Легенда о Егере. Глава 4-я

 8./03/2019.               
                Мирослав    Авсень.

                Легенда  о  Егере.
                ( роман)
                Глава  4-я.


            Х                Х               Х



В тот же вечер после похорон Бурцева, на улицу Заезжую №99 к ювелиру Фаддею-Асмодею, снова припожаловала Эмилия Андреевна, правда на сей раз легально, в собственном экипаже. Она не стала переодеваться после поминок, где выражала самые искренние соболезнования и сочувствия родным и близким покойного, решительно уверив их в своём глубочайшем к ним расположении, и просила не стеснятся и обращаться  к ней за помощью во всякой нужде, ибо она очень хорошо знала покойного, царствие ему небесное.  Родственники обливаясь слезами благодарности, желали Эмилии Андреевне божьего благословения, и долгих лет жизни. И вот теперь, она в своём церемониальном наряде, сидела за тем же столом и в той же гостиной. Сам хозяин правда встретил гостью теперь не в халате, а домашних брюках, белой рубахе и серой жилетке сверху. Внешне, он был всё тем же ювелиром.
- Не надоедает гримироваться каждое утро? – лениво спросила Гокке, отхлёбывая из бокала французское вино.
- Да нет знаешь, наоборот, набиваю руку, и не теряю мастерства, каждый раз нахожу что-то новое в своём  Фаддей  Фаддеиче! – улыбнувшись пояснил ювелир, поднимая двумя пальцами пузатый бокал коньяку под брюшко. Они стукнулись, отпили, и Чирикин с весёлой ноткой в голосе поинтересовался.
- Ну-с, и как там наш усопший?
- У, а он прекрасно себя чувствует – буднично пояснила Гокке, не выпуская бокала из рук – тих, молчалив, величественен. Товарищи по оружию в суровом негодовании, вдова… ну та в ужасном состоянии,  в ужасном!  Про родителей я вообще молчу.. В общем дорогой ювелир, я довольна, месть удалась как нельзя лучше! – расцветая плотоядным бутоном заметила гостья, и уже жёще добавила.
- Я, никому не спущу ни обид ни оскорблений!
- Верно, прощать нельзя, а то вас бояться не будут, а в нашем деле это недопустимо!
- Кстати – Гокке наконец отставила не надолго свой бокал  на столик, и спросила как бы между прочим – а что наш палач, сильно гордится подвигом, в бой новый не рвётся?
- Да не знаю я Эмилия – уже суше, и как-то даже чуть помрачнев ответил ювелир – пропал этот щёголь, нету нигде сопляка, я уже даже тревожится начинаю…
- В каком смысле пропал? – искренне удивилась Эмилия Андреевна, кладя обе руки себе на ноги.
- В прямом, нету его нигде, ни у приятелей ни у баб, и похоже в деревне у родителей Шнырский не появлялся! – задумчиво пояснил Фаддей Фаддеич, отпи коньяка – Причём заметь Эмилия, пропал в тот же вечер, пошёл как рассказала его баба, кутить куда-то весь при параде, и пропал. Как в воду канул!
- Очень странно – опуская взор вниз, забормотала красавица – да поди в нумерах где с девками пьяный куролесит, иль в кабаке каком?
- Наши люди это проверяют – качнул указательным пальцем ювелир, и уже каким-то невесело добавил – но ить его не одни мы, его и полиция уже ищет…
- Да будто бы? – не поверила дама, и вновь потянулась к бокалу.
- Сведения самые верные – подтвердил кивну ювелир – и любовница и квартирная хозяйка показали ясно, что заходил квартальный и наводил справки о нашем Аркадий Юриче, так-то вот…
- Да стоит ли волноваться? – скептически усмехнулась Эмилия Андреевна – Квартальные часто таких типов проверяют, он ведь скандальный, Аркаша-то у нас?
- Да, натура конфликтная, но не три дни к ряду же пропадать?  - возразил Фаддей Фаддеич – Если б где пил-гулял, то уж мне об том доложили б, понимаешь?
- Хм, теперь пожалуй да – наморщила лоб Гокке, и чуть подумав  предложила – А не мог он сбежать, ну испугаться после, раскаяться, или что-то в этом роде?
- Шнырский? Раскаяться? – осклабился язвительно Фаддей Фаддеич – Не смеши мои бока Эмилия, а вот испугаться сей человек мог вполне! Но – он снова погрозил кому-то пальцем – мой человек был сегодня у него на квартире, и у баб, везде якобы искал некое письмо, а на самом деле убедился что все его вещи на месте, и никуда он после дела кроме последней любовницы не забегал, от неё сразу упорхнул кутить, но куда и с кем вот, не сказал ей!
- Тогда я Фаддей не знаю что и сказать тебе! – озадачено пробормотала дама.
- Чертовщина или дурь какая-то – подытожил ювелир, но потом отмахнулся – ладно,  бес с ним со Шнырскимм, найдут не сегодня-завтра, не провалился же он  пропадом! Тут это, насчёт твоего письма, я одобряю, идея превосходна сама по себе, да и потом, маскировка опять же солидная!
- Да! – азартно загорелась глазами Эмилия, обрадовавшись что разговор со Шнырского перешёл на неё – Дом призрения для детишек, это то, на что наш Штирих обязательно в итоге клюнет!
- Ну я бы не был столь категоричен – уклончиво возразил ювелир – Штирих болван и альтруист, но на твой счёт наверняка предупреждён Белугиным, погоди не возражай – осадил пытавшуюся что-то вставить сообщницу ювелир – Клюнуть, наш Евгений свет Николаич пожалуй не клюнет, но вот когда ты с этим домом прогремишь, он невольно, ещё сам того не замечая, будет глядеть на тебя чуть теплее! А если вместях с приютом ты ещё что-то отмочишь эдакое общественно-богоугодное, и желательно ещё пострадаешь как-нибудь за правду при этом – лицо ювелира сверкнуло фальшивым бриллиантом линз – вот тут-то наш немец и начнёт увязать в тебе как в зыбучем песке!
- Кстати насчёт «пострадать» ! – оживившись, поддержала тему гостья, отпив из бокала – Завтра, по городу через газеты и салоны, будет объявлено что открывается Дом общественного призрения для детей-сироток, Эмилии Гокке!  А когда у нас там драгоценности-то у добропорядочных граждан исчезнут? – чуть склонив голову переспросила гостья.
- Через два дня! – выдохнул Чирикин, ставя пустой бокал на стол – Так что ты будь готова!
- Я готова во всякий час! – успокоила она сообщника, и лукаво добавила – Завтра я объявлю о своём меценатстве, а после завтра ночью, стану жертвой грабежа, а там ещё кое-что предприму, и пари держу, барон заколеблется, пари держу! – повторила Эмилия, победно глядя на ювелира.
- И что ж ты позволь полюбопытствовать, ещё по мимо этого надумала? -  осведомился Чирикин.
- Ну, это пока секрет, чтоб не сглазить, вот если выйдет, обязательно поделюсь! – загадочно улыбнулась гостья, сияя уверенностью.
- Ну коли секрет, ладно, не делись – согласно отмахнулся Чирикин, и откинувшись на спину, уточнил – Ну, ты уверена что всё пройдёт хорошо, и ты не совершишь ошибки?
- Уверена, что мне, в первый раз что ли? – отмахнулась Гокке, и заверяюще добавила – Не сомневайся, всё будет более чем натурально, ну ты же меня знаешь?
- Знаю, но уточнить и всё проверить никогда не лишне, не забывай что после, ты как жертва ограбления будешь иметь дело с Белугиным и Садко, а они не пентюхи, не переиграй, особенно с первым!  Он на Кавказе служил, и все эти хитрости знает не понаслышке, он с ними там тесно имел дело! – подняв палец предупредил ювелир.
- Не бойся, не переиграю. В общей суматохе куда там нашей полиции будет меня подозревать! Я другого опасаюсь…
- Чего именно?
- Чтобы ребятки твои, не на свинячили чего, из рамок не вышли, меру тоже знать нужно! – пояснила Гокке.
- За это не бойся, работать будут доки своего дела, за то хороший процент получат, и они это знают! – успокоил сообщницу ювелир – И если подведут меня или нагадят где, то они тоже все меня знают! – слащаво закончил ювелир, и переспросил.
- Как тебе игра кстати, ты не сказала что ты там видела из своего укрытия?
- Игра великолепна мой друг! – искренне  похвалила Эмилия, слегка похлопав в ладоши – Ты и впрямь Мастер Игры! Ты ведь нарочно назначил палачом этого дурачка Шнырского?
- Разумееться! Неужели Эмилия ты думаешь, что в этом деле я буду полагаться на слепой случай? Нет дорогуша, палачом всегда будет тот, кто мне необходим! – поэтически пояснил Чирикин, и неторопливо наполнил свой бокал.
- А следующая игра когда? – хищно сверкнув глазами, спросила Гокке, вцепившись пальцами в подлокотники.
- Не торопись дорогая, не так скоро, недельки через две-три, как пробьём кое-какие дела тут с камушками, да векселями Клёцкера – осаживающе проговорил ювелир, отпивая пару глотков.
- А что наши европейские друзья? – задумчиво спросила Эмилия Андреевна, подперев подбородок  тремя пальцами.
- Всё хорошо, эмиссар уже давно здесь, но ко мне пока  не заходил.
- Эмиссар?  Тут, у нас? И ты мне не сказал? – слегка обиделась гостья, вопросительно глядя на собеседника.
- Почему не сказал? Вот теперь говорю, потому как можно, ты что дорогая, правил не знаешь?  - искренне усмехнулся хозяин, на что красавица чуть сконфузившись заметила.
- Да знаю, помню… Не обращай внимания, просто бабий взбрык, устала чего-то, нервы, сны эти дурацкие, страхи, пройдёт!
- Да Эмилия, ты права – согласно кивнул хозяин – отдохнуть надо… Я сам сегодня к вечеру и на ночь, Верку свою вызвал себе, скоро должна быть кстати! – поглядев на часы, как бы невзначай бросил ювелир. Эмилия Андреевна намёк поняла ( она вообще отличалась большой понятливостью) а потому грациозно поднявшись сказала что ей уже пора, и она вообще-то не на долго. Ювелир встал с кресла и буркнув «Провожу» повёл гостью на выход. Прощание было не долгим, и чисто товарищеским, Фаддей Фаддеич лишь отсалютовал сообщнице рукой и бросив на прощание «Не заиграйся!» вернулся в дом.
Обратно, госпожа Гокке ехала слегка не в духе. Она считала центром  Мироздания только себя, и верила что исключительно ей выпала роль быть самой красивой женщиной и вообще, и в частности. Именно по этому она искренне не понимала почему за семь лет совместной преступной деятельности,  Асмодей ни разу не сделал попытки затащить её в постель. Нет, она вовсе не шлюха, и так сразу не легла бы, наверное… Но вот если бы он поухаживал… Но нет, гений преступного мира видел в ней исключительно сообщницу, хотя и единственную кому полностью доверял ( именно это обстоятельство и не позволяло Гокке, затаить на партнёра чисто женское зло)
А вот его дежурную любовницу Верку Трепакову, эту вульгарную, уголовную потаскуху, красавица терпеть не могла, и немного ревновала, но ничего против  неё не делала, ибо знала что Асмодей это враз раскусит, и не простит, он не прощал даже малейших игр за своей спиной, и именно по этой причине его знали, боялись и уважали в преступном мире Европы. На вопрос Эмилии а на кой чёрт эта Верка-дура вообще нужна, Асмодей невозмутимо ответил как-то раз.
- Ну я ж дорогуша не папа римский, должен же я с кем-то спать?
На сём, вопрос о причинах наличия в жизни Асмодея вульгарной Верки,  отпал за ненадобностью. Вот и теперь Эмилия Андреевна ехала домой с двойственным осадком на душе: эта Трепакова сейчас там, с ним в простынях болтыхается, а она как отосланный с казённым пакетом вестовой, едет домой, одна… Но  ни мстить ни интриговать против невольной соперницы, Эмилия Андреевна даже в мыслях не собиралась, ибо у неё в душе и сердце, теплилась одна неугасимая и светлая идея, или вернее сказать мечта, она очень хотела жить…
Полицмейстер, появился в доме на Судейской уже в сумерках, в неизменном своём гриме. Бросив с порога «Я не на долго», он собрал народ в гостиной внизу, и для начала поинтересовался.
- Ну, тут Бурцева-то поминали, иль в трактир всем гуртом попёрлись?
- Обижаешь Григорич, в трактире только закуску да выпивку взяли, а сидели тут! – спокойно ответил поручик Уличев, и сам спросил у командира, от чего тот не в духе?
- Без вины виноватым себя чувствую  - устало бросил Белугин – не хотелось на поминки эти идти, а пришлось. Уважаемые люди города почтили дом Бурцевых своим присутствием, ну мне пришлось, почтить…
- И что, неужели упрекали? – сомневаясь спросил Зорких.
- В лицо нет, но спиной, я как старый разведчик господа, чувствовал тяжёлые, немые вопросы. «До коле? Почему? Как же вы допустили?» С трудом до конца досидел и домой… Н-да… Так, ладно, курьер был? Почту приносил?
- Точно так, мы в курсе и про взбесившегося жеребца, и про тополь тоже – ответил Уличев.
- Да, вопрос был излишним. Но порядок обязывает! – пояснил Белугин, и поморщившись добавил – Я там и на похоронах, и на поминках, имел честь лицезреть госпожу Гокке, кхм… Говорят что преступников, иногда тянет на место преступления, не знаю, скорее всего это всё вздор, но то что эта особа причастна к убийству, я просто убеждён!
- Я её тоже видал, и разделяю ваши подозрения Вадим Григорич!  - хмуро заметил Уличев.
- А как мы окончательно убедимся в этом, чтобы дров не наломать? – задумчиво спросил штабс-капитан Кубанин, положив сцепленные в замок пальцы рук на стол.
- Разумеется Мишка наши подозрения мы будем проверять, хотя мадам Эмилия заслуживает виселицы и за прошлое, но – Белугин чуть повернул голову – мы обязаны всё проверить.  И не ради законных формальностей даже – скептически махнул рукой полковник – а ради того чтобы виновный не ускользнул! А посему, придётся вам два-три дня посидеть пока тихо, дома больше чем по двое не покидать, и быть готовыми к выходу во всякий час. Агентура моя уже шуршит, работает, но прямых подходов пока нету.  По мимо этой Гокке, на крючке как я уже говорил, и Верка Трепакова. Беда только что эта любовница, за ноги её маменьку, посещает порядочное количество домов, и знакома со многими мужчинами города, и тайно  (полицмейстер язвительно улыбнулся первый раз за вечер) спит со многими господами, и кто из них Асмодей, сказать не берусь… Ну а если серьёзно, связи у этой Веры, самые различные, и её показания окажут большую пользу нашему делу, но об этом чуть позже. Два-три дня надо кое-что пощупать, кое-в чём убедиться, и кое-что проверить. Вам, друзья мои, всё ясно? Вопросов, просьб, идей и предложений нет?
Егеря переглянулись, вопросов и предложений на лицах не возникало, и полицмейстер ещё раз сказав «Быть на чеку и ждать», коротко попрощавшись, ушёл чёрным ходом. Секретный дом на Судейской, вновь погружался в предгрозовое ожидание…

                Х                Х             Х

На другой день, ближе к полудню, Ратиславль облетела удивительная весть: в городе, отверзает врата свои, Дом призрения для детей-сирот, а попечителем или благодетельницей сего богоугодного заведения, явилась ко всеобщему удивлению, Эмилия Андреевна Гокке. Светское городское общество, ожидало от госпожи Гокке много чего, но заподозрить её в благотворительности до сегодняшнего дня, не мог никто. Что-то вроде приюта имелось в городе и раньше, но в таком паршивом состоянии, что доставляемые туда полицией дети, скоро сбегали оттуда обратно на улицу. Теперь же, выкупив в собственность один пустующий, двух этажный деревянный дом ближе к северной окраине, светская львица  всего за двое суток поменяла там всю обстановку ( предварительно вычистив его силами нанятых работников) навезла всяких книг, игрушек, учебных пособий, устроила целый гардероб казённой одежды,  завезла продуктов и наняла повара и дворника, ну словом бери да заселяй бедных ребятишек. Мало того, уже подбирались по городу учителя, сиделки, и парикмахер с лекарем. Так что вполне себе можно было делать вывод, что сиротский  приют Эмилии Гокке, явил себя миру во всём великолепии.  Газета  «Уездная весть», широчайше осветила происшествие на первой полосе, во всю ея ширь. Разумеется город сразу же загудел пересудами да пересказами, и особливо старались в этом вопросе дамы.
- Ах душечки, как вам это нравиться?  Сроду бы не подумала что эта Гокке, такая альтруистка! – обмахиваясь веером в окружении товарок, воскликнула одна городская дива, находясь в гостях на срочно собранном женой судьи Анной Петровной Ярлыковой, военном совете.
- Да уж, удивила так удивила эта вертихвостка! – коротко всплеснув руками, согласилась с ней Маргарита Петровна Шураева, жена городского головы.
- А вот я уверена что эта самая Эмилия,  пыль в глаза пускает! Глядите мол какая я вся из себя добродетельная! – притворно закатив глаза, высказалась Аделаида Кирилловна Таблеткина, супруга почтмейстера.
- Да душечки, что ни говорите, а за всем этим благолепием что-то кроется! – таинственно произнесла другая дама, жена какого-то отставного военного. Прочие версии и суждения, не сильно отличались от приведённых. В тот же день, ближе к закату, Эмилия Андреевна Гокке, давала званный вечер в своём доме, в честь великого события.  Приглашения на дорогой с вензелями тиснёной бумаге, уже с полудня были разосланы многим именитым людям города, среди которых оказались полковник Белугин, и майор Садко…
Вадим Григорич, под руку с красавицей-женой Анной Леонтьевной и дочкой Лидочкой, величаво прошествовал в большую и светлую гостиную, отделанную белым как слоновая кость камнем с позолотой. Лидочка, очаровательное,  светловолосое создание 18-ти лет, увидав шушукающихся в углу подружек, тут же упорхнула к ним.
- Когда-то и я была такой же лёгкой и воздушной! – ностальгически прошептала Анна Леонтьевна, умильно глядя на дочку.
- Ты и теперь совсем не тяжела для меня любимая! – тихо прошептал ей на ушко супруг, от чего дражайшая половина сразу расцвела улыбкой, искренние похвалы мужа, ей по прежнему нравились. Полицмейстер, едва узнав о свалившейся на город радости, сразу же подумал себе «К чему бы это?» а получив приглашение, сразу для себя решил что идти непременно нужно, а там действовать по обстановке. Он ни чуть не удивился увидав среди гостей, мелькнувшую фигуру барона Штириха в белом фраке, но немного озадачился встретив  через пару минут здесь же, поднявшегося снизу частного пристава Садко, Глеба Сергеича, идущего под руку со своей невестой, Катериной Терентьевной Журавлёвой, красивой и стройной  30-ти летней вдове уланского офицера,  погибшего три года назад на Кавказе. У вдовы на руках имелся сынишка Мишутка восьми лет, добрый и подвижный сорванец, искренне привязавшийся к сыщику, и называл его уже «дядя  Садко». Катерина Журавлёва владела большим, хотя и деревянным но на кирпичном фундаменте домом, получала за мужа пенсион, и держала горничную (она же няня) а дворник у вдовы с соседями был общим. Они познакомились с частным приставом около двух лет назад на таком же званом вечере, но в доме у полицмейстера, а месяца через три, Глеб  Сергеевич каким-то одному ему известным способом, сумел оказаться у очаровательной вдовушки в гостях, да с того времени и пошла у них любовь да страсть. А буквально с неделю назад, злые языки стали утверждать, что артиллерист сделал таки своей неуёмной красавице предложение, и по осени, быть всенепременно свадьбе.
- Глеб Сергеич, Катерина Терентьевна! – полицмейстер галантно поприветствовал обоих, а минут через пять, мужчины извинившись перед своими спутницами, отошли к окну поговорить, оставив красавиц перемывать чьи-то косточки.
- Ох уж мне эти их полицейские дела, даже на вечерах они не могут без них обойтись! – чуть с огорчением вздохнула Анна Леонтьевна, сложив веер.
- Я  с вами абсолютно согласна дорогая Аня, мой Глеб Сергеич, ну весь прямо погряз в этих ужасных  преступлениях! – слегка жестикулируя рукой, поддержала её подруга, и вскоре они уже всецело витали в волнах слухов и предположений, о случившихся в последнее время страшных событиях.
Полицмейстер и пристав отойдя к окну и став так чтобы видеть что делается за спинами друг друга, начали небольшой диалог.
- Как по вашему, что всё это значит? Ну Дом призрения и прочая мишура? – тихо спросил Глеб Сергеич. Белугин улыбнулся и негромко заметил.
- Ответ уже кроется в вашем вопросе Глеб Сергеич, мишура, вы верно сказали!
- Вы полагаете госпожа Гокке ведёт тут какую-то игру? – уточнил пристав.
- И не одну мой друг, не одну! – нарочито подчеркнул полицмейстер, провожая взором какую-то красивую даму за спиной следователя.
-- Что же тут может крыться по-вашему? – опять спросил пристав, бросив взгляд в лево, где его Катерина, что-то живо обсуждала с полицмейстершей.
- Всё что угодно Глеб Сергеич, абсолютно всё – убеждённо кивнул Белугин, и приглушённо добавил – не удивлюсь ни чему, даже тайной поставки детей, в спальни гнусных сластолюбцев…
- Да боже избавь – неприятно поморщился Садко, и слегка неуверенно добавил – но ведь детей в такие дома свозят с ведома полиции, то есть нас с вами, и как мы будем на это смотреть?
- Да, по долгу службы, я обязан распорядиться чтобы всех сирот и беспризорных, привозили теперь в Дом призрения Гокке – спокойным голосом произнёс полковник, и призадумавшись продолжил – но не дам этой особе сделать ни одного недозволенного, либо подозрительного шага в эту сторону, ни одного Глеб Сергеич! Дом будет проверяться раз в неделю, и мало того, пост городовых поставлю, двоих. Толковые стряпчие да подьячие документацию станут проверять, так что не думаю господин майор, что у неё получиться нас одурачить! – холодно подытожил Белугин.  Садко на несколько секунд призадумался, а затем напряжённо то ли спросил, то ли поразмыслил вслух.
- Неужели она на такое способна, с детьми-то?
- Думаю что она, и те кто стоят за-ней, способны и не на такое! – «оптимистично» заключил полицмейстер, и словно вспомнив что-то, наклонившись почти к самому уху собеседника, проговорил едва слышно – отработайте возможную ссору Бурцева на этом, направлении…
- Ссорой я уже занимаюсь, но убитый ни с кем из сослуживцев либо соседей, за последние несколько месяцев, если не лет, не ссорился. Это я выяснил в первые два дня по убийству, он вообще был не конфликтный человек – сообщил следователь, на что начальник тихонько добавил.
- Да, с мужчинами убитый капитан не ссорился, это знаю и я, но он мог невзначай задеть, или даже отшить какую-нибудь возомнившую о себе мегеру. Ну из тех что злопамятны и мстительны до отвращения…
По лицу Садко скользнула лёгкая тень озарения, намёк шефа он понял сразу, но для порядка уточнил едва заметно поведя глазами в сторону, где в центре залы, у стены на диване и стульях, кипели восторженные страсти вокруг виновницы торжества.
- Полагаете она, могла?
- Полагаю, это очень может быть! – так же негромко ответил полицмейстер. Следователь задумчиво покачал головой.
- Да, вы правы, эту версию тоже нельзя сбрасывать со счетов.
- Только, Глеб Сергеич – снова понизив голос прогудел Белугинн – эту, версию, вы отрабатывайте тайно, я бы даже сказал неофициально, ибо нам с вами лишние неприятности с высокими столичными начальниками не нужны!
- Я вас понял Вадим Григорич – кивнул Садко – и если я вам больше пока не нужен, я пожалуй к Катерине Терентьевне своей пойду, а то она уже верно скучает!
- Да-да, разумеется, на сегодняшний вечер с делами шабаш! – уже веселее заметил полковник, и раскланявшись с приставом, пошёл в бурлящее общество. Лакеи с подносами лавировали меж гудящих кучек гостей, стараясь не обнести ни кого, и ни чем. Подносили-уносили стулья, переменяли догоравшие свечи, и были готовы в любой момент вывести вон любого, на кого укажет высокое начальство.
Полицмейстер подождав пока барон Штирих отклеиться от некой неуёмной маменьки, тянувшей за собой слабо упиравшуюся дочку, подошёл к нему, и шутливо спросил.
- Отбиваете атаки, Евгений Николаич?
- Хуже Вадим Григорич, генеральные приступы этих маменек, чтоб им пусто было! Не знают уже кому и как всучить своих дочек, чтоб их черти драли! – совсем уже по военному, ответил фон Штирих.
- Браво барон, если уж вы злитесь на женщин, то держу пари у вас прескверное расположение духа! – глядя на Штириха полу боком, предположил Белугин.
- Совершено верно вы подметили, настроение прескверное! – согласно кивнул барон. Полицмейстер коротко оглянувшись по сторонам, шепнув барону «Отойдёмте», отвёл его уже не к окну, а в угол, где скучала в одиночестве статуя Марса, из одежды на которой был  только гребнистый шлем на бородатой голове.
- Барон, скажите,  а вы как здесь очутились, вы же вроде дистанцируетесь от Эмилии, или задумали что-то? – негромко спросил Белугин. Штирих,  глянув не торчит ли рядом любопытный нос,  так же тихо ответил.
- Нет Вадим Григорич, не задумал,  сказать по правде, мои люди ничего пока существенного на эту особу не нарыли, разве что одна деталь – барон понизил голос ещё сильнее – у погибшего капитана Бурцева, пару месяцев назад, вышла как бы это по деликатней выразиться,  размолвка с госпожой Гокке…
Белугин весь превратился во внимание, но внешне никак этого не показал, он не стал перебивать собеседника традиционным в таких случаях  вопросом «Так-так, а именно?» и лишь чуть повернул голову, как бы прислушиваясь.
…Дело случилось на званном вечере у князя Пантелеева, ну вы помните, такой седоватый, с идеями – барон слегка пошевелил пальцами – он теперь уже уехал в Москву. Так вот, Бурцев был на этом вечере со своей супругой, и приятелем-однокашником, поручиком Лузовым, который оказался в нашем городе проездом, и пару дней гостил у Бурцевых, ну вы знаете как это бывает ( полицмейстер согласно кивнул) И вот чего-то там его жена, с этой Гокке поспорили, или не поделили, но Эмилия как-то нетактично, хотела поставить жену капитана на место, и нечто такое съязвила чисто по-женски, от чего Бурцева вспыхнула,  вскочила с места, и замялась едва не заплакав. Супруг её, бывший при этом, вступился за неё, и несколько громче чем очевидно следовало бы, осадил мадам Гокке, следующими словами. «А ну-ка не сметь хамить моей жене, и не воображайте себя центром Мироздания госпожа Гокке, это далеко не так, уж поверьте мне!» и с тем увёл супругу в сторону. Эмилия с пол минуты стояла бледной, но потом когда вокруг загудели поклонники с намёками а не потребовать ли у Бурцева у самого извинений за резкость,  категорически это отвергла, дескать «Нет, я вовсе не хочу, да признаться я и вправду погорячилась с госпожой Бурцевой!» На другой день, Гокке прислала Бурцевым письмо с кучей извинений, и приглашением на обед. Бурцева, как женщина чисто русская,  долго обижаться не могла, и попросила мужа поехать, и закрепить примирение, но капитан отказался, и жена, слегка обидевшись на мужа,  уехала одна, а вернувшись к вечеру уже в самом лучшем расположении духа, объявила мужу что Эмилия Гокке, очень на самом деле добрая и душевная женщина, и на сём всё закончилось – завершил барон свой рассказ.
- Как интересно-то, Евгений Николаич – чуть улыбнувшись куда-то в себя, проговорил Белугин – а вы что,  нарочно своих людей инструктировали узнать про то, с кем и как, ссорилась наша меценатка?
- Нет разумеется, они искали компрометирующие её связи,  либо дела, а эта история всплыла в череде похожих,  и вспомнил я об ней только по тому, что покойный капитан фигурировал в обоих случаях! – пояснил барон, и тут же  скептически переспросил – Помилуйте, Вадим Григорич, уж не хотите ли вы сказать, что подозреваете её? – барон бросил глазами кусочек взора на гудящий рой в центре залы.
- Всё может быть барон – уклончиво ответил полицмейстер. Лицо  барона вытянулось от изумления.
- Да вы с ума сошли – заговорщицки заметил Штирих – она конечно преступница, и всякое такое, но убивать спустя два месяца из-за ссоры которая выеденного яйца не стоит, это уж вы хватили! Таких ссор десятки по городу, подумайте себе! Да и помирились они, и всё разрешилось, нет Вадим Григорич, в чём в чём, но в этом вы ошибаетесь, я убеждён!
- Понимаете ли друг мой – не теряя спокойствия стал отвечать полицмейстер – в бытность свою на Кавказе, я сталкивался сам и слышал от других о таком коварстве, вероломстве и подлом мщении за сущие пустяки, что удивить и ошарашить меня чем-то, довольно сложно. А посему я благодарю и вас, и ваших людей за сведения, которые я по долгу службы разумеется тщательно проверю, и ничего лишнего ни с кого не возьму,  вы удовлетворены?
- Ну коли так, ладно, просто я не думал что пустячная история вызовет у вас такое подозрение! – признался Штирих.
- Да, скажите барон, а что вас всё же привело на этот вечер, ужели то обстоятельство, что эта особа, заделалась попечительницей сиротского дома? – спросил Белугин. Барон смущённо улыбнулся.
- Нет конечно же, Вадим Григорич, просто до меня дошли неприятные слухи что я дичаюсь, и даже боюсь эту женщину, от того-то мол и не делаю к ней визитов. Я решил немного изменить тактику, и выйти из глухой обороны…
- Похвально! – невольно перебил полицмейстер.
- Благодарю вас… так вот, я решил раз она так настойчива,  то попробовать действовать несколько иначе, а именно бывать там где она, и внимательно наблюдать. Уверен  что где-то она оступится, совершит ошибку, и даст мне в руки козырь против себя – сдал свои планы барон.
- Ну что же, попробуйте – согласно  кивнул Белугин, и упреждающе добавил – но помните, один-два неверных шага, и вы погибли, она Горгона, поверьте мне!
- А я верю, и буду на стороже – голосом не совсем убедившем в этом полицмейстера, посулил барон. Белугин не успел ничего прибавить, в их сторону на всех парусах двигалась  его супруга, с выражением некой решимости на красивом и породистом лице.
- Так, любезный Вадим Григорич – нарочито суровым но с явными нотками сарказма голосом, сверкнув при этом глазами,  обратилась к нему жена -  Я конечно понимаю что вы увлечены разрешением страшно сложных задач, с нашим уважаемым Евгением Николаевичем, (барон сладчайше улыбнулся) но не были бы вы столь любезны, оказать  тут немного внимания и вашей жене, то есть мне! – при конце тирады взгляд полицмейстерши невольно скользнул  по каменной фигуре бога Марса, и она смущённо хмыкнув, поспешила отвести взор, но всем видом показывая невнимательному супругу, что ждёт ответа.  Обвиняемый не успел отверзнуть уста для покаяния, как в дело вмешался его остзейский созник.
- Великодушно прошу вашей милости, уважаемая Анна Леонтьевна – смущённо глядя на даму, заговорил барон – здесь виноват целиком я, Вадим Григорич уже совсем было к  вам собрался,  но появился я, и  перехватил. Так что казните меня, и даже не сомневайтесь!
- Помилуйте, барон – сделав опять-таки  театрально-озабоченное лицо, ахнула Белугина, коротко отмахнувшись веером – если я вас расказню, то мой полицмейстер обязан будет спровадить меня на пожизненную каторгу!
- Точно так – упавшим голосом подтвердил муж  догадки жены, и кивнув добавил – по долгу службы обязан буду упечь!
На этих словах, все трое не выдержав рассмеялись, а полковник поцеловав жене руку,  тут же клятвенно заверил её что вот больше, в продолжении вечера, ну никуда от неё любимой.  Анна Леонтьевна мило улыбнулась на это, взяла супруга под руку (барон скромно пристроился с другой стороны) и повернувшись чтобы уже уйти, опять таки невольно, скользнула взором по каменной статуе Марса,  что со всем откровением  возвышалась над головами  опасно балансируя на постаменте, и неопределённо фыркнув,  поспешила вновь отвести взор. Да, не смотря на свои 37-мь лет, ( чего нельзя было сказать по её более чем цветущему виду) и большой жизненный опыт, Анна Леонтьевна Белугина, всё же не очень равнодушно относилась к обнажённой  человеческой натуре.
Уже через пять минут, супруги Белугины и их приятель попали в шторм.  Если господина полицмейстера хозяйка дома одарила просто сладчайшей улыбкой и кивком головы, то барона она прямо-таки обволокла  вниманием, когда все они присели на освободившиеся места ( для чего весьма вежливо согнали со стульев двух купцов, и великовозрастного студента)
- Ба, не верю глазам своим, Евгений Штирих,  сам господин барон почтил меня своим вниманием?! – язвительно ахнула госпожа Гокке, и добавила – Да правда ли это что вы ко мне?! уж не случилось ли чего в нашем государстве что вы здесь?! -  кругом сдержанно заулыбались, но барон ни мало не смутясь,  парировал выпад.
- Да нет любезная Эмилия Андреевна, Отечество наше стоит покамест не смотря на усилия некоторых неблагодарных его чад,  а у вас я по причине того,  что я хоть и занятой человек, но вполне себе светский, и пропустить такое событие как приобретение вами себе Дома сирот, я не смог.  Да к тому же получил от вас приглашение на такой дорогой бумаге, что подумал вначале не из Казначейства ли она? ( Эмилия слегка посмурнела)  Так что я весь тут у вас,  и должен вам заметить что нахожу дом ваш весьма не дурственным, и даже уверен что городские власти в лице хотя бы уважаемого Вадим Григорича,  смогут вскоре по достоинству оценить вашу заботу о несчастных сиротах!
- Ну наконец-то я смогла вам угодить! Могла ли я на это рассчитывать,  всего лишь неделю назад? – не изменяя себе, воскликнула Эмилия Андреевна коротко всплеснув руками.
- Ваше самопожертвование делает вам честь – столь же любезным голосом  продолжил Штирих – вы, столичная  женщина, вхожая в лучшие дома Петербурга, и вдруг осели здесь, у нас, не тянет ли обратно?
- А вы знаете барон, нет, не тянет – лучезарно улыбаясь ответила дама – по крайней мере до поздней осени я не планирую  покидать Ратиславля, тут по своему даже мило, нет такой суеты и толкотни локтями как на Неве!
- А вот я, Эмилия Андреевна, последовал бы за вами хоть куда! – пылко воскликнул вихрастый молодой помещик Аполлон Ефимыч, уже ранее бывавший на балу в доме городского головы, где имел не очень приятный диалог с гостями о том, от чего он не воюет за греков на Пелопоннесе. Свою тираду, мечтатель вдруг ни к селу ни к городу приправил престранным дополнением.
- И в столицу, и  в Тамбов, и в Сибирь если угодно! – последнее географическое  предпочтение вызвало в компании улыбки и добродушный смех, но сама хозяйка слегка покраснела, заработала быстренько веером и отрывисто ответила.
- Благодарю покорно Аполлон Ефимыч, но в Сибирь это уж вы сами, это без меня!
Этот ответ ещё больше развеселил общество, особенно после того, как полицмейстер подсыпал перцу.
- Сибирь Аполлон Ефимыч,  коли вы уж очень постараетесь, никуда от вас не денется,  а я если вам угодно,  могу поспособствовать желанию вашему по долгу службы, обращайтесь коли нужда будет!
Тут уж грохнули не стесняясь все, и  хозяйка дома громче прочих, а бедный оратор просто не знал где сидеть.  Он сконфуженно оскалил рот в натянутой улыбке, и первым делом хотел было извинившись удрать,  но не успел. Одна из дам как стихли смешки, неожиданно брякнула.
- Господа, а кто что-нибудь знает про страшную Карту Смерти? Говорят их тут целое общество, из-за границы прислали!
На пару секунд наступила полнейшая тишина, а затем почтмейстер Пафнутий Петрович, оживлённо подхватил тему.
- Да-да, я определённо слышал что тут работает  шайка неблагонадёжных личностей, с неизвестным главарём по прозвищу Асмодей!
- Ну о неблагонадёжных  личностях, не худо бы нашего судью спросить, а? – подал голос черноусый дворянин в синем охотничьем костюме. Капитон Савич  Ярлыков, он же судья, посопев солидно, заметил что он судья, а не следователь,  а вот полицмейстер если соблаговолит, может что-то поведать о таинственных убийцах из Карты Смерти. Однако Белугин всех горько разочаровал.
- Увы господа. Во-первых хвалиться нечем пока, убийцы действуют и неуловимы,  а во-вторых, если бы и было что,  то сыск  есть тайна следствия и оглашению не подлежит, да и нет у нас ничего определённого кроме догадок! – поморщившись отмахнулся Белугин.
- Помилуйте, Вадим Григорич, а как же нам-то быть?  Ведь убивают же? – трагично воскликнул городской голова,  бывший тут со своим семейством.
- Защищаться и глядеть в оба! – коротко пояснил полицмейстер, и уже совсем серьёзным тоном добавил – Преступником может оказаться кто угодно, даже один из присутствующих на этом вечере, а может и не один!
Машинально, или вернее сказать невольно, гости стали глядеть друг на друга, и через минуту донёсся возмущённый женский голос. «Чего вы на меня-то  таращитесь?!»  «Да ничего я не таращусь!  Уж и поглядеть нельзя!» донёсся в ответ другой сердитый женский голос.
- Господа! Ну вы право нашли тему для разговоров, а? – звонко выплеснулся  приятный голосок Катерины Терентьевны Журавлёвой, невесты следователя  Садко – Эмилия Андреевна так расстаралась для вас всех, такой вечер устроила,  столы вон уже накрытые готовы, а вы всё  про каких-то убийц толкуете, да ну их в болото!  Давайте хоть  тут-то отдыхать да веселиться!
- Благодарю вас дорогая моя – мило улыбнулась ей хозяйка вечера приветливо глядя Катерине Терентьевне в лицо – вам очевидно самой изрядно поднадоели все эти истории с преступлениями, которым вас уж верно осыпает наш славный Глеб Сергеич?, не так ли?
- Кто? Он? – искренне удивилась Журавлёва указав сложенным веером на  мирно сидевшего рядом  следователя – слова о службе не дождёшься, говорит что дома, лучше толковать о чём-нибудь другом!
- Всё верно господа! – улыбнулся Садко в свои небольшие,  соболиного цвета усы  - при виде Катерины своей, свет-Терентьевны, мне абсолютно становятся по боку все истории из разряда моей службы.
- Счастливая вы душечка – смахнув слезинку, томно вздохнула мадам Гокке, не сводя глаз с садковой невесты – а вот мне после вдовства моего такая партия всё никак не попадётся. Воздыхателей-то хоть в банк из закладывай под проценты,  да верить-то их стонам да витийствам я не верю… А вам моя милая, я желаю удачи в новой жизни!
- Благодарю вас Эмилия Андреевна,  у вас истинно широкая душа, в ней для всего есть место, и для сирот, и для подруг! – искренне восхищаясь хозяйкой,  чуть ли не с придыханием произнесла Катерина Терентьевна,  прямо-таки любуясь Эмилией. И тут на госпожу Гокке как по команде посыпались со всех сторон похвалы да признания её великодушия и щедрости.  Однако где-то через четверть часа, Эмилия похлопав в ладоши попросила тишины, и величественным жестом  руки с веером, пригласила гостей за столы.

                Х                Х                Х

Ближе к 11-ти вечера, в дом на Судейскую тихо как впрочем и всегда, пожаловал полицмейстер, в неизменном своём маскараде. Уйдя под благовидным предлогом с вечера у Гокке пораньше, он успел побывать дома, переодеться, и теперь предстать перед однополчанами. Собрались наверху, в комнате для бесед. Где расставив свои шахматы, Белугин  принялся играть, и одновременно вести повествование о проведённом дне, а главное званном вечере.
- Ну во-первых – делая ход пешкой начал Белугин – наш барон сам того не желая, накопал ценные сведения, даже быстрее чем я, и это похвально! – в следующие десять минут, он рассказал  своим егерям, всю историю ссоры покойного капитана с госпожой Гокке.
- Да Гргорич, а подлость и коварство у этой Гокке чисто азиятское – спокойно заметил поручик Уличев кладя нога на ногу и откидываясь в кресло – и мстительность такая же, и ждать умеет чтоб по горячим следам на неё не подумали…
- Именно так ребята, именно так! – подтвердил полицмейстер, «съедая» ладьёй коня – Я сразу понял что это она, а вот Штирих вылупил на меня глаза, и сказал что я с ума сошёл. Он и мысли не допускает  что Эмилия к убийству Бурцева ручки свои нежные приложила, не логично дескать!
- А всё-таки вероятность ошибки есть? – тихо спросил Пал Палыч  наливая себе вина в бокал и беря его осторожно пальцами.
- Разве что один шанс из ста – устало предположил Белугин делая ход ферзём – Да и потом, никто не собирается эту Гокке ни подушкой душить, ни вешать тайно лунной ночью, будем работать и наблюдать.  Главное не допустить ухода архива Асмодея за границу, это важнее. А наказать эту Гокке мы успеем всегда, не уйдёт…
- А иных вариантов братцы и нет! – решительно заметил Кубанин, сцепляя руки на груди – Никому кроме этой Гокке убивать Бурцева резону нем было, ни-ко-му!  Нечего тут гадать, другое дело для суда этих наших намёток недостаточно, это если мягко говорить! – штабс-капитан поднял в верх указательный палец.
- Но это ещё не всё, есть ещё одно принеприятнейшее дело – делая рокировку – Штирих поколебался…
- В чём именно? – тихо спросил Уличев
- Он дрогнул, хотя сам пока ещё этого не замечает. Его зацепила вся эта показная благотворительность Эмилии,  природный аристократизм, ничего не попишешь! – развёл руками Белугин.
- И что нам теперь, ещё и барона опекать придётся? – опасливо спросил Уличев и поглядел на остальных, ребята напряжённо замерли. Белугин «съел» ферзя, и совершенно спокойно ответил.
- Ни в коем случае, у нас с вами иные задачи, это одно. А второе- шеф сделал ход ладьёй – у барона своих людей только тут, в городе, почитай взвод,  вот и пусть работают. И потом – полицмейстер замер глядя на доску, как бы определяя ход – рисковать вами вот так, друзья мои боевые, я не могу ни как человек, ни как офицер не имею права.  Хватит и того что в Персии с вами хлебанули, когда ии дело и не по дело круглое таскали а плоское катали! Риск, даже самый страшный, должен быть оправдан.  Как наш Котляревский всегда говорил «Обдумываю холодно, а действую горячо!»  - Белугин передвинул пешку и продолжил обратя взор на ребят- Вам братишки и без Штириха предстоит скоро много дел, будут у вас и риск и опасность, но по необходимости!
- Ну это меняет дело! – отрывисто бросил Сан Саныч наливая  себе вина – Я, как ты правильно заметил Гргорич,  с войны ненавижу платить сто рублей там, где по уму, хватило бы  и десяти с лихвой!  А так, ради дела, ради тех кто сам не может себя защитить, я рискну всегда!
- Поддерживая Саныча! – пыхнув трубочкой, сказал поручик Куценко – Раз господин барон такой щепетильный, то наше вмешательство ему и не поможет вовсе!
- Всё верно друзья, но – Белугин добродушно улыбнулся себе в бородку – уж при случае-то спасём юношу, а?
- Спасём, куда ж мы денемся! – сквозь улыбки загалдели егеря, а шеф поставив мат сам себе, отошёл от «дымящегося» поля сражения, присел наконец в кружок со всеми, и наливши себе вина, выпил маленькими глотками.
- Поглядим ребятки что из этого спектакля с Домом призрения выйдет, а там решим.  И вообще, моё чутьё шепчет мне на ушко что Эмилия Гокке не даром затеяла эту благотворительность,  за этим кроется что-то, либо что-то готовиться, и нам надлежит ухо держать востро!
- Ну это-то нам не занимать – спокойно заметил Пал Палыч – подождём да поглядим.
- Вадим Григорич, а это, Шёпот ваш, он где теперь? – задумчиво спросил Уличев, и услышал что и Шорох и Шёпот заняты делом, Шёпот витийствует, да ждёт следующей игры в «Циферблат», а Шорох тот уже вышел на след одного очень опасного человека, и осторожно работает.
- Коротко но по сути! – улыбнулся Неждан. Допив, полицмейстер встал, надел цилиндр, и объявил высокому собранию что ему уже пора, ибо дома заждалась любимая жена, которая в последнее время стала осторожно интересоваться как и главное зачем, её муж непостижимо исчезает и появляется в доме?
- Приходиться братцы делом доказывать что я ей не изменяю! – улыбнулся шеф.
- Да уж понимаем – расцвёл улыбкой Кубанин, и мечтательно добавил – Я бы и сам сейчас не от казался какой-нибудь горяченькой бабёнке, разок-другой чего-нибудь доказать!..
- Так, пошляки-мечтатели, за сим пока, до особых распоряжений жить тихо, честь имею! – полковник легонько отсалютовал рукой, и быстро ушёл, а его бойцы вернулись к застольной беседе, спать так рано никто не собирался. Но в эту ночь, не спалось не только неутомимым  егерям. На левом берегу города, в Заречной слободе, в своём средних размеров, но приличном деревянном доме в один этаж и невысокой крышей, бодрствовал в тайной комнате в подполе, освещённом парой масляных ламп, Хрустов Валентин Егорович, 37-ми летний мещанин с худым но не тощим лицом, и небольшой копной жёстких волос на голове. Валентин Егорыч слыл среди воровских людей города отменным делателем фальшивых бумажек и ассигнаций. Занимался он сим опасным делом уже лет 20-ть, и ни разу пока не попался. Хотя, как утверждали злые языки, при прежнем городничем, Хрустов точно был взят за причинное место Глебом Садко, но уплатив градоначальнику солидный бакшиш, отвертелся.  Сам Садко говорить на эту тему не любил. А сегодняшней ночью, у Валентина  Егорыча был праздник, он закончил  последнюю партию ассигнаций, на общую сумму в 140 тысяч рублей! Астрономическая сумма, несколько месяцев кропотливой  работы, и вот всё готово… Он получит солидный процент и долгожданный отпуск, уедет в деревню до конца сентября, он это заслужил.   Валентин Егорыч любил отдыхать за городом, а работать в городе , так он привык. В деревне он уже знал где можно найти свободных и сладких на любовь бабёнок, и просто отвлечься от всего этого. Хрустов бы и город сменил, и даже губернию, но попав в поле зрения Асмодея, он не видя иного выхода, стал работать на тайное общество. Впрочем, очень скоро Валентин Егорыч ощутил и хорошие стороны своего положения: ему много и регулярно платили, и учитывая его не героический характер, ни во что более не вовлекали, и по его настоятельной просьбе, ни в какие ритуалы с клятвами не посвящали. Асмодей, видя в Хрустове незаменимого мастера, на это пошёл, справедливо полагая что «Хруст» никуда от него не денется. Валентин Егорыч жил тут по подложному паспорту, о чём никто не знал. Хрустов ремесло своё очень любил, и относился к нему что называется с душой, но с последней партией, самой крупной за свою карьеру, он всё же подустал.  Его  никоем образом не торопили и не подгоняли,  потому как эта работа спешки не любила. Но теперь скоро пробьёт полночь, он отдохнёт немного ( краска сохнет быстро, хорошая) а затем отправит помощника во Фролов кабак с запиской, а потом станет ждать двоих курьеров коих знает в лицо ( они всегда одни и те же) что заберут товар, а ему сразу отсчитают как обычно его процент.
- Как всё чудесненько Валентин! Как всё прекрасненько! – потирая уставшие от работы ладони, напевал делатель бумажек, пританцовывая в своём подвале. И душа и сердце его пели! Предчувствие скорого желанного отдыха и всех связанных с этим удовольствий, кружили голову и пьянили ум.  Да, он, Валентин Егорыч Хрустов, всё же большой человек!  Вот не стань его к примеру ( тьфу-тьфу конечно!) и на долгие месяцы тайное общество останется  без значительной доли средств. Ведь ни один самый ушлый купец или торгаш в городе, не распознает в его  купюрах подделки! Да что купец, не каждый кассир в банке или чиновник Казначейства сможет заподозрить в его деньгах подлог, ибо Хрустов дело своё знает, и не зря получает очень приличные деньги. Валентин Егорыч танцевал!
Час спустя, когда всё уже было упаковано в бумагу, увязано и сложено в холщовый мешок запечатанный сургучом с особой печатью, господин Хрустов потушив лампы, с небольшим лишь фонариком в руке вылез из-под пола с вышеописанным  мешком, поставил его у печки в угол, и зажегши дополнительно на столе канделябр, позвал помощника.
- Лупатый, иди сюда!
Громко шлёпая босыми ногами, пришёл невысокого роста взъерошенный молодец с круглой головой и выпученными глазами, в помятой и нестиранной рубахе.
- Одевайся живее, сей момент с запиской к Фролу побежишь! – строго приказал Валентин Егорыч, повелительно глядя на помощника.
- Ага, слухаюсь хозяин, щас махом оденусь и весь тут! – матнув лохмами ответил Лупатый, и торопливо ушёл. Хрустов любил повелевать, точнее мечтал это делать, но волею судеб в нынешней своей жизни, он мог повелевать только этим вот Лупатым. Пока тот одевался, делатель бумажек сел за стол, тут же набросал карандашом соответственную записку, сложил её, когда в комнату уже торопливо входил помощник, обутый в коричневые сапоги, и одетый в чёрный полукафтан с заплаткам на локтях. На голове у Лупатого косо сидел старый чёрный картуз.
- На, лети птицей и нигде не задерживайся! – строго приказал Валентин Егорыч, протягивая слуге записку. Тот почтительно взял,  и сунул во внутрений карман с приговаором.
- Да не задержуся я нигде, дело –то знаю, не первый же год с вами!
- Ну, первый не первый, а порядок прежде всего! – придав голосу ещё и солидность, предупредил Хрустов, а Лупатый согласно кивнув, быстро пошёл на выход, а делатель поспешил за ним, чтобы закрыть дверь на щеколду, мало ли?
Примерно в половине третьего ночи, в дверь спальни Катерины Терентьевны Журавлёвой, постучала её горничная.
- Барыня, а барыня! Извините , но тута такое дело…За Глеб Сергеичем пришли, со службы-с!
Частный пристав Садко, что частенько ночевал теперь у любимой женщины, проснулся сразу как служанка начала стучать.  А невеста его, утомлённая болтовнёй  подруг на вечере у Эмилии, да последовавшими за тем уже тут довольно бурными ласками,  после коих спала она всего час, с трудом оторвала голову с густыми и пышными своими локонами от подушки, и огорчённо-заспанным голосом пробурчала.
- Глебушка… ну кого там… ещё?..
- Спи-спи моя лапушка,  это ко мне – зевнув и потрясая головой ответил Садко, соскальзывая с постели и натягивая брюки – по службе пришли!
- Помешались они совсем! – зевнула Катерина Терентьевна, и без сил уронив голову на подушку, моментально уснула.
- Ну чего там, кто пришёл-то, Анют? – тоже недовольно бросил следователь подходя к двери.
- Так до вас Глеб Сергеич, со службы, и как только доискались-то идолы! – деловито попеняла Анюта, дородная женщина лет сорока.
- Ступай скажи там что сей момент буду, пусть ждут! – потерев лицо, ответил пристав.
- Слушаюсь! – донеслось из-за двери, а затем торопливые вскоре стихнувшие шаги, дополнили собой внезапную суету, возникшую так не кстати!
- Чтоб вам пусто было! – машинально бормотал пристав одеваясь в мундир – Надо же всё в одну ночь, а?   И чего там могло у них случиться? Убили что ль не дай бог кого?
Одевшись, следователь торопливо вышел,  и ступая хоть и в темноте но уже по хорошо знакомым комнатам, прошёл через переднюю в прихожую, где его в нетерпении ждал унтер Скворцов, один из помощников Садко в делах сыска.
- Ну, что там у вас, и как ты здесь? – в упор спросил майор у подчинённого, подвижного, лет 30-ти полицейского.
- Так это, человечек один, сначала в часть к вам, а потом в Управу прибёг, записку вам приволок и дежурному, то бишь мне сказал чтобы непременно вам, от какого-то Ерша поклон передать, и записка тоже от него…
- От Ерша? – оживившись весь и сразу, чуть громче воскликнул Садко – Записка где?
- Вот,  с собой взял, что ж мы, не знаем службы? – Скворцов вытянул из кармана небольшую серенькую бумажку, протянул начальнику, и пока тот читал, буднично продолжал рапортовать – А чего тут-то я, так это, мне в Управе тихонько растолковали что коли вас у себя на квартире нету,  то стало быть вы тута обретаетесь…
Последние слова унтер произносил уже тихо, почти себе в нос, но Садко убрав записку в карман, торопливо переспросил его.
- Так ты что, в начале на квартиру мою бегал?
- Ну да, я ж не знал точно где вы?
- Время Скворцов, время потеряли. Опоздать можем. Ты бегом что ли? -  тоскливо чуть ли не простонал следователь,  но тут же вздохнул с облегчением, узнав что унтер на полицейском экипаже.
- Едем, ты с оружием? – на ходу спросил Садко выбегая из дома.
- Да, вон с пистолетом! – хлопнул себя по кобуре унтер – да кучер наш тоже вооружённый, мало ли?
- Молодцы, и я при оружии но лететь придётся втроём, если только патрульных где по дороге не прихватим! – быстро  проговорил пристав, буквально влетая в экипаж – А, Лисицын, ты?  Гони братец во всю, в Заречную слободу, на Амбарную улицу, дом номер полста, живей!
- Уже летим Глеб Сергеич, скачем!  - пробасил в усы дюжий кучер Лисицын, хлестнув лошадь. Патрулей по дороге увы не встретили ( закон подлости) а вот  поздно шатающихся гуляк на мосту, чуть до смерти не перепугали, когда с криками «Поберегись на…!»  грохоча ободами по деревянному настилу, пронеслись ночным ужасом мимо них.
Фонарей на улице Амбарной, исправных стояло всего два, но уже светало, от земли поднимался небольшой туман, когда две пролётки возле дома №50,  встретились что называется лицом к лицу, а точнее морда к морде. Когда полицейский экипаж на всём ходу,  с разворота мало не завалившись на бок, подлетал к дому где доживал на свободе последние часы господин Хрустов, его гости в количестве трёх душ с увесистым холщовым мешком в своей пролётке на полу, так же торопливо выезжали.
- Куда сво-о-о-л-о-о-чь!! – дико заорал полицейский кучер Лисицын, натягивая вожжи, но было поздно: коняги разом ляпнулись друга и по запутались так, что просто кошмар!  В ту же секунду как неприятельский кучер выкатив глаза орал благим матом «Тр-р-р-р!!!»  Садко и унтер Скворцов разом заорали «Стоять всем, полиция-а!» и выхватив  по пистолету, резво выскочили из экипажа с двух сторон.  Воровского кучера, его полицейский «коллега», с присвистом хватил длиннющим кнутом так,  что обвив того за шею  рванул на себя, и бородач в шапке, полетел  лицом вниз прямо промеж коней, ремней, и всяких уздечек, где хрипя от страха и боли, стал болтаться и дрыгаться, стараясь освободить сдавленную шею. В самой пролётке дело прошло чуть веселей: первый курьер подхватив мешок хотел было спрыгнуть и нырнуть в кусты, но поскользнувшись на свежей коровьей лепёшке, очень больно ударился головой и боком о дорогу да колесо. А второго, вскочивший на подножку пристав, сходу но легонько, оглушил рукоятью пистолета,  и тут же словно мешок с яблоками, выкинул наземь, всё, схватка закончилась. В ту же минуту в доме раздался звон разбитого стекла, и   мелкая фигура Лупатого скрылась средь лопухов и крапивы.
- Я в дом, а вы тут! -  на ходу бросил своим Садко. Дверь, артиллерист  вышиб только с третьей попытки,  щеколда оказалась крепкой.
- Хрустов сукин сын, выходи и не прячься, я знаю что ты здесь, и давай без шуток! А сбёг кто, Лупатый, холуишка твой, да? – пристав осторожно прошёл через прихожую, и ступив в горницу, нарочно громко щёлкая, взвёл курок – Давай, Валёк Егорыч, выходи лучше сам, а то коли найду тя тут, херово те брат будет, я не выспавшись ныне из-за вас педерастов-то!  Выходи падлюка а то пристрелю, ну?!  - голос Садко стал угрожающим и действенным.  В углу за печкой что-то зашуршало, затем заскулило, и появилось нечто в пыли, паутине, местами в саже, оказавшееся через минуту, хозяином дома Валентином Егорычем Хрустовым, облачённый в когда-то серый сюртучишко и такие же брюки.
- Ещё кто в доме есть? – быстро спросил Садко, шаря глазами по сторонам.
- И-и ни кого,  всё-о-о! – плаксиво пропел Хрустов, у которого разом пропала в яму вся жизнь, , деревня, молодка, гулянки,  рыбалка и охота, всё это теперь уступит место жуткой и страшной каторге, сроком лет на 15-ть!
- Ну, тогда прошу на выход,  мон ами! – невесело приказал Глеб Сергеич, и повёл скулящего хозяина на выход.  Там, уже бурлило! Привлечённые шумом столпились соседи, кои уже старались распутать коней, и  болтавшегося в их сбруе и скулящего воровского кучера. Причём судя по хмурому виду мужиков соседей, они больше беспокоились о лошадях. «Коней бы распутать, а энтот чёрт поганый, …с ним пускай висить!» Двое других курьеров уже связанные собственными кушаками сидели на земле и опасливо озирались.
- Дворник! – толкнув Хрустова к остальным, громко позвал Садко, определив глазом высокого бородача  в рубахе и с метлой.
- Я тута ваше благородие, чего изволите? – охотно подскочил дваорник.
- Дуй давай в ближайший околоток, и всех полицейских что там ни есть, проси сюда, моим словом скажи, мол частный пристав Садко помощи просит! Да вот тебе для скорости! – пристав вытянул из кармана несколько монет и протянул дворнику – Лети!
- Примного благодарен, бягу! – ахнул детина, и во всю припустился прочь.
- Так, это кто тут у нас есть-то, а? – следователь подошёл и вгляделся в задержанных – Ба, какие лица!  Сохатый и Чирьяк, голуби сизые, из Фроловой голубятни, ясно… А там кто болтыхается?
Но воровские люди не удостоили его ответом, а лишь злобно сопели да озирались.
- Ладно, сами глянем – пристав шагнул к экипажам – ну что там, никак?  - спросил он у старающихся разделить лошадок соседских мужиков.
- Не ваша бродь, никак, намертво скрутились, резать надыть! – сплюнув сказал один из мужиков.
- Ну и режьте эти ремни коли надо, пёс с ними, а то запутался тут как хер в старых портках! – мрачно пошутил Садко, на что посмеявшиеся мужики живо всё обрезав, представили перед очи пристава, третьего злодея, кашляющего и сипящего чего-то кучера.
- О, Рябой, никак ты мил-друг? – узнал его Садко приглядевшись – Ну вот это удача, давно вас Сибирь заждалась…
- Садко,  сучий ты псина – зарычал вдруг один из курьеров, рыжеватый, с ободранной мордой и злыми глазами – ты не знаешь на кого ты тявкаешь, тьфу… Тя на лоскутья порежут за эти деньги, усёк?.. Вот теперича ходи да оглядывайся  с-сука лягавая…
- Угу – кивнул пристав, и подойдя к зыркавшему, двинул ему сапогом в бок. Курьер взвыл и закашлявшись повалился на землю – Ещё раз ты Чирьяк пасть свою поганую откроешь, я тебе мошонку отшибу, уяснил?  Не слышу?! – повысил голос следователь, на что Чирьяк сцепив от злости зубы, согласно закивал.
- Мы тут обыскали Глеб Сергеич, вон чё нашли! – Скворцов показал три ножа и два пистолета, но небольших и ободранных.
- У, арсенал хороший, ладно, пока наши из околотка подойдут, начнём пожалуй – пристав поглядел в народ выбирая кого бы взять понятыми, чтобы как положено вскрыть мешок при соблюдении процедур закона.
Ювелир Чирикин в тот день за завтраком, в половине девятого утра, вдруг почувствовал что не хочет есть, чего раньше с ним не случалось. Еда была отменной, горничная Нюрка готовит хорошо,  в чём же дело? Изжога ещё эта чёртова откуда-то взялась, н-да… Чирикин не успел над этим поразмыслить, в ворота кто-то звонил.
- Крест! – бросая приборы на стол, недовольным голосом позвал ювелир – Поди глянь кого там с утра принесло?
- Иду! – басовито прогудел тот мужик что открывал дверь Эмилии, быстро выходя наружу.  Фаддей Фаддеич окончательно бросил есть, и сделал несколько глотков  вина из бокала.  Минут через пять влетел бледный и испуганный Крест.
- Чего? – презрительно буркнул ювелир – Чего у вас там ещё, не получилось?
- Беда Асмодей! Беда! – хрипло выдохнул Крест и подойдя в плотную, дрожащим голосом сообщил -  Наших с деньгами у Хрустова логова, легаши тёпленькими взяли, все 140-к тыщ, всё псу под хвост!  Садко пёс поганый как снег на голову, прямо на выезде пролётка в пролётку шмякнулись, во как… Чё делать-то теперь, Асмодей?
Ювелир слушая это, сделался как бы восковым, но одновременно, лицо его приняло серьёзное и очень задумчивое выражение.  Когда Крест закончил, он аккуратно снял с носа очки, и медленно, снизу в верх, поглядев на Креста, тихо и спокойно переспросил.
- Что?..
- Я говорю наших на зорьке у Хрустова логова повязали, всех троих, Сохатого, Рябова, и Чирьяка со всеми деньгами и оружьем. Такое  бля дело лопнуло, сколь готовили-мучились, а?  - сокрушённо покачал головой сообщник.
- А кто у нас Крест, за эту операцию с деньгами отвечает-то, а? – задумчиво поинтересовался Фаддей-Асмодей, пристально глядя куда-то сквозь собеседника. 
- Ну известно кто, Фрол, это его епархия,  не моя же! – невозмутимо ответил Крест, который хоть и состоял в прислужниках у главаря, но трусом не был, да и бояться ему было нечего, его вины в провале и на волос не было.
- Верно – так же спокойно как подкрадывается играя своими кольцами удав к жертве, согласился не моргнув глазом ювелир – охраной и безопасностью фальшивок, заведует у нас он, а значит что теперь?
- А я почём знаю?  Ты ж наш главарь!  - пожал плечами  помощник.
- А будет вот что Крест – легонько поигрывая пальцами по столу, решил ювелир – ты  сейчас одевайся, и беги хоть в кабак к нему, хотя я думаю его там уже нету, хоть в берлогу его городскую, словом найди его где хошь, и слово в слово, от меня передай: Ты Фрол, очень разочаровал всех нас,  а посему, Асмодей даёт тебе две недели сроку, чтобы ты, паскуда кабацкая, представил ему 140 тысяч  ассигнациями, и нашёл откуда у тебя в конторе, течь начало. Если он начнёт бузить что-то вроде «Да где ж я их возьму теперича?» ты скажи что вот это, мне неизвестно абсолютно. Пусть он их сидит рисует сука-сам по ночам,  пусть со шляпой по всем папертям бегает, пусть продаст душу чёрту или кому там она приглянется, словом ровно через две недели,  чтобы он лично принёс мне сюда наши 140-к тысяч рублей. А вот ежели не принесёт или откажется с ходу, то добавь к сказанному вот что. Асмодей,  тебя козла вонючего,  посадит на кол в глухом лесу, где ты дня три подыхать будешь тварь… Ты всё запомнил, Крест?
- Мудрёно конечно, но уяснил, да! – кивнул помощник, соображая про себя, как хотя бы суть до Фрола в тех словах донести, да не расплескать по дороге?
- Одевайся Крест, иди! – коротко указал ему пальцем ювелир, и помощник не заставляя дважды повторять хозяину свой приказ, тут же исчез. А Фаддей Фаддеич быстро налив себе полный до краёв бокал вина, не спехом но весь выпил не отрываясь, а  затем откинувшись на спинку стула стал размышлять и прикидывать что сегодня произошло, случайность от которой не застрахован никто,  или же некто распустил язык в дурной похвальбе, а то и того хуже?
Асмодей никогда не рычал и не бесился в гневе, голос случалось повышал, но скорее для острастки, как иногда с Эмилией, коли ту заносит излишне.  Если его кто-то в серьёз умудрялся разозлить, то ювелир вёл себя примерно так, как отреагировал теперь же, на известие о крупнейшем за жизнь провале с фальшивыми деньгами.  Об этой особенности его характера, знало всё окружение главаря, и от того, боялись они ювелира ещё больше, ибо никто не мог бы сказать о себе с уверенностью, приговорён он к смерти тихим и не особо гневным голосом, или тот просто по отечески его пожурил…
Фрол Кобыльский, хозяин самого известного в городе кабака,  сидел у себя в тайной городской  квартире, адрес которой знали лишь немногие, и пил водку. Вместе с ним, в трёх комнатном убежище, находилось ещё трое: два помощника и доверенных человека, Шайтан-бек ( беглый слуга бухарских купцов из Казани) Шкипер, беглый матрос с военного судна, и молодая горничная Танюха, бывшая ещё и любовницей. Правда теперь, в помещении витал дух поминок.  Ещё  рано утром, когда он мирно спал в хорошей комнате под сенью кабака с другой своей милахой,  его разбудил панический даже не стук, а грохот в окно с улицы.  Матерясь, Фрол нырнул в порты, накинул на плечи кафтан, и выйдя из спальни, велел ночевавшему в передней половому Гришке, глянуть что там за война?
Лень, сон и хмарь, соскочили с Фрола быстрее чем вылетает пробка из шампанского, когда впущенный Лупатый, продышавшись и проглотив стакан водки  сморщившись намекнул про закусить, на что ему на выбор посулили ананас или соплей таз, рассказал Кобыльскому про трагическое происшествие с его курьерами.
И вот теперь, бросив ко всем чертям весь кабак с добром, Фрол сидел у себя на квартире уже несколько часов,  и пил водку под хорошую закуску, заботливо организованную Танюхой.
- Вот Фролушка, закусывай милый, а то на голое брюхо столь водки вытрескать, эт издохнешь! – сердобольно бормотала любвеобильная деваха, расставляя перед ним на столе тарелочки с порезанной осетриной, икоркой и прочими деликатесами. На такую заботу, бледный от тоски Фрол, кисло поморщившись, погладил Танюху по румяной щёчке.
- Одна ты моё горе понимаешь – упавшим голосом прогудел Кобыльский, роняя тяжёлую, скупую слезу, в тарелочку с икрой.  Фрол пил, но почти не пьянел. Его бил озноб, и ему было страшно так, как не было ещё никогда, даже в тюрьме, а там он всякого повидал. Осознав что им профукано 140 тысяч уже готовых к обмену денег, денег за охрану и безопасность которых он столько лет уже отвечал головой и всем остальным что есть у мужика,  хозяин кабака понял что это конец.  Асмодей такого не простит. И плевать что было как обычно, трое людей, с оружием, ночью, с опаской, никто не пьян, и ни один не дурак.  Асмодей не будет выяснять по чьей конкретно вине, легавая псина Садко накрыл весь куш, всё будет проще… Но Фрол старался гнать от себя картины того,  что прикажет теперь сделать с ним Асмодей. Он видел уже раза три как это делалось, когда казнили тех, кто очень сильно подвёл Асмодея. Тех кто просто не угодил или как-то нарушил его волю, либо распустил язык где не надо, находили убитыми и всё. Но когда проваливаешь такое дело, то это означает кончину столь жуткую-лютую, что её на всю жизнь запомнят те, кто будет смотреть на неё, Фрол пил и не пьянел…
- Давай и вы тоже, хули так сидеть?  Всё одно всеми отмечать… ц-ц…тьфу, отвечать придётся! – цыкнул сквозь зубы Кобыльский, но последнее замечание встретило серьёзные возражения со стороны сообщников.
- Как это понять, всеми отвечать? – удивлённо осведомился Шкипер, белобрысый и щетинистый тип непонятного возраста, одетый как потасканный приказчик, наливая себе водку в кружку ( рюмок он не любил) Ты просрал, а мы с Шайтан-беком вместях с тобой отвечать  должны? Э-э нет брат, шалишь, такого уговору не было!
- Да Фрол – растягивая рот в скептической усмешке, кивнул второй, загорелый, видный собой восточный мужчина с небольшой чёрной бородой, и маленькой татарской шапочке на бритой голове – наше со Шкипером, принеси-подай, пошли на хер не мешай!  Мы люди маленькие, ты нас  сюда не путай!
С этими словами, Шайтан-бек налил водки и себе. Этот бухарец, состоял в шайке Фрола уже более шести лет, с тех пор как добрался сюда из Казани, где до того, несколько лет жил при своём господине, бухарском купце, от которого сбежал когда тот, пригрозил запороть его до смерти плетьми за то, что Шайтан-бек ( истинного имени его не знал никто) слишком часто засматривался то ли на жён, то ли на наложниц хозяина.
Тут, он прижился сразу, был исполнительным и не дерзил, очень любил женщин, от чего стал почти завсегдатаем борделя маман  Пенелопы. Вместе с тем Шайтан-бек хорошо владел ножом и пистолетом, иногда исполняя на ряду с прочими, функции наёмного убийцы или палача, по приказу Асмодея. Действовать в этом плане самому, бухарцу строго запрещалось, но он и не рвался.
Пил он несмотря на магометанство одинаково с русскими сообщниками, но в запои не уходил. На намёки про Бухару, отвечал всегда с тяжким вздохом.
- Нельзя в Бухару, там зарежут, или хуже того, грязным животным сделают, рабом!  А я рабом уже не буду, глотнул тут у вас свободы, и теперь всё, лучше смерть чем хозяйский сапог лизать!
Его понимающе хлопали по плечу  особливо те, кто был в бегах от лютости своих бар, и сокрушённо замечал в пьяном откровении.
- Эх ва-а.. Одна у нас теперь Шайтан-бек дорожка, друг за друга держаться, да по сторонам шибко глядеть, чтоб за задницу клещами не взял никто!...
И вот теперь,  сидя за столом у Фрола, у которого они со Шкипером  ходили в помощниках, Шайтан-бек отряхнув рукав своей дорогой,  ярко-красной рубахи подпоясанной таким же дорогим поясом, продолжал свою мысль.
- Ты начальный человек, большие деньги имеешь, и спрос с тебя большой, а мы тут не при чём, на нас тень кидать не надо!
- Ладно, забузили! –огрызнулся Фрол, понимая что правы помощники, и с них-то Асмодей ничего спрашивать не станет, отвечать за всё только ему одному, только ему…
Дверной колокольчик зазвенел резко и внезапно, от чего Фрол вздрогнул всем телом, а прочие лишь деловито обернулись в сторону выхода.
- Я гляну! – Танюха плавно вышла, и через минуту вернулась.
- Хрест! – коротко сообщила она.
- Один? – с тихой надеждой спросил Фрол.
- Вроде да…
- Запускай, Шкипер, подстрахуй! – бросил Фрол снова наливая себе водки. Танюха и Шкипер вышли, и скоро ввалились уже втроём, посередине держа в руке шапку, шёл Крест.
- День добрый! – тяжко вздохнув прогудел гость, и привычно пройдя за стол сел, налил себе водки, выпил и солидно закусил.
- Ну, и с чем ты Крест пожаловал? – уже чуть пьяным а потому не дрожащим голосом спросил Фрол.  Крест вытер рот рушником, цыкнул сквозь зубы, и проговорил.
- Асмодей, даёт тебе Фрол две недели сроку чтобы ты  как хошь, где хошь,  хоть рисуй хоть воруй, хоть на паперти клянчи, ну словом вернул бы ему просранные тобой 140 тысяч наших денег. Это я опускаю его другие слова на твой счёт, всё ж знаю тебя давно, и вот ещё что.  Найди откуда у тебя потекло Фрол, Садко со своими псами легавыми, не с проста там очутился, навела их какая-то гнида…  вот и найди её. Ну а коли не выйдет у тебя ничего, тогда уж не взыщи, что велено то и передаю: посадит он тя в глухом месте на кол, и будешь ты там дня три издыхать Фрол, всё, я тебе его волю передал, а ты думай да соображай, соображай и думай. Две недели большой срок, успеть можно многое Фрол!
Потерпевшего обдало горячим потоком, и мерзко заурчало в животе. Он быстро проглотил пол кружки водки, сразу стало легче.
- Как же я такие деньжищи-то верну, а? – убитым голосом просипел Фрол, но соратники молчали. Как же он захотел сейчас зажмурить глаза, а потом открыв их, очутиться в постели, и понять что это всего лишь страшный сон? Иль спустился бы ангел с небеси, да выручил его, а уж он бы всё тогда на храм отдал, да такие б молебны заказал, коих и в губернии не видели! Но нет, это не сон, а дикая  и страшная явь. Садко со своими псами… Фрол гневно бухнул кулаком по столу.
- Садко-подлюгу на ножи, лично выпотрошу тварину!
- Про Садко Асмодей ничего не приказывал! – поправил Кобыльского Крест почёсывая свою бороду – он велит вернуть деньги Фрол, ты послушай мово совету: занимайся деньгами, а с приставом этим потом решим. К тому же он не дурачок с ярмарки, сам поймёт что ему беречься надо, и будет на стороже. Шум и так на всю губернию идёт, а ты не ершись, тебе ещё иуду найтить надо, а Садко решим, придёт время…
- Крест верно сказал, деньги искать надо! – деловито вставил Шкипер, загребая ложкой икру.
- Да чего их искать, они вон в Управе, пойди да возьми! – улыбнулся Шайтан-бек, налегая на рыбу.
- Ладно мужики, пора мне, я передал что велено и шабаш! – Крест взял свою шапку и хлопнув ещё водки, вышел.
- Давай думать как из беды выходить! – мрачно прогудел Фрол, на что Шкипер покумекав, сказал.
- В три башки мы мало чего решим, надо нынче вечерком, а то и потёмнушке,  где-нить на окраине, у верного человечка на дому собраться, да сообща и  потолковать…
- Всех не надо, шпион среди всех может быть! – встряла внезапно Танюха, опасливо глядя на любовника. Тот чуть замер,  затем поглядел на неё, и впервые за пол дня улыбнулся.
- О! – он поднял палец в верх – баба, а понимаить… Точно, всех не надо, не к чему. Давай вспоминать кто вчерась с нами  в кабаке был, когда Лупатый прибёг, у?
- Ну мы кроме Таньки – буркнул Шайтан-бек – Сохатый, Рябой, Чирьяк, они заранее готовились, всегда курьерами бегали…
- Потом Серый от Гусяйского к тебе забегал, и сидел с нами когда Лупатый пришёл от Хруста – намрщив лоб и силясь чего-то вспомнить, забормотал Шкипер – потом мы допивать стали что было… Так, помню што Турок был, Кривой, и энтот, Буравчик-лях, пшекал чего-то своё… Вроде все, а там хрен его знает, туды-сюды все бегали-ходили, хто по нужде, хто проблеваться…
- Так, а не пили тока курьеры? – силясь вспомнить спросил Фрол.
- Ну пошти, так, по стакану махнули и всё – ответил Шайтан-бек – они же знали что нынче им за деньгами ехать, только время ждали…
- Короче говоря рыл было много, и любой мог донести – задумчиво  пробормотал Фрол.
- Эт каким ж образом, голубиной почтой? – усмехнулся Шкипер – Лупатый прибёг, сообщил,  стаакан хлопнул и обратно. Ты – он ткнул пальцем в Кобыльского – курьерам собраться приказал, ну, пол часа пока мудя прочесали, собрались, лошадку запрягли да поехали! Когда ж хто успел до Садко-то добежать?
- Или цидульку ему написать? – задумчиво шепнул Шайтан-бек. Фрол тяжело задышав сплюнул на пол и растёр сапогом. 
- Всё… ни  хера мы тута не решим сейчас, и кто сдал не найдём, пили вчера все, и ходили мелькали перед глазами, на кого не думай, всё пальцем в небо.
- Да Фрол, давай кумекать как казну нашу кровную, из полицейской Управы выручать будем, потому как мы нигде болей таких деньжищ не достанем! – вздохнул Шкипер.
- Ну давай решать! -  угрюмо согласился Кобыльский.
Эмилия Андреевна примчалась к Чирикину на всех парусах в десятом часу утра, то есть сразу после того, как Крест ушёл сообщить Фролу что у того неприятности по службе.  Впускала светскую даму уже Нюрка, и гостья чуть не бегом влетела в гостиную, но Фаддей Фаддеича там уже не было, а как пояснила горничная, хозяин де в кабинете работают.
- Я знаю где это! – зачем-то бросила Гокке, и подобрав платье ринулась туда.  Ювелир всё в том же обличии сидел за столом и что-то писал.  Увидев влетевшую как ветер Эмилию с выражением вселенской трагедии на лице,  он отложил перо, и молча указал ей на кресло рядом со столом, но чуть с боку от себя.
- Так это правда что мне сегодня рассказали?! Это ужас! Это кошмар! Это конец! – беглым огнём выпалила раскрасневшаяся  визитёрша.  Ювелир скрестил руки на груди, и глядя ей в глаза, задумчиво произнёс.
- Если ты о провале с деньгами этим утром,  то да, наши 140 тысяч фальшивок и четыре полудурка в придачу к ним, теперь в  полиции под крепким караулом…
- Позволь – побледнела Гокке – и ты так спокоен?
- Да нет дорогая, я не спокоен, я просто сижу и ломаю мозги, как это всё могло выйти? – так же тихо и величественно ответил ювелир.
- Но… надо же что-то делать! Надо спасать положение! Нельзя же вот так сидеть и ждать! – бурно жестикулируя, воскликнула Эмилия Андреевна.
- Угу, ну хорошо – кивнул ювелир не размыкая рук на груди – давай твои предложения, я готов их выслушать!
- Что? – тоненько уже пискнула Эмилия Андреевна непонимающе глядя на хозяина дома – Мои предложения?
- Именно, давай выкладывай что ты можешь посоветовать по этому делу, и как вернуть деньги! – не меняя позы повторил Фаддей Фаддеич.
- Ты издеваешься что ли? – чуть не плача воскликнула госпожа Гокке, и едва не вскочила с места  - Какие мои предложения?!  Я узнала  только что, и сразу к тебе, бросив все дела, мне прислали из Парижа новое платье, набор чудесной  парфюмерии, я забыла об этом и опрометью сюда, я…
- Страшные жертвы, невосполнимые! – ядовито мимикрируя лицом, прохрипел ювелир, на что гостья рассердилась уже открыто.
- Послушайте, ваши издевательства уже все границы переходят!!  Вы не смеете так обращаться со мно-о-о-й!! – задрожала губами Гокке, и расплакалась. От волнения, она даже не заметила что перешла с собеседником на  «вы», чего давненько уже не случалось. Рыдала Гокке минут пять, в течении которых Фаддей и бровью  не повёл, с места не сдвинулся. Проплакавшись и утерев лицо шёлковым платком который она тут же убрала в сумочку-мешочек, Эмилия Андреевна чуть смущённо произнесла.
- Извини, я просто очень испугалась… Услышала, и всё перед глазами поплыло, все планы рухнули!
- Это бывает, я тоже слегка растерялся! – ювелир встал с места и принёс с другого столика бутыль вина и два бокала, налил оба – Прошу!
- Благодарю! – шмыгнув носом сказала Эмилия, и жадно отпила, сообщник только слегка приложился.
- Что же теперь буде-то, а? – уже прежним голосом но с небольшими остатками волнения, спросила дама, глядя на собеседника. Тот отпил, и откинувшись в кресле, ответил.
- Деньги похоже мы потеряли навсегда, Хрустова тоже,  а с ним и крупный канал средств.  Это наше крупнейшее поражение за всё время что я здесь… н-да…
- Этот Садко, эта подлая ищейка, этот сатрап, прислужник тирана, его… Его надо убить, уничтожить – сверкая злобой зашипела Эмилия, сжав свободную руку в кулак – Я за это возьмусь сама, я покажу им всем что со мной шутки плохи, я не прощу этому полицейскому псу его выходки, он у меня кровью хлебать будет, он…
- Эмилия-а! – негромко позвал ювелир, и чревоизвержения угроз, оборвались на полуслове – Ты излишне увлеклась мечтами. Говорю тебе в который раз, не читай французских романов про благородных разбойников, особливо на ночь!
- Не читаю я ваших французов, почти! – буркнула в ответ гостья сделав пару глотков.
- У? А что читаешь, немцев?
- Немцев, у них они динамичные и страшные…
- Страшные это в смысле невозможно читать, или кровищи как на бойне? – чуть улыбнулся ювелир. В ответ красавица состроила ему кислую гримасу, а потом тревожно спросила.
- Так, а наше дело с золотом и камешками, оно что, отменяется?
- Нет, к чему же?  - ответил ювелир – Людей заменить не трудно, тем более что в эту ночь полиция не будет уж такой бдительной, на волне успеха всегда расслабляются, хоть на час, но теряют осторожность – пояснил Фаддей Фаддеич, снова отпивая из бокала.
- Ну слава богу, а то я уж думала ты всё отменишь, и велишь залечь на дно! – облегчённо выдохнула Эмилия.
- Нет-нет Эмилия, ты будь готова этой ночью, твоя решительность тебе понадобиться, докажешь её кстати в очередной раз! – ухмыльнулся ювелир.
- В Австрии, ты уже имел возможность в ней убедиться! – так же улыбнувшись напомнила вдова, и переспросила –А тут,  мы всё подготовили?
- Разумеется, Крест с Нюркой собрали что нужно, и что нужно приготовили. Фаддей Фаддеич Чирикин, таинственно пропадёт этой ночью, оставив полиции головоломку!
- Кстати о полиции, так что ж всё-таки с Садко будем делать? Так спустить ему это нельзя,  наши друзья нас не поймут если ему это всё сойдёт с рук! – нетерпеливо заметила светская львица. На это, ювелир устало ответил.
- У тебя моя дорогая, в последнее время, появилась какая-то нездоровая кровожадность. Мой совет, срочно завесть себе темпераментного любовника, но только не из поэтов и студентов, они весь пыл на клятвы и комплименты тратят.
- Опять издеваешься? – уже равнодушно и без обиды спросила Эмилия.
- И не думал, я серьёзно. Вот взять к примеру меня. Если бы я не имел любовниц, то при моей профессии я уже сидел бы либо в доме для буйно помешанных, либо сдох где-то в Латинской  Америки на баррикадах. А так я сплю с Веркой, иногда сплю с Нюркой, она кстати очень даже ничего, да подсыпаю время от времени с неудовлетворёнными жёнами местных дворян.  Это даже доктора рекомендуют. Когда у тебя кстати последний раз было рандеву  с мужчиной-то?
- Вы забываетесь! – густо покраснев то ли от вина, то ли от невесть откуда взявшегося смущения, прошептала дама допивая вино.
- Прошу прощения, просто наша с тобой дружба думаю даёт мне право на некоторые вольности? – хмыкнув вопросил ювелир.
- Ну, если они не заденут моей чести! – уклончиво ответила дама.
- Даже не коснуться! – заверил ювелир, и снова посерьёзнел – А насчёт Садко моя дорогая, то на этого умного и честного человека, у меня буквально сегодня, родились кое-какие планы..
- Их можно узнать?
- Можно, убить его мы всегда успеем, но для начала, надо попытаться сделать его своим,  или заставить работать на нас…
- Дохлый номер, он фанатик, служака! – отрезала дама.
- Ну ко всякому человеку, можно подобрать ключик, и ключик к Садко, я начну подбирать уже скоро, а пока всё внимание на камушки, и ваш личный театр.  Белугин это волчара такой матёрый, что может и не поверить, а посему,  достоверность должна быть на триста процентов!
- Ну мы ж уже всё обсудили, к чему повторяться? – устало отмахнулась Гокке.
- Повторить пройденное, никогда не грех! – напомнил Фаддей Фаддеич, и подытожил – А что касаемо денег,  то последний приказ я этому Фролу передал, но должен сказать что сделал это ради сохранения своего лица в обществе, и придётся видимо нашего Фролку заменить во всех смыслах!
Эмилия поняла что пора уходить, плавно поднялась, отставила бокал, и попросила её проводить. Хозяин снизошёл до того что открыл перед ней дверь, и она словно корабль поплыла на выход. В дверях на выходе, на неё прямо налетел запыхавшийся Крест, забормотавший на её возмущения невнятные извинения, и  светская львица уже не оборачиваясь пошла к своему экипажу, ожидавшему её на улице.
Известие о том что частный пристав Садко с двумя полицейскими прихватили с поличным компанию делателей фальшивых ассигнаций, к полудню уже облетело весь город, и теперь бурлило и клокотало горячим и густым варевом со жгучим перцем, в котелках слухов и сплетен. Валентин Егорыч  Хрустов, сознался что работал на Фрола Кобыльского,  на первом же утреннем допросе. Трое других курьеров, Сохатый, Рябой, и Чирьяк, продержались на допросе с пристрастием два часа, а потом охая и стоная показали на того же Фрола.
- Для него делали, и  через него сбывали-и…  о-о-о-х-х…
Однако при упоминании имени Асмодея, все трое бледнели как снег, и дружно отнекивались.
- Не, с ним не работали, хуть убейте-е!..
Садко поняв что на Асмодея они ни по чём не покажут, справедливо решил ограничится фигурой одного Фрола Кобыльского, благо прикрыть зловредный кабак, повод у полиции нашёлся железный. Глеб Сергеич с дюжиной городовых тот час же по оформлении всех показаний, ринулся к Фролову кабаку, но опоздал на какие-то десять минут, застав там одного лишь Гришку полового, который сказал что хозяин спешно собравшись куда-то ушли-с.
- Хм, и куда же это они ушли-с? – досадуя на себя, спросил у слуги следователь, пока городовые начинали обыск.
- Не могу знать-с, я тута недавно-с! – невинно глядя на пристава, ответил половой. Глеб Сергеич понял что дальней диалог тут, уже не имеет смысла.
- Этого в камеру до выяснения, а кабак после обыска опечатать, и под двойной караул! – холодно распорядился пристав, и не обращая больше внимания на начавшиеся причитания полового, шагнул далее в помещения, поприсутствовать как положено  на обыске.
Полицмейстер поначалу не поверил в такую удачу, когда ему о сём доложил дежурный утром.
- Ай да Глеб Сергеич, ай да молодец, вот это улов! – одобрительно покачал головой полковник, и приказал как только Садко вернётся из кабака, что бы немедля был к нему. Ближе к полудню, садко к полицмейстеру всё же заглянул. Вадим Григорич не стал ходить вокруг да около, а поблагодарив для начала подчинённого за расторопность, поинтересовался откуда тому стало известно о вывозе денег?
- Пришла записка от агента Ерша! – чётко ответил пристав.
- Очень хорошо, Ёрш ценный сотрудник, по пустякам не проявляется  - задумчиво проговорил полицмейстер, и спросил кто ещё в курсе этой записки?
- Только унтер Скворцов, но он не болтлив, да и упреждён уже мной – и чуть помявшись, сам спросил у начальника – Вадим Григорич, а вы сами-то этого Ерша в лицо знаете?
- Разумеется, я же внедрял, я ж его и курирую, а вас что-либо смущает?
-- Да нет, просто он иногда информирует меня, хотя мы с ним и не знакомы, и как он выглядит я не имею понятия! – слегка улыбнулся пристав, стоя вместе с полковником у стола последнего.
- Я дал Ершу такое указание, ну во-первых доверяю вам, а во-вторых, в случае чего Ёрш прямиком обязан будет выйти на вас.
- Это радует – неопределённо кивнул Садко, и подумав чего-то, предположил – судя по вчерашним событиям, Ёрш узнал об выемке денег у делателя буквально в последний момент, едва-едва успел предупредить… не мог ли он этим навлечь на себя подозрение?
- Навряд ли, Ёрш опытный сотрудник, был в деле и ни чем себя не выдал. Да и маскировка, и легенда у него отменная, встретишь где подобного, ну шантрапа-шантропой, и не подумаешь даже!
- Ну тогда я спокоен – сказал Садко. Полицмейстер жестом предложил присесть, и когда оба опустились на мягкие стулья, Белугин как-то мрачновато заметил.
- Вам Глеб Сергеич, теперь же надлежит быть осторожнее, этих перехваченных тысяч, вам могут и не простить, очень уж вы их крупно пощипали!
- Я по роду службы всегда на стороже, и на лаврах почивать как говорится не привык, так что разумеется по сторонам-то смотрю, хотя от судьбы не уйдёшь. Что на войне пуля шальная или осколок, по глупому  убивали товарищей на глазах не однажды, что на нашей службе случается гибнут сотрудники, никто ж не застрахован!
- Может вам охрану дать, унтера шустрого под видом помощника приставить? – тихо предложил Белугин.
- Это лишнее Вадим Григорич, да и помощники у меня в части свои имеются, к чему людей отрывать? – отказался Глеб Сергеич, и  чуть помолчав добавил – Пусть они нас бояться, а там как бог даст!
- Ну, за сим не смею задерживать! – оба поднялись –Да, чуть не забыл совсем – хлопнул себя по лбу полковник – а куда вы бумажки-то фальшивые  поместили?
- Распорядился доставить в гарнизон, и там в сейф под усиленный армейский караул. Я полагаю что там надёжнее  чем если бы они тут в Управе хранились?
- Ну и чудесно, вы правильно поступили, пусть там и хранятся у военных, пока в губернию их не отправим! – полицмейстер пожал приставу руку, и они распрощались.
У обитателей дома на Судейской, этот день начался обыденно и неприметно. После завтрака все высыпали во двор и сад размять кости и выгулять лошадок. Из соседних дворов доносились звуки точно такой же суеты: ржали кони, брехали собаки, ругались и спорили люди, жужжала пила и хрюкали свиньи. Средь всей этой музыки, временами выплёскивался задорный женский смех, и звон дурно настроенной гитары, пахло дымом костров, печей, и самоваров. Словом, живое появление всех жильцов секретного дома в своём дворе  и саду, не только никому не бросилось в глаза, но на это никто и внимания-то не обратил.  Спустя час после того как егеря заняли себя всякими полезными и нужными вещами, поручик Уличев вспомнив вдруг чего-то, громко сказал.
- Ребяты, а у нас того-с, провиант-то к концу подходит, надо кому-то на бричку да в город за харчами лететь!
В добровольцы сразу же записались Пал Палыч с Сан Санычем.  Уличев с Куценко даже лошадку им в бричку запрягли, помогли пустые корзины  погрузить, да благословив в дорогу, с почтением открыли ворота.
- В кабаки не заходить! – грозно шутливым басом пригрозил Неждан, когда транспорт выезжал.
- Не переживайте поручик, мы кабак с собой захватим, и сюда привезём! – отбив выпад, хмыкнул на ходу Сан Саныч. Фуражиры вернулись в расположении части через два часа, нагруженные самым свежим провиантом, и ещё более свежими новостями. Вначале разгрузив всё да приготовив лёгкий закусон с выпивоном, расположились кружком прямо на траве как бывало в молодые годы, и выпив по порции лёгкого винца, приготовились слушать, чего там у них в городе стряслось за ночь. Домоседы услышали от бывших на вылазке товарищей жуткую историю со стрельбой и громом, о том как полиция перехватила ночью  воровской транспорт с фальшивыми бумажками на сумму четыре миллиона рублей ассигнациями.
- Чего?! – с немалой долей сомнения в голосе, на распев переспросил Кубанин.
- Чего… того! На четыре мильёна говорят Садко-то наш фальшивых денег задержал, во как! – не совсем уверенно повторил Пал Палыч, грызя колбасу с хлебом.
- Гм, мне одна деталь интересна – хмыкнув заметил Неждан – На чём они, злодеи-то, эдакую страсть деньжищ везли, на слоне?
- Ну мы за что купили, за то и продаём! – продолжал отбиваться Сан Саныч, плеская себе вина в кружку.
- Брехня! – махнул рукой Куценко.
- Колокол льют! – согласился с ним Зорких.
- Ну так мы же не утверждаем что всё так и было как на рынке говорят – заметил Пал Палыч – но что-то же за этим определённо есть!
- Да понятно что какой-то кипишь ночью был ! Вопрос как именно он там был?  - высказал мнение прапорщик Чеканов.
- Гм, ежели поехать черепушкой набекрень да поверить в четыре мильёна,  то появляется самый главный вопрос господа – делая театрально-серьёзную мину, проговорил Уличев, жестикулируя вилкой с куском рыбы на ней – в каком номинале ассигнации-то были?
- Ну если по тысяче, то вполне в одну бричку могли в мешке уместить – прикинул Пал Палыч, на что Неждан тут же возразил.
- Н-да? По тысяче? И куда ж ты после денешься с ими, в уездном городе-то?  Будешь по всем трактирам да лавкам с «государственной» в руке бегать  «Разменя-а-а-а-йте-е  Христа рад- и-и -и!» - козлиным голосом изобразил в конце Неждан, от чего вся компания разом грохнула смехом, а Кубанин даже поперхнулся слегка.
- У-у… Уличев твою ж мать, нашёл ты чёрт оскобленный когда смешить! – запив вином свой кашель, и утирая слёзы, попенял ему Михаил.
- А вообще-то господа – обычным уже голосом продолжил Уличев – если взаправду полагать что наши ночью курьеров с фальшивыми бумажками накрыли, то озвученную бабами на рынке сумму в четыре мильёна, смело делите на десять, могу даже биться об заклад!
- Да ничем мы господа-офицеры, биться тут не будем – отрывисто сказал вдруг Сан Саныч  - ни об заклад, ни головой о стену! Григорич придёт, да всё и разъяснит, на четыре мильёна там ассигнаций тех было, или на четыре рубли медью…
С таким соображением согласились все.  Белугин появился правда только к вечеру, часу в пятом, всё в том же  дежурном маскараде, сразу всех предупредил что он не надолго, хотя от бокальчика вина и не отказался. Выпив и едва начав рассказывать о ловком приставе перехватившим 140 тысяч фальшивых денег, как слушателей буквально прорвало непонятным вначале смехом.
- А-а-а!... Четыре мильёна-а!!...
- Ой братцы не могу-у!!
- Барон Ротшильд-то погорел, вот умора-а-а!!..
- Ну и здоровы тут у нас брехать-то, а-а???
- А ну заканчивай ржать-то!! Вы чего, перепились тут от безделия что ли? – не понимая причин смеха, слегка возмутился Белугин, оглядывая трясущихся подчинённых.
- Ох погодь Григорич, погодь дай проржаться! – вытирая слёзы попросил Неждан – Сей момент всё разъясню, сам ржать будешь!
Через минуту, поручик коротко, но обстоятельно, посвятил командира в обывательскую версию ночного происшествия с фальшивыми бумажками. Белугин слегка улыбнулся, но хохотать не стал.
- Да-а, 140 тысяч до четырёх мильёнов раздуть, это у нас умеют, это мы можем! – пояснил он.
- Ага, Уличев этот бред говорит на десять делите, а там больше чем на двадцать получилось! – хмыкнув подметил Кубанин.
- Так егеря, поржали а теперь к делу! – сухо сказал полицмейстер и пояснил – Садко Глебу Сергеичу, может грозить опасность.  Фрол этот пешка, деньги нами перехваченные, Асмодееву обществу предназначались, это как пить дать. А посему,  Садко могут постараться отомстить так или иначе, следовательно вам други мои, надо будет иногда негласно охранять, или вернее приглядывать за нашим приставом, мало ли чего? Он хоть и сам не пальцем деланный, но предосторожность лишней не бывает.
- По ночам возле его дома в секрете посидеть, да днём по улицам его незаметно поводить, это вполне можно сделать! – уверенно кивнул Уличев, и тут же вызвался этой же ночью квартиру Садко и посторожить.
- Добро! – кивнул Белугин и добавил – а днём, если он куда с городовыми направляется, пасти не надо, пустое это. И вообще всё это я так, для подстраховки делаю, на большее просто нет возможности, н-да…
- Ну, за сим всё друзья, считайте что горячая пора у вас началась. Всех недругов вы за эти недели изучили, теперь начинаем работать по ним вплотную, но осторожно, архив и Асмодея упустить нельзя, иначе всё на смарку и всё напрасно, даже если передушим-переколем весь гадюшник! Архив господа, он и через сто лет беды наделать может не малой, так-то вот!..
Когда полковник ушёл, егеря не спехом собрали весь бивуак, и перенесли всё в дом, где Неждан заварив себе хорошего крепкого чая, вдосталь напился его в прикуску сахаром. Вина  себе он больше уже не позволил, в дозор и секрет, он привык ходить на трезвую голову.
Садко, сидя у себя в части, в своём небольшом как закуток кабинете, размышлял о деле которое вёл. Зная уже из приватного разговора с полицмейстером о том что убитый Бурцев за два месяца до смерти поссорился с Эмилией Гокке,  он напряжённо думал а не пересекались ли все предыдущие 13-ть жертв «кровавой карты» со светской упырихой? ( так он невольно назвал про себя госпожу подозреваемую) Двенадцать убитых были людьми из общества, и только 13-ая, предпоследняя жертва, юная горничная одной городской дворянки. Проверить всех, гора времени уйдёт, а привлекать помощников нельзя, сведения уйдут к преступникам, и тогда провал по всем фронтам, тогда амбец!..
Если только проверить ту молодую княгиню что отказался убивать впоследствии спившейся да умерший палач, как там её?  Глеб Сергеич поискал на столе бумагу и прочитал. «Анастасия Николаевна Речевская, 25-ть лет, замужем за князем Речевским Платоном Петровичем 36-ти лет. Двое детей Сашенька и Машенька». Так, Сашенька это сын или дочка? Писарчуки чёртовы, сколь раз было говорено что в таких именах пол ребёнка указывать надо!  Ладно, это мелочь. Есть дом в городе по улице Большая Дворянская №112, и имение в 12-ти верстах от города.
Угу, это есть. Так, а хозяйку убитой горничной у нас как зовут? Ну-ка ну-ка… Ага, вот. Петрова Татьяна Ивановна, 51 год, вдова, два сына служат в кирасирах, небогатые дворяне, имеется одноэтажный каменный дом, просторный с садом и т.п. по улице Купеческая №38. Так-с… вот их-то пожалуй и проверим, они ближе всех живут, а прочие по уезду и даже в губернии двое проживали. Ну с теми можно запрос в жандармскую команду послать.
- Обедать или не обедать? – вслух спросил себя Садко, и решил что с обедом успеется, а пока мысль не остыла, надо её перепроверить.  Быстро покинув кабинет, Глеб Сергеевич взяв с собой одного городового, помчался на извозчике на Большую Дворянскую №112, решив прежде начать с княгини Речевской, молясь по себя дабы она оказалась в городском доме а не в поместье.
Глубокой ночью, к чёрному ходу дома Эмилии Гокке, подкралась из погружённого во мрак сада, зловещая тень крепко сложенного человека, одетого в тёмный полукафтан, и вообще во всё тёмное. На лице у неизвестного была полумаска. Человек поднялся по широким деревянным ступеням к двери, и прислушался. Постояв так с минуту, неизвестный достал из кармана обычный ключ, приглядевшись по лучше вставил его в замочную скважину, и дважды плавно повернул. Дверь абсолютно не скрипнув отворилась, и впустила ночного визитёра. Внутри он двигался медленно, привыкая к темноте, но скоро совсем освоившись, неслышно прошёл в людскую, в ту половину на первом этаже, где жила прислуга.
- Так, где эта комната, ага… вон и белая ваза у двери, ну Эмилия… - хмыкнув прошептал неизвестный, и подошёл к двери  той комнаты, где жила новая, две недели как нанятая хозяйкой третья горничная, молодая женщина лет тридцати. С лева от двери, на небольшом постаменте, стояла высокая белая ваза из фарфора.
- Ну-с, начнём – пробормотал взломщик, и решительно толкнул вазу, что бахнув об пол в такой мёртвой тишине, разорвалась казалось словно граната.
- Кто там? – раздался сонный женский голос, и послышался скрип кровати – Эй!
Взломщик ещё пару раз наступил на черепки, и они с мерзким скрежетом по крошились.
- Да кто там грохает чем? – уже ближе к двери раздался голос горничной, а неизвестный быстро стал у стены за дверью, и в правой руке его тускло блеснул нож.  Щёлкнув задвижкой дверь открылась, ярко вырвался из мрака огонь свечи, что держала в левой руке выходящая из комнаты горничная, на крепкой и ладной фигуре которой была обычная ночная рубашка без рукавов, а на голове белый чепец, придерживающий густые и спадающие на плечи рыжеватые волосы.
- Кто тут что? – успела спросить она и глянув себе под ноги заметить черепки. Ахнуть и удивиться, служанка уже не успела. Человек в чёрном быстро отделился от стены, и в долю секунды оказавшись за спиной женщины, левой рукой крепко зажал ей рот и рванул на себя, одновременно с этим нанося короткий, но сильный удар  ножом в печень. Грохнулся на пол подсвечник поглотив мраком потухший огонёк свечи, горничная лишь едва слышно сдавленно вскрикнула, судорожно схватилась своей рукой за руку убийцы, тот ещё пару раз дёрнул голову жертвы на себя, и всё, тело обмякло, руки безжизненно упали вдоль, колени подогнулись, и преступник ослабив хватку, с тяжёлым стуком уронил тело, которое упало  полу боком, разметав по сторонам руки, и согнув в коленях красивые но уже не живые ноги. Убийца оглянувшись по сторонам убрал нож во внутренний карман, и торопливо покинув людскую, растворился во мраке спящего дома…
Неждан, сидел в дозоре на квартире Садко уже четвёртый час. Густые заросли жёлтой акации, надёжно укрывали егеря от любых случайных глаз, а он, очень хорошо видел дом и все подступы к нему. На пост, поручик Уличев заступил в сумерках, когда смог незаметно занять свою позицию. Едва минуло пол часа, приехал Глеб Сергеич на извозчике, и с ним молодая красивая женщина, которую Уличев впрочем не знал.  Извозчик уехал, а влюблённые поцеловавшись, воркуя пошли в дом.
- Да – вздохнул егерь – всюду жизнь… Я вот только  чегой-то себя забросил! – после этой самообличительной фразы поручик  ничего более не говорил, а весь превратился в наблюдение. Сидеть в засаде, егерь мог не только часами, но и сутками, если того требовала обстановка. За годы войны, Неждан привык ко всему, а выдержка у него как и у большинства его сослуживцев, была железной. А здесь и сейчас, посидеть в секрете каких-то несколько часов, для него  являлось сущим пустяком. События приняли необычный оборот, когда на востоке, уже забрезжила заря. К дому, с шумом и грохотом подлетела полицейская пролётка, из которой выскочил один унтер, и подбежав к окну, во всю дурь начал садить по раме. Недовольно забрехали собаки, через минуту окно приоткрылось, и гневный женский голос прогудел.
- Да ты что идол усатый так бузуешь, а?! Помешался что ль совсем, изувер?! Ить люди ж спят, турок чёртов!
- Ты баба не ори! – грозно цыкнул унтер – Буди Садко, срочно мол скажи, беда в городе, живей лахудра!
- Сам ты лахудра, блять! – сдавленно прилетело в ответ, створки прикрылись, а уже минут через пять, из воротной двери быстро вышел сам Глеб Сергеич,  на ходу застёгивая мундир.
- Ну, не ори на всю улицу-то, болван, говори тихо что случилось? – недовольным  от недосыпа голосом рыкнул пристав. Унтер, наклонившись чуть ли не к уху начальника, что-то быстро ему загудел, а когда закончил, Садко ошарашенно воскликнул.
- Ух ты ж ни хера себе! Едем  живо!
Они оба прыгнули в пролётку, и через пять секунд, исчезли в утренней синеве ночи.
- Н-да – протянул поручик покидая свой пост  - Знать и впрямь стряслось в городе что-то совсем поганое, коли нашего пристава, от красавицы такой оторвали.  Я бы на его месте тоже злой был! – рассуждал так Неждан, оставляя пределы усадьбы, и спешно шагая на Судейскую, справедливо полагая что такой же бодрый подъём сейчас может твориться и в доме его командира, Вадима Григорича Белугина…


                Х                Х                Х



Торопливый, и где-то даже панический грохот в двери спальни,  разбудил полицмейстера ни свет ни заря в тот момент, когда он мирно и сладко, почивал в нежных объятиях своей очаровательной супруги. Вадим Григорич по старой, ещё военной привычке, проснулся от шума сразу, осторожно разомкнул объятия замурлыкавшей и тоже начавшей просыпаться жены, и вылезши из под одеяла, сел на постели потирая лицо рукой.
- Нучего там кто бузует?  В чём дело? – недовольно воскликнул полицмейстер в сторону двери.
- Бяда Вадим Григорич!  Тама зарезали двадцать человек, да ваши из Управы пришли, одевайтесь скорея! – донеслось из-за двери испуганным голосом дворового человека Степана, служившего в доме уже 20-ть лет.
- Чего?! – обомлел Белугин приподнявшись на постели – Кого где зарезали?  Ты чего мелешь-то, дурак?  - переспросил полицмейстер, спешно натягивая домашние брюки, одновременно успокаивая взволнованную супругу, обеспокоенно приподнявшуюся на локте, и сонно глядевшую на мужа.
- Спи моя родная, это по службе!
- Дык ето, Вадим Григорич, тама городовые внизу стоять, говорят двадцать человек ночей зарезали, а Садко уже у этой, как бишь её… с басурманской фамилией, Коке.. иль.. забыл!
- Гокке? – накидывая халат поправил полковник идя к двери.
- Во-во, Гокке, не запомню никак!
Дверь открылась и взору Белугина предстал Степан со всклоченной бородой и волосами,  да исподнем и с канделябром в руке. Он машинально шагнул было в спальню, но хозяин легко оттолкнув его в грудь, вышел за пределы опочивальни сам.
- Ну куда ты прёшь-то, скотина? Глаза-то разуй! – гневно но не очень крикнул полицмейстер, и не дав дворовому пробормотать дежурные извинения, строго переспросил Ну, чего там кто пришёл, говори толком дубина!
- Полиция ваша внизу, вас срочно требуют, Вадим Григорич, Садко говорят у Гокке энтой, и вроде как за вами послали, тама у них всех насмерть зарезали!
- Ступай скажи чтоб ждали, я выхожу! – быстро бросил Белугин,  поняв что в городе произошло что-то серьёзное и даже страшное.  Степан, кивнул и спешно пошлёпал босыми ногами вниз,  а полковник торопливо вернулся в спальню, и торопливо стал одеваться.
- Вадим, что там случилось? – с тревогой переспросила жена, поправляя рукой густую копну длинных, волнистых волос, ниспадающих ей на плечи и грудь.
- Да похоже ограбление с убийством, но пока я точно не знаю,  ты спи Аня, спи родная, я вернусь и всё тебе расскажу! – цепляя шпагу пообещал муж, и поцеловав жену в губы схватил шляпу, и убежал.
- Боже – разочарованно прошептала Анна Леонтьевна – ни днём ни ночью покоя нет! У других мужей служба как служба, а тут с самой войны как тряслась со страху, так и трясусь… Все эти вызовы… расскажет он, угу… Да мне подружки сами в салонах всё расскажут…
Через две минуты Анна Белугина ровно и крепко спала. Её муж, сбежав вниз в переднюю, увидел двух унтеров, один из Управы, а второй из части Садко.
- Ну что там у вас? Какие двадцать человек зарезали?  Докладывайте коротко и по существу!
Старший унтер как человек служилый сразу всё понял, и торопливо но внятно, поведал начальнику следующее.  К настоящему времени, то бишь к пятому часу утра, в разных частях города, совершено восемь вооружённых налётов на дома состоятельных граждан. Пять нападений на этом берегу, и три в Заречной слободе, итог печален: четверо убиты в домах (у Гокке горничная и один из лакеев) у городского головы один лакей, и на левом берегу у дворян  Купцовых, так же убита горничная. Семь из восьми налётов прошли удачно, а вот на восьмом вышла осечка. Служанка, встав зачем-то ночью, увидала через окно чужих людей во дворе при полной луне, да подняла тревогу. Хозяин дома, купец 2-й гильдии Краснобородов Демьян и два его сына, стали защищаться и палить из окон в злодеев, а те в них, и один из троих воров был убит, прочие бросились наутёк. На шум пальбы, спешил как раз на выручку полицейский патруль, который и наскочил на убегавших воров.  В завязавшейся схватке один из преступников был заколот саблей городовым Петровым, а другому удалось скрыться. Ранен в руку оказался и один из полицейских. Садко был вызван к дому Гокке, сам теперь там и очень просил Вадима Григорича приехать туда, вам мол будет любопытно. А по остальным домам околоточные да квартальные работают, опыт есть! Всё это, унтер выпалил за две минуты.
- Едем! – не теряя слов, приказал полицмейстер и шагнул на выход.
Уже сидя в экипаже, Вадим Григорич тревожно размышлял о произошедшем. То, что налёты случились в одну ночь, говорит о многом. Во-первых, Асмодей решил показать силу, хотя и дураку ясно что эти акции планировались заранее. Во-вторых, на этом могут сыграть собственные полицмейстера недруги в губернии, и попытаться повалить его под трагические вопли «Куда смотрит полиция? Чем занят господин Белугин? Своё ли место он занимает?». Это будет пожалуй вероятнее всего, хотя не так просто как некоторым думается. И в-третьих, просто разовая акция, просто направленная на банальный грабёж. Только почему вот в списке жертв оказалась Эмилия Гокке? Вопрос интересный, хотя вариантов всего два: либо она чем-то провинилась и  это акт устрашения, либо это просто дьявольский спектакль, прикрытие. Белугин сталкивался уже с подобным не раз, находясь на службе в Комитете Общей Безопасности. Но допустить подобное может только он лично, полковник Белугин!  Коллега Садко во второй вариант пожалуй и не поверит сходу.  Впрочем глупее, пристав от этого не станет, просто он так видит дело.
В доме госпожи Гокке никто не спал. Дежурившие у входа городовые,  разом вытянулись увидав начальство, полицмейстер кивнув им, быстро прошёл с сопровождающем его унтером в дом.  Внутри где только можно горели свечи и лампы. Навстречу уже спускался Садко.
- Доброе утро! – мрачно бросил Белугин, на что пристав козырнув, безнадёжно махнул рукой.
- Да какое уж там доброе-то! Вон чего по городу твориться, прямо погром какой-то!
- Так Глеб Сергеевич, давай подробно! – попросил Белугин.
- Пройдёмте к первому трупу, в людскую, там горничную убили!
- Извольте…
- Вошли с чёрного хода, открыли своим ключом, замок цел – с расстановкой начал Садко пока шли по проходу – в темноте видимо попали не туда, и вот, извольте любоваться! –   показал рукой пристав когда уже подошли к месту трагедии, где возле тела убитой, стоял дежурный городовой.
- Я до вашего прихода трупы убирать не велел, мало ли? – пояснил Садко, когда Белугин склонился над трупом – Один удар сзади, сразу в печень и  сразу насмерть, она верно испугаться даже не успела, бедняжка!..
- Задели в темноте вазу дорогую, горничная на шум и вышла – бормоча начал Белугин, оглядывая черепки – дорогая вазочка-то, натуральный фарфор, и в людской стоит?  - полицмейстер поднялся – Белая, с небольшой позолотой, в темноте хорошо видна.
- Меня это тоже удивило, такие вещи господа в людской не держат, мало ли какая дура косорукая, грохнет дорогой предмет в несколько сот рублей?
- Прислуга что по этому поводу говорит? – спросил  полицмейстер, прикидывая что-то в уме.
- Виноват-с, про вазу не спросил! – смущённо сознался пристав.
- Спросите чуть погодя, но приватно, орудие убийства? – на вскидку бросил Белугин, окинув взглядом коллегу.
- Тут, судя по характеру раны, обычный нож-засапожник с широким лезвием, но точнее покажет доктор после вскрытия. А вот лакея наверху, в покоях госпожи, убили ударом сзади в шею, узким и тонким кинжалом, либо стилетом! – пояснил Садко.
- Кинжалом? – задумчиво переспросил полицмейстер – уличные грабители на благородное оружие перешли, вы не удивлены?
- Нет Вадим Григорич, не удивлён, разное в нашем деле случается-то! – убеждённо заметил пристав.
- Так-то оно так, да только у лихих людей либо шило, либо засапожник обычный, или гирька на бечёвке – перечислил Белугин, и переменив тему спросил – А что там с самой, э-э… пострадавшей?
- О, я нашёл её в жутком состоянии, избитую, в изорванной ночнушке, с кровоподтёками на запястьях, она крепко была связана как она сама утверждает, а прислуга подтвердила, они, слуги-то, и нашли её госпожу на полу на лестнице уже под утро…
- Любопытно, ну-с, пойдём потолкуем внове с жертвой! – сказал полицмейстер, на что пристав слабо возразил.
- А стоит ли тревожить? Она в нервном состоянии, была… Я правда всё уже с её слов записал, так что надо ли?
- Да вам её жаль что ли?  - сдвинув брови,  с некой иронией спросил Белугин.
- Да нет, просто она может сорваться в истерику, женщина же! – опасливо пояснил пристав, и как бы извиняясь, добавил – она видно не ожидала что и её так жестоко ограбят, да ещё и с убийствами!
- Да, иногда зло возвращается – согласился полицмейстер – и тем не менее мне будет лучше  ещё разок побеседовать с жертвой… нападения – тактично пояснил Белугин, и первым пошёл на верх, пристав за ним.
Пострадавшая, уже придя в себя, сидела перед зеркалом и приводила в порядок избитое лицо. Правда понятие «избитое» можно было применить к госпоже Гокке очень условно. Когда полицейские снова вошли и она повернулась в их сторону, Белугин заметил чуть припухшую левую щёку, разбитый уголок губы, и красные полосы на запястьях. Труп лакея в красной ливрее всё ещё лежал там же где и был, слева от входа, возле камина под присмотром дюжего городового.
- Вадим Григорич, пожаловали наконец? – с ядовитой  иронией  протянула Эмилия, нервно заблестев глазами – Как это всё вы теперь объясните?
- Я тоже сударыня рад вас видеть в добром здравии! – чуть склонил обнажённую голову полицмейстер проходя вперёд – А теперь соблаговолите  рассказать мне, всё что у вас тут стряслось!
- Да я же уже рассказала всё Глебу Сергеичу и он всё записал, точнее ваш унтер писал, или как его там, я не знаю… Глеб Сергеич спрашивал, а я отвечала…
- И тем не менее, расскажите сударыня мне теперь вашу историю, и с самого начала, процедура того требует! – вежливо пояснил Белугин.
- Господи, ну хорошо! – трагически всплеснула руками Гокке – Я, проснулась среди ночи от того, что кто-то шарил в спальне.  Вскочила, хотела зажечь канделябр, но на меня напали сзади, зажали рот, но я укусила одного, вырвалась, и тут они меня ударили по лицу…
- Сколько их было?
- Я видела троих…
- Уверены?
- Я видела троих! – упрямо повторила Эмилия, и наградив полицейского грозным взором, продолжила – Ударили по лицу, и стали вязать руки за спиной, и рот какой-то тряпкой завязали. Я так и подумала что изнасилуют…
- Обошлось? – сочувственно спросил  Белугин.
- Слава богу! – не уловив иронии, махнула рукой дама – И тут откуда-то лакей мой, Анисим влетел, видимо встал зачем-то, или чего-то услышал, и сразу на негодяев кинулся. Но увы, один из них поразил его сзади ножом, и убил… На моих глазах, боже – женщина прикрыло рукой лицо, а затем продолжила – Потом они стали угрожать мне оружием и бесчестием, требовали где я спрятала свои бриллианты и золотые украшения… Пришлось сказать им что ларец с драгоценностями спрятан в книжном шкафу, в потайном ящике, да вон, Глеб Сергеич уже осматривал его…
- Вы напрасно боялись за себя, Эмилия Андреевна,  вам кроме побоев ничего не грозило! – выдохнув пояснил полицмейстер, равнодушно глядя на  пострадавшую.
- В каком смысле? – не поняла та.
- Да в прямом, вы боялись вот что вас могли лишить чести, надругаться да изнасиловать?  Пустое, негодяи вас просто пугали…
- Ну знаете ли, я как-то не настроена была проверять их решимость! – сделав небольшую гримасу, заметила Гокке, на что полковник пояснил свою мысль.
- Тут ведь как Эмилия Андреевна, лезут в богатый дом где живёт молодая, красивая женщина ( хозяйка слегка посветлела) да ещё и горничные молодые…  Тут либо  насиловать либо грабить, совместить в вашем случае не получилось бы!
- От чего? – озадаченно спросила пострадавшая, положив руки себе на ноги.
- Да от того, их ведь трое было?
- Трое…
- Ну вот, пока то да сё,  пока вошли, горничную закололи зачем-то, сюда ворвались, с вами тут боролись-катались, лакея опять же убивали, вас зверски пытали, сокровища нашли да и смылись, так?
-  Я вас не понимаю! – начиная опять сердиться, проговорила дама.
- Ну времени у злодеев на изнасилование уже не было бы при всём огромном желании!  Сначала один, да за ним другой, да третий, да не по пять минут это делается-то, да не только в э-э… ( Эмилия чуть не побелела) В общем изнасилование женщины скопом, это долгая и суетливая процедура, так что вам она, ну никак не грозила! – с каким-то даже сожалением закончил полицмейстер.
- Я просто не знаю что сказать вам на это!  Вы либо безгранично циничны, либо никакого чувства такта не имеете, говорить женщине о сих мерзких подробностях! – задыхаясь от множества разных чувств, забормотала пострадавшая.
- Да не при чём тут такт сударыня, но вы взрослая женщина, и я только лишь рассказал вам как всё было бы на самом деле! Ведь если лезут в дом с намерением обесчестить хозяйку, то с этого как правило и начинают весь процесс, хм… Так, а кто вас нашёл утром и поднял тревогу?
- Когда негодяи ушли, я кое-как сползла с кровати и сумела добраться до открытой двери, да выползти на лестницу, где нарочно толкнула с перил вазу с цветами, ну прислуга и проснулась, а дальше всё!
- Ну что же, всё ясно, да, а на какую сумму похитили ваших ценностей? – уточнил Белугин.
- Порядка 50-ти тысяч…
- Ассигнации тоже взяли?
- Нет, про ассигнации они не спрашивали, да тут и немного их в доме, тысяч десять всего – устало ответила Эмилия, и вопросительно поглядела на полицмейстера.
- Ну Эмилия Андреевна, выздоравливайте, поправляйтесь, будем искать ваши сокровища и убийц… Н-да, а опись бриллиантов у вас имеется?
- Я уже взял её давеча – подал голос Садко, и полковник сказав хозяйке что на сегодня она ему пока не нужна, пожелал ей всего доброго, и в купе с приставом, пошли вниз.
- Глеб Сергеич, вы тут распорядитесь чтобы тела забрали, а я с прислугой побеседую кое о чём!
- Слушаюсь! – кивнул Садко, когда они уже спустились вниз, где полицмейстер остановил его, и спросил.
- Скажите друг мой, а вам в облике убитого лакея ничего странным не показалось?
- Нет, кроме того что убит он был, непривычным для воровских людей оружием, таким какие-либо иезуиты или прочие тайные общества могли пользоваться, но впрочем у нас в России, возможно всё!
- Про кинжал отдельный разговор – улыбнулся в бороду полковник, и  намекнул – а вот в его одежде, ничего вас не насторожило?
- Нет, а вас? – переспросил пристав.
Белугин оглянувшись по сторонам отвёл товарища на несколько шагов вперёд, и тихим голосом стал разъяснять.
- Ну вот горничная, была убита в ночной рубашке, а лакей этот Анисим, выглядел так будто и не раздевался вовсе, заправлен, застёгнут, чин-чинарём. Все спали, а он что? Во всём обломе на посту стоял? Или того хуже, услышал возню, и пока на все пуговицы не застегнулся, на помощь не пошёл?  Ведь коли слуга ваш серёд ночи вскакивает, как мой Степан нынче вот, то он едва чего-то накинуть на себя успевает, и в таком виде прибежит, а тут нет. Вот это и странно!
- Да, теперь когда вы всё пояснили, и мне странно – задумчиво согласился Садко – но куда вы клоните пока не пойму…
- А вы подумайте мой друг, вы подумайте обо всех странностях этого дела! Авось мы с вами в две головы и надумаем чего. Ну вы тут давайте заканчивайте всё, а я с прислугой потолкую, да поеду домой завтракать и сразу в Управу, разгребать чего за ночь наворотили!
Собрав всю оставшуюся дворню в гостиной, полицмейстер долго и обстоятельно, в течении почти трёх часов  разговаривал с ними и вопросы задавал. Выяснил полковник не многое, а именно что убитую горничную Агафью, наняли около двух недель назад, хотя и своей прислуги было довольно, но то господское дело, ей виднее. Характером и норовом Агафья показалась покладистой, воспитывала сынишку который жил пока в деревне у бабушки, а с кем тут общалась неизвестно. Анисим, тот уже года три служил, ничем особо не выделялся, лакей  и лакей. Характером?  Нет, не храбрец, а даже скорее напротив, да и подворовывал грешным делом. Удивило всех что он хозяйку защищать кинулся, думали он одно, ан вышло что геройский малый-то был! Ваза белая как у комнаты Агафьи очутилась?  Да хозяйка сама ей вчера её вручила, поставь дескать для красоты что бы, а то тускло тут в людской как-то! А раньше там ничего не стояло, никогда, место-то проходное, опасно. Вон беда-то и вышла с этой вазой будь она не ладна, хоть и дорогая. Шума борьбы никто не слышал, все спали как обычно, никто пьян не был, никто!  А почему не услышали, ну знать суждено так было, судьба. Жалко конечно Агафью с Анисимом, да и хозяйку тоже, вон как она перепугалась-то вся, да и убытков страшно сказать на сколько, и как только руки-то не отсохли у благодетельницы воровать?!
Домой, Белугин успел вовремя, завтрак только начинался,  и пришлось ему поведать все дозволенные рамками следствия, подробности о ночных преступлениях.
- Боже-е… ужас-то какой! – ахнули и жена и дочка.
- И Пал Никитича обобрали, вот это дела-а-а!
- Людей, людей Анечка поубивали аж четырёх человек, двух преступников я не считаю – пояснил муж, работая прибором – Мне теперь с этими делами много чего предстоит делать, так что дома пока буду бывать реже…
- Обрадовал! – с горькой усмешкой ответила жена.
Сказать что город после этой ночи забурлил, это значило бы ничего не сказать.  Не было в Ратиславле дома или кабака, где бы не обсуждалось это происшествие. Стало вскоре известно, что тела двух грабителей убитых при неудачном налёте на дом купца 2-й гильдии Краснобородова, были опознаны. Они имели самое прямое отношение к закрытому недавно Фролову кабаку, и оба часто крутились подле его хозяина, пропавшего сутками ранее. Полицмейстер засевший в Управе, поднял на ноги всех: полицию, пожарных, внутреннюю стражу, все стояли на ушах.  Пошли облавы по всем злачным местам и притонам. В одном месте захватили врасплох настоящих преступников в неприметном доме, в завязавшейся перестрелке были убиты трое и взято живыми двое негодяев, но как оказалось не тех. Садко с подчинёнными, очень внимательно, не упуская ни одной детали, работали с пострадавшими, стараясь зацепить хоть что-то. Глеб Сергеич за всей этой суетой, едва успел сообщить шефу во время короткого обеда, что вчера он был с визитом в городском доме у княгини Речевской Анастасии, которую должны были убить, но палач отказался, заплатив за это вначале имением, а затем здоровьем и жизнью. Он не стал скрывать ничего ни от неё, ни от её мужа Платона Петровича ( кроме имени основной подозреваемой) и тщательно поговорив с супругами, выяснил что молодая княгиня точно, ссорилась месяца четыре назад, но не с Эмилией Гокке, а с другой дамой, на балу у губернатора, когда они с мужем, гостили там у родственников. Но вот имени дамы она не помнит, ибо видела её впервые, да и ссора-то пустячная, одна другой не поверила на сплетни из губернской жизни, да чуть посмеялась над ней. Та правда вспыхнула, обиделась, назвала княгиню «всякой провинциалкой», да тем дело и кончилось. Оставив супругов Речевских в недоумении,  пристав поехал к Петровой Татьяне Ивановне, городской дворянке, у которой в апреле убили юную горничную. Но там, совершенно ничего не удалось добиться. Петрова мало где бывает кроме церкви, несколько подруг молодости, да прогулки.  Ни на балы, ни на вечера или рауты она не ходит, а живёт тихо и ждёт со службы сыновей, молясь богу чтобы минули их пули да сабли вражьи. И она сама не понимает за что могли её горничную убить, дескать простые грабители. Был ли жених у горничной она не знает, а подруг её и в глаза не видела.
Выслушав Садко, полицмейстер сказал что тут похоже пустой номер, во всяком случае ни искать ту губернскую даму, ни подружек-женихов несчастной горничной нет ни времени ни смысла: все силы бросаем на ночные ограбления, а там видно будет! Чуть позже, полковник посвятил пристава в свои соображения насчёт госпожи пострадавшей.
Уже поздним вечером, часу в десятом, Белугин и Садко сидя у первого в кабинете,  обрабатывали данные собранными полицейскими со всех ограбленных, в том числе и с Эмилии, к которой другой раз ходил по делу её околоточный. Сыщики искали некую общую связь меж всеми пострадавшими, и в начале 11-го, нашли её, причём оба сразу.  Оказалось что и госпожа Гокке, и господин голова слёгший с нервной горячкой, и купец Краснобородов, и дворяне Купцовы, и четверо прочих потерпевших, все водили самое тесное знакомство с недавно осевшим тут ювелиром Чирикиным Фаддей Фаддеичем, и получали от него платные консультации по поводу их бриллиантов и золотых украшений. Сей ювелир, хотя бы раз (а у головы так и несколько) бывал в домах ограбленных, где показал себя наилучшим знатоком предметов старины и антиквариата. Общая сумма похищенного, перевалила аж за 320-ть тысяч! 
- Что это Вадим Григорич, случайное совпадение, или ювелир причастен?  - потерев лицо спросил Садко.
- Ну ты же знаешь Глеб Сергеич, что такая тактика среди преступников не нова, а посему сделаем вот как. Сейчас ты, бери  из Управы человек шесть городовых с унтером, прыгайте в две пролётки, и летите к этому ювелиру, где он там живёт…
- Зезжая  99-ть! – подсказал пристав.
- Во-во, туда, и если он дома, задержать и доставить сюда, а в доме учинить самый тщательный обыск. Чую я что-отгадка где-то там, у ювелира. Жду вас с результатом здесь, домой не пойду, ну с богом!
- Слушаюсь! – щёлкнул каблуками пристав, и исчез. Вернулся он часа через полтора, чем-то очень озадаченный. Прямо с порога он сообщил шефу что в доме ювелира они нашли следы дикого погрома, обыска, и всюду густые пятна крови, признаки волочения тела, кровавые следы ног и рук,  и всё. Никаких ценных предметов кроме разбросанной всюду одежды, книг да поломанной мебели, не обнаружено. Дом и прилегающая территория обследованы весьма тщательно, соседи опрошены, но никто шума борьбы либо драки не слышал. Сотрудники оставлены там до утра, чтобы завтра днём, ещё раз всё там осмотреть. Ясно одно: обитатели дома на Заезжей №99 были жестоко убиты либо как свидетели, либо как не нужные сообщники, или же это всё какая-то дьявольская мистификация, чертовщина!  Убивать-убивали, но тел сроду не утаскивали, на что оно надо-то? Дневной обыск, думалось частному приставу, поставит точку в этом загадочном происшествии.
- Вот нам с тобой Глеб Сергеич, по всему видать сам Асмодей привет-то передаёт – задумчиво поговорил полицмейстер. Когда пристав закончив доклад, присел рядом на стул.
- Вы это серьёзно полагаете? – неуверенно переспросил Садко.
- Полагаю? Да я брат уже убеждён в этом – горестно вздохнул Белугин – сей оборотень много личин имеет, и похоже в одной из них, он имел удовольствие с нами общаться… Да, не удивляйтесь Садко,  надул он нас, крепко надул, мастерски, браво… Это всё разумеется между нами, версия так сказать, и требует проверки чтобы не сесть в ещё более дурацкую лужу. Теперь о нашей свами красавице…
- О Гокке?
- Ну а о ком же ещё могут приватно говорить двое офицеров полиции на  ночь глядя, как не о светской львице, госпоже Гокке? – с горькой иронией ответил Белугин и продолжил – Вы помните я вас давеча спрашивал о странностях в её доме? Так вот вам итог моих на эту тему размышлений Глеб Сергич… Она-упыриха, демон в человеческом обличии, Горгона, Ехидна, Василиск, людоедка, всё это можно сказать о ней совершенно определённо…
- То что она упыриха под маской милой женщины, я понял после убийства Бурцева – невольно перебил пристав, но полицмейстер плавным жестом его осадил.
- Не было Глеб Сергеич никакого ограбления её дома, а была чудовищная византийская комедия с кровавыми жертвами. Поясню. Дорогущая, в несколько сот рублей фарфоровая ваза в людской на проходном месте, стоять не могла. У Эмилии не могла, она же не тупая деревенщина что выскочила за купчика с капиталом в 500 рублей, мажет морду сметаной, и тащит как сорока что блестит, не глядя на ценность, нет. Гокке, это змея умная, в том правда плане, что дорогими вещами просто так не разбрасывается. Белая ваза в нощи, это маяк для убийцы, чтобы дверью не ошибся, и шум чтобы жертву выманить. Далее, эта несчастная горничная, тут в доме Гокке,  уже была лишней, справлялись без неё, а значит взяли её за ранее обрекая на смерть. Теперь лакей. Служил хоть и давно, но по отзывам прочих слуг, человек самый бесполезный изо всех. Ну держали так,  вреда дескать от него нету, пусть будет, авось да сгодиться на что, вот и сгодился, да.
Одежда на нём я уже говорил вам, была что называется служебного порядка. То есть не в исподнем в не застёгнутой ливрее он лежал там, а при полном параде. А это значит что не проходил он мимо, и вообще не мог слышать шума борьбы, потому как и борьбы-то никакой не было, иначе и другие бы слуги тоже всё слышали, как в иных домах было! А купец Краснобородов с сыновьями, так тот вообще отбился!
- А что же там по вашему было? – хмуро спросил пристав, осмысливая услышанное.
- А скорее всего, Анисим этот, был загодя предупреждён хозяйкой чтобы погодил спать ложиться, а заглянул бы как все угомоняться, к ней зачем-то. Ну такое иногда случается.  Анисим безо всякого заходит, «Чего изволите, барыня?» та ему на что-то указала, он повернулся, наклонился, а барыня ему кинжал тонкий в шею сзади р-р-аз-з, и готово! – Белугин легонько ударил ребром ладони по столу, но Садко и бровью не повёл – Вот и всё Глеб Сергеич, убила, заперлась на всякий случай, и села ждать сообщника, который был один. Тот явился, сымитировал  небольшой погром, связал красавицу натурально, до кровоподтёков, полный натурализм, где тот Шекспир? А для пущей убедительности, дал разок по морде, не сильно но чувствительно, да и покинул «ограбленный» дом. Для чего всё было нужно спросите? Отвечаю, чтобы госпожа Гокке предстала жертвой  наравне с другими, и даже хуже, у неё двух слуг убили, она пострадавшая, попечительница сиротского дома!  Да и подозрения всякие от себя отвести чтобы. С ювелиром-то этим она чуть не дольше всех зналась, да. И теперь полиции вообще сложно будет ей чего-то предъявить, свет над ней теперь станет охать-ахать, да пылинки  сдувать… Обезопасилась гадюка болотная!
Садко чуть подумав сказал.
- Ваша версия страшная и логичная, но настолько не вяжется с моим ходом мыслей, что я слегка растерян, и так сразу согласиться с вами простите пока не могу… Нет постойте, позвольте уж мне договорить…
- Ну извольте...
- …Гокке, она преступница, да. Да упыриха, но сама убивала вряд ли, она же не помешанная чтобы так рисковать? Приказать убить это одно, но убить самой, это простите другое. Я много встречал в жизни людей что на словах Робеспьеры, «всех рубить, всех казнить!» а на деле, салонные зазывалы. Хотя науськивать на массовые убийства они могут,  а самим пачкаться, это уж извините… Да этой-то Гокке на что так рисковать-то?  Я даже допускаю что всё так и было как высказали, весь спектакль, ибо нестыковок и я много заметил. Но то, что она лично сама убила человека, я пока сомневаюсь. Но  не потому что она в моём понимании какая-то необыкновенная, нет.  Всё проще, просто по моему разумению, такие люди как Гокке, сами рук в крови не пачкают, вот и всё. Они предпочитают убивать чужими руками.
- Ну что же Глеб Сергеич, я уважаю вашу позицию, и где-то даже её разделяю, но спорить с вами не стану. Следствие правоту покажет. А пока, вон полночь уже, начало первого даже, езжайте домой и отдыхайте, завтра по утру, всё продолжим, доброй ночи! – полицмейстер встал, и протянул приставу руку.
- И вам того же! – Садко пожал её, кивнул, и щёлкнув каблуками, быстро вышел. А полковник домой пока не собирался, его рабочий день ещё не был закончен.
Звонок в дверь, поднял обитателей дома на Судейской в пол первого ночи, когда некоторые уже спали. Их удивил не сам визит командира с парадного входа, а то, что он сам был при параде, в своём натуральном виде, без грима.
- Что-то стряслось? – сразу понял Неждан когда позёвывающая братия, кто в чём,  за стол в гостиной внизу.
- Стряслось! – коротко ответил полицмейстер, и невольно улыбнулся  глядя на расхристанную компанию за столом, ну и вид! Кто в исподнем, кто в сюртуках-кафтанах в накидку, на ком вообще всё, и исподнее и сюртук на плечах, а Сан Саныч лучше всех: в длинной  рубахе до пят, и ночном колпаке с кисточкой, ну вылитый персонаж из комедии Мольера.  «Хм, ребята-а, ну не помрёшь с вами со скуки, ни в жизнь!»
Полковник коротко посвятил команду во все подробности происшествий за минувшие сутки, и поделился своим видением дела, добавив в конце, что Садко в способностях  красавицы-Эмилии,  сомневается.  Дав егерям погудеть минут десять, полковник объявил что завтра, их команда начинает действовать, более медлить нельзя, да и в любом случае время пришло, вне зависимости от развития событий. Первой в списке на тесное общение, стояла любовница Асмодея и преступница средней руки, Вера Афанасьевна Трепакова, 21-го года, большая поклонница толстых мужских кошельков. В ближайшие двое суток, надлежало как можно вежливее изъять Веру Афанасьевну из привычной для неё светской среды обитания, и познакомить с более суровыми реалиями городской жизни.
- Значит план как всегда простой, но затейливый! – начал излагать полковник, достав из внутреннего кармана несколько сложенных листов бумаги, и грифельный карандаш.
Два дня спустя, любвеобильная красотка Вера  Афанасьевна Трепакова, вышла из дверей богатого магазина «Моды и Шляпы Ройзмана С.И.» нагруженная коробками и свёртками с женскими сокровищами, шляпками, и полудюжиной новейших Парижских туалетов ( так по крайней мере уверял её старина Ройзман) Выйдя из магазина, она закрутила головой по сторонам, извозчик обещавший её обождать, отсутствовал самым подлым образом, скотина бесчувственная!  Да, она обещала что задержится лишь на четверть часа, но надо же быть выше мужского эгоизма, когда девушка попадает в мир шляпок и платьев!  Правда стоит вон какая-то бричка с кучером, но извозчик ли это, или хозяйку тут собственный кучер ждёт?
- Уехал ваш кучер четверть часа назад, говорит не может больше ждать! – услышала она голос сзади, и обернулась. Хм, среднего роста статный полицейский с чистым и довольно симпатичным лицом, но от чего-то в белых перчатках, непринуждённо улыбаясь и придерживая левой рукой саблю, тихо подошёл к обеспокоенной даме в шикарном парижском платье в талию, и проговорил.
- А не угодно ли вам сударыня, вон того малого взять?  Пять минут как пассажиров высадил, и заскучал уже. А то вам с вашими коробками будет туговато одной!
-  Ой, а вы можете его позвать? – умоляюще попросила Вера Афанасьевна уже строя полицейскому глазки  ( профессиональное!)
- Ну разумеется могу, как же не расстараться для такой красавицы? – охотно сказал полицейский, и сделав пару шагов в строну извозчика, махнув тому рукой, зычно крикнул «Подавай!». Лихач тут же повернул лошадку, и подъехал.
- Куда везти? – спросил извозчик, что хоть и с бородой, но тоже какой-то привлекательный.
- На Княжескую 18-ть, знаешь? – пропела красавица.
- Ну ещё бы, садитесь сударыня, домчим с комфортом, сиденья мягкие, лошадка резвая, беру недорого! – уверенно заметил извозчик. Полицейский оказался настолько любезен,  что помог даме погрузить все её покупки, и вдруг вспомнив чего-то, спросил у извозчика.
- Слушай борода, а ты не мимо трактира ли поедешь?
- Точно так ваше благородие, мимо трактира! – кивнул возница.
- О, это хорошо, тогда и я к тебе пожалуй сяду, а то я даже не завтракал сегодня ещё, вы не будете против? – робко спросил он у уже сидевшей на заднем сидении под поднятым верхом  дамы.
- Ну разумеется нет, как я могу отказать такому мужчине? – расцвела улыбкой Трепакова. Полицейский быстро сел, и сказав извозчику «Пошёл!»  расслабленно откинулся на спинку сиденья. Едва  бричка отъехала шагов на двести, как скучавший на противоположной стороне улицы дворник, подхватил свою метлу, и уже не оглядываясь по сторонам, бодро зашагал прочь.
Экипаж с седоками свернул с центральной улицы в переулок, и миновав его, выехал на другую улицу, не очень широкую, и какую-то полупустую.
- Эй, любезный, а ты это куда завернул-то, а? – недовольно воскликнула Вера Афанасьевна, на что полицейский, сунув правую руку себе в карман, ласково сказал.
- Да не волнуйтесь вы так, Вера Афанасьевна, едем куда нужно!
- Что?! – удивлённо воскликнула дама, повернув к попутчику своё красивое лицо, на которое в ту же секунду, быстро легла рука в белой перчатке с платком, остро пахнущим чем-то аптечным. Женщина вдохнула, закатила глаза , попыталась инстинктивно оттолкнуть руку с платком, но другая уже крепко обвила её сзади за шею, чуть надавила, и красавица вдохнув медицинского  аромата ещё раз, обмякла вся совершенно, провалившись в глубокий и ровный сон.
- Вот теперь гони Сан Саныч, живо! – крикнул полицейский, садясь ровно и убирая платок в карман.
- Домчим барин! Дое-еде-е-м! -   дурашливо ответил подпоручик, и стегнул лошадь.  А Уличев поправил у дамы съехавшую на бок шляпку, проговорил «Баю-баюшки-баю моя красавица, сладких тебе снов!» и просто откинулся на спинку, дело прошло отлично.

 

                *            *            *            *



…Наступивший  1807 год, оказался самым мирным и тихим в карьере наших егерей из батальона уже подполковника  Котляревского, стоявшего теперь на ряду с другими частями в Шуше, и стерёгший пределы Карабаха как от покушений персов, так и от внутренних мятежей и смут. В воздухе ещё долго витали сполохи от ссоры двух героев войны, Котляревского и Корягина, из-за разности мнений о поступке майора Лисаневича, убившего Ибрагим-хана. Котляревский объективно был не прав оскорбивши старшего и по годам и по званию товарища, но горячность  оказалась присуща обоим лихим воинам. Именно из-за неё, Котляревский и был отстранён от боевых действий с турками, во всю кипевших на Дунае, и в азиатской Турции.  Впрочем сам Карягин коему шёл уже шестой десяток, к тому времени сильно разболелся( сказались десятилетия войн и множество ранений) отстранился от службы, и отбыл домой.   Служба в Шуше отличалась от службы в Елизаветополе тем,  что тут надо было всё время держать ухо востро, верить новому хану можно было только при наличии в городе и Карабахе вообще, доброй партии русских штыков. Бойцы роты Белугина,  очень скоро стали замечать что их командир отчего-то спал с лица, потерял обычную для себя весёлость и бодрость, и стал писать много писем. Гадали-рядили что могло произойти, но долго ничего не прояснялось, пока однажды, совершенно случайно, не просочилось из хмельной офицерской среды  ошеломляющее известие, что их доблестный и храбрый командир, года три как тайно женат, и имеет крошечную дочку Лидочку, что живёт с матерью в Тифлисе.  Известие произвело эффект разорвавшейся гранаты. Господа офицеры, за дружеской  попойкой в часы досуга, живо интересовались у теперь уже штабс-капитана Белугина, о подробностях его женитьбы, и главное почему он «подлец этакий», всё это скрывал от боевых товарищей? Ожидали какой-нибудь закрученной интриги с похищением, ночами, верёвочными лестницами, шпагами и дуэлями, но действительность оказалась проще и скучнее.  Вышло так, что тогда ещё только-только подпоручик Белугин, полюбил дочку одного строгого и состоятельного полковника, которая сразу же ответила ему взаимностью. Однако родители девушки в лице папеньки, хотели для дочери более выгодной и богатой партии, и уже приглядели для своей Аннушки, подходящего с их точки зрения жениха, папочкиного сослуживца, да к тому же его ровесника. Бедняжка Анна совершенно растерялась, и уже была близка к панике. И тогда лихой подпоручик, взял дело что называется в свои руки.
- Ну егеря мы иль не егеря? Ганжу взяли, а тут невесту не взять? – деловито заметил он во время рассказа. Далее был небольшой увоз любимой в экипаже под видом прогулки, церквушка на окраине, и венчание.  Когда папенька полковник обо всём узнал, его от гнева, едва не хватил паралич ( ну это так говорили!) отпившись коньячком, папенька разразился было гневными угрозами в адрес зятя, и даже учинил секретное следствие, кто из сослуживцев помогал «Сему разбойнику  дочь увезть, и воровским образом обвенчаться?» Однако никто из взвода где служил обвиняемый, ни в чём таком не сознался, да мало того, все оказались наскрозь  честными людьми,  (особливо разведчики) да! На построении, они  так прямо и спрашивали друг у друга при грозном папеньки. «Эт не ты?» «Нет, не я, а ты?» «И я нет!» «Ну так и нет!». Папенька поняв что «с сими головорезами» толку не будет, взял со всех клятву молчать, да с тем и отбыл.  Так всё это и витало на уровне слухов да домыслов, а редкие отлучки офицера Белугина, относили к посещению любовницы ( ну все же мы люди, господи!) а на данный момент оказалось что в шестом году, у разоблачённого женатика родилась дочка, и буквально в последний момент перед походом в Карабах, он перевёз семейство в Тифлис, где родители жены уже смирившись со всем и горячо полюбившие внучку,  сняли ей домик, наняли прислугу, и Анна Леонтьевна  Белугина с дочкой Лидочкой уже ни в чём не нуждались.
А после Корягинского похода, изменилось отношение и тестя к зятю. Уже в конце зимы, по возвращении того из  трагического Бакинского похода,  суровый полковник пригласил зятя к себе домой на городскую квартиру,  и первое что сказал ему когда прошли в гостиную, были следующие слова.
- Кто вышел живым из рейда Карягина, тот ни трусом, ни недостойным человеком быть не может!  Лучшего мужа для Анечки моей, я теперь и желать не могу! Прости меня Вадим дурака старого, и обнимемся по родственному! – на том все недомолвки и кончились меж ними.
Услышав сию историю, офицеры недоумённо глядя на штабс-капитана, искренне удивлялись.
- Нет, вы поглядите на этого сатира, и он скрывал, а?
- Да не досуг как-то было трубить об этом, дело-то житейское! – пожал плечами Белугин, угощая товарищей вином.
В роте кто не знал, удивлялись лишь один день, а потом и думать про то забыли, подходили хлопоты и посерьёзнее! С персами хотя и тянулось вяло текущее перемирие, но турки наседали, да и на Кавказе вновь было горячо. Долгое время метавшийся между турками и персами, Имеретинский царь Соломон 2-й, поднял уже открытый бунт, снова зашевелились лезгины, неспокойно становилось и в Абхазии. Время от времени егерей поднимали по тревоге, но больше для демонстрации присутствия русской силы в регионе, чтобы ни у каких ханов или беков, не возникало соблазна поднять возмущение.
Известия с театра боевых действий приходили самые разные. Фельдмаршал Гудович, когда-то гремевший великими победами, особенно взятием неприступной Анапы, теперь же в силу возраста и почти 20-ти летнего отлучения в виду отставки от армии, жил лишь в основном отголосками ушедшего времени. К тому же, к старости он сделался упрям, вспыльчив и капризен. Его убеждённость в том, что одно его имя может привести мятежные области в повиновение, вскоре сыграло злую шутку и с ним, и с подчинёнными ему войсками.
Ставши на место Цицинова, Гудович демонстративно принялся критиковать всё что делал покойный наместник, похерил и переиначил многие цициановские  начинания и методы в усмирении горских князей, что не могло вскоре не сказаться на тяжелейшем развитии событий. Гудович, с небольшими частями ( впрочем больших в силу их отсутствия он взять и не мог) вышел на завоевание турецкой крепости Ахалкалаки, располагавшейся в азиатской Турции.  Эта цитадель была небольшой но очень сильной твердыней грузинской ещё постройки, которая фланкировалась по углам бастионами и башнями с сильной артиллерией.  Обложив крепость, Гудович  дважды потребовал у её коменданта сдачи, уверяя того что он покорил многие до того ( что было правдой) и возьмёт и эту, но в этом случае туркам не поздоровиться. Однако османы прекрасно зная что русских перед ними мало, даже самонадеянно мало, о сдаче и не помышляли. Два дня Гудович обстреливал крепость, а на третий бросил войска на штурм тремя колоннами. Первые две вели генерал-майоры Титов и Портнягин, а третью, вёл молодой граф Гудович, сын командующего.  На заре 9мая 1807 года, колонны пошли на приступ, но оказались встречены таким плотным ружейно-пушечным огнём, что две из них, молодого Гудовича и Титова отступили, а колонна Портнягина, в яростном и обречённом броске под линем пуль и градом ручных гранат, ворвалась вся окровавленная на стены, закрепилась, и завязав жесточайший рукопашный бой, стала уже теснить турок, ожидая подмоги!
Гудович видя это, бросил в бой все скудные резервы, но их оказалось столь мало, что портнягинцы не смогли долго держаться, и кто как сумел, оставили стены. Кто прыгал вниз, кто выбирая момент слетал по лестнице, а иные простившись с товарищами, очертя голову бросались в гущу турок, выигрывая ценой своих молодых жизней, драгоценные минуты для отступления однополчан. Колонну Портнягина, турки со стен сбросили…
В этом безумном во всех смыслах приступе, русские потеряли убитыми и ранеными до 900-т человек и три орудия. Заскрежетали тяжёлые ворота, и густые массы турецкой конницы сделали лихую вылазку с целью довершить поражение противника.  Но их перехватили три эскадрона нарвских драгун, и казачий полк флигель-адъютанта полковника Отто. Конница турок была остановлена и отброшена обратно в крепость. Гудович снял осаду с Ахалкалаки и пошёл обратно в Грузию.  Осада Поти так же была снята, а от неприступного Карса отошли ещё раньше по приказу того же Гудовича, ограничившегося обороной границы на левом фланге.
Ободрённые своими победами, турки от Карса перешли в наступление на Гумри, где генерал Несветаев с четырьмя неполными батальонами и двумя казачьими полками, стал сдерживать натиск 20-ти тысячной османской армии. Несветаев отразил три жестоких натиска под руководством эрзерумского  сераскера   Юсуф-паши, но силы русского гарнизона таяли. Турки уже готовились к четвёртому, решительному штурму, когда появились драгуны генерала Портнягина, а следом и сам Гудович с основными силами, шедшими из-под Ахалкалаки. И вот тут, на берегу реки Арапчай, 18 июня, произошла битва в которой русские, наголову разбили турок, отведя что называется душу за недавнее поражение. Дело долго колебалось на флангах, когда генерал Несветаев со своей колонной, неожиданно пошёл перед фронтом турок прямо в лоб на их лагерь, чем совершенно опрокинул их, и довершил победу, османы бежали к Эрзеруму. Несветаев со своими лихими драгунами долго преследовал отступающего неприятеля, взяв 23 орудия, знамёна и весь лагерь с припасами. Этой победой и завершилась турецкая компания 1807 года…
Эти события, будоражили настроения в17-м егерском полку, и все понимали что им не долго осталось сидеть в Шуше, да заниматься патрулированием и учениями, грядёт новое дело, и видимо очень горячее. Котляревский это тоже понимал, а потому гонял на учениях до седьмого пота не только новобранцев, но и «стариков». Штабс-капитан Белугин, дабы как-то загасить тоску по молодой жене, весь погрузился в работу по роте, в учения и маневры. Это помогало, ибо гонял он и себя и роту так, что к ночи было уже порой и не до тоски по молодым жёнам. Однако вскоре, его разведчики в лице Сан Саныча с Пал Палычем, разведали в городе довольно сносный, нелегальный бордель, о чём через унтер-офицера Уличева, и поставили в известность своего ротного. Сомневался Вадим Григорич не долго, попросил мысленно прощения у супруги, и несколько сбавив обороты с учениями да манёврами, наведался как-то разок в это нелегальное заведение. Жизнь у солдат потекла сразу веселее, хоть денег не хватать стало ещё больше.
Получив генерал-фельдмаршала, Гудович окончательно уверовал в то что его звезда к нему вернулась, а поражение под Ахалкалаки оказалось досадной случайностью, с лихвой покрытой победой на Арапчае. Когда человек обличённый властью и отвечающий за жизни тысяч вверенных ему людей, теряет способность трезво оценивать ситуацию  и  взвешивать  свои возможности, это кончается большой бедой…
Шах персидский так искренне  был доволен победой Гудовича над турками ( заклятыми врагами иранцев) что прислал тому в подарок породистого коня с богатыми уборами. Однако дальше этих любезностей дело не пошло, переговоры о мире с Персий шли  кое-как и еле-еле. Чтобы как-то подстегнуть дело, Гудович решил идти походом на Эривань, уверяя всех вокруг что уж он-то знает как покорить ханство, он де не Цицианов что не взял Эривани «по молодости да не опытности».  Над этими словами наместника в полках армии лишь горько усмехались да качали головами.
- Молодости? Хм… ну-ну!
То, что на момент гибели Павлу Дмитриевичу Цицианову перевалило уже за 50-т, Гудович в расчёт видимо не брал, хотя свои самые громкие победы, он когда-то одержал в этом же примерно возрасте.
В начале сентября 1808 года, Гудович  выступил через Бамбакское ущелье в пределы ханства. Вражеская конница в  500 сабель держась на почтительном расстоянии от русских колонн, зажгла попавшиеся армянские деревни, и удалилась. До 29-го числа враг не показывался, и открылся только у деревни  Аштаран. Гудович бросил против них цвет и гордость русской кавалерии, Борисоглебский и Нарвский драгунские полки. Поле перед ними оказалось всё убито острыми камнями, где могли свободно пройти только персидские кони, а потому на помощь драгунам послали казаков и стрелков авангарда.  Авангард смело атаковал неприятеля, сбил его с позиции, и гнал дор самых стен Эриванской крепости.
Эчимадзинский монастырь, оказавший в прошлый поход ожесточённое сопротивление  Цицианову, в этот раз был занят без боя, а на другой день русские перешли реку Зангу в трёх верстах ниже Эривани, и стали бивуаком в виду крепости. Видимо неудача под Ахалкалаки, ничему капризного старика Гудовича не научила, ни осторожности в словах ни в действии.  Он написал жителям  весьма самонадеянное послание, в котоом объяснил неудачу Цицианова его «молодостью», а он де опытный, и 30-ть лет привык водить армии.  Послание осталось без ответа, и полковник Симонович  занявши предместья, поставил в садах напротив города, брешь-батарею. Едва только это проделали, как хан вышедши со всей конницей из города, стал с ней на окрестных высотах. Портнягин с драгунами тут же ударил по ним, сбил-сбросил ханских всадников с высот, и погнал за Аракс, где настигнув, разгромил уже вторично, и кавалерия эриванцев не могла более тревожить русские тылы.
Пока готовился  выход корпуса Гудовича, генерал-майор Небольсин в Карабахе, тоже получил приказ выступать с отрядом в 3000 штыков, для покорения Нахичевани,  к которой с другой стороны, подступала  большая персидская армия.  Штабс-капитан Белугин, когда все бойцы сходили в баню,  обрядились в чистое бельё, отписали  кто грамотен домой, и уже в полной амуниции стояли готовые выступать, громко обратился к своей роте.
- Ну что братцы, засиделись? Всё, шабаш, отдыхать да кейфовать с бабами время кончилось,  пора косточки размять. Идём в гости к  хану Нахичеванскому, а с другой стороны, к нему на чай с урюком поспешает наш старинный  друг и приятель, Аббаска-принц, давно не битый… Как думаете ребята, встретим  его высочество достойно его ранга?
- Так точно! Встретим ваше благородие!!! – бодро гаркнули егеря, но лица у всех были серьёзные и решительные.
- Ну а если  без шуток ребята, то войск у Аббаски супротив нас опять тьма-тьмущая, собрал за зиму, болезный наш. Ну так и мы дурнями не сидели, молодых вон чему надо научили, чему не доучили, в бою доучатся.  Всё как всегда ребята, за молодняком глядеть чтоб не поубивали дурма, да и самим не дюже геройствовать, а с умом ( взор его скользнул по невозмутимо глядевшему Уличеву) да… В общем делать ребятушки так, чтобы обратно вас воротилось больше чем там лежать останется. Ну а за сим с богом, и вперёд, за государя и Отечество!
- Ну выбрал Гудович время, в осень походом идти! – бурчали на марше  бывалые бойцы – Мы-то ладно, нужда к Нахичевани гонит, дюже  говорят Аббаска по нашим звездюлям соскучилси!  А он чаво войско опять толком не собрал и попёр, к чему же это-то?
- А в пику покойному Цицианову,  загорелось у старого чёрта, вот он и хочет покойника-то обскакать, он мол молодой не взял, а я возьму! – недовольно буркнул Уличев, бодро шагая со своими старыми приятелями.
- Ага, Ахалкалаки вон взял, так и эту возьмёт! – поддержал товарища  Сан Саныч.
- Так, господа цицероны! – остерегающе подал голос идущий чуть впереди поручик Кубанин повернув голову – А ну-ка отставить молоть вздор! Разговорились, стратеги бля, батогов захотели дурачьё?
- Никак нет ваше благородие! – ответил за всех Уличев .
- Вот и славно, и чтоб я Уличев сего вздора более не слыхал ни от тебя, ни от других, понятно?
- Так точно ваше благородие, больше не услышите!
- Ушей разных рядом много Уличев,  вырасти откуда не чаешь могут, уяснил? – уже тише пояснил Михаил.
- Да ясно ваше благородие, виноваты!
- Вот и славно, думайте лучше как Аббаску вновь побить, да домой вернуться! – посоветовал поручик Кубанин, и никто уж пока не высказывал больше громко своего мнения насчёт  «нового»  наместника, но всё одно в воздухе витало какое-то пресное предчувствие…
Уже в октябре, надев шинели и кивера вместо бескозырок,  отряд генерал-майора Небольсина  пошёл через карабахские  горы, через утёсы, и снежные вершины.  Опять ударили в глаза синева гор и белизна снега, а в грудь потоком пошёл  прохладный, и временами казалось сырой воздух. Уже имея богатый опыт переходов, егеря уже теперь полковника Котляревского,  шедшие как всегда в авангарде, очень осторожно тащили пушки. Там где из-за снега они не могли проехать, стволы ставили на нарочно изготовленные для этого деревянные сани, и волокли на них. Глядя на эти сани,  кто-то из егерей тоскливо проговорил.
- Эх саночки-саночки!  Катаются на них дома без нас наши бабочки!
Уличев тоже подумал про себя о Родине, о России, и своей деревне. Как там маманя с папаней, сестрички-братики, и… барыня, да, снова пришла чего-то на ум Ольга Андреевна, значит опять какая-то хрень в походе случится, не иначе! По мере движения приглядывали за новобранцами кто вообще первый раз в горах, следили чтоб какой мечтатель не загляделся на синеву гор, да не нырнул рыбкой с карниза ( случаи уже бывали) Лошадей берегли  особо, на опасных местах даже настилы делали, что бы животным удобнее пройти можно было. Отряд хоть и растянулся, но шёл несколькими потоками, кто по ловчее из егерей, карабкались утёсами, шли по подходящим для этого гребням, спускались по верёвкам, и складным лестницам, что навязали и везли с собой в обозе. Уличев с сотоварищи попробовали как говорят всей кухни, и пушки катили-тащили, и по утёсам карабкались, и по гребням шли, и на верёвках да лестницах сами спускались, и грузы как по лебёдке через суки и палки спускали тоже. В одном месте чуть не свалился в расщелину молодой егерь, его за воротник успел поймать Максим Батрачкин, седоусый «старик»  уже с двумя «георгиями» и тремя медалями на груди. Перепуганного на смерть новобранца вытащили пополам с матюгами, и в начале, для науки легонько дали в ухо, потом плеснули винца.
- Гляди куда ступаешь-то, дурень! – строго внушал он глотающему слёзы бойцу – Разинул хлебало-то, куда ты там пялилси в вышину-то?  Бабу что ль голую увидал на утёсе?
- Не-е-е-т…
- «Не-е-е-т!» иди давай, вояка,  и в каре яво в последнюю шеренгу ставьте от греха подалей!
Так и шли, привалы, костры, горячее варево, байки всякие, и не громкие, на несколько голосов песни. Врага нигде пока видно не было, но никто не расслаблялся, дозоры и караулы несли как положено, иногда по утрам делая переклички.  Один раз попалось несколько заброшенных хижин, но ничего кроме трухи, гнилой соломы да гнилого тряпья в них не нашли. При случае впрочем, в таких можно было и переночевать, ничего, не господа мол. Шли долго, и пока никого из людей по дороге не встретили, лишь орлы в вышине, важно распустив крылья, величаво парили над людскими цепочками. 27-го октября 1808 года,  отряд Небольсина спустился наконец с карабахских скалистых утёсов на равнину. Котляревский собрав своих ближних офицеров, развернул карту.
- Так господа, вот тут, деревня Кара-Баба, она запирает выход из ущелья, и необходимо нам занять её первыми, но для начала надлежит провести разведку. Мало ли чего там есть в этой Кара-Бабе! Белугин – обратился полковник  к стоявшему рядом штабс-капитану – твои ребята, не в обиду другим, пожалуй самые шустрые в батальоне-то, а потому вот что.  Отряди сам знаешь сколько людей, и пусть они эту Кара- Бабу, как горячую вдовушку,  всю ощупают от и до: где, кто, и сколько, всё ясно?
- Так точно господин полковник! – вытянулся Белугин.
- Исполнять!
Штабс-капитан тут же исчез, а полковник дал аналогичное приказание командирам прочих рот, чтобы их ребята обследовали во все стороны чего там где есть, и нет ли обходных дорог или тайных троп в ближайших горах? И особенно приказано было смотреть что бы персидские лазутчики нас где не обскакали, и по возможности взять «языков». Всё, совещание окончено, все свободны.
Белугин не долго ломал голову кого послать в разведку, хотя хотелось и самому тряхнуть стариной, но нельзя. Штабс-капитан быстро вызвал к себе Уличева, Сан Саныча, Пал Палыча и Зорких. Коротко разъяснив им задачу, Белугин предупредил чтоб там было без фокусов, и ничего себе лишнего не позволять, Уличев старший в команде. Разведчики тут же не сходя с места поклялись вести себя прилично, а под конец клятвы, Уличев спросил.
- «Язык» нужен-нет?

- Если только на персов наскочите, то давай, а местных не трогай, крестьяне здешние и так всё расскажут!
- Разрешите исполнять, ваша бродь? – улыбнулся Неждан.
- Проваливай уже!
Уличев козырнул, и кивнув своей команде, первым пошёл из лагеря. Разведчики вернулись часа через четыре. Ещё издали, когда часовой прибежав доложил Белугину что разведчики возвращаются «с сурпрызом», Вадим Григорич слегка заволновался.
- Чего?  С каким-таким «сурпрызом»?  - подозрительно осведомился он у часового.
- Дак известно с каким, с рогатым! – довольно улыбнулся боец.
- Чего? – ещё больше удивился Белугин, выходя из-под натянутой ткани, бывшей временно вместо шатра. Первым, усталой походкой шёл Уличев, небрежно поправляя скатку шинели,  а за ним, точнее за его спиной, доносилось  слабое, обречённое блеяние, Сан Саныч и Пал Палыч, волокли на палке ядрёного барана, а замыкал шествие Стёпа Зорких, с каким-то мешком на плече.  « Нет, ну так и знал я, так и знал,  и сердце чуяло!» - тоскливо подумал штабс-капитан, когда разведчики подошли ближе, и отдуваясь свалили ноши на землю. Неждан браво козырнув начальству, проговорил.
- Осмелюсь доложить ваше благородие, задание выполнено, есть сведения о противнике!
- Вижу – кашлянув ответил штабс-капитан, и попросил вначале сведений. Сразу стало известно что народ в Кара-Бабе очень душевный  и щедрый, и русских уважает, а персов нет.  В доказательство чего, жители, в основном пастухи, поведали егерям что в Нахичевань из Персии, пришло 25 тысяч воинов во главе с Аббас-мирзой, и готовятся идти сюда.  Теперь что касается барана и мешка сушёных фруктов к чаю.
- Дай кось угадаю – хитро прищурившись начал ротный – вам их подарили за ваши красивые глаза, и даже умоляли взять, а вы так отказывались, так отказывались… ну?
- Нет Вадим Григорич, не угадали! – вежливо ответил Неждан.
- Хм, ну тогда баран сей дикий, или от отары какой отбился, так?  - скептически прикинул ротный.
- Опять же нет Вадим Григорич -  отринул версию командира унтер, и тут же, не томя их благородие загадками, разъяснил как было дело.  Сразу после того как нашли общий язык с жителями, справились насчёт цен на баранов, и тогда они, жители, точно хотели подарить  одного бестолкового за так, но они, уже егеря, категорически отказались от такого дармоедства, и после долгих препирательств, хозяин согласился взять за животину деньги, ну а мешок с сухофруктами, уже правда подарили им местные женщины, очень милые и красивые.
- Ну тут уж мы не смогли устоять, и взяли мешок! – кивнув закончил Уличев. Белугин с минуту глядел и на бойцов, и на трофеи, да так и не понял, брешут они ему тут, или правду говорят?  А баран хороший кстати, умело разделать, так и всю роту можно накормить.
- Ну раз сами, тогда хрен с вами, давайте, делайте агнцу аминь, и всё что полагается, побалуем роту нашу кулешом с баранинкой, а я в штаб!
Вернулся Белугин примерно через час, когда трофей был уже разделан,  а Сан Саныч с Пал Палычем пороли и мыли кишки, в котёл шло всё. Лицо у ротного от чего-то было весёлым,  и он рассказал своим что команды из других рот, тоже приволокли из поисков по барану, но эти все как один оказались «бродячими», и «дикими».  Но самое главное, Небольсин  приказывает теперь авангарду сниматься и идти к Кара-Бабе, чтобы упредив персов, до ночи занят ущелье. Их батальону, для усиления придаётся батальон Лисаневича.  Егеря тут же собрали всё мясо в чистый холщовый мешок, положили всё это в обоз, и спешно принялись готовится к выходу.
Едва авангард занял позиции у входа в ущелье, жители деревни стали спешно покидать дома, и уходить со всем скарбом и скотом, понимая что тут скоро начнётся ад кромешный.
- Бегут селяне, заранее уходят, оно и правильно, пока вся эта чертовня тута не кончиться, оставаться опасно! -  сказал Уличев, провожая взором толпы беженцев. Едва развели костры, сразу стали варить кулеш с бараниной.  Вскоре запахло так вкусно, что казалось бойцы в начале проглотят все запахи, а уж потом варево. Мясо дало кулешу необходимую  густоту, и добавленные в качестве приправы лук, чеснок и перец, превратили солдатский кулеш, в поистине царский пир. Солдаты смачно ели кулеш, грызли кости, и ловили ложками куски свежего мяса.
- Ай да молодцы разведчики, вот кажный раз бы из поисков этаких «языков» приносили бы, то и воевать нашему брату можно! – довольно замечали бойцы, торопясь сытно поесть. Разведчиков в награду за усердие в ночной караул не поставили, и герои наши выспались преотлично. Утром когда  уже все встали и приготовились, с дальних дозоров прибежали бойцы  и рассказали что персы всей армадой идут сюда, пехота разделена на две колонны с 12-ю орудиями, а конница спереди и по флангам, и центр их армии уже в полутора версты от русских позиций. Основные силы во главе с Небольсиным должны были скоро подойти,  но пока требовалось устоять во что бы то ни стало, и удержать ущелье, ни отходить, ни делать чего иного было уже невозможно, только стоять и драться.
Авангард быстро приготовился к бою, Лисаневич стал на правом фланге, а Котляревский на левом. Мало  того, полковник поглядев в трубу, увидал что персидская пехота занимает одну очень выгодную высоту, сложил трубу, с минуту подумал, и быстро принял решение.
- Батальону готовится к атаке, артиллеристы заряжают пушки картечью, и как на Аскаране, вперёд на персов!  Пусть их больше, нам не привыкать, это только передовые, Аббаска опосля пожалует, ну а мы им вон те высоты не дадим, за мной егеря! За мной братцы!
И выхватив блеснувшую на солнце шпагу, Котляревский бодро пошёл вперёд.  Адъютанты, дежурные унтер-офицеры  и штуцерники, тут же ринулись следом, ить глаз да глаз за таким командиром, как мальчишка в пекло лезет!  Штабс-капитан Белугин плавно обнажил свою шпагу, и повернув лицо к роте, весело проговорил.
- Ну что аристократы, беглого барана сожрали, а теперь за дело! Цепями за мной! – и первым пошёл вперёд, унтера Уличев и Зорких с несколькими рядовыми шли рядом, образуя передовую цепь,  барабанщики били сигнал атаки.  Персы ничего не подозревая окапывались и готовились устроить себе хороший плацдарм на высоте, чтобы с него потом развивать наступление, и такой наглости как атака,  от русских совершенно не ожидали. Причём тактика егерей, которые наступали не сомкнутым а рассыпным строем, ( это в разы уменьшало потери)  так ещё часто весьма непонятно перемещались на поле боя  такими манёврами, что создавали видимость собственной многочисленности, а грохот русской артиллерии бившей через головы своих навесным огнём, вовсе смешал и огорошил воинов шаха.
- Ур-р-р-а-а-а!!! – во всю мочь завопили ротные, взводные и другие офицеры, им подхватили унтера, тех поддержали рядовые, и вскоре воздух буквально задрожал от древнего, боевого клича славян.
Уличев летел с ружьём наперевес стараясь не отстать от ротного, а Сан Саныч с Пал Палычем  неслись рядом, стараясь не отстать от него, и даже солдат Лягушкиин мелькал со своим новым напарником где-то сбоку. Куценко, Чекнов и Кубанин, атаковали чуть левее. Обескураженные персы успели сделать лишь один почти бесполезный, нестройный залп, когда Котляревский и другие офицеры, резво забегали по склону высоты, увлекая за собой стрелков, тративших свои заряды с гораздо большей пользой чем персы. Большая часть солдат принца, из наименее храбрых, сразу же обратилась в бегство, а оставшиеся, всё же попытались оказать сопротивление, хотя и не организованное. Уличев буквально влетел на вершину вслед за Белугиным, который со второго выпада заколол шпагой персидского офицера, пытавшегося размахивая саблей собрать свой дрогнувший отряд, и пока тот ещё падал, уже схватился с даг-баши, или по- русски десятником. Неждан свалив пулей рослого и крепкого бородача, ринулся следом, и наскочил сразу на трёх храбрых вражеских пехотинцев, вооружённых ружьями со штыками.  Будя в себе самих смелость криками, персы дружно бросились выставив штыки на русского унтера, дело решили мгновения. Недаром русский сначала копейный а затем и штыковой бой, не выдерживали практически никакие враги в мире, и он по праву считался лучшим среди таковых. Чуть согнув ноги в коленях  и стоя полубоком, Неждан пружинисто как бы оттолкнулся от земли, одновременно с этим  отбивая и отводя жала вражьих  штыков в кучу, и замысловатым кручением отбрасывая их от себя вверх. Персы неловко взмахнув ружьями отскочили на пару шагов, а Уличев в ту же секунду двумя прямыми ударами заколол крайних, а третьего, в ужасе выкатившего глаза, свалил своим штыком выскочивший откуда-то Сан Саныч. Не теряя времени на любезности, егеря ринулись дальше, к не докопанным траншеям, где резались уже во всю. Пуля свистнула у Неждана под мочкой левого уха, где-то  с боку рванула граната убившая двух егерей, а один её осколок, пробил кивер унтеру, но Уличев в горячке боя сего не почувствовал.  Через пару секунд он едва не погиб. Заколов штыком в живот какого-то попавшегося вражеского барабанщика, Уличев только выдернул из него штык, как из-за дерева  выскочил перс в богатом халате с саблей и пистолетом в руках.  Вскинув руку он с бранью нажал спуск, но пистолет дал осечку, тогда перс смело ринулся на Неждана с саблей прокричав «Гяур-собака!» Уличев ушёл в право от рубящего сверху, и отразив наконец свистящий удар снизу, сам прыгнул вперёд, и чётко, «коротким-коли», поразил перса в грудь. Выдернув штык, Неждан уже не глядя как выронив  саблю и схватившись рукой за рану, подогнув колени падает на бок убитый им враг, поспешил дальше, где его товарищи добивали последних кто ещё смел сопротивляться, и  занимали высоту, устанавливая и обустраивая орудийную батарею.
- Фух ты чёрт! – выдохнул Неждан, опускаясь на пригорочек, рядом тут же примостились Сан Саныч с Пал Палычем,  солдат Лягушкин, Куценко и Зорких.  Лёшка Чеканов очевидно где-то затерялся, а поручик Кубанин теперь большой начальник, и ему не досуг. Бойцы немного попили из фляжек, и стали грызть сухари.
- Ну чё Лягушкин, много душ ныне загубил? – подмигнув ему, спросил Пал Палыч.
- Хм… тьфу… не считал! – устало прижмурившись, отмахнулся боец – После третьего сбился, и хрен его знает, да и в плен я их после Цицианова не беру болей, не могу и всё!
- Это бывает Федя! – понимающе согласился Уличев разгрызая солёный  с чесноком сухарь – А я вот брат чуть богу душу не отдал сейчас, н-да…
И Уличев рассказал товарищам  о персе с пистолетом.
- Судьба Неждан – отрывисто бросил Сан Саныч – оно и у тебя так может случится, так что рта не разевай!
Но дальше поговорить они не успели.
- По местам! – донеслась команда старших, барабаны забили тревогу, персы шли густыми массами отбивать высоту назад. И хотя русские успели только установить батарею, егеря моментально рассыпались  по позиции, укрываясь кто за бугорок, кто за камушек, кто где сумел, а иные просто лёжа на земле (недоделанных персидских траншей на всех не хватило). Первую атаку отбили легко, громя противника из орудий и ружейными залпами, но тут же пошла вторая, отразили её, последовала третья особенно яростная, персы уже не обращая на потери внимания яростно лезли вперёд, и тогда русские барабаны забили сигнал контратаки.
- За Отечество! За государя, вперёд! – оттолкнулся от земли ротный Белугин со своими, и егеря разом как привыкли,  сорвавшись с мест, ринулись вниз по склону навстречу врагу,  обдав того вначале убийственными залпами, а затем тут же, сойдясь с ним в штыки.  Немалую часть персидской пехоты, составляла так называемая милиция, или народное ополчение.  Это воинство, наскоро собранное из всех небогатых сословий горожан либо крестьян, ни своим внешним видом, ни вооружением и выучкой, даже отдалённо не напоминали регулярную армию. Это как подмечали и французские советники и Аббас-мирза, был скорее вооружённый сброд, начальники которого порою даже не знали имён своих «солдат». Передвигаясь нестройными толпами, эти вояки не получая ни провианта ни жалования, грабили всех подряд, и старались вообще не сражаться. Эти туфангчи, или пехотинцы, были опасны более для собственного населения чем для врагов. По мимо сабель, щитов и кинжалов, эти отряды имели на вооружение допотопные фитильные мушкеты 70-х и даже старше годов 18-го века, да и те во многом длинные, тяжёлые и неудобные.
Старанием французов, именно к 1808 году, к описываемым событиям, у персов появилось несколько батальонов более или менее обученных европейцами солдат, но только три из них приняли участие в битве при Кара- Бабе, прочие не считая милиции, были архаичными, собираемыми лишь по необходимости частями. Именно в такую вот сборную «солянку», изо всех видов тогдашней персидской пехоты, и врубились русские егеря, опрокинув и переколов передовые шеренги. Милиция-туфангчи, побежала сразу после первого же по ней удара, перемешав и расстроив и без того не лучшим образом организованные свои части. Однако персов  было так много, и на место бежавших лезли другие воины, что русским пришлось очень тяжело. Егеря в сомкнутом строю долго сдерживали их натиск, потом отогнав персов быстро перестроились в цепи, и когда враги снова полезли, артиллеристы накрыли огнём их задние ряды, и персы наконец не выдержали. Они застопорились, замешкались, и тут же были  контратакованы егерями снова.
Котляревкий со своими бился в первых рядах, как всегда подбадривая колеблющихся, ставши для солдат буквально маяком, символом доблести и бесстрашия.  Персы тоже видели русского полковника, и старались ну уж хоть как-нибудь его убить.  Однако все смельчаки что рисковали бросаться прямо на него, гибли либо от клинка самого Котляревского, либо от штыков и пуль сопровождавших его бойцов. А выстрелы самих персов, казалось просто не брали его, что породило в скором времени в среде воинов шаха, немало суеверий. Треск прикладов и звон железа, перемешался с крикам атакующих. Уличев уже потерял счёт заколотым врагам, и боялся только одного, чтобы не выронить ружья, тогда конец, выхватить тесак в такой каше не успеешь. Наконец персы отхлынули, и егеря прогнав их до самой равнины, вернулись на позицию. Едва успели перевести дух и напиться, неприятель атаковал высоту конницей, противником более опасным, чем набранная невесть откуда пехота. Егеря мгновенно построились в батальонное каре, причём Неждан уже стоял в первой линии.
- Ну теперь держи строй р-ребята! – чётко крикнул своим Белугинн, артиллеристы жахнули по кавалерии навесной картечью, и дело началось! Беглые залпы шеренг, выбивали всадников десятками, но они вновь отчаянно бросались в атаки, паля из более современных ружей и пистолетов, да пуская стрелы. В каре начали  падать убитые и раненые, но русские ряды смыкаясь после каждого павшего, оставались непоколебимы. Наконец какая-то часть всадников прорвалась к каре вплотную, стараясь врубиться в его ощетинившиеся штыками ряды.  Уличев разрядив ружьё, уже не успел его перезарядить, прямо на него взвился с конём бородатый всадник с саблей, щитом и в доспехах. Неждан привычным «длинным-коли» поразил вражеского коня в ноздрю, и одуревшее от боли животное вздыбилось в «свечку», сбросив всадника, которого унтер-офицер тут же приколол в шею, а конь издавая какие-то свои страшные вопли, понёсся прочь, истово размахивая головой, да разбрызгивая кровь во все стороны. Буквально рядом, товарищи приняли на штыки уже двоих всадников, и как снопы перекинули их назад, сбросив на землю. Было убито и несколько лошадей, с полдюжины раненых всадников пытались куда-то уползти, но были добиты пулями. После отражения четвёртой конной атаки, в дело опять пошли густые массы персидской пехоты, и судя по тому что в её рядах уже не было милиции, подошли основные силы во главе с принцем.  Пехотинцы стали обмениваться огнём, и хотя персы и стреляли много хуже русских, но из-за их многочисленности, пули летели столь густо, что потери в русских рядах начали возрастать. Неждан внезапно почувствовал два крепких толчка в грудь. Он глянул на себя и обомлел: в скатку шинели что от пота превратилась в толстенный хомут, попали и застряли две пули. «Вот судьба-то, а? Ну помоги Господи дальше, не оставляй!» - пронеслось у него в голове. Персы  разом нахлынули на каре, прорвать его не смогли, завязалась упорная драка, каре по сигналу барабанов медленно пошло вперёд. Неждан рисовал своим штыком такие «восьмёрки» да вензеля, кои никакой архитектуре не снились. На русских штыках гибли самые отчаянные и смелые неприятели, но меньше их пока не становилось. Чего-чего, а уж подданных у его высочества при себе много имелось всегда, трать не хочу, ситуация стала  опасно балансировать. Случалось что какой-нибудь персидский храбрец, по телам трёх или четырёх своих товарищей, с саблей в руке прорывался таки меж штыков первой линии, но не успевая ею даже замахнутся, падал заколотый егерем из второй. В какой-то момент, персы стали отжимать каре от высоты и Котляревский собирался дать сигнал прекратить движение и стать намертво, но тут под грохот барабанов и завывания горнов подошёл Небольсин с основными силами и артиллерией, и пехота персов обратилась уже в окончательное бегство, Котляревский отдал приказ преследовать бегущих.  Противника гнали более трёх вёрст взяв одну пушку. В центре и на правом фланге, ситуация развивалась следующим образом. Лисаневич также отразил все конно-пехотные атаки врага, и не позволил персам пробиться к выходу из ущелья, и отрезать от него русских. Наступила пауза, в течении которой Лисаневичу показалось что перед ним ослаб центр вражьего войска, и приказал наблюдателям сидевшим в укромных местах на скалах, разузнать нет ли там у персов, чего-нибудь эдакого? Оказалось что Аббас-мирза послал значительную часть сил в обход, и тем действительно ослабил свой фронт перед русскими позициями.
- Общая контратака всем центром, вперёд ребята! – приказал Лисаневич, и бросился со своими прямо в лоб,  на их высочество принца Персии. Весь остальной отряд Небольсина и егеря Котляревского, коим передали приказ с вестовыми, перешли в общее наступление. Результатом этого стало то, что обходная колонна персов сама оказалась отрезанной от основных сил, попавши под жестокий огонь егерей и артиллеристов  Котляревского. Опасаясь всеобщего разгрома, персы обратились уже в массовое бегство, спасая наследного принца от угрозы пленения. Русские войска начали общее преследование бегущих, в результате которого Лисаневич отбил две пушки, а Котляревский одну. Битва при Кара-Бабе продолжалась с восьми утра до восьми вечера, и стала напряжением всех сил и средств, небольшой русской армии.
В результате этого поражения, персы спешно оставили Нахичевань, откуда сбежал с приближёнными  и сам хан, а отряд Небольсина торжественно вошёл в город, по предложению жителей, ни в какую уже не хотевших воевать за своего беглого повелителя. Казачий полк был выдвинут вперёд, на границу с Эриванью, и оттуда открыл сообщение с генералом Портнягиным. Всеми этими мерами, русское командование обеспечило свой лагерь со стороны Аракса, но Эривань продолжала упорно защищаться. Наступила ранняя и суровая для тех мест зима, снега завалили ущелья чем прервали сообщение с Грузией. В войсках осаждавших Эривань пошли болезни, стала сказываться нехватка боеприпасов, туго обстояли дела и с провиантом. На военном совете, игнорируя мнение многих офицеров советующих снять осаду и уходить, Гудович решился на штурм. Как потом говорили в полках, фельдмаршал пошёл на это в пику образу Цицианова, которого за что-то невзлюбил, и во всём старался обойти. Старческие капризы и неуёмные амбиции, в любом деле чреваты трудно поправимыми последствиями, на войне же всё это приводит как правило к трагедии и напрасной гибели людей…
Скрепя сердце и предчувствуя нехорошее, офицеры пошли готовить своих бойцов. Сформировали четыре колонны: полковника Симановича,  майоров Борщевского  и  Навицкого, да капитана Челищева. Теоретически, шанс на успех был, но очень туманный. Всё дело в том, что с начала похода, в корпусе Гудовича насчитывалось всего 6000 человек, из коих половина находилась с Небольсиным в Нахичевани, так что осаждало Эриванскую крепость не считая больных, меньше трёх тысяч человек! Как и в первом, цициановском походе, у русских не было тяжёлой осадной артиллерии, о чём хорошо знал противник, а потому о сдаче и не думал, да и помощь персов была уже близка.  Лазутчики Аббас-мирзы регулярно попадали в крепость, и ободряли эриванцев. К тому же гарнизон крепости не испытывал нужды ни в провианте ни в боеприпасах, сидел за крепкими стенами, и в поле не выходил, чтобы не испытывать судьбу в открытом сражении.
С берега реки Занги, русские батареи постоянно вели сосредоточенный огонь по определённому участку стены, чтобы сделать брешь, которую впрочем заделывали в ночь камнями и брёвнами. Так тянулось всё время, а расширить брешь, русским было нечем.  Осаждённые так же отвечали гнём со стен, и боясь ночного штурма, были начеку, постоянно бросая со стен подсветки в виде горящих бурок и комков тряпья пропитанного нефтью. Русские постоянно устраивали неприятелю ложные тревоги, имитируя начала атаки то тут, то там. Главный удар планировался нанести через брешь, которую эриванцы заделывали к утру. В лагере оставался небольшой резерв, который должен был ударить тогда, когда штурмующие проломив завал, пробьются к воротам и откроют их. Итак, теоретически шанс был, но жизнь распорядилась иначе.
Русские колонны в абсолютной тишине смогли подойти лишь на дистанцию половины пушечного выстрела, когда их заметили, и со стен открылся шквальный, ружейно-пушечный огонь. Главная колонна успеха не имела. По стечению обстоятельств, в атакующих частях за исключением Симановича, не было опытных командиров, солдат вели молодые и почти не обстрелянные офицеры. Портнягин, Лисаневич, Котляревский, Небольсин и другие им подобные, находились в Нахичеване в отряде последнего, как же не хватало их в ту трагическую и драматическую ночь, под стенами Эривани!  Эриванское командование узнав о штурме, загодя согнало жителей к бреши, и те дополнительно укрепили её камнями и брёвнами.  К тому же сам Симанович и его колонна, в начале сражения остановилась во рву, засыпанная ручными гранатами и картечью. Здесь Симанович и сменивший его майор Вылазков были тяжело ранены, и вынесены из боя отступившими солдатами.  Третья и четвёртая колонны, попав под сильный фланговый огонь двух батарей и потеряв обоих командиров майора Борщевского убитым, а капитана Челищева раненым, отступили…
И только вторая колонна под огнём, по приставным лестницам сумела взлететь на стены, и завязать на них жесточайший рукопашный бой стараясь оттеснить эриванцев. Повторялась ситуация под Ахалкалаки. Эриванцы, имея значительный численный перевес, стояли на этом участке храбро и не бежали, да к тому же их командование отбив русских с трёх других участков, бросало в прорыв всё новые и новые силы, снимая их с ненужных уже направлений. Гудович в отчаянии направил в это место свой скудный  резерв, но эта горсть бойцов не смогла уже переломить ситуацию. Резня на стенах кипела пол ночи, но пробиться в глубину сквозь такие массы противника, атакующие не смогли. У них просто не достало на это сил…
В этом бою командир колонны майор Новицкий был ранен, а сменивший его полковник Борисоглебских драгун Булгаков, погиб в гуще схватки. На этом узком участке крепости, используя численный перевес, армия хана устояла, обескровленные остатки второй колонны были сброшены со стен, эриванцы громко торжествовали победу!
Видя общую неудачу и огромные, до 800 человек потери убитыми и ранеными, Гудович дал приказ на отступление. Несколько дней после того простоял Гудович под Эриванью, размышляя как бы ему взять крепость. Однако многие части были так обескровлены, что командующий одумался, присоединил к себе отряд Портнягина, и начал отступать в Грузию. Его никто не преследовал, удобное время для вторжения в Грузию было безвозвратно упущено персами…
Генерал-майор Небольсин в Нахичеванни, так же получил приказ отходить в Карабах. Когда весть о тяжёлом поражении Гудовича достигла бойцов Лисаневича и Котляревского, то многих охватил справедливый гнев на старого фельдмаршала.
- Да что же это за дело-то, братцы? - в пол голоса возмущались солдаты в казармах и у костров – Ну на кой чёрт коли видно что ворог-то силён, наверную смерть-то идти?  Какая нужда того Гудовича  братов наших, на радость персам в огонь заставила кидать? Ить храбрый, умный был вояка когда-то! Анапу вон с малыми силами взял, что ж тут-то черти не туда понесли?!
- Да Пал Дмитрича покойного превзойти хотел, он мол молодой, ничего не смог, а я старый, я покажу как надо!  Показал, мать его! – зло бросил на это унтер-офицер Уличев, лихорадочно соображая про себя что теперь будет дальше, и как командиры собираются исправлять положение?
- Да – задумчиво кивнул Лёшка Чеканов – Цицианов умел наступить  на горло собственной песне, отойти когда надо, чтоб сохранить солдатские жизни… А Гудович видать к старости упрям и самонадеян стал, а товарищи наши теперь за эти его понтировки, гниют в эриванских ямах.
- А ведь ежели бы персы не полезли на Нахичевань, мы бы всеми силами Эривань-то эту сковырнули б, как пить дать! – подал голос солдат Лягушкин.
- Если б да кабы Лягушкин, то росли б во рту грибы, а теперь нечего планы разводить, надо думать как через горы, в эту пору отходить будем! – угрюмо заметил «старик» Батрачкин.
- Да Ефимыч, думать надо – согласно кивнул Уличев – в горах и снег, и мороз, и ветер, а у нас тёплых вещей, как волос на арбузу, шенелишки одни, и то слава богу! Вот и думай братцы, как нам ни за понюшку табаку, в энтих горах не околеть на хер!
И солдаты принялись думать и соображать. Буквально на последние деньги, они покупали на рынках тёплые шали, шарфы, жилетки из овчины, и вязанные носки, называемые в ту пору чулками. Папахи, что насобирали на поле боя с персов, были почти у всех в ранцах, и хотя  не по уставу, но надевали их во время холодов, а отцы-командиры закрывая глаза на эти «правонарушения», тоже обзаводились кто чем мог. Шапки, шарфы, шали и даже бурки мелькали на офицерах как старших, так и младших. Но запастись должным образом, как оказалось вскоре, смогли не все…
Обратный путь, по скалистым, покрытым снегами карабахским горам, оказался ещё более опасен и труден. В авангарде, уже привычно шли егеря и частично артиллерия.  Ещё в начале похода, когда перед строем зачитывали диспозицию и объявили что Котляревский идёт с авангардом, Сан Саныч тихо шепнул замершему рядом унтеру Уличеву.
- О как, снова мы?
- Так а кто же кроме нас? - философски заметил на это унтер, а вот теперь продираясь по снегу через кручи и отвесные карнизы, проводя очень тихо лошадей, матерясь на чёрта лысого и высокое начальство в штабах, егеря шли прокладывая дорогу остальным. Пушки, зачастую снимая с колёс тащили либо на санях, либо на себе, увязав их верёвками. Офицеры поминутно сверяясь с картами оглядывали окрестности, и вели бойцов дальше. В одном месте двое сорвались в расщелину не сумев удержаться. Коротко перекрестившись, солдаты пошли далее.
- Не, Уличев, я в бою согласный геройской смертью пасть, нам это раз плюнуть, но в этих горах, снегах, как чурка заледенеть, не, нету на то моего согласия! – отрывисто, с шутливой ноткой в голосе, заметил Сан Саныч, шагая рядом с Нежданом. Тот поправив свою трофейную папаху на голове, бодро ответил.
- А я Сан Саныч   как-то вообще, пасть покуда никак собственно не настроен, ни геройски, ни как! У меня дел брат много, так что шагай Егоров и не боись, раньше смерти не помрёшь!
- Отставить трёп о смерти!  - донеслось спереди, и к ним присоединился штабс-капитан Белугин в шинели и доброй бараньей шапке.
- Да мы шуткуем ваша бродь! – пояснил Сан Саныч, ныряя в снегу опершись на верное ружьё.
- А мне не до шуток ребята – быстро сказал командир – дозорные сообщили что персов заметили, разъезд ихний, именно персов а не карабахцев.
- Знать Аббаска пожаловал со всей армией, не иначе? – прикинул в слух Уличев.
- Похоже на то – согласно кивнул ротный – видать из двух партий, он на нашу всеми силами навалиться решил, Гудовича от чего-то не тревожит.
- А вдруг он разделил силы, и там тоже напал? – предположил Сан Саныч.
- Нет брат, Аббаска нами уже битый, и рисковать не станет, сколько войск у него ни будь. Он всеми силами в одно место ударит, на нас, так что дожирайте сухари, и будьте готовы, скоро будет дело!
Спустя буквально несколько минут, впереди начали стрелять, забили барабаны, и раздались команды офицеров «К бою!» Мигом заблистали среди снегов штыки, защёлкали взводимые курки, и пошла кровавая пляска, скакать да прыгать по утёсам и камням. Егеря разбившись как всегда на пары, разделились в подразделениях ещё и на взводы, полу взводы и четверть взводы. Действуя этими небольшими командами, они умело маневрируя на гористой, скалистой, заснеженной и пересечённой местности одновременно, ведя прицельный и попеременный огонь, медленно пробивались вперёд, расчищая дорогу основным силам отряда. Со стороны казалось что русский огонь ведётся без перерыва, настолько умело егеря применяли свою тактику. Там где персы наседали особенно яростно, егеря бросались в штыки, им в подмогу кидались роты из основного отряда, и в жарких схватках отбрасывали, и даже сбрасывали персов вниз.  Снег по ходу движения отряда Небольсина, покрылся красными пятнами.
К вечеру первого дня пути, персы отбитые со всех сторон, отошли, но совсем не исчезли. Русский отряд становился на ночёвку. Дабы обезопасить себя ото всех неожиданностей, полковник Котляревский приказал  усиленным дозорам оседлать высившиеся  по бокам скалы и утёсы, да стеречь врага оттуда. Ночью произошло несколько небольших перестрелок, дозорные шуганули персидских лазутчиков. Костров развели мало, скудный запас дров берегли, и вообще огонь разводили чтобы попить-поесть горячего, а затем прижавшись  друг к дружке, греться вокруг угольков….
Едва развиднелось и отряд двинулся дальше, персы вновь попытались остановить его, бросая на русских по переменно то конницу то пехоту. Уличев со взводом карабкались по уступам в верх, туда, где был удобный гребень горы, по которому можно двигаться короткими перебежками, и обстреливать врага сверху. Едва залезли и огляделись, как со всех сторон, словно из под земли, полезли враги в количесве  60-70-ти человек с ружьями и саблями. Егеря не растерявшись дали залп, и сразу же с криками «Ура!» бросились в штыковую, но уже вразнобой, ибо держать строй на такой местности не имело смысла.
Рослый бородач, действуя своим древним мушкетом как дубиной, зарычав побежал на Уличева, а тот взяв ружьё на перевес сделал шаг в сторону в тот момент, когда враг обрушил приклад вниз, чтоб пришибить егеря на месте. Приклад с треском разлетелся о камень, а унтер боковым ударом приколол бородача в бок, и уже сцепился сразу с двумя, вооружёнными саблями и щитами.  Они кинулись на Неждана, разом заорав боевой кличь и взмахнув саблями.  Сплюнув, Уличев снова отскочил чуть в сторону, отбил штыком удар одной сабли, и тут же с низу вверх под щит, поразил первого противника, пригнувшись пропустил над головой  нацеленный себе в шею рубящий удар, ногой двинул врага в бок коленной чашечки, и когда тот взвыв от боли согнулся, прикладом ударил в  висок, и уже опрокинутого и хрипящего, приткнул сверху штыком. Всё это произошло менее чем за пять секунд, а унтер уже ворвался в самый центр рукопашной схватки. Сан Саныч оставшись почему-то без ружья,  теперь отбивался сверкающим в крови тесаком, от двоих с саблями, и одного с ружьём со штыком.  Первый с саблей ринулся справа, второй слева, а третий со штыком то ли замешкался, то ли выжидал удобного момента. Сан Саныч словно вороватый кот пойманный хозяйкой с колбасой в зубах, и понимающий что произошедшее чревато, сжался весь в комок, и с быстротой молнии боковым перекатом  бросился под ноги левому, одновременно махнув тесаком над собой, располосовав персу бедро, и пока тот летел со всех ног на острые камни, уже пружинисто вскочив на свои, оказался почти за спиной второго, и с ходу поразил его в шею. Третий ринулся на Сан Саныча в тот момент, когда егерь сразив второго, успел повернуться лишь на половину, но здесь подскочивший справа Неждан, длинным ударом, заколол врага в бок.
- Вовремя ты брат, я мог и не успеть! – выпустив пар вздохнул разведчик Егоров, Уличев молча кивнул и указав штыком вперёд, быстро пошёл туда, где рукопашная схватка уже догорала, и противник частью переколотый или сброшенный вниз бежал, и лишь человек 20-ть прижатые к обрыву, ещё отбивались. Куценко катался по красному снегу сцепившись с одним персом, который потеряв саблю, бросился на Данилу с кривым кинжалом, и теперь тот рыча на весь свет, выворачивал руку врага с оружием в сторону, а второй не давая персу вцепиться себе в горло. Они всё время катались, и Уличев никак не мог улучить момент чтобы помочь товарищу.  Наконец просто с пинка засадил персу в бок, и тем довершил дело, Куценко вырвав кинжал, им же хозяина и прирезал.
- У-у-х-х-х, здоровый боров попался, думал что так и буду с ним до Рождества обниматься! – сплюнув кровью на камень, прохрипел тяжело дышавший Данила, сидя на растаявшем снегу, и переводя дух – Спасибо Неждан, а то уж утомился я!
- Давай вставай братец, пошли далее, наши уже вон последних басурман с обрыва покидали вниз, кончено дело!  - устало сказал унтер, подавая товарищу руку, тот с усилием, но встал.
- Э, да ты брат-Данила в бедро ранен! – указав товарищу на кровоточащую шинель в этом месте.
- Рази ж? О, а я и не заметил, а ну-ка! – Куценко отвернул шинель – А, пустая рана, это он вражина видать задел меня, когда падали оба.
- Перевяжи всё одно, не храбрись! – хмуро посоветовал ему Неждан.
- Ладно, сейчас достану тряпицу, была где-то у меня чистая! – улыбнулся Данила.  Неждан отошёл к остальным. Семь егерей, почти треть взвода, погибли в схватке, персов тут насчитали 38-мь, да порядка двух десятков с обрыва вниз штыками скинули. Так, стоп, а иде солдат Лягушкин есть?  Среди павших нет,  средь живых тоже его светлость отсутствует, что за петрушка с простоквашей?
- Лягушки-и-и-н!! – громко позвал Уличев, и прислушался. «А-а-а-а!» донеслось едва слышно откуда-то.
- Ищем ребята, тут идей-то Голиаф наш! – сказал Неждан, идя по интуиции.  Бедного Лягушкина нашли через пять минут, висящим на своём ружье как на перекладине, в неширокой, в два шага расщелине.
- Твою ж маменьку, а?! – скорбно возопил Уличев, и при содействии Сан Саныча, вытянул дрожащего от холода, страха и стыда товарища.
- Ты чё там висел-то, Федя? – заботливо  осведомился Уличев. Выяснилось следующее. Когда всё тут завертелось, Лягушкин успев заколоть только одного, ринулся дальше, и тут-то провалился глупейшим образом.
- Везунчик ты Лягушкин, хлебни винца, у меня осталось чуток! – протянул ему плоскую, всю во вмятинах фляжку, кто-то из подошедших егерей.  Тела павших товарищей спустили вниз по верёвкам, где их тут же похоронили в снегу, завалив камнями. Далее взвод пошёл уже разделившись на пары, и очень осторожно ступая, чтобы не провалиться.
…Бой кипел уже третий час. Ребята внизу прокладывали себе путь огнём, прикладами и штыками, а взвод наших героев, короткими перебежками, то припадая к земле  то отрываясь от неё, укрываясь за камнями и выступами, передвигался по верху, не позволяя персом даже  не на долго там закрепиться. Сверху, егеря очень ловко выщёлкивали у персов офицеров и самых ретивых солдат, внося смуту и расстройство в их ряды. Персы даже выделили часть сил чтобы те связали боем егерей, но бойцы 17-го полка принялись метать вниз ручные гранаты, что разрывались в самой гуще пехоты и конницы, и через четверть часа, персы перемешавшись уже окончательно, обратились в бегство.
Но уже часа через два они полезли снова, и даже по верху, навстречу Уличеву с товарищами, уже шли угрожающе размахивая оружием примерно двести вражеских солдат. Правда и к егерям было выслано подкрепление из 50-ти человек во главе с подпоручиком  Кубаниным, принявшим временное начало над всей боевой группой.  Егеря быстро построились в три шеренги,  выставили штыки и стали ждать. Персы храбро ринулись было вперёд, но после троекратного залпа  уложившего порядка 30-ти их товарищей,  стали медленно отходить, огрызаясь огнём. Решение пришло моментально. Подпоручик выхватив шпагу, повёл своих в атаку, шагнув первым.
- За мно-о-о-о-й! Ур-р-р-а-а!!
Противник этого не стерпел, и рассыпавшись на мелкие группы, побежал прочь. Их настигли и стали бить-колоть, да пристреливать, крушить прикладами, и  сбрасывать вниз. Лишь очень немногим солдатам принца удалось уйти живыми с той вершины…
Ночь, Уличев и другие, провели внизу, их сменила полусотня их товарищей из другой роты. Грелись у скудного огня, глотали голый кипяток ( чая уже давно не было, а про сахар в батальоне ходили легенды что да, имелось когда-то что-то  такое сладкое, но никто уже не помнит когда) Выяснилось что ранили ротного Белугина в левую кисть, да по касательной в голову, но ни то ни другое оказалось не опасным. Он сам, после разговора с Котляревским, пришёл к едва теплящемуся костерку возле которого «грелись» его «сапожных дел мастера».
- Ну как, жарко нынче наверху-то у вас было? – спросил он.
- Ну ваш бродь у вас внизу и по жарче было, а у нас так, похлестались малость вениками, да и всё! – хмыкнув себе в усы ответил Неждан, и весело глянув на устало сидевшего Лягушкина, добавил – Голиаф наш вона в расщелину с ружьём нырнул,  едва достали!
- Это как же ты, Лягушкин? – удивился штабс-капитан.
- Да так – махнул рукой виновник торжества – оплошал малость, под ноги не глядел, ну и вот!
Далее пошли обычные разговоры ни о чём, а вскоре солдаты уже клевали носом. Где-то в дали, кто-то или что-то тоскливо выло, и иногда стреляли, тревожная ночь опустилась на русский отряд… Следующий, третий день пути к Карабахскому хребту, так же прошёл в боях, атаках и контратаках. Уличев с товарищами шли на этот раз внизу, а сверху, прикрывали их уже другие. В каре, в рассыпном, в сомкнутом и в каком только строю не были в тот день наши бойцы, прокладывая дорогу обозу, раненым и основным силам, что так же по мере необходимости, подкрепляли егерей. Персы не считаясь с потерями лезли вперёд, но всюду были отражены. И так пробивался на штыках, стойкости да отборном мате, отчаянный русский отряд. К ночи, персы традиционно уже угомонились.  Однако как показал следующий, четвёртый день похода, а по календарю 3-го декабря, всё что было с отрядом Небольсина до, оказалось лишь не службой а службишкой, главный бал уходящего 1808 года, ждал русских впереди. В ночь четвёртых суток перехода, внезапно подул резкий ветер, поднялась метель, ударил сильный мороз, горы стали грозить смертью. Ко всему прочему, под вечер, разведчики приволокли пару «языков», и те после душевной беседы с пристрастием, поведали русским что Аббас-мирза с огромными силами, уже отрезал им путь на Кара-Бабу. Причём один из пленных утверждал что у принца 20-ть тысяч войска, а второй поклялся что их там аж 30-ть тысяч! После небольшого раздумья на военном совете, генерал-майор Небольсин изрёк.
- Теперь уже не важно господа офицеры, 20-ть их там тысяч или 30-ть, задача у нас одна: пробиться к Кара-Бабе, и дойти до Шуши. А посему доведите до солдат только одно, либо они здесь и сейчас побьют Аббаску и вырвутся, либо страшная смерть в горах от голода и холода, всё!
Затем генерал пройдясь по лагерю и увидев бедственное положение страдающих от холода солдат, отдал краткое, но ёмкое распоряжение.
- Разобрать из обоза всё что может пригодиться, а всё прочее кроме носилок для раненых, разбить на куски, и сжечь в кострах!
Тут же принялись строго делить провиант, скудный запас медикаментов, фураж для лошадей,  а всё прочие разбивать топорами, да под строгим контролем офицеров, делить эти дрова равномерно по ротам. Развели костры и толпясь да толкаясь стали греться. Офицеры видя что не всем хватает места, стали разрешать греться лишь какое-то время.
- Так, всё, первый взвод вы погрелись, дайте другим, и не гундеть мне здесь, всем греться надо, не вы одни тут!
Но не смотря на строгое распределение дров, избежать несчастий не удалось. К утру обморозилось до 60-ти человек, пятеро из которых умерли. Застудился в роте Белугина и солдат Лягушкин.
- Ну ты как же так-то, Федя? – озабоченно спросил его Уличев, склонившись над носилками, в которых лежал закутанный в шинель боец в ободранном кивере с обмороженным лицом и кистями рук.
- Папаха-то где твоя, ну? – дыша паром, чуть не возопил Неждан, горестно глядя на солдата.
- Потерял где-то… вот… кивер с убитого… снял – лепеча синюшными и полопавшимися губами, тихо ответил Лягушкин, устало поведя слезящимися глазами.
- Ах ты ж горе батальонное! – сморщившись как от зубной боли, простонал унтер-офицер, и попросил стоявшего рядом Батрачкина – Ефимыч, у меня в ранце, сверху шаль шерстяная здоровенная есть, достань скорее!
- Слушаюсь Вадимыч, я за рас! – «старик» торопливо как мог залез в ранец, и быстро достал хорошо свёрнутую, пуховую шаль большого размера. Её тут же распороли на три части. Одну половинку, стянувши заледенелый как жестяное ведро кивер, осторожно обмотали вокруг головы Лягушкина, оставив одни глаза, а другую, разделив на двое, обмотали каждым куском руку, и вскоре боец стал походить на деревенскую молодку на святках.
- Ну Лягушкинн, теперь не помрёшь брат, жить будешь! – бодрее уже напророчил Уличев, на что повеселевший Федя, слабо произнёс.
- Спасибо Вадимыч,  бога за тебя молить буду…
- Да не за что Федя, не грусти самое главное! – ответил Неждан, и кивнув Батрачкину берясь за одну ручку носилок – Взяли Ефимыч!
Идя впереди, Неждан тихо спросил у солдата.
- Ефимыч, ты солдат бывалый, скажи честно, какие  у Лягушкина дела?
- Ну коли не утеплили бы яво, то худо было бы, а так ничё Вадимыч, переболеить наш Голиаф да и шабаш!  Пятнышки да шрамы как от ожогов останутся, и всех делов, ничего у него не отвалиться, у других вона хуже!..
- Да, жаль ребят, нелепая смерть…
Персы навалились на отряд уже с рассветом  3-го декабря, решивши истребить его до последнего человека, и распаляя себя криками, храбро бросили свои тысячи на русские сотни. Неждан, оставив носилки с товарищем в лазарете,  уже хлестался во всю в авангарде. Артиллеристы трудились буквально без передышки, осыпая врага картечью. И внизу на общей дороге, и вверху на горах да утёсах, меж скал, везде шёл бой. Падали сверху убитые повисая или разбиваясь вдрызг об острые камни, и никто уже не снимал их оттуда. Живые противники намертво вцепившись друг в друга, и не имея сил одолеть один другого, в смертельном отчаянии опрокидывались вниз, не разжимая судорожных объятий. Звенели клинки, рвались ручные гранаты, визжали рикошетя пули, и над всем этим, били боевые барабаны…
Рота Белугина отбросив и рассеяв толпу персов, ударила в штыки, и начала общую контратаку. Бой греет лучше любой шубы, и от солдат уже скоро валил пар. Неждан с ружьём наперевес, бежал слева от командира крича «Ура!» во всю мочь, по привычке уже выискивая глазами противника. Очень скоро он нашёлся сам, точнее они. Опять трое, двое с ружьями, один со щитом и саблей. Персы вскинули свои допотопные фитильные дуры, бах! Один сухо щёлкнув выпустил лишь вонючий дым, а другой не попал, егерь ушёл в бок, и тут же прыгнув вперёд, заколол того, кого подвела осечка. Второй  следом ударил сверху, Уличев отбил удар своим ружьём, в ту же секунду пнул  противника пыром в пах, и не глядя куда он упал, прикладом двинул по щиту третьего, что прикрывшись им, хотел размахнуться, но потеряв равновесие да споткнувшись о камень, упал навзничь, ударившись головой. Неждан не стал уже его докалывать и бросился дальше. Впереди, прижавшись к скале, теснился отрезанный от основных сил, отряд персов под пёстрым знаменем. Бились ожесточённо все. В воздухе мелькали штыки, клинки и приклады, и казалось что кровавый пар медленно уходил в  вышину гор, оседая солёным инеем на заснеженных вершинах. Уличев, сойдясь с врагами вплотную, крутился со своим ружьём как дворовый кот в драке.  Рядом же бились и другие «сапожных дел мастера», Сан Саныч теперь с ружьём, Пал Палыч прикрывая его с боку, ширял своим штыком во все стороны. Зорких и Данила, стоя спина к спине, отбивались от целой оравы вооружённых саблями персов. А там Лёшка Чеканов уже с окровавленным лицом, сбросив штыком очередного супостата, прикладом сбоку уложил уже другого,  не дав тому ударить саблей сзади, рубящегося подле, поручика Кубанина. По кровавым камням и грудам тел, казалось невозможно уже было передвигаться, но годами натренированные ноги, сами теперь знали как им скакать, вынося хозяина. Вот Мишка вдруг сломал свой клинок о доспех врага, и тот ударив поручика щитом, опрокинул его на спину, и заревев быком, замахнулся саблей. Кубанин крутанулся на бок, сабля выбила сноп искр из камня, и в долю мгновения повернувшийся обратно поручик, обломком шпаги пробил врагу руку насквозь.  Зарычав от боли, перс рухнул прямо на Михаила, но тот успев подогнуть колени, стряхнул его с себя, и оттолкнувшись одной рукой от земли, стал подниматься. И здесь, выскочивший следом персидский юз-баши или сотник, в упор выстрелил в поручика из пистолета, и Кубанин рыкнув, неловко поскользнулся и упал.  Сотник тут же хотел добить его саблей,  но другой егерь, Егор Метлицкий из второго взвода, ударом с боку приколол юз-баши.
- Куды, с-с-сука!
Уличев не мог сейчас помочь товарищу, бой шёл не слабый, персы наседали почти везде и уже казалось начали одолевать, сила ломила солому… И лишь тут у этой скалы, они оборонялись. Неждан отбив саблю, ударом приклада сломал врагу шею, и ринулся туда, где развивалось их знамя. Уже заколот рослый офицер,  подались в страхе двое с пустыми мушкетами. А вот и знамя!
- У-р-р-р-а-а-а!!! – не своим голосом заорал Неждан бросаясь к нему, где только лишь трое прикрывали свой прапор, а прочие брызнули в сторону. Уличев в два удара заколол одного, второй вскинувши мушкет тут сам пал сражённый чьей-то пулей, а знаменосец подняв пистолет, спустил курок. Пуля сшибла с Неждана папаху, обжегши волосы, но враг  тут же был заколот, и унтер-офицер мгновенно завладел знаменем.
- У-р-р-а-а-а!! Вот оно! Взял! – торжествующе закричал он, однако подскочивший Белугин одобрительно хлопнувши бойца по плечу, отрывисто бросил.
- После брат! Жмут персы! Жмут!  Худо дело!
Враг нажимал огромной силой, и думалось конца этому потоку не будет. Командир одной из егерских рот, с повисшей как плеть, чёрной от крови левой рукой, без шапки, со всклоченными от пота волосами, указав шпагой на вражьи силы, зычно крикнул своим поколебавшимся  уж было бойцам.
- Еге-р-р-я-а!!  Умирай где стои-и-шь!!  В последнюю атаку, за Отечество, за мно-о-о-ой!!! – и уже пошатываясь пошёл вперёд, егеря взревев всеми «Урра!!» ринулись уже казалось, в обречённую атаку!
Небольсин заметил что Троицкий полк заколебался и стал сдавать, ещё четверть часа и всё. И тогда,  генерал бросил в бой свой последний, свой стратегический резерв, егерей  Лисаневича, которые ещё не были сегодня в деле, и в нетерпении топтались на месте.  Удар свежих егерских сил, воодушевил и подкрепил русских, но совершенно смешал и деморализовал персов. Самые отчаянные и храбрые их воины уже погибли, а те что бились теперь, стояли лишь чисто на страхе перед гневом своего царственно родного принца. Но теперь, когда новый отряд  егерей, внезапно их атаковал,  персы больше не выдержали.  Передовые в ужасе обратились в бегство, внося сумятицу и умножая панику даже в тех полках, что вовсе не участвовали  в деле, и вскорости пораженческие настроения, охватили всю армию,  и Аббас-мирза уже ничего не смог поделать с этим, поток его бегущих воинов, нарастал. Поражение персидской армии, стало полным. Русские гнали неприятеля пять вёрст, истребляя и уничтожая всех и вся, пленных в тот день не брали. Уже после боя, Уличев узнал что поручик Кубанин ранен в плечо, но кость не задета. А вот отчаянный, однорукий офицер увлекший свою роту вперёд, в той схватке погиб. Путь  был открыт, и отряд уже по гораздо белее спокойной и благоприятной дороге  добрался до Шуши.  За этот подвиг, Небольсин получил орден Св. Георгия 3-й степени. Не обошли наградами и наших егерей.  Унтер-офицер Уличев за взятие знамени, получил медаль, чин прапорщика и дворянство! От последнего, вчерашний солдат слегка оторопел, и не сразу свыкся с мыслью, что он теперь «ваше благородие» (вот в деревне-то узнают?) Прапорщика получил и унтер Чеканов, а так как он  родом происходил хоть и из бедных но всё же дворян,  то чин приправили  медалью. Куценко и Сан Саныч получили по унтер-офицерскому званию, и по медали, всем прочим просто вручили боевые награды.
Но если отряду генерал-лейтенанта Небольсина повезло, то отступление Гудовича превратилось в бедствие.  Войска шли по пояс в снегу, почти без тёплых вещей, и при морозе в 15 градусов, потеряли замёрзшими на смерть до 1000 человек,  то есть больше даже чем при неудачном штурме Эривани! Нарвские драгуны и батальон пехоты расчищали дороги лопатами. Борисоглебский драгунский полк, потерял всех лошадей, и пришёл  пешком. Сам Гудович жестоко простудился и лишился глаза. Не смотря на трагический исход эриванского похода, одна из двух стратегических задач компании 1808 года, была успешно решена.  План персов по вторжению в Грузию большими силами оказался сорван, а русские войска нанеся врагу превентивный удар, вели боевые действия на чужой территории.
Чуть погодя, выяснилась общая причина неудачного похода на Эривань. Подполковник Коченев, одно время бывший даже комендантом  Елизаветооля, оказался предателем, и перебежал к персам, выдав им все стратегические планы  русского командования, которые он неизвестным пока путём, добыл из штаба Гудовича. Военная контрразведка, начала следствие. Забегая вперёд скажем, что изменник, всё же получил своё. Вознамерившись каким-то путём вернуться в Россию ( интересно какой приём он там ожидал себе?) он был во время одной из прогулок, неожиданно зарезан персами, и сброшен в воду. Как поговаривали после, приказ разделаться с Коченевым, негласно отдал сам Аббас-мирза…
По окончании компании, полковник Котляревский вернулся в Карабах с шестью ротами 17-го егерского полка. Ему вновь была поручена забота охраны Карабаха, сменившим Гудовича в 1809 году генералом от кавалерии Тормасовым. Вскоре была взята Поти, усмирены Имеретия и Абхазия,  а для защиты Грузии от персов, генерал отставил Небольсину четыре батальона  разделённых на два отряда. Один с Лисаневичем на Елизаветопольский округ, а другой с Котляревским, на Карабах…

                КОНЕЦ  4-й ГЛАВЫ.       17/03/ 2019.

                (ПРОДОЛЖЕНИЕ  СЛЕДУЕТ)


-
-
-


-
-
-

-
-
-
-
-
-




-
-
-
-

-


-
-
-