Отрочество на берегу Ревуна. Часть 4

Cказки старой уралки.

В начале декабря Раиса привезла из Кушума свою бабушку Фелицату. Как потом она рассказывала всем знакомым, по этому затянувшемуся случаю: «Дольше собирались». Действительно, переезд старой бабушки несколько раз откладывался. Бориса часто вызывали в Уральск, но вместо обещанной должности его направляли в командировки по области для производства ревизий в райпотребсоюзах. В конце ноября Борис не выдержал, и стукнув кулаком по столу в кабинете начальника ревизионного отдела, заявил: «Или переводите в город, или я увольняюсь по собственному желанию. Меня давно в ОБХСС зовут! Уйду от вас в милицию!» Начальник внял угрозам молодого ревизора и подписал перевод. Борис собрал дорожный чемодан и уехал к новому месту работы в Уральск, а его мать Анна осталась в Кушуме продавать дом.

В конце уроков учительница Галина Ивановна спросила у ребят, кто из них сможет принести веточку лоха, желательно, с плодами.

– Галина Ивановна, эта, на которой жиды растут? – спросил Никита.

– Русанов! Так, нельзя говорить. Жиды – это ругательное слово. Так, в царской России дразнили представителей еврейского народа. Я спросила о веточке лоха узколистного, который, ещё, называют Джидой. Джида – это дерево семейства Лоховых. Понял, Русанов?

– Понял, что дерево называется Джида. А почему финики, которые на нём растут, пацаны называют жидами?

– Русанов, Русанов! Ну, какой же ты настырный. Нет на джиде никаких фиников. Самообман это. Финики на пальмах растут. В жарких странах.

– Галина Ивановна! Откуда Вы всё знаете про деревья? – спросила Катя.

– Я заочно учусь в пединституте. Через два года смогу преподавать в старших классах. Может, даже, у вас буду вести ботанику и биологию.

– Лучше бы вы, Галина Ивановна, историю у нас вели, – отозвался Никита.

– Это почему же, Никита?

– Да, к нам старая бабака приехала жить, она много интересных историй рассказывает про Гражданскую войну. Она, ещё, Чапаева живого видела!

– Интересно, будет её послушать! У вас в следующем году будет предмет «Рассказы по истории». В нём, большой раздел посвящен Гражданской войне в СССР. А можно бабушку в школу пригласить?

– Не, в школу она не пойдёт. Старая очень. Она, целый день на сундуке лежит. Лучше, вы к нам приходите.

– Ладно, зайду на днях. Побеседую с твоей бабушкой.

– Приходите в воскресенье, когда мамка дома, – проговорил Никита. – Я вам с подловки целый пучок веток лоха достану. Мамка заготовила много. Листья кровь останавливают, а ягоды от поноса хорошо…

В воскресенье молодая учительница стояла на пороге дома Русановых. На крыльце её встретила Раиса. Она была предупреждена о её визите. Правда, думала, разговор пойдёт об успеваемости Никиты, а оказалось, что Галина Ивановна пришла побеседовать со старой бабушкой Фелицатой.

– Галина Ивановна, проходите в избу, чего на пороге стоять то, – сказала Раиса, приглашая учительницу войти внутрь дома. – На улице мороз, хотя, и без снега, а в доме печь натоплена и самовар поспел. Я пока нам на стол соберу, а вы можете с бабой Фелей поговорить. Она у нас тут, в уголке на сундуке отдыхает.

– Здравствуйте, бабушка, – поздоровалась учительница со старушкой. – Мне говорили, что вы много рассказов знаете про Гражданскую войну. С самим Чапаевым были знакомы. Сможете мне рассказать?

– Ты чья, будешь? – вместо приветствия строго спросила старушка.

– Мамина и папина! – весело протараторила Галина Ивановна, но заметив, что старушка нахмурилась, уже серьёзно спросила. – В смысле, чья? Кто родители что ли? Они у меня из Белоруссии, на целину сюда приехали. Сейчас в Круглоозёрном живут, а я здесь в школе работаю.

– Нет, дочка, ничего я тебе рассказывать не буду, – резко отрезала бабушка Фелицата. – Ты, не наша, не казачья дочь. Иногородней рассказывать, не буду. Грех большой…

– Жалко, мне доклад к февралю подготовить нужно, про Чапаева, – явно, с обидой проговорила Галина Ивановна. – Честно говоря, я и слово такое, как «иногородняя», слышу впервые…

– Да будет те, бабака, противничать, – проговорила Раиса. – Рассказала бы, Галине Ивановне, про Чапаева. Жалко, что ли? Ей, потом, ребятишкам в классе будет о чём рассказывать.

– Ну, если только ребятёшкам, то расскажу, – согласилась старушка, после некоторого раздумья. – Что милая, тебя интересует?

– Бабушка, что за человек был Чапаев? – оживилась учительница. – Такой же, как в кино показывают? На коне и в бурке?

– Нет, дочка! Чапаев к нам в автомобиле приезжал. Ни разу его на коне не видела. Щёголь был. Хорошо одетый. Френч дорогой на нём был, а бурки не было. Может, в машине лежала. Врать, не буду, не видала.

– Бабушка, а о чём вы с ним разговаривали? – поинтересовалась Галина Ивановна. – Он про себя рассказывал?

– А как же, рассказывал. Всё клял себя, что с войной к нам пришёл. Кровь, мол, на нём. Антихристом, себя называл. Чуял, ирод, что скоро яму конец придёт. У нас в посёлке старец жил, книжник. Он к нему приезжал, хотел у того совета спросить. Уж, не знаю, о чём они калякали, но на утро старца след простыл, а, вскоре, и Чапаева казаки шашками порубали.

– Как порубали? Он же, в Урале утонул.

– Ня знай, ня знай.  Может для иногородних и утоп… Люди разное болтали… Не хочу вспоминать…

– Галина Ивановна, пойдёмте пить чай, – видя, что разговор окончен, Раиса позвала учительницу к столу. – Баба Феля отдохнёт немного, потом глядишь, что – нибудь ещё расскажет.

– Да, да! Понимаю, что тяжело вспоминать войну. Сама родилась в лесу, в партизанском отряде. Помню, как немец нас бомбил. Страшно было…

– Мы здесь тоже горя хлебнули, – проговорила Раиса. – Голодовали, вплоть, до целины. Только в 56 – м году, хлеба вдоволь наелись. Ладно, чего там плохое вспоминать, пейте чай с каравайцами…

– Ой, какие вкусные пироги! Что за начинка?

– Сухие яблоки с курагой и немного смородинного варенья кладу для запаха. Сейчас пост, до Рождества. Мясо грех, а рыбы нет, вот и пеку сладкие каравайцы, да открытки. Дети любят…

– А почему варенье не чувствуется? Хотя, запах смородины есть.

– Так, я смородину не варю на огне. Прокручиваю на мясорубке и засыпаю сахаром. Она постоит, пропитается, а потом в банки перекладываю. В ней все витамины сохраняются и в погребе долго стоит…

Из угла комнаты послышался слабый храп старушки, но со своеобразным присвистом. Видимо, она не стала дожидаться, пока учительница напьётся чая с каравайцами, да наговорится с её внучкой, и крепко заснула.

– Ну вот, бабушка Феля уснула, – проговорила Галина Ивановна, – и мне пора домой. Засиделась я у вас. Спасибо, за вкусные пироги!

– На здоровье! Приходите, когда будет время. Посидим, почаёвничаем…

– Спасибо за приглашение, обязательно зайду к вам, ещё. Мне Никита обещал веточка лоха. Сказал, что вы его на зиму заготавливаете.

– Так, он в сенях лежит. Он, ещё вчера с подловки достал, для вас. Берите весь пучок… Там, и ягоды на веточках есть…

Только успела учительница выйти за калитку, как с улицы прибежали Никита и Олег. Они кубарем вкатились в избу и, не раздеваясь, схватили со стола по открытки.

– Мам, а учительница была? – уплетая за обе щеки сладкую открытку,  спросил Олег.

– Была, была. Прямо перед вами ушла. Раздевайтесь, сорванцы, а потом будите есть за столом.

– Мам, а бабака ей про Чапаева рассказывала? – спросил Никита. – А ты, ей ветки с жидами отдала? Я обещал…

– Рассказывала, а потом мы чай с ней пили. И ветки не забыла отдать. Она, ещё, придти обещалась. Только бабаку нашу разговорить, ой, как тяжело… Она, ещё, та казаченька. Гордая и упрямая! Сразу то, и говорить не захотела с учительницей. Как узнала, что та не уралка, отказом ответила. А потом смягчилась, да покалякали немного. Не любит бабака гражданскую войну вспоминать. Ей больше нравится про «старый режим» рассказывать. Как царь Николай на Урал приезжал, да её серебряным рублём одарил. Её первый муж служит в Петербурге, при царе в охране. Он ей такие сказки про царскую жизнь рассказывал, что ни в одной книжке не прочитаешь.

– Мам, а почему баба Феля нам про это не рассказывала? – спросил Олег.

– Так, вы не спрашивали. Вам, всё больше войну подавай. На всех столбах в огороде ваши деревянные ружья висят. Сабли из старых обручей, гляжу, понаделали. Спросите у бабаки, как жилось ей при «старом режиме», она и расскажет вам. А то, кроме войны, да Чапаева, ничем не интересуетесь.

– Щас, пойду спрошу, – дёрнулся из – за стола Никита, но мать его остановила.

– Не буди, баба Феля только уснула. Пусть поспит, потом спросите…

Для мальчишек стало открытием, что старая бабушка, знает «сказки» про последнего русского царя. Обладая феноменальной памятью, баба Феля могла часами рассказывать, как она с папашей ездила смотреть плавню, в честь приезда наследника Цесаревича Николая Александровича. Сама то, плавня проводилась напротив Ханской рощи, а зрители из посёлков стояли на Красном яру, как раз на том месте, где сейчас посёлок Коминтерн. Вот, на этом торжестве, она и получила в подарок серебряный рубль. Говорила, что сам Наследник подарил. Только в эту сказку мало кто верил, потому что бабушке в ту пору было всего десять лет от роду. Скорее всего, рубли раздавали всем присутствующим от имени Наследника.

Ещё рассказывала, когда муж её, Иван, служил в лейб – гвардии Уральской казачьей сотне, она часто получала от него письма с подробным описанием царской охоты или рыбалки. Любил рыжеволосый царь Николай охотиться с лодочки. Плывёт по речке, а с обеих берегов его наши казаки охраняют. Он из ружья постреливает, а собачки вислоухие ему дичь из воды достают. Или возьмёт удочку, сядет на бревно, голые ноги в воду сунет, да пескарей ловит. Сам себе червяка на крючок цепляет, сам рыбу снимает. А рядом в кустах охрана лежит, шевельнуться бояться. Не любил царь, когда шумели на рыбалке. А уж, какие смотры проводил царь. Казаки стояли «во фрунт»,  все в разноцветных мундирах. Оренбургские казаки в синих, уральские в малиновых, ещё были в жёлтых – забайкальские, уссурийские, да, ещё, и  сибирские казаки. Полк гвардейский тогда, сводно – казачьим назывался. Значит, набранный из разных казачьих войск, со всей России.

Новогодние праздники!

Зима пришла рано, но в ноябре установились тёплые дни, и весь выпавший снег растаял. Потом ударили сильные морозы, а земля оставалась голой, не покрытой снегом. И вот, за три дня до Нового года повалил густой снег. Школы закрылись на каникулы, а детвора высыпала на улицы и лепила из влажного снега снеговиков. Дело нехитрое: катались три снежных шара, разных размеров и устанавливались друг на друга. Вместо носа морковка, вместо глаз – угольки. На голову надевалось старое дырявое ведро, а в руках была чилижная метёлка на палке. Почему то, в Коминтерне такой шедевр детского творчества, назывался «снежной бабой». Действительно, снеговики были похожи на школьную дворничиху тётю Дусю. Повяжи на голову снеговика шаль – бежевку, да одень на него зипун, получится копия тёти Дуси. «Снежные бабы» росли, как грибы после дождя, и также быстро разрушались весёлой детворой. Не всегда в Уральске Новый год с таким обилием снега встречают. Бывали годы, когда морозов не было, и речки не успевали покрыться льдом. Вот, и радовался уральский народец снегопаду. Будет теперь возможность покататься на лыжах. Старинная Ханская роща была излюбленным местом для лыжных прогулок.

В четверг, 30 декабря, Никита и Олег сходили на ёлку в клуб дорожников. Им очень понравилась постановка, которую разыграли самодеятельные артисты. Режиссёр так поставил представление, что дети тоже участвовали в массовых сценах. Было весело и интересно. А Дед Мороз и Снегурочка, появившиеся после сказочной постановки, наполнили праздник весёлыми шутками и песнями. Детвора была в восторге от выстрелов хлопушек, из которых разлетались разноцветные конфетти. Все восторженно махали бенгальскими огнями и топали ногами. Смех и радость выливались через край. И никто не предполагал, что на завтра здесь случится беда.

На следующий день, ёлка была для самых маленьких ребят,  которые пришли с родителями, дедушками и бабушками. Так же, по сценарию, прошёл спектакль – сказка, а потом появилась Снегурочка и дети вместе с ней начали скандировать: «Дедушка Мороз! Дедушка Мороз!» Кто – то, из родителей, выстрелил из хлопушки рядом со Снегурочкой и на ней, вдруг, вспыхнуло платье из лёгкой капроновой ткани. Пока сообразили, что да как, капрон расплавился и прилип к телу женщины. Она долго потом лечилась, но следы ожогов остались на всю жизнь. Про этот случай детям рассказала Раиса и приказала строго – настрого не брать в руки хлопушки.

– Пойдёте третьего числа на ёлку под Карев, – наставляла она детей, – не вздумайте брать хлопушки и бенгальские огни. Олег, тебя особо касается. Водишь там, дружбу с разной шпаной из города. Прямо, пускать вас одних страшно, становится.

– Мам, ну что ты завелась, – огрызнулся Олег. – Какая шпана, нормальные пацаны…

– Мам, да нет у нас хлопушек, а огни папка спрятал, – успокоил мать Никита. – Алик же, не баловал на ёлке, он в конкурсе участвовал и приз получил.

Рано утром 3 – го января, Никита и Олег поехали в город, на ёлку, которая была в филармонии, на втором этаже знаменитого дома Карева. Сдав свои пальто в гардероб, они поднимались по широкой лестнице, когда с левого пролёта лестницы выскочил запыхавшийся мальчишка.

– Пацаны! Атас! Мент в карманах шарит. Хлопушки есть?

– Нет!

– Повезло, а у меня три. Куда девать, не знаю?

– Попроси тётку в раздевалке принести пальто. Положишь в карман и опять сдашь на вешалку. Скажи, что билет забыл в кармане.

– Пацаны, пойдём со мной, а то тётка не поверит, – взмолился мальчишка.

– Пошли, – согласился Олег. – Я, даже, слезу могу пустить.

Троица спустилась в гардероб. Начали упрашивать пожилую седовласую гардеробщицу принести пальто по номерку, а та, ни в какую. Олег, как и обещал, начал плакать. Тут, на шум сбежались уборщицы, и давай просить упрямую тётку – гардеробщицу внять жалобным просьбам мальчиков. И, лёд тронулся, мольба проняла гардеробщицу. Правда, сама не пошла, а попросила молодую уборщицу принести пальто мальчишке. Тот, для вида порылся в карманах, нашёл как – будто свой билет, а сам положил в оба кармана хлопушки и сдал пальто обратно.

– Идите, уже сорванцы, – пробурчала гардеробщица, – спектакль скоро начнётся. Второй звонок прозвучал.

– Пацаны, ходу! – радостно скомандовал мальчишка и рванул к лестнице.

Уже в зрительном зале, где перед ёлкой показывали новогоднюю сказку, мальчик предложил братьям познакомиться.

– Пацаны, вас как зовут? Я, – Пашка!

– Я, – Никита, а это мой брат Олег, – ответил Никита. – Ты, в какой школе учишься?

– В 3 – й школе. Возле кинотеатра «Аврора» живу, а вы откуда?

– Мы из Коминтерна! В 20 – ой школе учимся.

– Колхозники, что ли?

– Почему? Нет! Мы, вроде, к городу относимся.

– Мой дед раньше жил в Коминтерне и рассказывал, что работал там в колхозе конюхом. Рассказывал про колхозную кузницу, где он коней подковывал. Он называл кузнеца по имени, только я забыл. Там, ещё старый комбайн стоял. Дед и на нём работал. А возле Урала плантации были… А ещё дед рассказывал, что был отличным печником, а во многих домах в Коминтерне его печки до сих пор топят.

– Как звали деда? – спросил Никита.

– Раннев Ефим! – сказал Павел.

– Знаю, жил такой старик в Коминтерне, – проговорил Никита. – Мне отец рассказывал. Он у нас печку клал. Когда жена у него умерла, он к сыну в город уехал.

– Да, – подтвердил Павел. – Мой отец на Ворошиловском заводе работал. Нам тогда квартиру дали, три комнаты. Мать говорит, благодаря деду. Его к нам прописали, ещё в старую квартиру. Баушка когда умерла, родители его сразу к себе взяли. Я маленький был, а мой старший брат хорошо всё помнит. Он мне рассказывал.

– Ребята, тихо! – сделала замечание дежурная. – Идёт спектакль!

Мальчишки замолчали и стали смотреть новогоднюю сказку про лесных чудищ: бабу Ягу, лешего, кикимору и другую нечисть, которые похитили Снегурочку. Артисты так натурально исполняли свои роли, что все ребята были в восторге. Баба Яга, руководившая «нечистой» силой, оживлённо бегала по сцене и, даже, спускалась со сцены к юным зрителям. У детей складывалось такое ощущение, как – будто они тоже принимали участие в поисках спрятанной Снегурочки. После спектакля, когда все ребята пошли в другой зал, где стояла нарядная ёлка, детские эмоции лились через край.

– Никита, а как ты догадался, что Снегурку спрятали в сундук? – спросил Павел. – Я думал, она в избушке на курьих ножках будет.

– Так, мы в прошлом году здесь были,  – проговорил Олег. – Этот же спектакль был. Мы тогда тоже думали, что её в избушке спрячут.

– Так, что же мне не сказали, – возмутился Павел. – Тоже мне, друзья.

– Паша, если бы сказали, то тебе неинтересно было смотреть, – успокоил нового друга Никита. – Мы вот, с Олегом, так намучились, пока дождались конца постановки. Правда, Алик?

– Да, да, – подтвердил Олег. – Пацаны, идём в конкурсе участвовать!

– Пошли! – оживился Павел.

Конкурс был простой. Шесть участников и пять стульев, стоявших в круг. Пока играет музыка, участники бегают по кругу. Музыка обрывается, а участникам нужно сесть на стул. Кто остался стоять, тот выбывает из игры. Затем, убирается один стул, а игра продолжается. Итак, пока не останется один стул и два участника. Это – финал игры. По счастливой случайности в него вышли Олег и Павел. Заиграла музыка, и мальчишки побежали вокруг стула. Музыкант, игравший на аккордеоне, специально начал ускорять мелодию, и когда ребята разогнались до бешеной скорости, вдруг, неожиданно убрал руки от инструмента. Музыка смолкла, а ребята ещё бежали по инерции. Павел проскочил уже стул, но быстро сообразил и, перескочив через его спинку, оказался на сиденье. Ему досталось первое место и приз.

– Паша, как ты так ловко перепрыгнул через спинку стула, – спросил его Никита. – Я думал, что Олег станет победителем.

– В нашей школе проводили такой же конкурс, – честно признался друзьям Павел. – Там, один пацан, два раза подряд выиграл, таким макаром. Я, потом, дома долго тренировался прыгать через стул

После ёлки, получив подарки, друзья распрощались до лета. Павел пошёл направо, в сторону площади имени В. И. Ленина, а братья отправились в другую сторону, на Пугачёвскую площадь. Впереди было больше недели новогодних праздников, из которых самыми весёлыми считались, конечно же, Рождество Христово и Старый Новый год.

– Мам, а правда, что Исус Христос в этот день родился? – спросил Олег. – А в каком году это было?

– Конечно правда, сынок, – подтвердила Раиса. – А в каком году не знаю. Давно это было. Говорят, что наше летоисчисление ведётся от Рождества Христова. Раньше, до революции, по старому стилю праздник Рождества был в ночь на 25 декабря, потом шёл Новый год, а за ним Крещение. От Рождества до Крещения были Святки – дни народного гулянья, весёлых забав и шумных игрищ. Старики рассказывали, как в посёлках строили снежные крепости, а потом казаки их штурмовали, и пешими и конными. Ряженые по дворам ходили, выпивки и угощений требовали. Всюду, песни и пляски до утра. После Святок, утром 6 января святили воду, ярые гуляки пробивали иордань в ильмене и трижды окунались в ледяную воду. Смыв с себя накопившиеся грехи, казаки – гуляки принимались за работу. Делу время, потехе час.

– Мам, а почему сейчас, сначала Новый год приходит, потом Рождество? – опять пристал к матери с вопросом Олег.

– Ленин установил нам новый стиль, – начала объяснять Раиса. – Теперь у нас Новый год встречают дважды: 1 января по официальному календарю, а 14 января, уже, по церковному. На Старый Новый год приходится большой православный праздник – Обрезание Господне. А, ещё, именины Василиев. Шабёр наш, Василий Столяров, как с отцом вашим вместе сойдутся в этот день, так, пока весь самогон не выпьют, из – за стола не выгонишь. Бабака Феля проснётся, спросите у неё, как раньше Новый год встречали казаки. Старики рассказывали, пили помногу, но ум не пропивали. Кто буянить начинал, поселковый атаман в кутузку сажал, на хлеб и воду. Посидит там казак два – три дня, оголодает, больше на буйство его не тянет.

В Крещение, на Коминтерновском пляже рыбаки прорубили большую прорубь, в виде креста. Анатолий Русанов и Василий Столяров первыми окунулись в ледяную воду Урала. Им тут же, поднесли по стакану водки и набросили на плечи меховые полушубки. От их тел, раскрасневшихся от мороза, валил пар, как – будто они вышли из бани. Никита и Олег, с явной гордостью смотрели на своего отца, первым нырнувшим в холодную воду.

Аты баты, шли солдаты…

В воскресенье Никита проснулся, как обычно. На улице чудесная тёплая февральская погода, с признаками приближающейся весны. Ярко светило солнце. Выглянув в переднее окно, Никита увидел возле лесополосы толпу солдат. Они только подошли на лыжах и стали располагаться на привал.

– Олег, вставай! – Никита принялся будить младшего брата. – На поляне, где в лапту играем, солдаты на привале стоял. Пойдём, позырим, может автомат дадут подержать.

– На фига, они мне, эти солдаты, – пробурчал сонный Олег, – я спать хочу. 

Никита не стал приставать к брату. Умылся, наспех позавтракал, оделся и отправился посмотреть на солдат. На поляне уже стояли коминтерновские мальчишки и, с видом умных людей, разглядывали солдатскую амуницию и оружие. Конечно же, мальчишек в первую очередь интересовали самые, что ни на есть, настоящие автоматы с изогнутыми рожками и штык – ножи к ним. Автоматы Калашникова, даже, в кино показывали крайне редко, а тут, наяву. Можно не только посмотреть, а с разрешения солдата, ещё, и потрогать руками холодную сталь автомата.

– Дяденька солдат, а сколько пулек в рожке? – спросил Генка Сучков. – Мне говорили, что тридцать. Это правда?

– Да, в магазине 30 патронов, – подтвердил солдат. – У меня три рожка: один на автомате и два в подсумке на ремне…

– Ефрейтор Петров! – окликнул этого солдата офицер. – Прекратить  разговоры с посторонними!

– Есть, товарищ лейтенант! – ответил солдат. – Всё ребята, не приставайте.

Как выяснилось, военные проводили лыжный марш – бросок на 5 км. Им предстояло идти на лыжах до своей части в центре городе. Лыжи у солдат имели специальные крепления, которые регулировались под валенки или сапоги. В связи с тёплой погодой, солдаты были обуты в кирзовые сапоги. Усатый старшина подал команду солдатам: «Перекур! 5 минут!».

Мальчишки сбились в кучу и начали советоваться между собой, следует ли идти за солдатами или пора расходиться по домам.
– Пацаны! – взял инициативу в свои руки Генка Сучков. – Пошли за солдатами. Мне ефрейтор Петров по секрету сказал, что по пути будет ученье проводиться. Стрелять будут, холостыми. Интересно посмотреть, как солдаты в войнушку играют.

– Не, я не пойду, – сразу отказался Сергей Долгов. – Мне мамка приказала дома сидеть.

– А я пойду! – заявил Юра Шуков. – Я хочу в суворовское поступать, мне интересно, как солдаты стрелять будут.

– Юрка, я с тобой, – поддержал друга Никита. – Я тоже в суворовцы пойду.

– Витька, а ты, что молчишь? – спросил Генка своего «оруженосца».

– Не знаю, – пробурчал Витька. – Геныч, может не стоит идти?

– Да ладно, тебе. Вернуться назад всегда успеем. Пошли!

– Федяка, а ты пойдёшь? – спросил Никита своего товарища Сидорова.

– Нет! – категорично отказался Фёдор. – У меня уже ноги замёрзли. Ботинки мокрые…

Пока солдаты курили, из среды мальчишек выделилась группа из четырёх человек, изъявившая желание следовать за ротой. Решили идти за ними на большом расстоянии, чтобы не привлекать внимания офицеров.

Солдаты резво бежали на лыжах и мальчишки еле успевали за ними. Они передвигались бегом по свежей проторенной лыжне. Снег был влажный, хорошо утрамбовывался, и лыжня была похожа на беговую дорожку. Она сначала пролегала по руслу Ревунка, а возле развалин старой мельницы повернула на Белкин остров и упёрлась в лесную чащобу, окружавшую несколько небольших озёр. Солдаты остановились на привал, а офицеры стали думать, куда двигаться дальше. И тут, один из них заметил ребят и махнул им рукой.

– Ребята! – крикнул офицер. – Идите сюда. Вы эти места хорошо знаете?

– Да, дяденька офицер, – кивнул головой Никита.

– Как нам на Чаган, к старому пляжу выйти? – спросил офицер.

– Тут, не пройти, – ответил Никита. – Надо назад повернуть, и по Ревунку дойти до Коминтерновского пляжа, а там, повернуть на Чаган. Старый пляж будет впереди, по правую руку.

– А на карте, здесь пустырь, – задумчиво проговорил офицер. – Нас, предупредили, что в устье Чагана могут быть промоины. Есть?

– Да, но их можно по берегу обойти, – ответил Никита. – Там, взвоз есть. По нему можно на лыжах на Чаганный берег подняться, а потом у пляжа съехать вниз. Мы там, с пацанами, хорошую горку накатали…

– Давайте, ребята, показывайте дорогу, – проговорил офицер. – Мы итак, от графика отстаём.

– Пошли!

Мальчишки развернулись на лыжне и побежали к Ревунку, а солдаты за ними. Через полчаса ребята вывели солдат к старому пляжу на Чагане. Солдаты по очереди стали съезжать с крутой накатанной горки на лёд и на скорости выскакивали на пологий песчаный берег реки, который называли старым пляжем. Зимой он был покрыт толстым слоем снега, из – под которого кое – где торчали причудливые коряги, похожие на сказочных чудовищ. Когда последний солдат съезжал вниз, офицер повернулся к ребятам и сказал:

– Ребята, от лица командования части, благодарю за службу! – похвалил мальчишек командир роты. – А сейчас, пацаны, марш домой, скоро начнёт смеркаться… Как бы от родителей вам не влетело?.. Мы побежим бегом по лыжне, и вам за нами уже не угнаться.

Сказав последнее слово, офицер лихо скатился по горке на лёд Чагана и по инерции выскочил на противоположный берег реки, откуда помахал рукой на прощание. Мальчишки тоже замахали руками, а Генка ещё и свистнул изо всех сил. Уж чего – чего, а лучше Генки никто в Коминтерне свистеть не умел. Говорили, что этот дар ему достался от непутевого отца, который был большой любитель свистом погонять голубей. После войны почти все парни в Коминтерне держали голубятни. Когда голубиная «мода» прошла, то и свистеть перестали, за исключением Генкиного отца. 

Действительно, зимний день скоротечен, а солнце, не успев подняться над горизонтом, стремится закатиться за него опять. Четверо мальчишек ушли через Белкин остров назад в Коминтерн, а солдаты рванули на лыжах в Ханскую рощу, где была проложена лыжня по направлению к городу.



Тайна старого печника.

В конце февраля Никита встретил на Центральной улице старика Михея, который только что приехал на автобусе из города. Старик был чем – то озабочен и выглядел через – чур удрученным и опечаленным.

– Вот Никитка, похоронил сегодня последнего товарища, – проговорил старик. – Ушёл из жизни Ефимка Раннев. Что интересно, третьего дня был у него в гостях, по рюмочке с ним выпили в честь праздника – дня Красной Армии, а ночью его с инсультом в больницу увезли, где он и помер в приёмном отделении. Вот уж, досада какая приключилась…

– Мы с его внуком Пашкой на ёлке подружились, – отозвался Никита. – Он у нашего Алика конкурс выиграл…

– Ефимка тоже резвый был, – проговорил старик. – Мы с ним в польском плену были вместе. Помню, приехал Борис Савинков в лагерь и ну давай наших казаков уговаривать против Советской власти идти воевать, а Ефим ему и скажи, что мы до тошноты навоевались, хватит мол. У того глазища,  аж на лоб выскочили. За наган схватился, кричит: «Застрелю, красная сволочь!». Ефим ему и говорит: «Некогда мне с тобой лясы точить, мне печь нужно докладывать!». Повернулся и ушёл, только его и видели…

– Да, нам Пашка говорил, что дед его отличным печником был, – вставил слово в разговор Никита.

– Вот, через его ремесло и живы остались, – сказал дед Михей. – Он меня к себе в подсобники взял, и стали мы ложить печи полякам в округе. К осени молва о печнике Ефиме дошла до одного богатого поляка, которому камин захотелось в залу. Вдобавок оказалось, что поляк тот в Уральске служил в конце прошлого века. Мы у него две недели жили, пока работали. Он с охраной лагеря договорился, чтобы нас у него не трогали. Кормил хорошо, а когда работу сделали, он нас спрятал в телегу, да отвёз лесом к границе. Сказал идите, мол, с Богом, иначе помрёте в лагере. Там, как раз начался мор среди пленников. Болезни и жрать было нечего…

– А вы, как же к нашим добрались? – спросил с явным и неподдельным любопытством Никита.

– Не добрались, а добирались три дня, – ответил старик. – Поляки погоню наладили. Видно, хозяин, у которого работали, соврал, что мы сбежали. Вот, мы и прятались в лесу, пока погоня другой дорогой ушла. Затаились в кустах у реки, а поляки удумали рыбу глушить. Да, как бахнут динамитом недалеко от меня, что из ушей кровь пошла. Ефимка меня к земле прижал. Благо, рыбу течением от нас быстро уносило. Поляки в стороне её собирали с лодки, а то бы заметили нас. До ночи пролежали в кустах, у меня голова болит, в ушах звенит, хоть, караул кричи. А больше всего есть захотелось. Ефимка пополз по берегу и собрал мелкую рыбёшку, которую взрывом выбросило из воды. Так, мы её прямо с чешуёй и съели...

– Мамка говорила, что сырую рыбу есть нельзя, глисты будут, – серьёзно заявил Никита.

– Вот, уж о глистах мы меньше всего тогда думали, – засмеялся старик. – Мы до того три дня маковой росинки во рту не держали. Ночью сели в польскую будару и давай грести руками на противоположный берег, где уже наша территория начиналась. Только причалили к берегу, окрик из кустов: «Стой! Кто идёт!». Ефим отвечает: «Никто не идёт! Уралиски казаки из плена приплыли!» Нас взяли под караул и к чекисту отвели. Два дня нас допрашивал, мы на все вопросы отвечали, как на духу: «Не знаем, не ведаем, не слышали и не видели». Чекист и говорит: «С тебя Михей, взять уж нечего. Ты контуженый, а потому отпущу тебя домой. А товарищ твой, должен ещё послужить Советской власти. Поедешь ты, Ефим Раннев, на Южный фронт, Врангеля добивать»…

– И, что же вы расстались с ним? – спросил Никита.

– Расстались, но не сразу, – ответил дед Михей. – Пойдём – ка, сядем на завалинку у Дикиных, а то в ногах правды нет. Там, и солнце припекает, а уж тогда, отрок, доскажу тебе эту нашу историю.

Дед Михей устроился удобнее на прогретой солнцем доске, и продолжил свой рассказ о далёком прошлом. Никита любил слушать всякие истории от деда Михея, задавая ему наводящие вопросы, поэтому старику нравился этот мальчик в качестве собеседника, который мог внимательно слушать.

– Посадил нас чекист в одну камеру, со словами: «Поговорите на дорожку, а то утром в разные стороны разъедитесь». Сидим, точим лясы о том о сём, тут Ефим и говорит: «Ништо доверить тебе мою тайну, только чур, до моей смерти никому не рассказывай. Вот, помру, тогда можешь». Я ему и поклялся и, даже, побожился, что никому не скажу, а он всё не решается: «Тайна великая мне доверена была, да боюсь убьют на войне, никто и не узнает, что в одном из подвалов в центре города были спрятаны сокровища нашего войска. Что там было не знаю, я же только проём в стене кирпичом заложил, да оштукатурил потом стену. Меня офицеры неделю в подвале держали, есть и пить по часам носили. И свет был лектрический… Пясок, известь, цемент, кирпич всё под рукой, только работай на совесть».

– А в каком подвале спрятали клад? – спросил Никита.

– Ефим и сам не знал, – ответил старик. – Его привезли в подвал с мешком на голове. Лектричество тогда только в центре города и было, по Большой Михайловской улице, от атаманского дома до коммерческого банка. После войны уже, он мне сказал, что прятали видимо войсковой архив. Он как раз в революцию пропал, так его и не нашли до сих пор. Архив – это же и есть, бесценное сокровище Уральского войска.

– Архив – это золото или дорогие бриллианты? – наивно спросил Никита.

– Да нет, отрок, архив – это старинные бумаги, – ответил старик.

– Бумаги? Вот, это да! Побегу домой, дед Михей, а то мамка заругает, что в магазин ходил долго…

– Беги уж, отрок, какие твои годы…

Дед Михей долго сидел один на завалинке, вспоминая умершего товарища Ефима Раннева и свои прожитые годы. Наконец то, его душа успокоилась, он не унесёт с собой в могилу чужую тайну. Видимо, Господу Богу было угодно, чтобы на его пути сегодня встретился этот любознательный отрок, которому он без всякой опаски поведал тайну старого печника.



Вместо эпилога.

Прошли годы. Никита Русанов, прослужив в авиации четверть века, вышел на пенсию по выслуге лет и занялся былой историей Уральского казачьего войска. В последние годы Никита пытался разгадать тайну исчезновения Уральского войскового архива, но тщетно. К сожалению, старых казаков, способных реально помочь в поисках, уже давно нет в живых. Да и город Уральск изменил прежний облик. Ревунок из протоки, трудами местных жителей, превращен в заплесневелый пруд. Глядя на этот коллапс жизни, у Никиты пропало всякое желание поисков войскового архива…