердце бешено колотилось. Оставался последний узел. По раздавленному запястью текла кровь. Мелкие тонкие кости хрустели, начав ломаться. Мужчина выл от боли, хрипел из-за нехватки воздуха, но продолжал развязывать узел одними лишь пальцами. Верёвка упала. Последний барьер, мешающий завершить начатое, рухнул.
— Гидуфим! Гидуфим! Гидуфим! — сипел Алексий, надеясь, что тот, кто проклят, покинет этот мир навсегда, но ничего не произошло. Его подбородок всё также сжимал юноша, задирая голову к небу, а вокруг были слышны крики и вопли мужчин, усыпанных пауками.
— Я не сдамся! — кричал Йехиэль, понимая собственную беспомощность.
— Уйди прочь, — процедил сквозь зубы Максим, схватив шкатулку.
Он направил её на Славу, поняв, что надо назвать истинное, первое имя Проклятого — Каин. Но, как-только мальчишка увидел то, что может его погубить, всё прекратилось. Вокруг на полу лежали мёртвые тела мужчин без явных телесных повреждений. На них не было ни следов укусов, ни царапин. Они были просто мертвы. В синагоге осталось лишь трое выживших: Алексий, едва способный дышать, Максим, дрожащими руками закрывающий шкатулку и Йехиэль, сжавшийся в уголке неподалёку, обхвативший себя в области сердца.
— Я уже не способен бороться с ним, — шептал старик, — прошу, остановите Проклятого, завершите то, что не смог сделать мой орден. Элохим поможет вам.
Максим понял, что теперь выживших осталось двое. Он полз к священнику, сжимавшему свою раздробленную кисть. Алексий лежал на полу, а по его лицу стекали слёзы.
— Моих сил недостаточно, чтобы бороться со злом! — кричал он, переходя на рыдания. — Пожалуйста, Господь, укрепи меня, дай мне веру и надежду, не оставь во грехе и смерти!
— Гидуфим стал сильнее, — устало прошептал Максим, понимая страх и отчаяние товарища, — нам надо как можно скорее одолеть его.
— Боюсь, ещё одной встречи я не переживу, — обречённо ответил Алексий, открыв глаза, — но знай, я с тобой. Этот путь нам был уготован задолго до нашего рождения, а значит, мы должны пройти его любой ценой. Только вот как объяснить столько смертей властям?
— Это решим потом. Если придётся, то отсидим срок в тюрьме. Думаю, это ничто по сравнению с блуждающим убийцей, отвергнутым самим Богом.
Алексий, ничего не ответив, попытался встать на ноги, едва ощущая их. Его тошнило от зловония, которым пропиталось буквально всё в синагоге, ставшей местом побоища с Гидуфимом. Мужчина шёпотом молился за упокой душ тех, кто погиб здесь, закрывая их широко распахнутые глаза, в которых навсегда застыл ужас.
— Давай осмотрим комнату Йехиэля, — предложил Максим, убедившись в отсутствии пульса старца, — возможно, он вёл некие записи, которые могут нам помочь.
Не дождавшись ответа, капитан начал подниматься по скрипучей лестнице вверх, всё ещё опасаясь нападения Гидуфима. Теперь он не связывал шкатулку, дабы поскорее её открыть в случае необходимости.
Стены комнаты старца были покрыты глубокими царапинами, а вся немногочисленная мебель сломана, превращена в щепки. Тонкая материя, которой укрывался Йехиэль, превратилась в рваные лоскуты, разбросанные по всей комнате, а под кроватью виднелся небольшой тайный ход, наспех прикрытый кривыми досками. «Вот как ты сумел убежать от Гидуфима, ¬ — понял Максим, пытаясь найти какие-либо записи, — ловко ты его обманул». В глаза мужчине бросился небольшой блокнот, перевязанный красной нитью. Открыв его, Максим начал читать вслух единственный фрагмент, написанный на русском языке — остальная часть текста была написана на иврите.
— Наш орден обречён на исчезновение. Сколько осталось действующих воинов Элохима? Если считать моих ровесников, то десять мужчин и одна женщина. Этого явно недостаточно, чтобы бороться с надвигающимся злом, которого становится всё больше и больше. Малах Ха-Мавет приходил ко мне прошлой ночью, предупреждал, что мой смертный час близится, а архимандрита Антиоха уже нет в живых. Это значит только одно — скоро придут те, кто убьют Проклятого. Мой жизненный путь завершится. Если ты вернёшься сюда, мой ученик, но не найдёшь меня — я мёртв. Иди к другим из нашего ордена, они дадут тебе кров и цель пути, но ты должен знать, что не все среди ордена верны делу, как прежде. Зло затаилось среди наших рядов. Именно тебе предстоит найти предателей и покарать их. Я был близок к переводу символов, выжженных на твоих коже и плоти. Ты как-то связан с Хаосом и циклами мироздания, а ещё Проклятый — твой давний враг. На тебе печать его, но ты не в его власти. Будь осторожен на пути своём, мой ученик, я уже не смогу наставлять тебя на путь истинный, — Максим ненадолго прервался, пытаясь разобрать почерк, — прошу, разберись в происходящем, останови грядущее зло. Малах Ха-Мавет сообщил, что вернулся старый враг всех миров, принявший облик человека. Прощай, храни тебя Шадай.
— Интересно, кто же его ученик? — спросил Алексий, стоявший до этого молча в стороне.
— Не знаю, но думаю, что этот блокнот лучше оставить здесь для него, — ответил капитан, фотографируя на телефон другие страницы, надеясь позже перевести их, — быть может, мы не одни в этой войне.
Выйдя на улицу, Максим пытался дозвониться до Светланы, чтобы сообщить ей новости и спросить про самочувствие Дениса. Внутри мужчины всё дрожало от страха и тревоги. Он не был уверен в том, что девушка ещё жива, понял, что лучше было взять её с собой, но было уже слишком поздно что-либо менять. Теперь оставалось лишь надеяться на чудо и Бога, который, по мнению мужчины, уже оставил их. Его вера пошатнулась дважды — каждый визит Гидуфима в священные дома с последующим богохульным оскорблением святынь убивал частицу веры Максима, уже успевшего отчаяться, но ещё не готового сдаться. Длинные гудки раздавались снова и снова. Казалось, будто это длится целую вечность. Лёгкий ветерок приносил свежий воздух и прохладу, являющиеся отрадой после тошнотворного зловония, которым, наверное, навсегда будут пропитаны помещения, в которых побывал Гидуфим. Гудки прервались тишиной, в которой было слышно тяжёлое дыхание.
— Да, Максим, что ты хотел? — говорила Светлана, но в её голосе были слышны нотки тревоги.
— Узнать, как себя чувствует Денис, идёт на поправку? — спросил мужчина, поняв, что рядом с ней находится Слава.
— Всё хорошо, можешь не переживать.
Звонок оборвался. Алексий стоял рядом, угрюмо склонив голову. Он всё прекрасно понял и без разъяснений. «Нужно спешить, — думал священник, сжимая здоровой рукой крест, свисавший с шеи на тонкой верёвке, — Проклятый движется гораздо быстрее нас». Позади, прямо из синагоги, наполненной мёртвыми телами, послышался тихий шёпот. Кто-то бродил между покойников, что-то неразборчиво говоря. Когда же мужчины обернулись на звук, то увидели тонкую, исхудавшую фигуру человека, смотрящего прямиком на них.
— Спасите моего сына, — прошептал незнакомец, растворившись, будто его и не было.
— Пытаюсь, Сергей, пытаюсь, — сдавленным шёпотом ответил Максим, поняв, что это был его старый друг.

Денис лежал в палате, ожидая выписки. Врачи, как и он сам, недоумевали от неоспоримого факта — он выжил после аварии и быстро шёл на поправку. Мужчина уже знал, что Сергей умер, но ему было неизвестно, по какой причине. Он оставался в неведении касательно обстоятельств, навсегда изменивших жизнь его семьи. В коридоре ходили врачи, совершая плановый обход пациентов. Больница кипела, гудела, будучи наполненной жизнью. В попытке скоротать время, Денис взял чей-то кроссворд, разгаданный на добрые две трети. Мыслительный процесс давался ему с трудом — сказывалось недавнее сотрясение мозга, но он всё же пытался разгадать хоть что-то, снова и снова вчитываясь в суть вопросов, но с каждым разом это давалось всё сложнее и сложнее. Буквы начинали сливаться в единую массу, плясать и прыгать перед слезящимися уставшими глазами, которые будто охватило пламя. Звуки из коридора стали очень громкими, навязчивыми, раздражающими, вызывая волну гнева в мужчине, отбросившего кроссворд в сторону, принявшего поражение перед головоломкой. Ему показалось, что в зеркале, висевшем над умывальником, промелькнуло что-то тёмное, сразу же исчезнув, скрывшись из поля зрения уставших глаз. Из-под кровати доносилось хриплое, булькающее дыхание, будто кто-то задыхался, поперхнувшись жидкостью или же лёгкие были отёкшими, едва справляясь со своей функцией. Из носа Дениса текла кровь. «Врач предупреждал о возможности появления различных галлюцинаций и назальных кровотечениях, — думал мужчина, устало укладывая свою голову на подушку, прикрывая глаза, надеясь уснуть, — не стоит пугаться игры собственного разума».
По ноге мужчины полз паук, щекоча его своими лапками, но Денис старался не обращать на него внимание, зная, что такой вид паукообразных не обитает в его городе. Он считал, что это его очередная галлюцинация, потому и не желал ничего предпринимать. Каждое движение причиняло ему боль, волнами раскатываясь по телу, пульсациями отзываясь в ноющем затылке. Денис не видел, как возле него стоял улыбающийся Слава, держа в руке горсть игл, до крови впивавшихся в его ладонь. В зеркало изнутри било множество чёрных, будто прогнивших или обожжённых рук, желающих проникнуть в палату. Денис хотел было нажать на кнопку вызова медицинского персонала, но в его руку вонзилась игла. Она входила всё глубже и глубже, прорывая сухожилия и кровеносные сосуды. Мужчина взвыл от боли, резко свалившись с кровати. Его уставшие глаза едва могли что-либо видеть. Всё было мутным, размытым, даже очертания объектов, казалось, исчезли, превратив мир в огромную цветную кляксу. Слава медленно, словно смакуя страх и безысходность своей жертвы, подходил к отчиму, постукивая очередной иглой по металлической кровати. Тонкий детский смешок сорвался с его уст, но сразу же умолк, погрузив палату в тяжёлую гнетущую тишину, разрываемую лишь частым глубоким дыханием Дениса, ползущего по полу в сторону стены, загоняющего сам себя в тупик, лишая всякой возможности сбежать от грядущего ужаса, босыми ногами шлёпающего по грязному серому больничному кафелю. Руки мужчины то и дело касались огромных чёрных пауков, раздавливая, размазывая их внутренности, скользя на них. Мужчина был в ужасе, совершенно не понимая происходящего. «Это не галлюцинации, — думал он, наощупь найдя иглу в своей руке и вынимая её, — но и не может быть реальностью!». Холодная детская рука коснулась лица мужчины, нежно, будто бы с любовью поглаживая его, а губы едва шептали, едва касаясь уха: «Пора умирать, разлучник семьи».
Иглы вонзались одна за другой в горло и руки, входя в плоть легко и плавно. Мужчина кричал и вопил от боли, размахивая руками в попытке отбиться от жестокого мучителя, но всё было тщетно. Его широко распахнутые глаза пытались уловить хоть какой-то образ, но всё, что видел Денис — размытая клякса вместо мира. Остриё иглы царапало его за ухом, будто тот, кто пытал его, получал неимоверное удовольствие от страха и боли своей жертвы, являясь истинным садистом, лишённым чего-либо человеческого.  Мужчина в очередной раз махнул рукой в сторону. в этот раз он зацепился за что-то похожее на одежду. Схватив её, он резко потянул на себя, другой рукой пытаясь ударить противника, совершенно не видя его. Пауки ползали по голове Дениса, путаясь в его волосах, копошась в них, как в своих норах. Его кулак пролетел мимо садиста, провалившись в воздухе, потянув мужчину вперёд. Очередная игла вонзилась ему в глаз, прямиком в зрачок. Денис закричал, закрыв лицо руками. Он, нащупав иглу своими пальцами, пытался вытащить её, но его руку обхватила мертвенно холодная ладонь ребёнка, давившая с неимоверной силой. Игла входила всё глубже и глубже, несмотря на крики и сопротивление Дениса, пытающегося встать, убежать или хотя бы увернуться от жестокого мучителя. Жаркие губы коснулись его уха снова, прошептав знакомые слова: «Ты никогда не станешь мне отцом». Именно эти слова сказал Слава, когда узнал, что Светлана решила выйти замуж за Дениса. Мужчину охватил ещё больший ужас. Теперь он понял, кто устроил такую жестокую расправу над ним. «Но как это возможно? — кричал его разум. — Откуда пауки и столько сил у четырёхлетнего ребёнка?».
Пальцы сжали горло мужчины, сжимая его с каждым мигом сильнее, не позволяя сделать вдох. В широко распахнутый рот пытался заползти паук, обхватывая своими лапами всё лицо мужчины, перекошенное страхом и болью. Денис, сжав между пальцами иглу, вынутую из руки, в очередной раз попытался ударить Стаса. Остриё иглы проскользило по лицу ребёнка, оставив длинный тонкий кровавый след. Рука, сжимавшая горло, отпустила его, дав смутную надежду на спасение. Денис, скинув паука со своего лица, бросился бежать, совершенно не видя ничего перед собой. Он спотыкался о разбросанную одежду, кровать, скользил по раздавленным телам пауков, но пытался спастись, не собираясь сдаваться. Его пальцы коснулись металлической дверной ручки, но в тот же миг в ногу мужчины вонзились иглы, ушедшие глубоко в плоть. Зеркало, в которое всё ещё колотилось изнутри бесчисленное множество рук, со звоном разлетелось на куски. Сотни холодных, как лёд, пальцев скользили по его телу, царапая кожу, разрезая её на куски, стягивая живьём, словно чешую со змеи. Мужчина колотил в деревянную дверь, надеясь, что его услышат. «Никто не пришёл на мои крики, — думал он, пытаясь отбиться от рук, оплетавших его, — нет надежды на других, только сам спасай себя».
Денис, снова схватившись за дверную ручку, прокрутил её в сторону. Ему казалось, что это действие было невыносимо тяжёлым, трудным, будто силы покинули его. Но всё же он справился. Выползая в коридор, мужчина уже не кричал, а только всхлипывал от боли и отчаяния, шепотом повторяя одно лишь слово: «Спасите».  Врачи, проходящие мимо, пытались помочь ему встать, одновременно осматривая погром в его пустой палате. В ней не было никого. Лишь сладковатый цветочный аромат блуждал в помещении, смешиваясь с запахами лекарств. Денис не мог ничего внятно объяснить, повторяя лишь одно слово раз за разом, хватаясь за халаты врачей, смотря в их глаза своим безумным взглядом. Из его глаз текли слёзы и кровь. Всё его тело было усыпано иглами. По коридору разносились шлепки босых детских ног. Яркий алый закат озарил больницу своими кровавыми красками.

Наступала ночь, когда Максим и Алексий постучались в дверь квартиры. Путь в город, с которого началось их противостояние, занял необычайно много времени, хотя они не встретили никаких препятствий, кроме расстояния. Добравшись с попутчиками до своей машины, оставленной на трассе, Максим боялся возвращения Гидуфима, который по какой-то причине ещё не убил их, но продолжал терзать плоть и дух, подрывая веру в Бога и в себя. Дверь никто не открывал. С каждой секундой немого ожидания мужчины приходили к мнению, что уже слишком поздно. Максим пытался дозвониться до Светланы, раз за разом набирая её номер, но всё время слыша гудки.
— В больницу, — сказал мужчина, — срочно!
Алексий понял догадку Максима, что Светлана уже там и, возможно, это связанно с Гидуфимом. Оба мужчины бежали вниз по лестнице, боясь опоздать.
Город окутала ночь. Её звёздное небо было чистым и безоблачным, завораживающим своей красотой. Прохладный воздух заставлял мужчин дрожать, пока они бежали на парковку к машине. Пар выходил из их ртов, клубился, поднимаясь вверх, растворяясь в свете уличных фонарей. Прохожие недоумённо оборачивались на бегущего священника в рясе. Со стороны это выглядело как некая сцена из фильма, очередного ужастика. Никто из прохожих не подозревал, что прямо сейчас, рядом с ними идёт извечная война добра со злом, безжалостно забирающим жизни.
В больнице не хотели впускать мужчин, буквально вбежавших, вломившихся внутрь, но как только Максим предъявил своё удостоверение, врачи сразу же отошли в сторону, не желая мешать капитану в его расследовании, как сказал он. Один из санитаров проводил до палаты, в которой лежал Денис, сказав, что пациент, скорее всего, невменяем и ждёт завтрашнего приёма у психиатра. Рядом с Денисом сидела заплаканная Светлана.
— Он был здесь, — сказала девушка, указывая на многочисленные раны своего мужа, — вы обещали разобраться в происходящем.
— Гидуфим гораздо сильнее, чем мы предполагали, — мрачно ответил Максим, осматривая Дениса, — в синагоге была бойня. Выжили только мы. Где Слава? Он нужен, чтобы завершить начатое.
— Я не знаю, — коротко ответила девушка, опустив глаза в пол, — после того, как я поговорила с тобой, он исчез. Дверь была заперта, но его не было. Потом мне позвонили и сообщили об инциденте в больнице. Слава больше не появлялся.
За окном поднимался ветер. Его порывы склоняли деревья, заставляя их со скрипом прижиматься к земле, отчего они были похожи на людей, сжимавшихся и стонущих от боли. Небо затягивалось непроглядным чёрным покрывалом из облаков, поглощавшем последние огоньки света. Город погружался во мрак. Металл на уличных фонарях скрежетал. Обломившиеся ветви деревьев падали на провода, обрывая их, погружая людей в темноту. Собаки протяжно и жалостливо скулили, спрятавшись от непогоды. Максим смотрел в окно больницы, совершенно не зная, где искать Славу и как бороться с Гидуфимом. Мужчина понимал, что битва будет необычайно жестокой, и, возможно, не все её переживут, но он не мог отступить. Капитан до боли сжимал кулаки от страха и отчаяния, шепча: «Я не могу сдаться. Ради Славы, Сергея и целого мира, я должен, обязан убить Гидуфима даже ценой своей жизни». Улицу озарила вспышка молнии, проскользившая, словно змея, по чёрному небу.

Глава пятая
 Крупные капли дождя больно били по лицу черноволосого юноши, стоявшего возле синагоги. Его взор был направлен в чёрное небо, озаряемое вспышками молний. Длинный чёрный кожаный плащ развевался на ветру, колыхался, ударяясь сам о себя с характерным звуком. В руке молодого человека сверкал небольшой клинок с выгравированными на нём символами. Тихо, бесшумно. Словно тень, он прошмыгнул в здание, всматриваясь в густую темноту, поглотившую храм Бога. Неугасимый светильник потух, что означало лишь одно — здесь нет живых. Мёртвые тела раввинов лежали на полу среди разрухи. Повсюду витал тонкий аромат цветов. «Проклятый, — понял юноша, не спеша поднимаясь по скрипучей лестнице наверх, — простите, братья, что я не был рядом». Дрожащими руками он взял блокнот Йехиэля, всматриваясь в слова сквозь ночную темноту, разрываемую вспышками молний.
— Я сделаю всё, что смогу, учитель, — прошептал сиплым дрожащим голосом юноша, подойдя к окну, — Проклятый должен умереть.

Алексий сидел на кухне в квартире Светланы, рассказывая Денису обо всём случившемся. Мужчина, которого выписали под расписку из больницы, не мог поверить в то, что слышал. Ему казалось всё это бредом сумасшедшего, но Светлана подтверждала каждое слово священника, отчего Денис всё-таки начал верить в происходящее, хотя и продолжал сомневаться. Он всегда был скептиком и убеждённым атеистом, считавшим, что нет ничего, что не смогли бы объяснить наука, логика и здравый смысл. Каждый рассказ от коллег и прочих людей, окружавших Дениса, о всякой непонятной чертовщине вызывал у него только лишь смех и колкие, язвительные шутки в их сторону. «Мракобесие!» — именно так он называл всё, во что люди слепо, а порой, и свято верили. Но сейчас ему предстояло перешагнуть через себя, сломать все свои убеждения и поверить в то, во что невозможно поверить вовсе.
 — Я только одного не могу понять, — сиплым голосом сказал Максим, затушив очередную сигарету, — Гидуфим должен был воплотиться в ближайшего единокровного убийцу того, кто заточит его в материальном объекте. Но почему он вселился в Славу?
— Помнишь, чуть больше года назад Сергей брал отгул на работе на месяц? Это было связанно со мной, точнее, с тем, что у меня был выкидыш на ранней стадии беременности, — говорила Светлана, мелко вздрагивая от всхлипов, — мы никому не говорили об этом, посчитали, что будет лучше, если всё останется в тайне. Я тогда принимала успокоительные из-за того, что Сергей часто оставался на работе ночевать, думала, что он мне изменяет или может не вернуться с очередного вызова на место преступления. Но как-то раз вместо успокоительных во флаконе оказались психостимуляторы, которые остались от моего покойного отца. Они были одинаковые по форме и размеру, поэтому я не смогла их отличить. Лишь в больнице выяснилась причина выкидыша. Врачи сказали, что у меня в крови было много антикоагулянтов, веществ, не позволяющих крови сворачиваться. Меня еле удалось спасти, но ребёнка не смогли. В доме никого не было кроме меня и Славы, который очень сильно переживал, что ему будет уделяться меньше внимания с появлением малыша. Он неоднократно говорил, чтобы мы отказались от него, выбросили, как ненужную вещь. Никогда не забуду его слова и лицо, с которым он их говорил. Холодное, озлобленное, обиженное, будто его предали. Мы не могли поверить, что Слава способен был умышленно заменить таблетки и добавить в еду или воду препараты, разжижающие кровь. Откуда он вообще мог знать про то, что именно это вызовет выкидыш? Но потом, когда я приехала домой, Слава стоял и улыбался, смотря на мой живот. Он сказал, что рад снова быть одним ребёнком и не собирается впредь делить нас с кем-либо ещё.
— Поверить не могу, что Слава убийца! — воскликнул Максим, широко распахнув глаза от удивления. — Он же ещё совсем ребёнок, как такое может быть?
— Помнишь, мы говорили с тобой о демонах, живущих в каждом из нас? — спросил Алексий, поглаживая рыдающую Светлану по плечу. — Вот тебе пример того, что они побеждают. Зависть, являющаяся одним из смертных грехов, подтолкнула ребёнка к убийству. То, что он знал, какие препараты могут привести к выкидышу — скорее всего, совпадение, но его желание быть единственным в семье объектом любви и обожания привело к появлению греха, повлекшего другой, более тяжкий грех. Да простит его Господь, как и всех нас, ибо каждый полон греха.
В комнате воцарилась тишина. За окном робко восходило утреннее солнце, лучи которого боязливо пробивались сквозь завесу туч. Ветер всё ещё бушевал, вихрем поднимая вверх сломанные ветви и листву. Тучи неслись по небу, будто пытаясь убежать прочь от этого города, в котором поселилось зло. Улицы были пустынны. Казалось, будто весь город вымер. По комнате стелился сизый дым. Он был похож на морские волны, колыхающие лодки у причала. Но у всех, кто присутствовал комнате в данный миг, всплывала иная аналогия на клубы дыма. Он напоминал о Гидуфиме, вокруг которого витали чёрные, похожие на дым вихри, да и всё его тело словно было соткано из чего-то зловещего, летучего, едва уловимого. Никто не знал о том, где сейчас находятся Слава и Гидуфим, но не это терзало мысли сидевших на кухне, а то, как бороться с Проклятым и какой ценой дастся победа.
Во входную дверь настойчиво постучали. От этого неожиданного звука, разорвавшего нависшую тишину, вздрогнули все, кто были в доме. Максим, схватив шкатулку и нож, направился к двери, оборачиваясь на Светлану, прижавшуюся к израненному Денису. Девушка мелко дрожала от страха, пытаясь найти защиту у любимого мужчины, хотя и понимала, что он навряд ли сможет противостоять тому ужасу, который ворвался в их жизнь. Стук повторился. Алексий по-прежнему сидел за столом, сложив перед лицом руки в кулак. Он молился о защите Божьей и об укреплении духа и веры. Максим стоял у двери, затаив дыхание. Там, за дверью, ждала неизвестность, пугающая не меньше, чем Гидуфим. Снова удары в дверь, но уже с большей настойчивостью. Капитан, отперев замки, сначала немного приоткрыл дверь, лишь после чего, убедившись, что за ней обычные, на первый взгляд, люди, открыл её полностью. Двое мужчин, киванием голов поздоровавшись с Максимом, попросили разрешения войти в квартиру.
— Что случилось? Меня ищут на работе? — спросил капитан, пряча нож за дверью. — И почему вы пришли сюда?
— Тебя разыскивают в качестве подозреваемого в нескольких убийствах, — сказал один из гостей, протягивая папку с бумагами, — в синагоге нашли несколько тел, причины смерти ещё не установлены. Тебя видели неподалёку примерно в это же время. С тобой был мужчина, личность которого уже установили — местный священник. У тебя есть алиби?
— Вы пришли сюда по приказу? — вопросом на вопрос ответил Максим, пытаясь выиграть время. — Или же просто по-дружески?
— Вы объявлены в розыск, поэтому мы вынуждены тебя арестовать. Все бумаги имеются, можешь просмотреть, — вмешался второй мужчина, вытаскивая наручники из кармана, — надеюсь, ты не будешь сопротивляться.
По лестнице эхом разносились шлепки босых ног и звонкий детский смех. Мужчины вздрогнули от неожиданности, резко обернув головы в сторону звука. Лестница была пуста. На ней не было никого, даже тени ребёнка, но звук приближался. Невидимые босые ноги мелко шагали по ступеням, с каждой секундой поднимаясь всё выше и выше. Воздух становился холоднее. Мороз скользил по коже, покрытой мурашками, пробирая до костей. Мужчины учащённо дышали, испуская целые клубы густого пара. Максим понял, что Гидуфим уже здесь. Мужчина пятился назад, внутрь квартиры, не спуская глаз с лестницы, по которой стелился тошнотворный шлейф приторной цветочной смеси. Нежданные гости не понимали происходящего, но всё их нутро сжималось от страха, содрогалось в рвотных позывах, будучи готовым извергнуть всё своё содержимое на грязный серый пыльный пол. Один из мужчин резко сложился пополам, закрыв свой рот дрожащей белой, словно снег, рукой. Его щёки шевелились, распирали изнутри. Сквозь сжатые пальцы протискивались тонкие, словно хвоинки, лапы пауков, шевелящиеся в разные стороны, ищущие выход на свободу. Рой чёрных маленьких паучков выползал изо рта мужчины, спускаясь на ниточках паутины, в то время как его напарник, вынув пистолет, вжимался в стену. Его глаза были широко распахнуты от ужаса, сковавшего тело, а губы беззвучно шевелились в молитве.
Слава спокойно подошёл к перепуганному мужчине, пальцем поманив его склониться ниже. Полицейский послушно, беспрекословно выполнил приказ, словно его воля была подавлена, ушла прочь, умерла. Ребёнок что-то нашёптывал мужчине на ухо, придерживая рукой пистолет. Слава, повернувшись к Максиму, широко улыбнулся, помахав рукой. В это же время за его спиной раздался выстрел. Безжизненное тело мужчины сползало по стене, оставляя широкий грязный кровавый след. Осколки его черепа и остатки мозга остались на стене, медленно отпадая от неё, с глухим звуком падая на пол в постепенно расширяющуюся лужу крови. Максим оцепенел от ужаса, вцепившись в шкатулку настолько сильно, что его пальцы хрустели, а ногти до крови впивались в кожу. Слава небрежно оттолкнул в сторону мужчину, изо рта которого всё ещё выползали пауки, беззвучно войдя в квартиру. Его лицо озаряла тонкая надменная ухмылка, в которой читались злоба и ненависть, презрение и чувство собственного неоспоримого превосходства. «Он лишь выглядит как ребёнок, но его мысли и деяния отчётливо показывают, что от Славы уже ничего не осталось — Гидуфим безраздельно завладел телом, во плоти вернувшись в наш мир дабы утопить его в крови грешников, — говорил голос Малаха Ха-Мавет в голове Максима, — заверши начатое, прошу тебя». По телу Максима бежал целый табун мурашек, заставляя его передёргиваться раз за разом. В блестящей дверной ручке появилось лицо Сергея, одобрительно кивающего головой.
— Каин, твоё время прошло, — прошептал Максим, попытавшись открыть шкатулку.
Холодная, словно мёртвая рука Славы коснулась ладони мужчины, помешав завершить начатое. Их глаза пересеклись. Безжизненный взгляд Гидуфима погружал в забытье, обмягчая тело, будто лишая воли и всяческих сил. Невероятная тоска навалилась на мужчину, а к глазам подступали слёзы. В голове копошились мысли и воспоминания. Все прошлые неудачи, ошибки и злодеяния — всё стало свежим, будто случилось в ту же секунду. Максим рухнул на колени, уронив шкатулку. Его единственным желанием сейчас было умереть, дабы прекратить своё бессмысленное существование, преисполненное боли и страданий.
— Сделай это, — требовательно сказал Слава грубым шипящим голосом, — ты же так желаешь умереть. Ты устал от жизни, тебе пора отдохнуть.
По лестнице разносилось эхо тяжёлых, грузных шагов. Высокая тёмная фигура в капюшоне появилась в дверном проёме, держа в вытянутой вперёд руке некий медальон с гексаграммой. Гидуфим взвыл, резко обернувшись, сжавшись, словно пружина. Его окутывала чёрная дымка, словно нити марионетку.
— Открой шкатулку, — кричал незнакомец, продолжая приближаться к Славе, — я не смогу его долго удерживать звездой Давида!
Гидуфим, упав на колени, склонил голову, что-то шепча. Его тело менялось, начав покрываться чёрной, густой, похожей на пелену дыма, щетиной. Тело Славы преображалось. Он превращался в огромного паука, бросившегося бежать на кухню. Алексий, сидевший до этого в оцепенении, был сбит с ног. Его глаза отчётливо запомнили лик Славы, в тот же миг, ставший головой ужасного, чудовищного паука. Его хелицеры бешено шевелились, клокоча над головой священника.
— Каин, Каин, Каин! — кричал Максим, надеясь, что это завершит путь Гидуфима, но паук уже скрылся за окном.
— Что это было? — спросил мужчина, изо рта которого только что перестали выползать пауки.
— Именно оно и убило людей в синагоге, — ответил Максим, обречённо стоя на коленях, — я не знаю, как убить его. Он убежал и уже не вернётся сюда.
— Тогда найдём его сами, — сказал незнакомец, осматривая перепуганных людей, — я же нашёл его, придя сюда.
— Кто ты? — спросил Денис, еле шевеля бледными дрожащими губами.
— Зовите меня Абир Кана, Рыцарь Бога, — смотря на покачивающуюся звезду Давида, говорил незнакомец, лица которого было не видно. Его чёрный кожаный плащ стелился по полу, а на груди сверкало множество всевозможных кинжалов и медальонов.
— Я должен задержать всех вас, — сказал один из полицейских, но в его голосе были слышны нотки страха и неуверенности, — я не знаю, что здесь произошло, это не поддаётся объяснению, но до выяснения всех обстоятельств вы арестованы.
— Тардема, — прошептал Абир, бросив беглый взор в сторону говорящего, упавшего, будто уснувшего крепким сном, — помогите одолеть Проклятого, а я обещаю вам решение всех проблем с законом. Наш орден проник в различные сферы деятельности мира, и мы можем гарантировать вашу неприкосновенность.
— Ты тот, кого Йехиэль называл учеником, — понял Максим, вставая с колен, — я помогу тебе любой ценой.
— Следуйте за мной, я чувствую, где находится Проклятый, — кивнув головой, ответил Абир, крепко сжимая кинжал в правой руке, — ему не скрыться от гнева Господа.

След Гидуфима привёл к заброшенному много лет назад зданию котельной. Её большие разбитые окна смотрели на мир, словно глаза исполина, уставшего от жизни. Огромная постройка пустовала множество лет, став приютом для бродячих животных, собиравшихся большими стаями под её давно прохудившейся крышей. Ветер завывал в бетонных прогалах, напевая свою заунывную песню. Вокруг всё заросло густым колючим кустарником, в котором виднелись растерзанные тушки животных. Бурые капли их крови окропляли лежащие повсюду камни. Вокруг царил запах гнили. Он пропитал абсолютно всё. Здесь царила смерть во всём своём ужасном величии.
Алексий замер, всматриваясь в пугающую своей таинственностью темноту, понимая, что может не вернуться назад. «Скорее всего, это дорога в один конец, — думал священник, сжимая крест в руке, — мы не смогли одолеть его на своём поле, так неужели в его логове справимся?». Терзания мужчины были понятны всем без исключения. По его лицу стекала одинокая слеза, оставляя влажный блестящий след на щеке.
— Помолитесь, пока ещё можете, — прошептал Абир, — там, куда мы идём, проклято всё. В том месте нет Бога, он отвернулся от него, а значит, не услышит наши мольбы. Войдя внутрь, мы можем рассчитывать только сами на себя.
Воцарилась тишина. Каждый молился так, как мог, стоя в окружении мёртвых тел животных. Серое небо окропляло землю дождём, словно сама природа оплакивала ещё живых людей, зная, что они не вернутся. Страх и безнадёжность поселились в сердцах каждого. Даже Абир Кана усомнился в правильности своего решения, пожелав скрыться, уйти прочь, оставив людей наедине с Проклятым.
— Спасите моего сына, — послышался шёпот, уносимый ветром вдаль.
Максим первым приблизился к зданию, коснувшись ладонью его серого, безжизненного камня, осыпавшегося мелкой пылью. Сильный порыв ветра подтолкнул мужчину в спину, едва не сбив его с ног. Абир шёл следом, держа перед собой раскачивающуюся гесаграмму. Юноша впервые за всё время снял свой капюшон, открыв лицо спутникам. Его чёрные длинные волнистые волосы ниспадали до плеч, а кожа была бронзового цвета. Зелёные, словно кошачьи, глаза блестели от подкатывающих слёз. Он жестом указал на дыру в полу, ведущую в подвальное помещение.
Осыпавшиеся кирпичи и цемент хрустели под ногами. Вокруг была кромешная тьма, в которой пробирались перепуганные люди, дрожащие от страха. Повсюду пахло мертвечиной. Где-то вдалеке слышались частые мелки постукивания множества лапок и пощёлкивания челюстей, чавканье и завывающее скуление собак, умолкающих с каждой секундой. «Мы успели на трапезу, — подумал Алексий, сразу же добавив, — только бы самим не стать обедом». Максим, достав телефон, включил на нём фонарик. В его свете была видна ужасная картина. Множество костей различных животных и даже людей лежало повсюду, небрежно разбросанно по полу. Эти кости были покрыты полчищами пауков различного размера, доедающих останки гнилой плоти, источавшей тошнотворный смрад. Чавканье становилось всё громче и громче по мере продвижения по подвалу, усыпанному мёртвыми телами.
— Вы пришли чтобы убить меня? — Спросил Слава своим тонким звонким детским голосом, оторвавшись от внутренностей наполовину сгнившей собаки.
— Хватит этих иллюзий, Проклятый! — воскликнул Абир.
— Как пожелаешь, брат мой, — прошептал Слава, отпрыгнув на стену.
Его облик мгновенно изменился. Он вновь превратился в огромного паука с белёсыми глазами, сияющими в темноте. Со стен сползало полчище его более мелких собратьев, волнами накрывая кости и камни. Пол стал словно живым. Он двигался, дышал чёрной мохнатой массой, изголодавшейся по свежей плоти. Пауки ползли по людям, карабкались по их коже и одежде, свисали над головами, путались в волосах, киша в них, роясь, как пчёлы в потревоженном улье. Гидуфим клокотал своими хелицерами, предвкушая собственный триумф. Здесь, в своём логове он ощущал себя неприкасаемым, равным самому Богу, зная, что никто не сможет причинить ему вред, будучи объятым страхом и ужасом, леденящими душу, сводящими с ума. Но он не хотел скорой смерти своих врагов. Гидуфим желал потешиться над ними, поиграть как кот с пойманной мышью.
Из тёмных углов тянулись тонкие, худые руки. Они скребли своими пальцами по бетону, царапая его с противным скрежетом. Полчища тех, кого Гидуфим погубил ранее, стояли кругом, смотря на беспомощных людей, пытающихся скинуть с себя вездесущих пауков. Вот молодая девушка подошла к Алексию, прося остаться на ночлег. Мужчина легко узнал в ней ту, которой отказали когда-то, приняв её за очередную пьяницу. Она слёзно умоляла о крове, но на её лице была тонкая ухмылка, полная боли и злорадства одновременно. Кожа девушки становилась серой, как пыль, покрываясь трещинами, из которых сочилась чёрная дымка. Позади неё стоял Константин, просящий об отпущении грехов, держа за руку маленького мальчика, похожего на того, которого Алексий когда-то убил случайно в детстве. Мужчина кричал, вопил от страха и отчаяния, осознавая тяжесть всех своих деяний, полных греха.
Светлана держала в руках окровавленную одежду — ту самую, в которой она была в момент выкидыша. Девушка билась в истерике, громко рыдая, уже не обращая своё внимание на вездесущих пауков, неистово копошащихся в её волосах, ползающих по лицу, перебирая её ресницами, словно струнами. В тряпках, пропитанных кровью, что-то шевелилось, дёргалось, пытаясь выбраться наружу. Глаза Светланы пристально смотрели на то, что внушало ей дикий, холодный ужас. Девушка мысленно молила о смерти, считая, что это единственное избавление от того кошмара, который так бесцеремонно проник в её жизнь, просочился, впитавшись во все аспекты, не оставив места ничему хорошему, никакой радости, безраздельно завладев всем, чем только возможно. Откинув дрожащей рукой один из слоёв ткани, Светлана увидела некое окровавленное нечто, лишь отдалённо напоминающее человека. Это было нечто уродливое, отвратительное, мерзкое, покрытое кровью, морщинами, с узкими, белыми глазами, лишённое носа и непропорционально огромным ртом, усеянным множеством мелких острых зубов. Эта тварь тянула кривые тонкие ручонки к девушке, словно младенец к матери. Светлана с ужасом и омерзением отбросила тряпьё, пропитанное кровью, громко взвыв, задрав голову к потолку. Её слёзы обильным потоком стекали по лицу, омывая многочисленных мелких пауков, отчаянно пытающихся удержаться на её коже.
Перед Денисом стоял его пьяный отчим, умерший несколько лет назад. Беззубый старик держал в руке почти пустую бутылку, с укором смотря на мужчину, смачно сплёвывая кровавую слюну на грязный пол. Он жевал осколок стекла, из-за которого и умер, будучи пьяным настолько, что спутал его с едой, изрезав себе рот, глотку и желудок, превратив их в кровавое месиво. Он всегда считал Дениса ошибкой его матери, никчёмным, ни на что не годным выродком, который лучше бы никогда не рождался. И сейчас он, вернувшись в качестве иллюзии, всё так же укорял своего пасынка, причиняя ему невыносимую боль своими словами. Денис, считавший, что стал взрослее и мужественнее, что перешагнул через эту боль, избавился от страха перед отчимом, содрогался от собственного бессилия, точно также, как и в детстве.
Абир Кана стоял у кровати Йехиэля, лежащего под тонким, почти прозрачным куском материи, заменявшем ему одеяло. Ткань была усеяна кровавыми каплями, разлетающимися от кашля немощного старца, который вот-вот умрёт от возраста и множества болезней, скопившихся в его теле, поразивших его, превратив в некоего живого мертвеца. Глаза Йехиэля были прикрыты, но измученное морщинистое лицо направленно на юношу. Окровавленные тонкие губы мелко дрожали, пытаясь разомкнуться, но всё было тщетно — кровь и бессилие сделали своё дело, заставив старца умолкнуть ещё при жизни. Его холодные сухие пальцы, похожие на веточки деревьев, скользили по рукаву парня, впиваясь в него подушечками с чёрной кожей, поражённой некрозом ещё при жизни. Йехиэль, широко распахнув глаза, всматриваясь в лицо Абира, скованного страхом смерти единственного дорогого ему человека. Из слегка приоткрытого уголка губ старца стекала струйка крови, в которой, передёргивая лапками, плавали маленькие, едва заметные паучки, словно пылинки покидающие умирающее тело в поисках нового, более пригодного для обитания. Абир отпрянул назад, но крючковатые пальцы Йехиэля крепко вцепились в его одежду, не отпуская ни на шаг. Нижняя челюсть старца неестественно отвисла, искривившись, уйдя в бок, обнажив беззубый чёрный рот, в котором копошились пауки, ползая по нёбу, языку, щекам и дёснам, выползая из горла, шевеля лапами, поблёскивая глазами.
Перед глазами Максима раскачивался Даниил — друг, окончивший жизнь самоубийством, будучи не в силах жить после совершённого убийства. Позади него стоял, широко улыбаясь, мужчина, который попытался когда-то помешать ограблению собственной дачи, но заплатил за это собственной жизнью. Тяжкий груз былой молодости с новой силой взвалился на Максима, изо дня в день корящего себя за содеянное. Он помнил во всех подробностях те два дня, ставшими самым страшным кошмаром в его жизни, снящимся и по сей день, вынуждая просыпаться в холодном поту.
— Бог простит все ваши согрешения, — сквозь слёзы сказал Алексий, сжимая крест обеими руками, рухнув на колени, подняв голову к небу, которого было не видно, — и да простит Господь всех нас.
Светлана не испытывала ничего, кроме отвращения к тому уродливому существу, которое копошилось в окровавленных тряпках. Девушка, содрогаясь от страха и омерзения, схватила близлежащий камень, нанося удар за ударом по этому отродью. Гротескное подобие человека вопило, размахивая своими уродливыми конечностями из стороны в сторону. Удар за ударом Светлана чувствовала облегчение. Не было ни дня, чтобы девушка не рыдала по нерождённому ребёнку, но теперь она была готова принять этот факт, собственноручно убив то, что мог подарить ей Гидуфим взамен утраты.
Денис, будучи больше не в силах терпеть слова своего отчима, выхватил у него из рук бутылку, намереваясь сделать то, что хотел очень давно — убить его одним ударом в голову. Занесся руку вверх, мужчина неожиданно для самого себя понял, что это не тот выбор, который он должен совершить. Он отбросил алкоголь в сторону, подойдя к образу своего отчима, крепко обняв его, поблагодарив за то, что никогда не оставлял голодным мать и маленького ребёнка. Денис впервые в жизни осознал, что отчим, несмотря на свой ужасный характер и отвратительное отношение к пасынку, действительно никогда не оставлял его в беде, по-своему пытаясь заменить отца.
Абир понимал, что перед ним видение, иллюзия его страха, но он не мог совладать с собой, будучи объят ужасом и собственным бессилием. Пауки выползали изо рта Йехиэля, перебираясь по его сухой, безжизненной кривой руке на юношу, устремляясь к его голове. «Я должен сделать это, — твердил сам себе парень, сжимая в руке кинжал, — ты не мой учитель». Он вонзил лезвие прямиком в сердце старца, ощутив его биение, пульсацией разносящееся по рукояти в кисть.  Он наносил удар за ударом, снова и снова, ни на секунду не прекращая оплакивать своего учителя и друга.
Максим, схватив за ноги висевшего Даниила, безуспешно пытался вытащить его из петли, уже успевшей затянуться на шее. Поняв это, мужчина принял тот факт, что не виноват в смерти друга, ведь он сам сделал собственный выбор. Максим скинул с себя многолетний груз, который нёс в себе, заглушая воспоминания алкоголем.
— Каждый несёт ответ за себя перед Богом, — прошептал Максим, смотря в лицо тому старику с дачи, открыв шкатулку, которую держал всё это время, — и я готов перед ним ответить, но не перед тобой, Проклятый! Каин! Каин! Каин!
Образы и тени, окружившие плотным кольцом людей, подёрнулись дымкой, растворившись, словно мираж на ветру. Пауки, начавшие нещадно жалить своих жертв, превратились в пыль, осыпавшись на пол, будто их никогда и не было. Гидуфим, сидевший до этого на стене, будучи окутанный шевелящейся тьмой, содрогнулся. Его огромные паучьи лапы забились в конвульсиях, а тело вновь приобретало человеческое обличье. На пол упал черноволосый юноша, покрытый грязью, пылью и кровью. Он кричал, вопил, осыпал проклятиями, содрогаясь от боли.
— Авель, — прошептал Гидуфим, взглянув на Абира глазами, полными ненависти, ты вернулся.
Подвал содрогнулся от громкого вопля, который издал Проклятый. Тело Славы лежало в пыли, не подавая признаков жизни. Оно было испещрено многочисленными царапинами, из которых сочились алые капли крови. Ребёнок не дышал. Светлана, склонившись над ним, неистово рыдала, прижимая к себе обмякшее тело сына. Позади неё стояла фигура, похожая на Сергея, склонившего голову.
— Спасибо, — эхом разносились слова по подвалу, — вы спасли моего сына.
Жаркие слёзы Светланы падали с её щёк на лицо Славы, растекаясь по нему, смывая грязь и пыль. Его грудная клетка слегка приподнялась, будто её что-то распирало изнутри. Он сделал первый свой вздох. Слабый, едва уловимый глоток пыльного, спёртого воздуха.
— Пап, не уходи, побудь ещё со мной, — прошептал Слава, смотря на фигуру позади Светланы.
— Умершим место среди мёртвых, а выжившим среди живых, — с горечью ответил Сергей, растворяясь, словно пар.

Прошло почти полгода, но никто так и не смог забыть пережитый ужас, навсегда врезавшийся в память каждого. Денис и Светлана пытались оградить Славу от всех бед и напастей, даруя ему всю свою любовь. Алексий и Максим сумели избежать наказания благодаря вмешательству ордена, в рядах которого были раввин Йехиэль, архимандрит Антиох и Абир Кана, отправившийся вскоре прочь из города на поиски очередного зла, желавшего сеять боль и страдания. Орден предложил Алексию и Максиму место в своих рядах, в качестве учителей нового поколения воинов. Гидуфим стал для всех лишь воспоминанием, пусть и самым тяжёлым и мучительным, пугающим и отвратительным, о уже мёртвым, оставившем их в покое. Но было невозможно забыть то, что случилось, то, что навсегда покалечило их жизни. Все боялись возвращения Проклятого, хотя и надеялись, что это никогда не случится.

Где-то между реками Тигр и Евфрат, на бесконечных просторах пустыни шли археологические раскопки, ищущие останки прашумерских народов. В руке найденной глиняной статуи находился изогнутый жертвенный кинжал, покрытый чёрными письменами. Нашедший его мужчина спрятал реликвию во внутренной карман, озираясь по сторонам. «Я нашёл клинок Каина, первого убийцы, — думал он, уходя прочь, — Проклятый скоро вернётся».